Вашингтонский узел. Время испытаний
Часть 37 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Так… тихо, тихо. По очереди.
Вместе с моими сводными – идём в дом. Они обожают меня – в том числе и потому, что знают о моей работе в ЦРУ. И я не думаю, что они останутся здесь, когда вырастут… по крайней мере Борух и Цви точно не останутся. Они хоть и живут здесь – но они живут в Нью-Йорке, они его дети. И я – человек из большого мира, куда и они мечтают уйти, вырвавшись из затхлого мирка глупых ритуалов, самоограничения, религиозного фанатизма и сектантства. Отсюда как и из совкового омута Брайтон-Бич – должен быть свой выход. Свой путь на свободу…
Дом встречает вежливостью, но вежливостью натянутой. Отец уже готов, он одет традиционно и поправляет свой галстук-бабочку. Я одет в штатское, то есть костюм – но на лацкане значок с менорой, традиционным еврейским светильником-семисвечником. Если я надену значок с могендовидом, символом Израиля – к этому отнесутся по-разному, могут и побить. Дело в том, что есть евреи, которые считают Израиль преступным государством, так как он создан до пришествия Мошиаха. И таких тут немало.
Отец же относится к любавической ветви иудаизма, что особенно сильна на Украине.
– Идём?
– Идём…
Спускаемся вниз.
– Я давно говорил, тебе надо заниматься политикой, – говорит отец
– Так я и занимался.
– Где, в Ираке?
– Ага. А тут занимаются говорильней…
– Дурак…
Я покорно молчу
Мы выходим на улицу, рассаживаемся по машинам – с отцом я не поеду. Машины трогаются… тут недалёко.
* * *
Мой отец – перейдя в Любавич сумел-таки создать собственный бизнес, о котором мечтал в Брайтоне, и довольно серьёзно разбогател. Бизнес – субподряд в строительстве, констракшн. По негласному уговору – евреи нанимают только евреев, а при таком росте численности ортодоксов – заказов на строительство хватает. Потому мой отец купил «Форд Ф350» и гордо ездит на нем, хотя в Большом яблоке эта машина – безумие.
Мы едем на заседание Еврейского конгресса. Есть такая организация, одна из многих. Поддерживает республиканцев. Один из парадоксов евреев в США – евреи потребляют как бедные, но голосуют как богатые. Они – одни из немногих национальных общин в стране, которая традиционно поддерживает республиканцев. В Нью-Йорке с его национальными районами они почти изгои – тут традиционно в фаворе демократы.
Собрание проходит в здании только что открытого Еврейского дома, музыка только еврейская, кухня – только кошерная. То есть не «семь сорок» и не селёдка под шубой как на Брайтон-Бич. Людей в традиционном и в костюмах примерно поровну, те у кого нет миллиона долларов – в меньшинстве.
У меня миллион долларов есть. Не все, правда, знают об этом.
Отец представляет меня лидерам местной общины, среди них – первый ортодоксальный еврей – прокурор. По разговору – я понимаю, что речь идёт о чем-то серьёзном, возможно о борьбе за пост младшего конгрессмена. Евреи с Брайтона уже выставляли кандидатуру – но потерпели неудачу.
А так – всё идёт своим чередом, музыка играет, люди танцуют.
В какой-то момент я сталкиваюсь с человеком, который моложе почти всех присутствующих. Он худощав и моложав, в дорогом костюме…
– Джаред К***р.
– Очень приятно. Эл Миллер. Можно Алексей.
– О, вы русский…
– Знаете анекдот? Стоят два еврея, один другого спрашивает: «Мойша, а ты русский?» Он отвечает: «Наверное, да». «А я – грузинский»…
К***р вежливо улыбается – он не знает русский и потому не понял смысл этого анекдота. В этот момент к нам подходит дама
– О, вот ты где.
– Познакомься, дорогая. Это Эл, сын Михаила Миллера. А это моя супруга Яэль.
– Очень приятно.
Яэль – светловолосая, высокая… мне действительно приятно с ней познакомиться, и неспроста. Яэль – не её настоящее имя, его она приняла при гиюре[53]*. Настоящее – Иванка Т***…
– Мне тоже очень приятно… я вас где-то видела, верно? Не могу вспомнить.
