Вечный кролик

– Я здорово провел вечер, – сказал я. – Большое тебе спасибо.

– Мы тоже, и я была очень рада снова повидаться с тобой, – сказала Конни, пристально глядя на меня.

– Да, – согласился я, вдруг краснея и смущаясь. – Давно не виделись.

Она шагнула вперед и обняла меня. Ее мех был мягким, как кашемир, и, когда ее усики защекотали мою щеку, я невольно вздрогнул. Мы отпустили друг друга, а затем, застав меня врасплох, она снова заключила меня в объятия, на этот раз крепче, но короче. Я собирался спросить ее, в чем дело, но в ту же секунду рядом снова возник Док.

– Пока, Питер, – сказала Конни. – Заскакивай к нам в любое время.

– Да, – сказал Док, – мы всегда готовы сыграть с тобой в Скрэббл или попрыгать по полям. Ты любишь прыгать? По-моему, в умеренных дозах нет занятия лучше.

Прыжки на лугах были любимым времяпровождением кроликов. Они представляли собой хаотичные скачки по земле, обычно сразу после рассвета, и наслаждались ими обычно тогда, когда голова была почти ничем не занята. Примерно как джаз, танцы и йога в одном.

– Я не пробовал, – сказал я. – Думаю, люди вместо этого играют в гольф.

– А! – воскликнул Док. – Ты играешь?

– Нет.

– И я нет. Дурацкая игра. А в регби или футбол?

– Нет.

– Рад это слышать. Мы терпеть не можем гладиаторские виды спорта. И зачем вы до сих пор растите своих сыновей воинами?

– Разве растим?

– Похоже, что да. Вам стоит задуматься над этим, а еще над мумифицированием и монархией. Да и пора бы вам уже перестать считать, что «смерть – это развлечение», а то это же безумие какое-то.

– Мы не считаем смерть развлечением.

– Настоящую смерть больше не считаете, согласен, – сказал Док, – но ее же постоянно изображают в кино и сериалах. Кто-нибудь может это неправильно понять, верно? Смерть несет за собой лишь скорбь и утрату, а убивать можно только в том случае, если другого выхода уже не осталось.

– Часто его и не остается, – сказал я, зачем-то защищая людей.

– Если ты и правда в это веришь, – сказала Конни, – тогда, думаю, твоему виду также стоит переосмыслить свои натянутые отношения с полезными силами компромисса и примирения.

– Да, – помолчав, сказал я. – Думаю, тут ты права.

– Люди очень много болтают, – сказал Док, – и, кажется, даже понимают, как им нужно себя вести… но они редко это практикуют. А разговоры без действий – это все так, пустое сотрясание воздуха. Для меня загадка, как вы умудрились так развиться и не самоуничтожиться. Ну да ладно, пока-пока!

Я собрался уходить. Из-за указаний мистера Ллисъа я не стал заводить разговор о кампании «свалите – мы заплатим», и я не знал, как сказать об этом Маллетам. Однако о деньгах мы все же поговорили, просто тему поднял не я.

– Сколько нам предлагают за то, чтобы мы съехали? – спросила Конни, когда я сделал несколько шагов прочь от их двери. Я остановился и обернулся.

– Мне советовали начать переговоры с семи тысяч, – сказал я, немного помолчав и расхрабрившись от собственной честности, – но я думаю, что они с легкостью поднимут цену до двадцати и, может быть, выше. А как вы узнали, что вам хотят заплатить?

– Они всегда хотят заплатить, – сказал Док.

– Я могу быть с вами откровенен? – спросил я.

– Больше мы от тебя ничего и не просим.

– Большинство местных вовсе не законченные лепорифобы, они просто невежественны, и ими легко управлять. А вот с Маллетами вам нужно быть поосторожнее. Они уже говорили о том, чтобы привлечь «Двуногих».

Конни и Док переглянулись. Я подумал, что тем, кто попытается засунуть Дока в сорокагалонную бочку с соусом, сильно не поздоровится.

– Сбежишь единожды, и будешь убегать всю жизнь, – низким голосом сказала Конни. – Передай им вот что: мы будем друзьями всем, кто этого захочет, и станем создавать проблемы всем, кто захочет создать их нам. И, поверь мне, с нами проблем не оберешься.

Я посмотрел на Дока – он выпрямился во весь рост. Даже если бы я был на восемь дюймов выше, намного лучше сложен, лет на двадцать моложе и, самое главное, храбрее, я бы все равно дважды подумал, прежде чем драться с ним.

– Ладно, – сказал я. Их угрожающий тон шел вразрез с обычно миролюбивым настроем. – Я постараюсь, чтобы они поняли.

– Молодчина, – сказал Док, снова став приветливее. – Заходи в любое время, наша дверь всегда открыта.

Конни махнула мне лапой, и дверь захлопнулась. Я пошел к своему дому, размышляя над прошедшим вечером. Я думал о дуэлях, луговой похлебке, колоссальных различиях между нашими культурами, о том, как меня размазали в Скрэббл, хотя мне казалось, что я неплохо играю. Но мои мысли все время возвращались ко вторым объятиям Конни.





