Верные, безумные, виновные
Часть 6 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мы справимся. – (Она вдохнула его запах. Он опять вымыл голову детским шампунем «Без слез». Волосы на его груди были мягкими и пышными, как пушок цыпленка.) – Прорвемся.
Ей нравилось, что он говорит «мы». Он всегда это делал. А занимаясь ремонтом дома, в котором она не принимала никакого участия, стараясь лишь не мешать, он осматривал работу, вытирал запыленное, потное лицо и говорил:
– У нас получится.
Ему легко давалось доброжелательство. Ей же приходилось немного притворяться.
– Ты хороший человек, Сэмюэль.
Это была фраза из какого-то телевизионного шоу, которое они смотрели на днях, и она часто повторяла эту фразу. Спасибо, и я люблю тебя.
– Я очень хороший человек, – согласился Сэм, отпуская ее. – Прекрасный человек. Возможно, великий. – Он смотрел, как под простыней шевелятся маленькие фигурки. – Ты видела Холли и Руби? – громко спросил он. – Я думал, они здесь, но теперь они куда-то пропали.
– Не знаю. Где они могут быть?
– Мы здесь! – пискнула Руби.
– Ш-ш-ш!
Холли очень серьезно относилась к подобным играм.
– Послушай, когда нас приглашали на чай к Эрике? – спросил Сэм. – Может, стоит отказаться? – с надеждой произнес он. – И ты сможешь заниматься весь день.
– Отменять нельзя. Эрика и Оливер хотят с нами увидеться. Она сказала, хочет что-то обсудить.
– Звучит зловеще, – поморщился Сэм. – Они ведь не употребляли слов «возможность инвестирования», да? Помнишь, как Лорен с Дэвидом пригласили нас на ужин только для того, чтобы вовлечь в свой дурацкий бизнес по производству экологически безопасных мочалок или черт его знает чего?
– Если Эрика с Оливером предложат нам возможность для инвестирования, мы воспользуемся ею. Определенно воспользуемся.
– Хорошее дело, – нахмурившись, сказал Сэм. – Спорим, они хотят, чтобы мы примкнули к «шутливому забегу». – Он выделил эти слова, изобразив кавычки, как Холли. – В благотворительных целях. Так, чтобы мы чувствовали себя обязанными.
– Мы их здорово затормозим, – сказала Клементина.
– Да, пожалуй. Ты затормозишь. Я-то не подкачаю с моим спортивным складом. – Сэм вновь нахмурился и задумчиво поскреб щеку. – О Иисусе, а что, если они предложат путешествие с палатками? Скажут, что это полезно для детей. Полезно быть на воздухе.
Эрика и Оливер сознательно не заводили детей, но тем не менее проявляли активный, даже собственнический интерес к Холли и Руби. Казалось, они осознанно выбрали систематический подход к жизни, чтобы быть гармоничными, самоактуализованными людьми: «Мы регулярно занимаемся физическими упражнениями, ходим в театр, читаем правильные книги, посещаем правильные выставки и проявляем искренний интерес к международной политике, социальным проблемам и очаровательным детям наших друзей».
Так думать несправедливо. Пожалуй, чудовищно несправедливо. Их интерес к детям совсем не показушный, и Клементина понимала: причина тому, что они держат свою жизнь под столь жестким контролем, не имеет ничего общего с духом соперничества.
– Может, они хотят оформить доверительную собственность на наших девочек? – сказал Сэм. Поразмыслив, он пожал плечами. – Я мог бы с этим примириться. Ведь я – мужик.
– Не настолько они богаты, – рассмеялась Клементина.
– Ты ведь не думаешь, что у кого-то из них есть какое-нибудь редкое генетическое заболевание, а? – спросил Сэм. – Представь себе, как паршиво мне было бы тогда. – Он поморщился. – В последний раз Оливер был какой-то тощий.
– Они тощие из-за марафона, – рассеянно произнесла Клементина. – Уверена, в любом случае все будет нормально.
Она все же испытывала легкую тревогу по поводу сегодняшнего визита, но дело было, видимо, в предстоящем прослушивании, которое уже начинало вносить в ее жизнь примесь страха. А сейчас бояться было нечего. Просто послеполуденный чай в прекрасный солнечный день.