– Значит, я не теряю квалификацию. Белый дом. Я работал на Совет национальной безопасности. На вашего отца…
Джорджтаун. 02 мая 202*** года
Нет, уважаемый, вы по-прежнему в аду, но поднялись в его лучший высший круг – в первый.
А.И. Солженицын «В круге первом»
Лунный свет чертит дорожку на паркете, откинуты шторы – сегодня полная луна. В этой комнате нет кровати – просто толстый тюфяк на полу, как в Афганистане. Если лежать на нём – то видна луна.
Солнце ведьм…
– Эл…
Я стараюсь дышать как можно тише, просто смотрю на луну и стараюсь ни о чем не думать. Полина тоже не спит – я думал, спит, притихла как мышка…
– Эл… я вот думаю…
– Что?
– Кто ты?
– Хороший вопрос после трёх лет отношений.
– Нет, я серьёзно. Я не знаю, чем ты занимаешься. Я не знаю, с кем ты встречаешься. Ты постоянно… закрыт.
…
– Ты все ещё работаешь на них, да?
Молчание. И мягкий свет Луны. Под который так не хочется врать
– Я не могу сказать.
– Я так и знала…
Она прижимается ко мне поближе.
– Зачем тебе это? Это же… не жизнь.
– Ты когда-нибудь видела глубоководных рыб? Настоящих глубоководных… таких бесцветных, уродливых.
– Наверное. В книжках.
– Так вот, эти рыбы живут на глубине несколько миль. В полной темноте. При чудовищном давлении. Практически при полном отсутствии пищи – они довольствуются тем, что упало сверху и потонуло до такой глубины. Ты не могла видеть этих рыб, потому что если их поднять наверх – их разорвёт на куски, они не выдержат атмосферного давления. Они не могут жить так же, как другие рыбы – видя свет.
– Ты не уродливый. И не бесцветный.
– Надеюсь…
– И ты настоящий профессор.
– Правда?
– Может, тогда объяснишь…
Каких объяснений хочет Полина, я не успеваю понять – звонит телефон. Полина вытягивается во весь рост, блики Луны играют на её обнажённом теле
– Это твой…
…
– Ответь…
Я нашариваю телефон
– Да, кто это?
– Мистер Миллер?
– Наверное да, если не вы звоните наугад.
Вместе с моими сводными – идём в дом. Они обожают меня – в том числе и потому, что знают о моей работе в ЦРУ. И я не думаю, что они останутся здесь, когда вырастут… по крайней мере Борух и Цви точно не останутся. Они хоть и живут здесь – но они живут в Нью-Йорке, они его дети. И я – человек из большого мира, куда и они мечтают уйти, вырвавшись из затхлого мирка глупых ритуалов, самоограничения, религиозного фанатизма и сектантства. Отсюда как и из совкового омута Брайтон-Бич – должен быть свой выход. Свой путь на свободу…
Дом встречает вежливостью, но вежливостью натянутой. Отец уже готов, он одет традиционно и поправляет свой галстук-бабочку. Я одет в штатское, то есть костюм – но на лацкане значок с менорой, традиционным еврейским светильником-семисвечником. Если я надену значок с могендовидом, символом Израиля – к этому отнесутся по-разному, могут и побить. Дело в том, что есть евреи, которые считают Израиль преступным государством, так как он создан до пришествия Мошиаха. И таких тут немало.
Отец же относится к любавической ветви иудаизма, что особенно сильна на Украине.
– Идём?
– Идём…
Спускаемся вниз.
– Я давно говорил, тебе надо заниматься политикой, – говорит отец
– Так я и занимался.
– Где, в Ираке?
– Ага. А тут занимаются говорильней…
– Дурак…
Я покорно молчу
Мы выходим на улицу, рассаживаемся по машинам – с отцом я не поеду. Машины трогаются… тут недалёко.
* * *
Мой отец – перейдя в Любавич сумел-таки создать собственный бизнес, о котором мечтал в Брайтоне, и довольно серьёзно разбогател. Бизнес – субподряд в строительстве, констракшн. По негласному уговору – евреи нанимают только евреев, а при таком росте численности ортодоксов – заказов на строительство хватает. Потому мой отец купил «Форд Ф350» и гордо ездит на нем, хотя в Большом яблоке эта машина – безумие.
