Вечный кролик

– Нет, – сказала она громко и четко, – но вы сказали тем подонкам из «Две ноги – хорошо», где они могут найти Дилана Кролика, моего мужа. Они пришли и потушили его живьем прямо на глазах у детей.

Он несколько секунд молча смотрел на нее, а затем спокойно сказал:

– Это отвратительное и необоснованное обвинение не говорит о вас ничего хорошего, и вам должно быть за него стыдно. Кроме того, тот случай так и не был доказан, как и любые другие.

– Другие?

– Другие, где я якобы причастен. Nemo sine vitio est[51].

Я видел, как Конни сощурила глаза, и тень дерзкой решимости пробежала по ее лицу.

– Это не единственный раз, когда мы с вами пересеклись, – сказала она. – Четыре года назад вы убили мою племянницу за то, что поймали ее в четырех милях от колонии за две минуты до отбоя.

– Она ни за что бы не добралась до дома вовремя, и я уверен, что у вас много, много племянниц. Так что же тут такого страшного?

– А вот что: вы раскроили ей череп челюстями, но не закончили дело. Она умирала девять часов.

– Я такого не помню, – сказал мистер Ллисъ, – но мне приходится отправлять на покой множество кроликов, так что запомнить каждого мне не под силу. Большинство трясутся от страха и обделываются еще до того, как я расправлюсь с ними. И ни один не пытается сопротивляться. Какая эволюционная ценность может быть у вида, который даже лапу не поднимет, чтобы защититься? Существуют охотники, и существует добыча. Так уж устроен мир.

Конни ничего не сказала. Вместо этого она взяла капучино мистера Ллисъа и нарочито медленно вылила его на пол рядом с нами. К этому моменту все кафе с молчаливым ужасом смотрело на нас, и ожидание внезапной расправы висело в воздухе подобно влажному туману. Закончив, Конни аккуратно поставила чашку обратно на блюдце и с вызовом посмотрела на мистера Ллисъа.

– Довольна? – спросил он.

– Нет, но пока этого хватит. Слушайте, а что это у вас на шее, чесотка?

Посетители кафе, которые, как мне казалось, уже как могли затаили дыхание из-за разлитого кофе, притихли еще больше. Такой комментарий мог с легкостью спровоцировать лиса, и я не думал, что кто-нибудь когда-нибудь осмелился бы ему такое сказать. Дело в том, что у мистера Ллисъа действительно было чесоточное пятно на шее, частично прикрытое шелковым шарфом. Мы в офисе давно об этом знали, но лисы, чувствительно относившиеся к своему рыжему меху и странным маленьким лапкам, обычно плохо реагировали, если кто-то поднимал эту тему. Этот раз не был исключением, и он прыгнул вперед, распахнув пасть и обнажив зубы. Стремясь убраться подальше, я рефлекторно отшатнулся прочь от стола, стал падать назад и, больно ударившись, упал вместе со стулом на пол. Пошатываясь, я поднялся на ноги, ожидая увидеть шею Конни обмякшей и переломанной, но вместо этого она выхватила большой складной нож с перламутровой ручкой и приставила его к горлу мистера Ллисъа.

Хотя эта патовая ситуация была интересной и, несомненно, во «Всех Святых» такого раньше никогда не видели, с точки зрения закона мистер Ллисъ находился в более выгодном положении. Он мог убить ее сейчас, прикрывшись постановлением о «естественной жертве», а потом просто пойти и заказать себе еще один капучино. С другой стороны, Конни, если она его ранит, ждут серьезные последствия. Она наверняка умрет – а перед этим еще, наверное, будет подвергнута пыткам[52], – после чего погибнут не сотни кроликов, как обычно, а в десять раз больше из-за его положения. Погибнут ее друзья и родственники, включая Дока, Кента, Бобби и всякого кролика, которого она хорошо знала. Стратегия жестоких расправ работала хорошо – за двадцать пять лет ни один кролик не убил лиса. От лисов нельзя было ждать ничего хорошего, и кролики желали им смерти – но не такой ценой. Ведь все-таки нельзя перехитрить лиса. Но, как ни странно, и в пользу Конни было одно обстоятельство – большинство лисов терпеть не могли убивать кроликов за бесплатно. «Это все равно что Том Джонс пел бы в душе, – шутил один лис, – пустая трата денег».

– Знаешь что? – сказал мистер Ллисъ. – Я нахожу тебя на удивление привлекательной.

– Это чувство не взаимно, – сказала Конни.

Глаза лиса опасно сверкнули, и несколько капель слюны упали с кончиков его клыков на скатерть. Я знал, что должен что-то сказать. Лисы никогда не отступали, да и Конни, как мне кажется, была не трусливого десятка. И у нее был складной нож. Лисы любили клинки ничуть не больше, чем гончих собак и охотничьи возгласы.