Глава 6
На краю парома стоял парнишка в мокром блестящем черном плаще, перекинув через руку кольцо толстой тяжелой веревки. Со своего места Сэм наблюдал за ним в окно. Паренек, прищурившись, старался разглядеть сквозь потоки дождя проступавшую из серого тумана пристань. Его молодое, гладкое лицо было покрыто дождевыми каплями. Паром сильно качало. Сэм вдыхал холодный соленый воздух. Парень взялся за петлю на конце веревки и высоко поднял ее, как ковбой, сидящий верхом на лошади. Потом бросил веревку, с первого раза накинув петлю на швартовую тумбу. После чего прыгнул с парома на пристань и сильно потянул за веревку, как будто таща паром к себе.
На вид парнишке было не больше пятнадцати, но он без особых усилий причалил паром. Подал знак капитану и громко объявил пассажирам, ожидавшим входа с зонтами и в плащах:
– Пристань «Круглая»!
Затем он перебросил с парома на причал сходни; раздался громкий металлический лязг. Пассажиры заспешили на паром, сгибаясь и прижимаясь друг к другу, чтобы укрыться от дождя, а парень бесстрашно стоял во весь рост.
Вот, посмотри, какая хорошая честная работа. Причаливать паромы. Сопровождать офисных работников на паромы и встречать их. Всего лишь парнишка, но по виду мужчина, не сгибаясь стоящий под дождем. Глядя на него, Сэм, в намокших брюках и рубашке в мелкую полоску, почувствовал себя слабым и рыхлым. Наверное, этому парнишке претила сама мысль об офисной работе. Он сказал бы: «Ни за что! Я бы чувствовал себя пойманной крысой».
Крыса, дергающая за рычажок, чтобы достать сыр. Как в тех старых опытах. Вчера Сэм сидел за письменным столом, как пойманная крыса, снова и снова нажимая мизинцем на букву «р», а большим пальцем на пробел, пока монитор не заполнился непрерывным рядом «р р р р р р р». Он занимался этим минут двадцать. Может быть, даже полчаса. Точно сказать он не мог. Это было его самым большим вчерашним достижением на работе. Экран, заполненный буквами «р».
Он наблюдал, как пассажиры с хмурыми лицами спешат на паром и отряхивают зонты. Парень, вероятно, даже не подозревал, что «белый воротничок» может целый день пробыть в офисе, ничем не занимаясь, то есть валяя дурака, и все же получать жалованье. Сэма прошиб холодный пот при мысли о том, как мало он успевает сделать на службе. Сегодня ему необходимо что-то сделать. Так больше продолжаться не может. Если он не сумеет сосредоточиться, то потеряет работу. У него еще не закончился испытательный срок. Его могут без труда уволить. В данный момент он выплывал за счет своей команды. У него в непосредственном подчинении четыре специалиста-технаря и около двадцати специалистов широкого профиля. Все они умнее его. Не он руководил ими, а они сами руководили собой, но это не может длиться вечно.
Будь Сэм «синим воротничком», он уже потерял бы эту работу. Он вспомнил об отце. Разве мог сантехник Стэн прийти к заказчику и просто сесть там, уставившись в пространство? Не мог он двадцать минут бессмысленно колотить гаечным ключом по трубе. Будь Сэм водопроводчиком, тогда ему пришлось бы сосредоточиться и его рассудок не стал бы постепенно угасать – или что, черт побери, с ним происходит? Не было разве у него двоюродной бабки с отцовской стороны, у которой случился нервный срыв? Может, у него тоже что-то в этом роде. Нервы рассыпаются в прах, подобно пористому песчанику.
Покачиваясь, паром пошел через гавань, повез людей на службу. Глядя на попутчиков, Сэм вдруг подумал, что он среди них чужой. Он не один из этих корпоративных людей. В целом ему нравилась его работа, позволяющая без проблем оплачивать счета, но иногда бывало так, что он, проводя презентацию перед сотрудниками, на миг ощущал, что это все спектакль, что он изображает бизнесмена, которым его всегда мечтала видеть мать. Не врачом или юристом, а бизнесменом. Джой понятия не имела, чем занимается бизнесмен, знала только, что он носит галстук, а не комбинезон, что у него чистые ногти и что, раз у Сэма были хорошие оценки в школе, его наградой будет пленительный мир бизнеса. Он мог бы стать технарем, как его отец и братья, – мать не настаивала, только советовала, – но его подростковое «я» пассивно согласилось с этим, особо не раздумывая о своих истинных наклонностях, о том, что принесло бы удовлетворение. И вот он увяз в неправильной жизни, посредственный менеджер среднего звена, делающий вид, что увлечен маркетингом энергетических напитков.
