В самое сердце

— Какие деньги дерет, шалава! — после чего с достоинством удалилась.

— Милая старушка, — сказал Вадим, потряс ключами от дома и добавил: — Сегодня ночью, в час назначенный…

К Зиновьеву мы отправились в глухую полночь, как сказал бы поэт. Весь вечер собирался дождь, но так и не собрался. Впечатление было такое, что польет в любую минуту. Над рекой громыхало и даже посверкивало, небо затянуло тучами.

Номер мы покинули через окно, дабы не привлекать к нашим перемещениям внимание Софьи. Шли в обход, по тропе вдоль болота наверх, стараясь держаться за деревьями. Сельские жители спать обычно ложатся рано, и тот вечер не был исключением. Ни в одном из домов, мимо которых мы проходили, свет не горел. Вадим прихватил с собой фонарь, но мы старались им не пользоваться.

Замок на калитке Вадим и в темноте открыл быстро, с дверным замком возился чуть дольше. Здесь, под деревьями, темень была такая, что собственных рук не увидишь. Проверив, опущены ли жалюзи, мы включили свет. Вадим прошелся по первому этажу, плотно закрыл дверь в гостиную, чтобы туда не попадал свет из холла, поднял жалюзи.

— Давай на улицу, пока дождя нет, — скомандовал он.

Взяв фонарик, я покинула дом. Сейчас, в темноте, он выглядел особенно мрачно. Тихо ступая, я подошла к окну, постояла немного и постучала. Едва слышно. Потом еще раз и еще. Уловив движение по ту сторону окна, я, опустив голову, чтобы волосы упали на лицо, подставила фонарик к подбородку и, подойдя почти вплотную к окну, фонарик включила. Вадим на это никак не реагировал, я немного потомилась, чувствуя себя на редкость глупо, и вернулась в дом.

— Что скажешь? — крикнула я. Вадим вышел навстречу.

— Впечатляет. И это при том, что я был готов к сюрпризу и точно знал: за окном ты.

— То есть вполне возможно, мы имеем дело с идеальным убийством?

— А если попроще, милая?

— Старика напугали до смерти, и совершенно сознательно. Так нормально?

— Так — да. Один вопрос: с чего вдруг старцу сидеть без света? Я бы еще понял — у камина, с коньячком… А здесь?

— Он не зашторил окно, возможно, поэтому и свет не включал. В гостиной он как на ладони…

— Раздвинуть шторы мог и убийца.

— Хорошо, — махнула рукой я. — Предлагаю второй вариант.

Я вновь покинула дом. На этот раз Вадим включил свет в гостиной, и теперь небольшое пространство перед домом было освещено. Но когда ты сидишь при свете, темнота за окном кажется особенно непроницаемой. А вот я Вадима отлично видела. У меня для него был сюрприз. С собой я прихватила косметическую маску из ткани, наложила ее на лицо и очень осторожно подошла к окну, встав возле самого края. А потом проделала тот же фокус: спутанные волосы, тихий стук, Вадим повернулся ко мне… Почти сразу открылась створка окна, и Воин впустил меня в дом.

— Где ты взяла эту хрень? — спросил он, посмеиваясь, когда я сняла с лица маску.

— Одноразовая косметическая маска, продается в любом магазине, где торгуют косметикой. Уверена, в местном магазине тоже.

— Выглядело даже страшнее, чем в первый раз. Боюсь, у старикана не было шансов закончить ночь без потерь, и уж тут не важно, задернул он шторы или нет.

— Думаешь, убийца заходил в дом после его смерти?

— Однозначно. И пробыл здесь довольно долго. По крайней мере, нашел договор с детективом. Иначе какими образом он мог узнать о сыщике?

— Как мы, по звонкам с мобильного телефона, — предположила я.

— На то, чтобы скопировать номера в мобильном, тоже необходимо время. И установить личность звонившего не так уж и просто. Если навыков нет. Он был в доме, — убежденно повторил Вадим. — Звучит глупо, но я это чувствую. Сидел старик со светом или без света, главное мы знаем: напугать его могли основательно. И в доме злодей был, иначе договор с Сапруновым обнаружила бы Вика. Ведь бумаги деда она разбирала. Хотя, если сыщик приезжал в Мальцево, все могло происходить с точностью до наоборот. Под подозрение попал именно сыщик. Злодей заподозрил, что тот явился неспроста… Ну а дальше понятно. Тебе какой вариант больше нравится?

— Мне в принципе не нравится, когда людей убивают.

— Куда ж без злодеев, милая? Эдак мы без денежек останемся. Ладно, выключай свет, а то как бы сознательные граждане ментов не вызвали.

Свет я выключила, а он закрыл жалюзи, и вскоре мы покинули дом.

— Завтра придется потолкаться среди аборигенов, — сказал Вадим, когда мы вышли на тропу. — Может, Сапрунова кто-то вспомнит? Глядишь, заодно и о Пырьеве разузнаю…

В этот момент я услышала шорох, а потом кто-то вскрикнул, точно оступившись в темноте. Тут же все стихло, но я не сомневалась: в кустах, в ста метрах от нас, укрылся человек. Вадим взглянул на меня вопросительно, я кивнула, он сказал:

— Взгляну, кому еще, кроме нас, не спится.