Мы едем на заседание Еврейского конгресса. Есть такая организация, одна из многих. Поддерживает республиканцев. Один из парадоксов евреев в США – евреи потребляют как бедные, но голосуют как богатые. Они – одни из немногих национальных общин в стране, которая традиционно поддерживает республиканцев. В Нью-Йорке с его национальными районами они почти изгои – тут традиционно в фаворе демократы.
Собрание проходит в здании только что открытого Еврейского дома, музыка только еврейская, кухня – только кошерная. То есть не «семь сорок» и не селёдка под шубой как на Брайтон-Бич. Людей в традиционном и в костюмах примерно поровну, те у кого нет миллиона долларов – в меньшинстве.
У меня миллион долларов есть. Не все, правда, знают об этом.
Отец представляет меня лидерам местной общины, среди них – первый ортодоксальный еврей – прокурор. По разговору – я понимаю, что речь идёт о чем-то серьёзном, возможно о борьбе за пост младшего конгрессмена. Евреи с Брайтона уже выставляли кандидатуру – но потерпели неудачу.
А так – всё идёт своим чередом, музыка играет, люди танцуют.
В какой-то момент я сталкиваюсь с человеком, который моложе почти всех присутствующих. Он худощав и моложав, в дорогом костюме…
– Джаред К***р.
– Очень приятно. Эл Миллер. Можно Алексей.
– О, вы русский…
– Знаете анекдот? Стоят два еврея, один другого спрашивает: «Мойша, а ты русский?» Он отвечает: «Наверное, да». «А я – грузинский»…
К***р вежливо улыбается – он не знает русский и потому не понял смысл этого анекдота. В этот момент к нам подходит дама
– О, вот ты где.
– Познакомься, дорогая. Это Эл, сын Михаила Миллера. А это моя супруга Яэль.
– Очень приятно.
Яэль – светловолосая, высокая… мне действительно приятно с ней познакомиться, и неспроста. Яэль – не её настоящее имя, его она приняла при гиюре[53]*. Настоящее – Иванка Т***…
– Мне тоже очень приятно… я вас где-то видела, верно? Не могу вспомнить.
– Значит, я не теряю квалификацию. Белый дом. Я работал на Совет национальной безопасности. На вашего отца…
Джорджтаун. 02 мая 202*** года
Нет, уважаемый, вы по-прежнему в аду, но поднялись в его лучший высший круг – в первый.
А.И. Солженицын «В круге первом»
Лунный свет чертит дорожку на паркете, откинуты шторы – сегодня полная луна. В этой комнате нет кровати – просто толстый тюфяк на полу, как в Афганистане. Если лежать на нём – то видна луна.
Солнце ведьм…
– Эл…
Я стараюсь дышать как можно тише, просто смотрю на луну и стараюсь ни о чем не думать. Полина тоже не спит – я думал, спит, притихла как мышка…
– Эл… я вот думаю…
– Что?
– Кто ты?
– Хороший вопрос после трёх лет отношений.
– Нет, я серьёзно. Я не знаю, чем ты занимаешься. Я не знаю, с кем ты встречаешься. Ты постоянно… закрыт.
…
– Ты все ещё работаешь на них, да?
Молчание. И мягкий свет Луны. Под который так не хочется врать
– Я не могу сказать.
– Я так и знала…
Она прижимается ко мне поближе.
– Зачем тебе это? Это же… не жизнь.
– Ты когда-нибудь видела глубоководных рыб? Настоящих глубоководных… таких бесцветных, уродливых.
– Наверное. В книжках.
– Так вот, эти рыбы живут на глубине несколько миль. В полной темноте. При чудовищном давлении. Практически при полном отсутствии пищи – они довольствуются тем, что упало сверху и потонуло до такой глубины. Ты не могла видеть этих рыб, потому что если их поднять наверх – их разорвёт на куски, они не выдержат атмосферного давления. Они не могут жить так же, как другие рыбы – видя свет.
– Ты не уродливый. И не бесцветный.
– Надеюсь…
– И ты настоящий профессор.
– Правда?
– Может, тогда объяснишь…
Каких объяснений хочет Полина, я не успеваю понять – звонит телефон. Полина вытягивается во весь рост, блики Луны играют на её обнажённом теле
– Это твой…
…
– Ответь…
Я нашариваю телефон
– Да, кто это?
– Мистер Миллер?
– Наверное да, если не вы звоните наугад.