Ну так что из того? Забей на это! Сколько пассажиров этого парома увлечены своей работой? Любовь к работе – не Богом данное право. Люди часто говорят Клементине: «Тебе так повезло, что ты занимаешься любимым делом». Она не до конца осознает эту привилегию. Иногда она отвечает: «Да, но у меня никогда не бывает уверенности, что я достаточно хороша». Ее волнения по поводу музыки всегда озадачивали и раздражали его, но сейчас он впервые понял, что означают ее слова: «Просто я чувствую, что не могу сегодня играть». Он вновь увидел экран компьютера с буквами «р» и запаниковал. Нельзя терять эту работу, не с их ипотекой. У тебя семья, которую надо оберегать. Будь мужчиной. Возьми себя в руки. У тебя есть все, и ради чего ты этим рискуешь? Ради пустяка. Он смотрел в окно на зеленовато-серую водяную рябь, в которую нырял паром, образуя белую пену. И услышал собственный голос, прозвучавший как обиженный писк маленькой девочки. Откашлялся, чтобы люди подумали, что он просто прочищает горло.
Сэм поймал себя на том, что вспоминает утро барбекю. Словно думал о ком-то другом – о приятеле или актере, играющем в фильме роль отца. Уж конечно, кто-то другой, а не он с важным видом вышагивает по залитому солнцем дому, вполне уверенный в себе и своем месте в этом мире. Как проходило то утро? Круассаны на завтрак. Он пытался организовать для Клементины шуточное прослушивание. Не получилось. Что было потом? Он собирался взять девочек на прогулку, чтобы Клементина смогла позаниматься. Они не могли найти кроссовку Руби со светящейся подошвой. Найдут они когда-нибудь эту чертову туфлю?
Если бы кто-нибудь в то утро спросил его, что он думает о своей жизни, он сказал бы, что счастлив. Доволен новой работой. По сути дела, в восторге от новой работы. Как он гордился тем, что договорился о гибком графике, чтобы продолжать выполнять отцовские обязанности – то, чем никогда не занимался его отец. Разве он не упивался похвалой, которую получал как преданный отец, и не смеялся сочувственно, но и радостно над тем, что Клементину никогда не хвалили как преданную мать?
У него могли быть сомнения о своей роли в корпоративном мире, но у него никогда не было сомнений о своей роли отца. Клементина говорила, что всегда угадывает, когда Сэм разговаривает по телефону со своим отцом, потому что он понижал голос. Он более охотно рассказывал отцу о том, что смастерил дома собственными руками, чем об успехах на работе. Его не смущало потрясенное выражение на лице отца, когда Клементина рассказывала тому, как здорово Сэм причесал Холли к выступлению по хореографии (лучше, чем она сама), или как ловко переодевает Руби, или как купает ее. В роли мужа и отца Сэм был на сто процентов надежен. Он считал, что его отец просто не знает, чего лишился.
Если бы кто-нибудь в утро барбекю спросил о его мечтах, он сказал бы, что многого ему не нужно, но хорошо бы кредит поменьше, дом опрятней, хорошо бы еще ребенка, в идеале сына, но и девочке он будет рад, а также большущий катер, ну и чаще заниматься сексом. Он бы рассмеялся при упоминании о сексе. Или, по крайней мере, улыбнулся. Грустной улыбкой.
Может быть, улыбка получилась бы чем-то средним между грустной и горькой.
Он поймал себя на том, что горько улыбается, а женщина, сидящая через проход, встретилась с ним взглядом и быстро отвела глаза. Сэм перестал улыбаться и заметил, что его руки, лежащие на коленях, сжаты в кулаки. Он заставил себя разжать их. Выглядеть нормально.
Он взял газету, которую кто-то оставил на соседнем сиденье. Вчерашний выпуск. «Пожалуй, довольно» – прочел он заголовок над претенциозной фотографией очертаний зданий Сиднея в пелене дождя, снятой через забрызганное дождевыми каплями окно. Сэм попытался прочитать статью. В любой момент ожидается прорыв дамбы Варрагамба. Ливневые паводки по всему штату. Слова плясали у него перед глазами. Может быть, стоит проверить зрение. Теперь если он читает продолжительное время, то начинает нервничать и дергаться. Или вскидывает глаза с внезапным ужасом, словно пропустил что-то важное или уснул.
Он вскинул глаза и вновь встретился взглядом с той женщиной.
Черт побери, я не пытаюсь переглядываться с тобой! Не собираюсь клеить тебя. Я люблю жену.
Разве он все еще любит жену?
Он представил себе лицо Тиффани на освещенном солнцем заднем дворе. «Давай, Силач». Улыбка, напоминающая ласку. Он отвернулся к окну парома, словно отмежевываясь от физического присутствия Тиффани, а не только от мысли о ней, и стал смотреть на бухточки и заливы Сиднейской гавани, над которой нависали серые хмурые небеса. Все как будто предвещало близкий конец света.
Он многое мог бы высказать Клементине. Упреки, хотя и знал, что стóит им сорваться с языка, как он пожалеет об этом. Поэтому загонял обидные слова глубже, и они застревали у него комком в горле, так что подчас он не мог нормально глотать.
Сегодня она проводит одну из этих бессмысленных публичных бесед, которыми теперь занимается. В какой-то библиотеке отдаленного предместья. Наверняка в такую погоду никто не придет. Зачем ей это надо? Ради этой работы, причем неоплачиваемой, она отказывается от выступлений на концертах. Для Сэма это было непостижимо. Зачем ей понадобилось оживлять в памяти тот день, тогда как Сэм изо всех сил старается погасить вспышки постыдных воспоминаний, то и дело возникающих у него в мозгу?
– Прошу прощения.
Сэм подпрыгнул. Правая рука его сильно дернулась, словно в попытке поймать что-то падающее.
– Что, где? – вскрикнул он.
В проходе стояла женщина в бежевом плаще, с широко раскрытыми глазами олененка Бэмби, боязливо скрестив на груди руки.
– Простите. Я не хотела напугать вас.
Сэма обуяла неподдельная ярость. Он представил себе, как бросается на нее, хватает за горло, трясет, как тряпичную куклу.
– Просто хотела спросить, ваша ли она. – Женщина кивнула на газету. – Прочитали уже?
– Извините, – хрипло произнес Сэм. – Глубоко задумался. – Он протянул ей газету дрожащей рукой. – Это не мое. Вот, пожалуйста.
– Спасибо. Простите, что так вышло, – снова сказала женщина.
– Все в порядке.
Она отошла от него. Он что, сходит с ума? Совсем ненормальным стал. Время идет, а он все больше слетает с катушек.
Сэм подождал, пока сердце не успокоится.
Потом снова повернулся к окну. Он увидел пассажирский терминал для заокеанских путешествий, вспомнил, что они с Клементиной собирались вечером сходить туда в ресторан. Модный, очень дорогой. Сэм не хотел идти. Нечего было ей сказать.
Пришла мысль: им следует расстаться. Не расстаться, а развестись. Это брак, приятель, тут не расстаются, как бойфренд с подружкой, а разводятся. Какая чушь! Они с Клементиной не собираются разводиться. У них все хорошо. И все же в этом слове было что-то удивительно притягательное: развестись. Это походило на решение. Если бы он смог отделиться, отстраниться, ему стало бы легче.
Он внезапно поднялся и ухватился за спинки сидений, чтобы сохранить равновесие, когда паром стало качать. Потом вышел на пустынную палубу. Холодный влажный воздух ожег лицо. Парнишка в плаще скользнул по нему равнодушным взглядом, словно Сэм был всего лишь частью унылого серого пейзажа.
Сэм ухватился за скользкие поручни по краю парома. Ему не хотелось оставаться здесь, не хотелось быть дома. Он хотел только вернуться назад во времени, оказаться на том нелепом заднем дворе, в тот момент в неясных сумерках, с мигающими поодаль китайскими фонариками, когда эта Тиффани, женщина, ничего для него не значащая, смеялась вместе с ним, а он не смотрел на потрясающие изгибы ее тела, не смотрел, но сознавал, что они есть. «Давай, Силач», – сказала она тогда.
Вот именно тогда ему и надо было нажать на «паузу».