– Что ж, было весело, – дрожащим голосом сказал я, громко хлопая в ладоши. – Мне пора возвращаться на работу, а миссис Кролик… Ты разве не хотела встретиться с Дианой в соборе, чтобы показать ей средневековые карты мира?

Кажется, они оба были рады моему вмешательству. Конни медленно убрала и сложила нож, не сводя глаз с мистера Ллисъа, затем собрала свои сумки и мобильный телефон.

– В другой раз, лис, – сказала она.

– О, конечно, – ответил он. – Мы встретимся снова… и ты будешь молить меня о том, чтобы я прикончил тебя поскорее. Твое неповиновение сделает преследование гораздо приятнее, борьбу – увлекательнее, а надругательство и смерть – слаще.

Конни холодно, с вызовом посмотрела на него, а затем неторопливой уверенной походкой направилась к двери. Она даже не моргнула в присутствии лиса, и я подумал, что в ней жил дух воительницы. Я видел его раньше, много лет назад, ее несгибаемую целеустремленность, но не мог тогда выразить того, что чувствовал.

Посетители кафе, в свою очередь, облегченно выдохнули и вернулись к своим делам. К кофе, наверное, и банальным разговорам, которые стали уже не такими банальными.

– Поговорим об этом позже, Нокс, – сказал мистер Ллисъ, сверля меня взглядом. – Ни один кролик не посмеет назвать мою шкуру паршивой и уйти безнаказанным… если только, – сказал он, вдруг подумав о чем-то, – у нее не было намерений любовного толка. Знаешь же, как говорят – любая крольчиха тайно хочет лиса?

– Скорее всего, дело в том, что вы выдали имя ее мужа «Двуногим» и убили ее племянницу.

– Ах, да, – задумчиво сказал он, – наверное, она могла из-за этого немного расстроиться, верно?

– Думаю, да. Почему вы ее не убили?

– О, еще успею, – беззаботно сказал он. – Можешь не сомневаться. Но всему свое время. «Все Святые», наверное, стерпят убийство, но вот расчлененка, которую я планировал, может им уже не понравиться. А одно без другого будет равносильно воссоединению «Спайс Герлз» без Пош. И потом, я только что забрал свой костюм из химчистки.

Он улыбнулся и подмигнул мне.

– О, и спасибо за то, что вмешался, старина. Вовремя.

Он взял свою копию «Лиса и друзей» и пошел заказывать другой кофе.

– Милые у тебя друзья, – сказала парочка, сидевшая рядом со мной.

– Они у меня хотя бы есть, – ответил я, не придумав ничего поироничнее.

– Безопасно размножаются только нейтроны в реакторе, – сказал молодой человек за другим столиком, повторив любимый слоган приверженцев превосходства гоминидов. Сама фраза была несколько интеллектуальнее их обычного клича: «Где этот мевзкий кволик»?

Когда я вернулся в офис, меня все еще трясло. Я нашел Безухого в кухонном уголке, где он только что заварил себе какао «Овалтин» и теперь добавлял в него «Джек Дэниелс». Он не слышал, как я вошел – сказывалось, видимо, отсутствие ушей, – и я услышал, как он бормочет себе под нос: «Держи себя в лапах, Дуглас, держи себя в лапах». Я остановился, а затем очень осторожно ушел, на всякий случай. Вдруг он бы разозлился из-за того, что я застал его в таком состоянии. Я вернулся за свой стол, и вскоре он присоединился ко мне, разговаривая по телефону.

– Подозреваемый проводил исследования для этого говнюка Финкла в АгПоК, Старший Руководитель, – сказал он, – но ему было что сказать: Банти точно находится в Колонии № 1. Да, – сказал он после паузы. – Я буду продолжать пытаться, но те, у кого есть нужные сведения, редко выходят за пределы колонии. Нам нужно будет провести рейд либо просто выловить их во время Переселения… Сделаю, сэр. Спасибо, сэр.


Он повесил трубку, злобно зыркнул на меня, а затем начал писать рапорт. Если преподобная Банти и правда находилась в Колонии № 1, то это представляло немалый интерес. Если ее задержать, процесс Переселения мог пройти очень гладко.

– Как прошел ланч? – спросил Безухий. – Мой психолог говорит, что мне нужно общаться с другими, нравится мне это или нет.

– Он прошел… бурно, – ответил я.

– Это хорошо или плохо?

– Плохо.

Я не шутил. Из всех крутившихся в моей голове мыслей – о том, как крольчиха на миг взяла верх над лисом; о том, как Конни назвала меня единственным человеком, который ей когда-либо нравился; и о том, как мистер Ллисъ признал, что он регулярно убивает кроликов или выдает их данные «Двуногим» – одна, самая насущная, беспокоила меня больше других. Док и Конни могли заинтересоваться, кто же на самом деле живет с ними по соседству и почему Старший Руководитель знает меня по имени. Затем они наверняка обнаружат мою причастность к гибели Дилана Кролика, и Конни вряд ли с пониманием отнесется к тому, что я был отчасти виноват в смерти ее второго мужа. Что хуже, столкновение мистера Ллисъа с Конни и его просьба присматривать за ее семьей указывали на то, что Конни и Док представляли для него интерес. А я, будь я кроликом, старался бы сделать так, чтобы мной даже мимоходом не заинтересовался ни один лис… особенно такой, как мистер Ллисъ.