Фотография Лабораторного кролика





Только Дикие кролики носили фамилию «Кролик». В момент Очеловечивания лабораторную крольчиху под номером МНУ-683 использовали для испытания влияния косметики на кожу, и на следующее утро она вежливо попросила ученых-испытателей: «Скажите, а не могли бы вы сделать макияж не таким броским?» Ее выпустили на следующей же неделе, но потомки из уважения к ней оставили себе буквенно-цифровую фамилию.



Когда на следующее утро я спустился вниз, то чувствовал себя так, будто девять гиперактивных дикобразов неумело отплясывали в моей голове ирландские танцы. Несмотря на это, я уже видел, как между мной и бренди из одуванчиков, обладающим чудодейственным свойством изменять сознание, завязывается прекрасная дружба. Пиппа уже встала, оделась и готовила завтрак.

– Тебе понравился фьюжн ресторан уэльско-тайской кухни? – спросил я.

– Гренки по-уэльски с лимонным сорго были ничего, а все остальное так себе, – ответила она, передавая мне чашку кофе. – Хотя моллюски и лапша из красных водорослей по-мамблсски это исправили. Интереснее другое: как прошел твой вечер с Кроликами?

– Довольно необычно. Я так и не понял, друг я им, или посланник, или и то и другое. Как бы там ни было, они показались мне приятными кроликами, так что в целом я здорово провел время.

– А как они восприняли твое предложение съехать за деньги?

– Ну было бы… невежливо предлагать, учитывая, как тепло они меня приняли. Вышло так, что они сами подняли эту тему.

– Ну и?

– Не думаю, что они уедут.

– И пойдут тогда клочки по закоулочкам.

– Надеюсь, не в буквальном смысле, – сказал я, доставая из буфета хлопья «Шреддис». – Ах да! Конни спрашивала, не согласишься ли ты пройтись по магазинам вместе с Бобби?

Она уставилась на меня с отвисшей челюстью.

– Ты устроил мне свидание с их сыном? Зачем?!

– Нет, нет, Бобби – это их дочь, Роберта. Ну, знаешь, как в «Детях железной дороги».

– Это та, которую играла Сэлли Томсетт?

– Нет, другая. Слушай, они в нашем поселке недавно. Им нужны друзья.

– А что, если меня кто-нибудь увидит?

– Ну и что? Ты разве имеешь что-то против кроликов?

– Нет, – быстро сказала она, – вовсе нет. Я не лепорифоб. Просто, ну, их показушная уверенность в собственном моральном превосходстве иногда немного утомляет. Когда видишь их по телику, десяти минут не проходит, чтобы они не завели свою волынку о том, как их веками истребляли, снимали с них шкуру, ели и отгораживались от них специальными сетками. Но мы ведь так относились только к полевым кроликам, а не к очеловеченным. Сейчас все совсем по-другому.

– Думаю, они считают всех кроликов единым целым.

– Ну хорошо, но ведь я-то лично им ничего не сделала, верно? И когда они все время об этом говорят, я начинаю думать, что они просто доят эту тему ради политической выгоды.

– Я знаю лишь то, что Док и Конни ни о чем таком даже не упоминали, и они показались мне вполне дружелюбными. А еще мне кажется, что у них куча денег – когда я спустился к ним в туалет, там висела картина Киффина Уильямса, и я готов поклясться, что это был оригинал.

– Погоди-ка, – вдруг недовольно сказала Пиппа. – Ты вообще здорово придумал спрашивать, имею ли я что-то против кроликов, когда это ты у нас работаешь на Крольнадзор.

Я замолчал. Она была права. Получилось немного лицемерно.

– Я всего лишь выдаю людям зарплату. Меня по щелчку пальцев можно заменить кем-нибудь другим, и ничего не изменится.

– Еще как изменится. Ты перестанешь работать на Крольнадзор.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, и в тот миг мне сильно захотелось рассказать ей, чем я на самом деле занимался и чем я себя оправдывал – тем, что делаю это ради нее, ради дома, чтобы платить по счетам, ради будущего. Но я промолчал и вместо этого сказал:

– Так ты сходишь с Бобби по магазинам? Может быть, будет весело.

Она сделала глубокий вдох.

– Ладно, – сказала она. – Протянем руки и лапы через бездну и все такое.

Снаружи раздался гудок. Пиппа схватила свою сумку с ланчем, которая стукнула ее по коленям, и стремглав выбежала из двери.

Я убрался, а затем в обычное время вышел из дома. Тоби уже ждал меня. На этот раз он был со своим дядюшкой. Кажется, я даже улыбнулся при виде них.

– Не поделишься с нами шуткой, Питер? – сказал он. – Этим утром нам всем бы не помешало хорошее настроение.

Я думал о том, что Конни сказала о внешности Нормана: что у него «лицо такое в рытвинах, будто кто-то клал асфальт, но делал это впопыхах, тяп-ляп и за бесплатно», но ему об этом знать было не обязательно.

– Да так… услышал анекдот по радио, – сказал я. – Тебя подбросить в Херефорд?

– Тебя не затруднит? – сказал Норман. – А то машина в ремонте. Ржавчина на клапанах.