Все, что ему было нужно, – это следующие за этим пять минут. Просто еще один шанс. Будь у него еще один шанс, он поступил бы как мужчина, каковым всегда себя считал.
Глава 7
Ей нравилось, что он говорит «мы». Он всегда это делал. А занимаясь ремонтом дома, в котором она не принимала никакого участия, стараясь лишь не мешать, он осматривал работу, вытирал запыленное, потное лицо и говорил:
– У нас получится.
Ему легко давалось доброжелательство. Ей же приходилось немного притворяться.
– Ты хороший человек, Сэмюэль.
Это была фраза из какого-то телевизионного шоу, которое они смотрели на днях, и она часто повторяла эту фразу. Спасибо, и я люблю тебя.
– Я очень хороший человек, – согласился Сэм, отпуская ее. – Прекрасный человек. Возможно, великий. – Он смотрел, как под простыней шевелятся маленькие фигурки. – Ты видела Холли и Руби? – громко спросил он. – Я думал, они здесь, но теперь они куда-то пропали.
– Не знаю. Где они могут быть?
– Мы здесь! – пискнула Руби.
– Ш-ш-ш!
Холли очень серьезно относилась к подобным играм.
– Послушай, когда нас приглашали на чай к Эрике? – спросил Сэм. – Может, стоит отказаться? – с надеждой произнес он. – И ты сможешь заниматься весь день.
– Отменять нельзя. Эрика и Оливер хотят с нами увидеться. Она сказала, хочет что-то обсудить.
– Звучит зловеще, – поморщился Сэм. – Они ведь не употребляли слов «возможность инвестирования», да? Помнишь, как Лорен с Дэвидом пригласили нас на ужин только для того, чтобы вовлечь в свой дурацкий бизнес по производству экологически безопасных мочалок или черт его знает чего?
– Если Эрика с Оливером предложат нам возможность для инвестирования, мы воспользуемся ею. Определенно воспользуемся.
– Хорошее дело, – нахмурившись, сказал Сэм. – Спорим, они хотят, чтобы мы примкнули к «шутливому забегу». – Он выделил эти слова, изобразив кавычки, как Холли. – В благотворительных целях. Так, чтобы мы чувствовали себя обязанными.
– Мы их здорово затормозим, – сказала Клементина.
– Да, пожалуй. Ты затормозишь. Я-то не подкачаю с моим спортивным складом. – Сэм вновь нахмурился и задумчиво поскреб щеку. – О Иисусе, а что, если они предложат путешествие с палатками? Скажут, что это полезно для детей. Полезно быть на воздухе.
Эрика и Оливер сознательно не заводили детей, но тем не менее проявляли активный, даже собственнический интерес к Холли и Руби. Казалось, они осознанно выбрали систематический подход к жизни, чтобы быть гармоничными, самоактуализованными людьми: «Мы регулярно занимаемся физическими упражнениями, ходим в театр, читаем правильные книги, посещаем правильные выставки и проявляем искренний интерес к международной политике, социальным проблемам и очаровательным детям наших друзей».
Так думать несправедливо. Пожалуй, чудовищно несправедливо. Их интерес к детям совсем не показушный, и Клементина понимала: причина тому, что они держат свою жизнь под столь жестким контролем, не имеет ничего общего с духом соперничества.
– Может, они хотят оформить доверительную собственность на наших девочек? – сказал Сэм. Поразмыслив, он пожал плечами. – Я мог бы с этим примириться. Ведь я – мужик.
– Не настолько они богаты, – рассмеялась Клементина.
– Ты ведь не думаешь, что у кого-то из них есть какое-нибудь редкое генетическое заболевание, а? – спросил Сэм. – Представь себе, как паршиво мне было бы тогда. – Он поморщился. – В последний раз Оливер был какой-то тощий.
– Они тощие из-за марафона, – рассеянно произнесла Клементина. – Уверена, в любом случае все будет нормально.
Она все же испытывала легкую тревогу по поводу сегодняшнего визита, но дело было, видимо, в предстоящем прослушивании, которое уже начинало вносить в ее жизнь примесь страха. А сейчас бояться было нечего. Просто послеполуденный чай в прекрасный солнечный день.