Копы и котенок




«Грегоры», «Грегги» или «Макки-Гэ» – все это кроличий сленг, обозначающий сотрудников правоохранительных органов. Названы они в честь мистера Макгрегора, злодея из книг Беатрикс Поттер о Питере Кролике. В переведенной на кроличий язык версии «Звездных войн» Дарта Вейдера буквально зовут «мистер Макгрегор».



Когда я приехал домой, «Доджа Монако» семейства Кроликов на подъездной дорожке не было, а Хемлок Тауэрс казался пустым. Я вошел в собственный дом, заварил себе чашку чая и развесил постиранные вещи на веревке. Когда я вернулся, Салли уже привезла Пиппу, и она звонила по телефону в службу поддержки «Водафона».

– Привет, папа, – сказала она, когда закончила разговор. – Как дела на работе?

Она сказала это с толикой сарказма в голосе, и мне это не понравилось, хотя я мог ее понять.

– Тебе нужно кое-что знать, – сказал я, переходя сразу к делу, – о Харви.

Я сел за кухонный стол и рассказал ей все что знал. Что я участвовал в задержании и видел, как он работает курьером, и, хотя его пока не опознали и не объявили в розыск, скорее всего, это ненадолго. Я сказал ей, что видел его досье, и его перемещения по стране вместе с появлением в Россе указывали на его тесные связи с Подпольем.

– Судя по его взглядам, так и есть, – сказала она, – но это ничего не меняет. Мы с ним просто… подходим друг другу. Это трудно описать. Мы говорили почти обо всем, и он слушал, и отвечал, и заставил меня о многом подумать, и потом я заметила то, на что он раньше не обращал внимания, и ему это понравилось. Он был этому даже рад. Я правда хочу снова его увидеть.

– Я знаю, – сказал я, – и я собираюсь уйти из Крольнадзора.

Она улыбнулась, взяла меня за руку и сжала ее.

– А где ты будешь работать? Нам нужны деньги, пап. Я учусь, но нет никаких гарантий того, что в конце я смогу получить работу. Такую работу стоит бросить, но нам придется туго.

– Я все продумал, – сказал я так, как говорят люди, когда они вообще ничего не продумали, даже самую малость. – Я просто буду совершать все больше и больше ошибок, пока меня не сочтут ненадежным сотрудником и им не придется меня уволить. Я уже давно там работаю, так что, может быть, мне даже выплатят отступные.

Учитывая то, что мистер Ллисъ уже пригрозил выдать мое имя Кроличьему Подполью, это был наименее вероятный сценарий развития событий, какой я только мог придумать. Но в тот момент мне оставалось только слепо надеяться. Пиппа сказала, что гордится мной, и это было лучшее, что кто-нибудь когда-нибудь мне говорил.

Мы услышали, как снаружи подъехала машина.

– Ты кого-нибудь ждешь?

Она покачала головой, и я подошел к окну кухни.

– Странно, – сказал я. – Это копы.

– Из Надзора?

– Нет, из Херефордширского департамента.

Решив, что кто-то подал жалобу на кроликов, я настороженно открыл дверь. Главной из двух офицеров была детектив Истман, которая училась со мной в колледже на год старше. Ее напарница выглядела опытнее на десять лет и на тридцать драк в барах. Истман представила ее как Конфетку, причем говорила она так, словно это не ее имя, а будто она действительно была конфеткой. Но они пришли не ко мне и вовсе не из-за жившего по соседству семейства Кроликов. Они пришли поговорить с Пиппой… о Тоби Маллете.

Я пригласил их войти.

– Пропал? – сказал я, когда они объяснили ситуацию. Я заметил, что утром его не было на работе, и, если задуматься, Маллеты говорили что-то о нем в воскресенье. Он не оставил за собой ни следа: полиция не нашла ни его машину, ни мобильный телефон, ничего.

– В последний раз я видела его в пятницу, – сказала Пиппа, – и больше с ним не разговаривала. Хотя, кажется, я отправила ему пару сообщений перед тем, как потеряла телефон. Он на них ничего не ответил, но это для него обычное дело. Я вообще хотела с ним расстаться.

– Причина? – спросила Истман.

Пиппа пожала плечами.

– Он Маллет, – сказала она, – и тот еще козел.

– Ясно, – понимающим тоном сказала Истман. Она училась с Маллетами в одной школе и достаточно хорошо их знала. В тот момент копы собрались уходить, но тут я, не подумав, сказал: