Вечный кролик

– То, что нужно, – сказала Конни, быстро съедая один за другим несколько сэндвичей. – Рада, что ты пришел. Я слышала, Лэнс хорошо справился.

Я это подтвердил, а затем поблагодарил их обеих за то, что оставили мне лазейку. Преподобная Банти сказала, это меньшее, что они могли сделать, но когда я сказал, что оставлю их руководить битвой, Конни попросила меня остаться.

– Ты должен быть здесь, – просто сказала она. – Вы с Доком все решили на дуэли?

Я кивнул.

– И?

– Он дал мне выиграть.

– Я думала, что он может так поступить.

– Эта битва, – сказал я, – вы можете в ней победить?

– В традиционном смысле нет, – сказала Конни, – но иногда, когда играешь на перспективу, можно проиграть битву и выиграть войну.

– А убийство мистера Ллисъа что-нибудь изменило?

– Оно показало, что лисов может и должна настигать справедливость. Мистер Ллисъ убил более трех тысяч кроликов – это только те, о которых мы знаем, – и он бы не остановился.

– Но разве он не был всего лишь исполнителем? – спросил я. – Разве убирать нужно было не Сметвика?

– Мы старались получить отсрочку и одновременно с этим накалить обстановку. Все должно происходить вовремя. Ты еще увидишь.

Они продолжили обсуждать тактику, и я стоял рядом, чувствуя себя лишним и бесполезным.

– Привет, пап.

Ко мне по коротко стриженной траве холма подбежала Пиппа.

Я обнял ее, и она сказала, что она здесь с Харви. Тот помахал мне из-за стола связистов, расположившегося под дубом. Перед ним стояла примерно дюжина полевых телефонов, которые иногда звонили. На них отвечал клерк, который потом записывал сообщение на бумажке и передавал ее адьютанту преподобной Банти.

– Они не смогут победить, – сказал я Пиппе.

– Думаю, они об этом знают, пап… но ведь многое зависит от того, что ты понимаешь под победой.

– Но ты-то в порядке?

Она посмотрела на Харви, затем снова на меня и улыбнулась самой лучезарной улыбкой.

– Я никогда не была так счастлива.

Я собирался сказать ей, что давным-давно хотел это от нее услышать, но меня прервал мощный взрыв, превративший половину ворот в руины. Наступление началось. Послышался громкий треск координированного артиллерийского огня, и залп снарядов влетел в колонию, взрываясь промеж грядок с огурцами и фасолью. Я услышал рев танковых двигателей, въехавших в разрушенные ворота вслед за бульдозерами. Но страшнее всего были возгласы, гиканье, крики и лай воодушевленных лисов и вопли испуганных кроликов.

Пока мы смотрели и слушали, стоя среди столбов дыма, поднимавшегося вверх и стелившегося по холму, у северных ворот раздался второй взрыв, и еще один залп артиллерии разнес сады, обнажив освещение туннелей внизу.

Я видел, как Конни смотрит сквозь клубящийся дым на богатую, плодородную землю Глостершира. На его мягкую почву и густую траву. Лето еще не закончилось, и вечерами до сих пор было достаточно светло, чтобы кролики могли всласть попрыгать. Конни повернулась к преподобной Банти, и они обе согласно кивнули.

– Я завершу круг, пока не пострадали слишком многие, – сказала Банти. – Я думала, что наше присутствие в этом мире хотя бы заставит людей остановиться и подумать, но, похоже, этому не бывать. По крайней мере, пока. Возможно, это еще случится. Будем надеяться. Вам лучше попрощаться.

Конни повернулась ко мне.

– Для нас все плохо складывается, Пит. Нам нравилось кататься на машинах, разговаривать и смотреть телевизор, да и носить одежду и ужинать в ресторанах было просто здорово. Но эта ненависть, этот страх, эта жадность. Они же просто бессмысленны. Вы пытаетесь построить мир двадцать первого века, думая и рассуждая как неандертальцы.

– Думаю, такова наша природа.

– Я не согласна, – ответила она. – Люди прекрасно понимают, как нужно себя вести, и часто так и делают. Но как же становится грустно, когда одно правильное действие тонет в бесконечных разговорах, ведущихся не ради того, чтобы найти путь вперед, а ради оправдания мелочной зависти и бестолковых предрассудков. Если вы собираетесь говорить, то говорите по существу, пусть ваш разговор будет полезным и прогрессивным, а не отвлекает внимание и попусту тратит ваше время на то, чтобы оправдать неоправданное и отложить настоящий диалог, который все равно должен состояться.

Иногда, чтобы сказать, как быть хорошим человеком, нужен не человек. Сметвик, АКроПаСК, «Двуногие» и все те, кто обвинял кроликов в неразумном перенаселении, зашли в своем лицемерии до предела, хотя на самом деле им стоило обвинять самих себя. Не кролики были кроликами, а мы сами.

– Что за круг вы завершаете? – спросил я, когда молельня стала жертвой прямого попадания и окуталась огненным взрывом.

– Мы возвращаемся домой, – просто сказала она. – Пока что мы сделали все, что могли.

Я посмотрел на Пиппу, крепко прижимавшуюся к Харви, и понял, в чем состоял их план. Какая бы сила ни дала кроликам человечность, она же с легкостью могла ее забрать. Очеловеченные кролики действительно возвращались домой, в свое исходное состояние.

Они видели достаточно. Они собирались обратиться вспять.

Конни крепко сжала мою руку своими лапами.

– Пойдем со мной? – сказала она. – Я не могу обещать, что у нас будет интеллектуальная жизнь, и в ней точно не будет булочек, малинового джема, «Панорамы» и фильмов братьев Коэн. Но мы сможем скакать по лугам сколько захотим – а это уже здорово, – и мы с тобой будем вместе.


Я посмотрел вокруг. Почувствовав, что круг вот-вот завершится, кролики начали отступать с передовой, и я видел, как показался первый танк. Он на миг замер, а затем выстрелил, и снаряд просвистел у нас над головами и прорвался через кроны деревьев.

– Я не уверен, что из меня получится хороший кролик, – сказал я. – И потом, я недостаточно сделал, чтобы это заслужить. Я не убивал мистера Ллисъа, я всего лишь взял на себя вину, а в том, чтобы поступить правильно, нет ничего храброго, благородного или особенного. Я мог сделать гораздо больше раньше, причем по своей воле. Но не сделал.

– Ты сделал хоть что-то, – сказала Конни. – Крошечные перемены происходят благодаря крошечным действиям.

– И «крошечного» достаточно?

– Большинство могут сделать лишь это. Не всем нам быть революционерами, но если с проблемой борется достаточно людей, то они могут что-то изменить. Так ты пойдешь?

– Кто-то должен рассказать эту историю, – сказал я. – Тебе придется вернуться домой одной.

– Тогда, быть может, в другой раз?

– Да, – сказал я, – быть может, в другой раз.

Она улыбнулась и поцеловала меня, прямо там, среди свистящих снарядов, пролетавших над нашими головами, и испарений бездымного пороха. Только что заработали гаубицы, и грохот разрывающихся боеголовок заполнил воздух.

– Прощай, Питер, – сказала она, бросая взгляд туда, где над горизонтом взошла полная луна. – Я вернусь и найду тебя. Не сразу, но я это сделаю.