Глава 6
На краю парома стоял парнишка в мокром блестящем черном плаще, перекинув через руку кольцо толстой тяжелой веревки. Со своего места Сэм наблюдал за ним в окно. Паренек, прищурившись, старался разглядеть сквозь потоки дождя проступавшую из серого тумана пристань. Его молодое, гладкое лицо было покрыто дождевыми каплями. Паром сильно качало. Сэм вдыхал холодный соленый воздух. Парень взялся за петлю на конце веревки и высоко поднял ее, как ковбой, сидящий верхом на лошади. Потом бросил веревку, с первого раза накинув петлю на швартовую тумбу. После чего прыгнул с парома на пристань и сильно потянул за веревку, как будто таща паром к себе.
На вид парнишке было не больше пятнадцати, но он без особых усилий причалил паром. Подал знак капитану и громко объявил пассажирам, ожидавшим входа с зонтами и в плащах:
– Пристань «Круглая»!
Затем он перебросил с парома на причал сходни; раздался громкий металлический лязг. Пассажиры заспешили на паром, сгибаясь и прижимаясь друг к другу, чтобы укрыться от дождя, а парень бесстрашно стоял во весь рост.
Вот, посмотри, какая хорошая честная работа. Причаливать паромы. Сопровождать офисных работников на паромы и встречать их. Всего лишь парнишка, но по виду мужчина, не сгибаясь стоящий под дождем. Глядя на него, Сэм, в намокших брюках и рубашке в мелкую полоску, почувствовал себя слабым и рыхлым. Наверное, этому парнишке претила сама мысль об офисной работе. Он сказал бы: «Ни за что! Я бы чувствовал себя пойманной крысой».
Крыса, дергающая за рычажок, чтобы достать сыр. Как в тех старых опытах. Вчера Сэм сидел за письменным столом, как пойманная крыса, снова и снова нажимая мизинцем на букву «р», а большим пальцем на пробел, пока монитор не заполнился непрерывным рядом «р р р р р р р». Он занимался этим минут двадцать. Может быть, даже полчаса. Точно сказать он не мог. Это было его самым большим вчерашним достижением на работе. Экран, заполненный буквами «р».
Он наблюдал, как пассажиры с хмурыми лицами спешат на паром и отряхивают зонты. Парень, вероятно, даже не подозревал, что «белый воротничок» может целый день пробыть в офисе, ничем не занимаясь, то есть валяя дурака, и все же получать жалованье. Сэма прошиб холодный пот при мысли о том, как мало он успевает сделать на службе. Сегодня ему необходимо что-то сделать. Так больше продолжаться не может. Если он не сумеет сосредоточиться, то потеряет работу. У него еще не закончился испытательный срок. Его могут без труда уволить. В данный момент он выплывал за счет своей команды. У него в непосредственном подчинении четыре специалиста-технаря и около двадцати специалистов широкого профиля. Все они умнее его. Не он руководил ими, а они сами руководили собой, но это не может длиться вечно.
Будь Сэм «синим воротничком», он уже потерял бы эту работу. Он вспомнил об отце. Разве мог сантехник Стэн прийти к заказчику и просто сесть там, уставившись в пространство? Не мог он двадцать минут бессмысленно колотить гаечным ключом по трубе. Будь Сэм водопроводчиком, тогда ему пришлось бы сосредоточиться и его рассудок не стал бы постепенно угасать – или что, черт побери, с ним происходит? Не было разве у него двоюродной бабки с отцовской стороны, у которой случился нервный срыв? Может, у него тоже что-то в этом роде. Нервы рассыпаются в прах, подобно пористому песчанику.
Покачиваясь, паром пошел через гавань, повез людей на службу. Глядя на попутчиков, Сэм вдруг подумал, что он среди них чужой. Он не один из этих корпоративных людей. В целом ему нравилась его работа, позволяющая без проблем оплачивать счета, но иногда бывало так, что он, проводя презентацию перед сотрудниками, на миг ощущал, что это все спектакль, что он изображает бизнесмена, которым его всегда мечтала видеть мать. Не врачом или юристом, а бизнесменом. Джой понятия не имела, чем занимается бизнесмен, знала только, что он носит галстук, а не комбинезон, что у него чистые ногти и что, раз у Сэма были хорошие оценки в школе, его наградой будет пленительный мир бизнеса. Он мог бы стать технарем, как его отец и братья, – мать не настаивала, только советовала, – но его подростковое «я» пассивно согласилось с этим, особо не раздумывая о своих истинных наклонностях, о том, что принесло бы удовлетворение. И вот он увяз в неправильной жизни, посредственный менеджер среднего звена, делающий вид, что увлечен маркетингом энергетических напитков.