Не успел он сделать и пяти шагов, как в кустах завозились, а потом, не таясь, бросились бежать. Вадим тоже побежал, но вернулся очень быстро. Я все это время бестолково топталась на тропинке, не зная, что делать.

— Что? — спросила я, завидев Вадима, и пошла ему навстречу.

— Удрал.

— Ты его видел?

— Не то чтобы хорошо. Это Венька, — сказал он.

— Ты уверен?

Вадим кивнул.

— Пацан за нами следил. И теперь, должно быть, гадает, чем мы здесь заняты.


— Он все расскажет матери, — вздохнула я.

— Это уже не имеет значения, — успокоил Волошин.

То, что Венька все рассказал матери, сомнений не вызвало. Ночью мы вернулись в свой номер без происшествий, на этот раз воспользовавшись дверью, хотя я ожидала обнаружить Софью на ресепшен. Но встретились мы только утром, за завтраком. Выглядела она недовольной, здоровалась точно нехотя, а когда принесла нам кофе, спросила:

— Вы когда думаете уезжать?

— Неужто наше общество успело наскучить? — весело поинтересовался Вадим.

— Я собираюсь санобработкой заняться, с жильцами это запрещено.

— Тараканы завелись? — посерьезнел Вадим.

— Пока нет, но могут, если санобработку не проводить. Постояльцы вечером съезжают. Говорят, рыбы нет.

— Ну, нас-то это не особо волнует.

— Я вообще не пойму, что вы тут делаете, — не сдержалась она, сразу же пожалев об этом.

— У каждого свое представление об отдыхе, — продолжал расточать улыбки Вадим. — Если вы настаиваете, мы, конечно, переедем. Снимем дом, на худой конец. Например, у внучки Зиновьева.

Услышав это, Софья поспешно отвела взгляд, и я почувствовала не страх даже, а тоску, от которой ей, должно быть, хотелось выть в голос. Теперь у меня не было сомнений: что-то Софью с этим домом связывает. С домом или самим Зиновьевым.

Она поспешила уйти, так и не сказав, собирать нам вещи или нет, а мы спокойно обсудили ситуацию и с переездом решили не торопиться.

— Пойду-ка я с народом пообщаюсь, — сказал Вадим, поднимаясь из-за стола. — А ты присмотри за нашей хозяйкой.

Он ушел, я взяла книгу и устроилась на веранде. Вскоре раздался телефонный звонок на ресепшен. Софья ответила, разговор получился долгим, но до меня долетали лишь обрывки фраз. Однако, закончив разговор, Софья появилась на веранде и сообщила:

— Из полиции звонили. По поводу Пырьева.

— Должно быть, сын к ним обратился, — кивнула я, давая понять, что не вижу в звонке ничего удивительного, и уж точно не принимая недовольство Софьи на свой счет. — Что вы им сказали?

— А что я могу сказать? — поморщилась она. — То же, что и вам. Он уехал рано утром. Ключ оставил на стойке. За номер заплатил вперед. Еще и продлить хотел, но вдруг передумал. Я не видела, как он уехал, но ключ лежал на стойке, а вещей в его номере не было.

Создавалось впечатление, что она саму себя пытается убедить в этом.

— Они спросили, на чем он отсюда мог уехать?

— На такси, наверное. Автобус так рано не приходит. Я слышала шум мотора, но машину не видела.

— Установить, заказывал ли он такси, совсем нетрудно, — кивнула я.

— Может, за ним кто-то из знакомых приезжал, — проворчала она, и вновь я почувствовала эту ее тоску. И подумала: вряд ли Пырьева найдут живым. Мысль, в общем-то, не такая уж неожиданная, учитывая все, что мы к этому моменту узнали.

— Разберутся, — беспечно ответила я и тут же почувствовала, как тоску сменил гнев, обращенный на меня. Разумеется, не из-за этой фразы. Софья наверняка считает, что это мы разрушили ее мир своим вмешательством. Неужели она наивно полагала, что Пырьева не будут искать?

Я сделала вид, что продолжаю чтение, и Софья вскоре ушла. А еще через несколько минут я заметила Ивлева. Стараясь не привлекать внимания, он шел, держась ближе к кустам. Юркнул во двор. Софья в это время была на ресепшен, скрипнула дверь, и стало тихо. Значит, парочка не собиралась разговаривать в гостинице, предпочтя другое место. Скорее всего, квартиру Софьи.

Я отправилась в номер, где уже привычно перемахнула через подоконник. Дверь в сарай была открыта. Я подошла ближе, уже не сомневаясь, что Софья и Ивлев там.

— Ты понимаешь, идиотка, чем это может кончиться? — услышала я голос Ивлева. Он говорил очень тихо, но был не просто раздражен — его трясло от бешенства.

— Чего ты от меня хочешь? — с вызовом спросила она.

— Объясни своему щенку…

— Не смей его так называть…

— Извини. Что это я? Как можно оскорбить такого прекрасного мальчика? — издевательски заметил Ивлев. И тут же добавил: — Колония по нему плачет, и по тебе, кстати, тоже.

— Из полиции звонили, по поводу Пырьева, — со вздохом сообщила Софья.

— Ну и что? Ясно было, что позвонят.

— Но… — начала Софья, Ивлев тут же ее перебил:

— Поговори с мальчишкой! Или я сам с ним поговорю. Дай сюда эту дрянь…

Я услышала, как рвется бумага.

— Не смей даже близко подходить к моему сыну! — прошипела Софья.