Я открыл рот, чтобы попрощаться, но она и остальные кролики уже исчезли. Не полностью, конечно же, – они лишь вернулись в то состояние, которое сами для себя выбрали, отказавшись от всего, что делало их людьми. Я посмотрел себе под ноги и увидел ее – маленькую крольчиху с коричневой шубкой, размером не больше кошки. Она была накрыта упавшим в грязь летним платьем, тем же самым, в котором она пришла в библиотеку много недель назад, невинно хлопая глазами и прося книгу «Крольчиха и предубеждение». Она, казалось, испугалась и припустила прочь, скача из стороны в сторону так, словно от этого зависела ее жизнь, и вскоре скрылась из виду в мохнатом ковре других паникующих кроликов, стремящихся убраться восвояси. Наступление быстро заглохло, когда Крольнадзор сообразил, что враг исчез и они обрушивают всю свою мощь на обычных полевых кроликов. Я стоял там, чувствуя себя опустошенным, потерянным и сломленным. Все, что я сам о себе думал, все, что, как мне казалось, символизировала моя страна, оказалось неправильным. Я не был особенным, и в конечном счете я ничего не изменил. Я был соучастником преступлений, совершенных против кроликов, и я предал собственное чувство природной справедливости. Я думал, что был хорошим парнем. Я не был прощен, я не изменился, я остался таким же порочным человеком, каким был до того, как Конни случайно вернулась в мою жизнь. Единственной разницей между мной тогда и теперь было то, что я все это осознал. Теперь судить Питера Нокса нужно было по тому, что он сделает с этим знанием в грядущие месяцы и годы. Я довольно долго стоял там, прислушиваясь к недоуменным крикам лисов и к тому, как стихает и замолкает артиллерийская канонада.

– Нокс? – сказал незнакомый мне лис. Он только что взбежал на вершину холма, безуспешно разыскивая кроликов. – Тот самый, который убил Торквила?

С ним пришли еще пятеро. Они были раздеты до пояса, и их рыжий мех казался еще ярче в отблесках пламени, охватившего всю колонию.

– Да, – сказал я, больше ничего не отрицая, – Питер Нокс, бывший опознаватель Херефордширского отделения Крольнадзора.

Они двинулись на меня, но я не шевелился. Смысла все равно не было. Я знал, как быстро могут передвигаться лисы.

– Как же мы сейчас повеселимся, – сказал первый лис, широко оскалившись и обнажив влажные от слюны клыки. – Я всегда хотел узнать, каково это – убить человека. Но ты не переживай. Это расплата не только за Торквила, но и за все те охоты.

Я не стал говорить, что никогда не участвовал в охоте на лис, а вместо этого пробормотал «виновен по всем пунктам» и закрыл глаза.

Круг завершился не только в Колонии № 1. К тому моменту, когда взошла полная луна, каждый очеловеченный кролик вернулся домой. Несмотря на это, Найджел Сметвик приказал продолжать наступление на тот случай, если это какая-то кроличья уловка. Уловки не было, и пресса осмеяла его за «войну против кроликов», а потом вернулась к другим темам вроде внезапной отмены сериала «Катастрофа», или обсуждения того, какой Доктор Кто лучше – старый или новый, или кто что про кого сказал в Твиттере. К концу месяца Корпус королевских инженеров заминировал туннели, и все колонии превратились в дымящиеся развалины. Через год землю расчистили и снова отдали под сельское хозяйство.

В качестве прощального жеста и чтобы опровергнуть клеветников, говоривших, что у кроликов нет чувства юмора, кролики забрали лисов с собой. И сделали они это как раз вовремя, по крайней мере для меня. Мои пятеро палачей перевоплотились в шаге от меня и быстро убежали в кусты, сбитые с толку и напуганные. Однако, в отличие от кроликов, у лисов остались воспоминания об их прошлой жизни, и они много раз пытались проникнуть в эксклюзивные рестораны и гостиницы Лондона. Ресторану «Савой» пришлось нанять егеря, который за шесть недель прикончил пятьдесят восемь из них, и теперь в Глайндборне можно часто увидеть лисиц, с тоской смотрящих на исполнителей из леска поблизости.

Не все животные перевоплотились. Через три года Фирьяли Слон избрали президентом Кении, и на протяжении последних шестнадцати лет она замечательно справляется с этой работой. Сейчас ее пример слоновьей политической системы преобразует Африку. В Соединенном Королевстве обратное Очеловечивание не затронуло далматинца и барсука, которые, как я слышал, до сих пор продолжают свое комедийное шоу «Пятна и полоски», все еще несмешное, но по-прежнему оригинальное. Выжившие морские свинки через десять лет были условно-досрочно освобождены, менее чем через неделю снова нарушили закон и теперь снова сидят. Адриан Куницын сменил имя на Артур Булстроуд, но ему это не помогло: его и всех остальных куниц до конца года нашли мертвыми при подозрительных обстоятельствах. Гусеница все еще находится в Музее естественной истории, и ей или ему еще предстоит перевоплотиться в бабочку. Что же касается пчел… Никто не знает, что стало с пчелами.





Последствия




Возвращение вызвало столько же вопросов, сколько и Очеловечивание. Шли годы, и возможность нового Очеловечивания будоражила умы всех тех, кто познал молчаливую простоту Кроличьего Пути. С каждым полнолунием появляется новая надежда. Мы наблюдаем, и мы ждем.

Питер Нокс, «Пришествие кроликов», 326 страниц, издательство «Hodder & Stoughton», дата первой публикации – октябрь 2028



Когда вымещать ненависть на кроликах стало невозможно, Найджел Сметвик обратил свой гнев на «всех непохожих». Сторонники АКроПаСК последовали его примеру и при помощи простой подмены понятий быстро и эффективно изменили конституцию партии и ее заявленную миссию. Сметвик проиграл на следующих выборах, поскольку после исчезновения кроликов его идеи о «превосходстве гоминидов» стали не такими актуальными. Он ушел из политики, но остался активным участником ток-шоу. Идеи раздора всегда можно монетизировать.

Служба по надзору за кроликами была расформирована, а сотрудники уволены с щедрыми выплатами. Из-за чьей-то оплошности приказ о моем увольнении не прошел, и мне заплатили, как и всем остальным. Я так и не вернулся в Муч Хемлок, но, насколько знаю, там все осталось по-прежнему. Подполковник Слокомб взял на себя мои обязанности по Скоростному Библиотекарству и стал новым мистером Мейджором. Он все еще использует мою систему кодов, за что я ему благодарен. По сей день Муч Хемлок так и не выиграл конкурс «Спик и Спан».

Я получил страховые выплаты за мой сгоревший дом, продал землю и переехал в Рейадер, где я купил себе большой дом с участком и с видом на Мегакрольчатник. Я занялся составлением подробной пятидесятипятилетней хроники Очеловечивания и, похоже, лучше всего подходил для этой задачи. Из всех людей, живших в пяти колониях на момент Возвращения, семьдесят шесть решили не уходить. Для своей книги я опросил шестьдесят восемь из них. Людей, решивших пойти с кроликами, было около четырех тысяч, но результаты подсчетов разнятся. Их официально объявили «пропавшими без вести».

Патрик Финкл и Пиппа были среди них.

Когда участок Мегакрольчатника продавался, я выкупил входную зону, административные здания и сорок акров земли под норы, где впоследствии основал Музей Очеловечивания. Ему уже девять лет, и на данный момент он является пятой по популярности среди туристов достопримечательностью центрального Уэльса. Первой стала заново открытая железнодорожная ветка, по которой сейчас ходит паровой ретропоезд.

Конни понадобилось два года, чтобы найти меня и поселиться в моем саду. Я с легкостью узнал ее по разноцветным глазам – одному лиловому, цвета колокольчиков, и одному коричневому, цвета свежего лесного ореха, – но если в ней и осталось хоть что-то от прошлой жизни, я этого не видел. Она вела себя так же, как и обыкновенный дикий полевой кролик. Харви присоединился к ней через неделю. Его было легко опознать по отсутствию ушей, а вместе с ним – всегда с ним, всегда вместе, – пришла крольчиха поменьше. Ее было бы невозможно отличить от других кроликов, если бы не одна-единственная сережка на правом ухе – подарок от меня на ее восемнадцатилетие, который она никогда не снимала. Она двигалась неуверенно, но это не мешало ей кормиться едой, которую я им оставлял, а ее мускулистые передние лапы компенсировали другие слабости. Я страшно по ней скучал, но это был ее выбор, остаться с Харви и полностью принять Кроличий Путь, и я уважал ее решение.

Кролики были любопытными, но приручить их не удавалось, и колония остается там и по сей день. Та, кого я однажды знал как Констанцию, жила дольше всех. Бывало, она приходила ко мне на террасу и вопросительно смотрела на меня, пока я готовил завтрак, но убегала, стоило мне открыть дверь.

Этого и следовало ожидать. Все-таки она была всего лишь кроликом.