Ну так что из того? Забей на это! Сколько пассажиров этого парома увлечены своей работой? Любовь к работе – не Богом данное право. Люди часто говорят Клементине: «Тебе так повезло, что ты занимаешься любимым делом». Она не до конца осознает эту привилегию. Иногда она отвечает: «Да, но у меня никогда не бывает уверенности, что я достаточно хороша». Ее волнения по поводу музыки всегда озадачивали и раздражали его, но сейчас он впервые понял, что означают ее слова: «Просто я чувствую, что не могу сегодня играть». Он вновь увидел экран компьютера с буквами «р» и запаниковал. Нельзя терять эту работу, не с их ипотекой. У тебя семья, которую надо оберегать. Будь мужчиной. Возьми себя в руки. У тебя есть все, и ради чего ты этим рискуешь? Ради пустяка. Он смотрел в окно на зеленовато-серую водяную рябь, в которую нырял паром, образуя белую пену. И услышал собственный голос, прозвучавший как обиженный писк маленькой девочки. Откашлялся, чтобы люди подумали, что он просто прочищает горло.
Сэм поймал себя на том, что вспоминает утро барбекю. Словно думал о ком-то другом – о приятеле или актере, играющем в фильме роль отца. Уж конечно, кто-то другой, а не он с важным видом вышагивает по залитому солнцем дому, вполне уверенный в себе и своем месте в этом мире. Как проходило то утро? Круассаны на завтрак. Он пытался организовать для Клементины шуточное прослушивание. Не получилось. Что было потом? Он собирался взять девочек на прогулку, чтобы Клементина смогла позаниматься. Они не могли найти кроссовку Руби со светящейся подошвой. Найдут они когда-нибудь эту чертову туфлю?
Если бы кто-нибудь в то утро спросил его, что он думает о своей жизни, он сказал бы, что счастлив. Доволен новой работой. По сути дела, в восторге от новой работы. Как он гордился тем, что договорился о гибком графике, чтобы продолжать выполнять отцовские обязанности – то, чем никогда не занимался его отец. Разве он не упивался похвалой, которую получал как преданный отец, и не смеялся сочувственно, но и радостно над тем, что Клементину никогда не хвалили как преданную мать?
У него могли быть сомнения о своей роли в корпоративном мире, но у него никогда не было сомнений о своей роли отца. Клементина говорила, что всегда угадывает, когда Сэм разговаривает по телефону со своим отцом, потому что он понижал голос. Он более охотно рассказывал отцу о том, что смастерил дома собственными руками, чем об успехах на работе. Его не смущало потрясенное выражение на лице отца, когда Клементина рассказывала тому, как здорово Сэм причесал Холли к выступлению по хореографии (лучше, чем она сама), или как ловко переодевает Руби, или как купает ее. В роли мужа и отца Сэм был на сто процентов надежен. Он считал, что его отец просто не знает, чего лишился.
Если бы кто-нибудь в утро барбекю спросил о его мечтах, он сказал бы, что многого ему не нужно, но хорошо бы кредит поменьше, дом опрятней, хорошо бы еще ребенка, в идеале сына, но и девочке он будет рад, а также большущий катер, ну и чаще заниматься сексом. Он бы рассмеялся при упоминании о сексе. Или, по крайней мере, улыбнулся. Грустной улыбкой.
Может быть, улыбка получилась бы чем-то средним между грустной и горькой.
Он поймал себя на том, что горько улыбается, а женщина, сидящая через проход, встретилась с ним взглядом и быстро отвела глаза. Сэм перестал улыбаться и заметил, что его руки, лежащие на коленях, сжаты в кулаки. Он заставил себя разжать их. Выглядеть нормально.
Он взял газету, которую кто-то оставил на соседнем сиденье. Вчерашний выпуск. «Пожалуй, довольно» – прочел он заголовок над претенциозной фотографией очертаний зданий Сиднея в пелене дождя, снятой через забрызганное дождевыми каплями окно. Сэм попытался прочитать статью. В любой момент ожидается прорыв дамбы Варрагамба. Ливневые паводки по всему штату. Слова плясали у него перед глазами. Может быть, стоит проверить зрение. Теперь если он читает продолжительное время, то начинает нервничать и дергаться. Или вскидывает глаза с внезапным ужасом, словно пропустил что-то важное или уснул.
