В тени Холокоста. Дневник Рении
Часть 20 из 89 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Всех этих горестей,
Трудных вопросов.
Пусть бы заботились матери
О младенцах,
Пусть бы вещали министры
В министерствах,
Пусть бы летали летчики
И плавали моряки —
В мире, где нет войны,
Где радостны и легки
Люди.
И пусть я буду
Счастлива и любима.
Пусть вечно
Пишу стихи.
9 ноября 1940 г.
Я пошла гулять с Зигу. Конечно, не одна, была целая компания. Могла бы пойти на Иркину вечеринку. Зигу там будет. Танцевать не буду, но пойду.
12 ноября 1940 г.
Только несколько слов, потому что уже поздно. Я получила приз, ура! Ура! «Дети» Яна Бжозы[35]. Я почувствовала себя такой важной, было так приятно. Жалко, Булуш этого не видела. Я должна сделать по книге доклад 24 декабря. Мамин день рождения… Ты будешь здесь со мной, мама? Меня еще отобрали в комитет по вечеру, посвященному Мицкевичу. Потом о нем расскажу. Зигу иногда меня поддразнивает, но сегодня он очень мил. В субботу иду на вечеринку к Ирке. Он там будет! Если я не хожу по вечеринкам, я и не хожу! Там он будет, вот в чем дело!!!
18 ноября 1940 г.
Сегодня я зачарована фильмом. Может быть, потому что я довольно давно не была в кино, а может быть, потому что я как-то погрузилась в эти образы, людей, виды, события. Да, в нем я увидела некоторые свои мечты и именно поэтому мне понравился фильм «Молодой Пушкин»[36]. Я очень люблю Пушкина, он – мой герой. Достать бы где-нибудь его фото[37]. Потому что, знаешь, я меняю весь план и начинаю думать, что в конце концов, может, лучше быть знаменитой, чем счастливой. Быть поэтом, как (не Конопницкая), а… как Пушкин!!! Теперь я могу сравнить его юность со своей. Ясно, что ему не везло с женщинами. Жаль, что он умер, – я бы пожала ему руку.
Когда Пушкин был в лицее, он вообще не занимался. Он ходил на свидания, с другими ребятами ходил на прогулки при луне благоухающими (даже в фильме) ночами, рвал белые водяные лилии для своей возлюбленной. Он томился, мечтал, любил… Разве мир не был к нему расположен, и мог ли он не стать романтиком? Прекрасно, прекрасно – уродливая обезьяна! Пушкин! А имя! Его произносят с благоговением.
Но такой знаменитой я никогда не стану. Я как бездомная уже четыре года. Все, что я вижу, – это серые, битые булыжники и растрескавшиеся иссохшие губы. Я не вижу неба, потому что небо – это заплесневелый пыльный лоскут облаков. Все, что мне видно, это пепел и сажа, которые забивают горло, разъедают глаза, не дают дышать. На улице я вижу людей, похожих на острые камни, которые постоянно крушат кирками и перемалывают в колючую пыль в жестких, огрубевших пальцах. Никакая революция никогда с этим не справится. Ничто не справится… Потому что всегда останутся люди с бархатными голосами и изнеженными руками, те, кто ведет гладкую, как шелк, удобную жизнь, они всегда будут… А мне все равно, ненавижу революцию, я – обычный человек (флегматик) – не выношу неистовую толпу, так что пусть лучше все остается как есть. А ты, Пушкин, чего ты хотел?
Видишь – прежнее рушится.
Видишь? Новое смотрит смело.
Только не верю: фальшиво оно —
Красное это. И белое.
18 ноября 1940 г.
Кажется, мой роман закончился. Какой глупый, грубый, наглый идиот. Ему нравится играть со мной. И за все это я должна сказать спасибо своему дорогому другу Тусеку. Какая зараза, черт побери! Но знаешь что? Он не заслуживает того, чтоб я о нем писала. Конечно, буду мстить, придумаю как. Будет еще один поэтический вечер, о, я так его жду! Ты мне снова поможешь?
Я еду к тебе,
Я в пути!
И поезд по рельсам стучит – стучит,
Ныряет в туннели, бежит по мостам,
Проносится по городам.
Не знает он отдыха – скорость высокая.
И рельсы блестят,
И дорога далекая.
Зеленый и красный,
Коричневый, синий —
Смешались цвета воедино.
Ночные огни бесконечно горят —
Разбросаны наугад.
Я слышу гудок паровоза победный,
Я еду к тебе —
И я скоро приеду!
20 ноября 1940 г.
Сегодня день отмщения. Я написала ему оскорбительный стих. Он разозлился. Теперь оставит меня в покое. Я его не выношу. «Рифмоплет» – вот как он меня сегодня назвал. Теперь будет еще хуже, он… Хорошо бы умереть! Знаешь, иногда все это так глупо, и так важно. У меня всегда будет так: «Я никогда не узнаю, что такое счастье». Боже милостивый, прошу Тебя, пусть это не станет пророчеством. Мне так скверно, так скверно… очень скверно.
24 ноября 1940 г.
Сегодня была в театре. Все сказали, что я умница. Но Зигу там не было. Теперь я проявляю полное безразличие, он удивляется, злится, что-то мне говорит, а я – ничего. (Нора говорит, что это только начало.) А я говорю только: «Кто знает!»
Норин Мацек живет на пятом этаже. Она туда постоянно пялится.
Золото рассвета,
Темнота ночная.
Трудных вопросов.
Пусть бы заботились матери
О младенцах,
Пусть бы вещали министры
В министерствах,
Пусть бы летали летчики
И плавали моряки —
В мире, где нет войны,
Где радостны и легки
Люди.
И пусть я буду
Счастлива и любима.
Пусть вечно
Пишу стихи.
9 ноября 1940 г.
Я пошла гулять с Зигу. Конечно, не одна, была целая компания. Могла бы пойти на Иркину вечеринку. Зигу там будет. Танцевать не буду, но пойду.
12 ноября 1940 г.
Только несколько слов, потому что уже поздно. Я получила приз, ура! Ура! «Дети» Яна Бжозы[35]. Я почувствовала себя такой важной, было так приятно. Жалко, Булуш этого не видела. Я должна сделать по книге доклад 24 декабря. Мамин день рождения… Ты будешь здесь со мной, мама? Меня еще отобрали в комитет по вечеру, посвященному Мицкевичу. Потом о нем расскажу. Зигу иногда меня поддразнивает, но сегодня он очень мил. В субботу иду на вечеринку к Ирке. Он там будет! Если я не хожу по вечеринкам, я и не хожу! Там он будет, вот в чем дело!!!
18 ноября 1940 г.
Сегодня я зачарована фильмом. Может быть, потому что я довольно давно не была в кино, а может быть, потому что я как-то погрузилась в эти образы, людей, виды, события. Да, в нем я увидела некоторые свои мечты и именно поэтому мне понравился фильм «Молодой Пушкин»[36]. Я очень люблю Пушкина, он – мой герой. Достать бы где-нибудь его фото[37]. Потому что, знаешь, я меняю весь план и начинаю думать, что в конце концов, может, лучше быть знаменитой, чем счастливой. Быть поэтом, как (не Конопницкая), а… как Пушкин!!! Теперь я могу сравнить его юность со своей. Ясно, что ему не везло с женщинами. Жаль, что он умер, – я бы пожала ему руку.
Когда Пушкин был в лицее, он вообще не занимался. Он ходил на свидания, с другими ребятами ходил на прогулки при луне благоухающими (даже в фильме) ночами, рвал белые водяные лилии для своей возлюбленной. Он томился, мечтал, любил… Разве мир не был к нему расположен, и мог ли он не стать романтиком? Прекрасно, прекрасно – уродливая обезьяна! Пушкин! А имя! Его произносят с благоговением.
Но такой знаменитой я никогда не стану. Я как бездомная уже четыре года. Все, что я вижу, – это серые, битые булыжники и растрескавшиеся иссохшие губы. Я не вижу неба, потому что небо – это заплесневелый пыльный лоскут облаков. Все, что мне видно, это пепел и сажа, которые забивают горло, разъедают глаза, не дают дышать. На улице я вижу людей, похожих на острые камни, которые постоянно крушат кирками и перемалывают в колючую пыль в жестких, огрубевших пальцах. Никакая революция никогда с этим не справится. Ничто не справится… Потому что всегда останутся люди с бархатными голосами и изнеженными руками, те, кто ведет гладкую, как шелк, удобную жизнь, они всегда будут… А мне все равно, ненавижу революцию, я – обычный человек (флегматик) – не выношу неистовую толпу, так что пусть лучше все остается как есть. А ты, Пушкин, чего ты хотел?
Видишь – прежнее рушится.
Видишь? Новое смотрит смело.
Только не верю: фальшиво оно —
Красное это. И белое.
18 ноября 1940 г.
Кажется, мой роман закончился. Какой глупый, грубый, наглый идиот. Ему нравится играть со мной. И за все это я должна сказать спасибо своему дорогому другу Тусеку. Какая зараза, черт побери! Но знаешь что? Он не заслуживает того, чтоб я о нем писала. Конечно, буду мстить, придумаю как. Будет еще один поэтический вечер, о, я так его жду! Ты мне снова поможешь?
Я еду к тебе,
Я в пути!
И поезд по рельсам стучит – стучит,
Ныряет в туннели, бежит по мостам,
Проносится по городам.
Не знает он отдыха – скорость высокая.
И рельсы блестят,
И дорога далекая.
Зеленый и красный,
Коричневый, синий —
Смешались цвета воедино.
Ночные огни бесконечно горят —
Разбросаны наугад.
Я слышу гудок паровоза победный,
Я еду к тебе —
И я скоро приеду!
20 ноября 1940 г.
Сегодня день отмщения. Я написала ему оскорбительный стих. Он разозлился. Теперь оставит меня в покое. Я его не выношу. «Рифмоплет» – вот как он меня сегодня назвал. Теперь будет еще хуже, он… Хорошо бы умереть! Знаешь, иногда все это так глупо, и так важно. У меня всегда будет так: «Я никогда не узнаю, что такое счастье». Боже милостивый, прошу Тебя, пусть это не станет пророчеством. Мне так скверно, так скверно… очень скверно.
24 ноября 1940 г.
Сегодня была в театре. Все сказали, что я умница. Но Зигу там не было. Теперь я проявляю полное безразличие, он удивляется, злится, что-то мне говорит, а я – ничего. (Нора говорит, что это только начало.) А я говорю только: «Кто знает!»
Норин Мацек живет на пятом этаже. Она туда постоянно пялится.
Золото рассвета,
Темнота ночная.