Он вскинул глаза и вновь встретился взглядом с той женщиной.
Черт побери, я не пытаюсь переглядываться с тобой! Не собираюсь клеить тебя. Я люблю жену.
Разве он все еще любит жену?
Он представил себе лицо Тиффани на освещенном солнцем заднем дворе. «Давай, Силач». Улыбка, напоминающая ласку. Он отвернулся к окну парома, словно отмежевываясь от физического присутствия Тиффани, а не только от мысли о ней, и стал смотреть на бухточки и заливы Сиднейской гавани, над которой нависали серые хмурые небеса. Все как будто предвещало близкий конец света.
Он многое мог бы высказать Клементине. Упреки, хотя и знал, что стóит им сорваться с языка, как он пожалеет об этом. Поэтому загонял обидные слова глубже, и они застревали у него комком в горле, так что подчас он не мог нормально глотать.
Сегодня она проводит одну из этих бессмысленных публичных бесед, которыми теперь занимается. В какой-то библиотеке отдаленного предместья. Наверняка в такую погоду никто не придет. Зачем ей это надо? Ради этой работы, причем неоплачиваемой, она отказывается от выступлений на концертах. Для Сэма это было непостижимо. Зачем ей понадобилось оживлять в памяти тот день, тогда как Сэм изо всех сил старается погасить вспышки постыдных воспоминаний, то и дело возникающих у него в мозгу?
– Прошу прощения.
Сэм подпрыгнул. Правая рука его сильно дернулась, словно в попытке поймать что-то падающее.
– Что, где? – вскрикнул он.
В проходе стояла женщина в бежевом плаще, с широко раскрытыми глазами олененка Бэмби, боязливо скрестив на груди руки.
– Простите. Я не хотела напугать вас.
Сэма обуяла неподдельная ярость. Он представил себе, как бросается на нее, хватает за горло, трясет, как тряпичную куклу.
– Просто хотела спросить, ваша ли она. – Женщина кивнула на газету. – Прочитали уже?
– Извините, – хрипло произнес Сэм. – Глубоко задумался. – Он протянул ей газету дрожащей рукой. – Это не мое. Вот, пожалуйста.
– Спасибо. Простите, что так вышло, – снова сказала женщина.
– Все в порядке.
Она отошла от него. Он что, сходит с ума? Совсем ненормальным стал. Время идет, а он все больше слетает с катушек.
Сэм подождал, пока сердце не успокоится.
Потом снова повернулся к окну. Он увидел пассажирский терминал для заокеанских путешествий, вспомнил, что они с Клементиной собирались вечером сходить туда в ресторан. Модный, очень дорогой. Сэм не хотел идти. Нечего было ей сказать.
Пришла мысль: им следует расстаться. Не расстаться, а развестись. Это брак, приятель, тут не расстаются, как бойфренд с подружкой, а разводятся. Какая чушь! Они с Клементиной не собираются разводиться. У них все хорошо. И все же в этом слове было что-то удивительно притягательное: развестись. Это походило на решение. Если бы он смог отделиться, отстраниться, ему стало бы легче.
Он внезапно поднялся и ухватился за спинки сидений, чтобы сохранить равновесие, когда паром стало качать. Потом вышел на пустынную палубу. Холодный влажный воздух ожег лицо. Парнишка в плаще скользнул по нему равнодушным взглядом, словно Сэм был всего лишь частью унылого серого пейзажа.
Сэм ухватился за скользкие поручни по краю парома. Ему не хотелось оставаться здесь, не хотелось быть дома. Он хотел только вернуться назад во времени, оказаться на том нелепом заднем дворе, в тот момент в неясных сумерках, с мигающими поодаль китайскими фонариками, когда эта Тиффани, женщина, ничего для него не значащая, смеялась вместе с ним, а он не смотрел на потрясающие изгибы ее тела, не смотрел, но сознавал, что они есть. «Давай, Силач», – сказала она тогда.
Вот именно тогда ему и надо было нажать на «паузу».
Все, что ему было нужно, – это следующие за этим пять минут. Просто еще один шанс. Будь у него еще один шанс, он поступил бы как мужчина, каковым всегда себя считал.
Глава 7