В самое сердце

— По-твоему, разговор ничего не даст?

Вадим пожал плечами:

— Решили, значит, надо ехать.

Анна Ильинична внешне казалась полной противоположностью своей подруги. Высокая, полная, одета в широкие брюки и рубашку в клетку. В руках она держала сигарету, которую так и не прикурила. На нас смотрела с сомнением.

— Мне Каолина звонила, — в ответ на мои объяснения кивнула она. — Проходите.

Вслед за хозяйкой мы оказались в просторной гостиной с антикварной мебелью. Квартира Каолины выглядела скромно, различие между двумя женщинами сказалось и в этом.

— Садитесь, — Анна Ильинична тяжело опустилась в кресло, посмотрела на сигарету в своей руке и откинула ее на журнальный стол. — Курить бросаю. Врачи велели, — и без перехода продолжила: — Моя подруга небось Альберту оду сложила? У нее все в розовом цвете, и чем ближе к могиле, тем розовей. Мужик он был с характером, не скажу, что мы с ним легко или приятно общались но это лучше, чем мой сыночек, тютя-матютя, который до сих пор без меня жить не научился. Хотя своих детей завел. Пять человек завел да бросил. Три раза женился — и все характером не сошлись. Бог с ним… Это я еще от разговора с ним не отошла. Убрался перед вашим приходом. Вот жена у Альберта была — чистое золото! Ко всем могла подход найти. На ней все и держалось, а как померла, семьи не стало. Альберт сам по себе, Нинка сама по себе. А тут еще муж ее непутевый…

— Каолина Викторовна сказала, Нина была склонна к истерикам и часто ссорилась с отцом.

— Ну, так она его в убийстве мужа обвиняла, неудивительно, что ссорились!

— Она винила отца в том, что он не разрешил продать квартиру и ее муж, оказавшись в безвыходном положении, повесился?

— Нет. Она решила, что Альберт его смерти поспособствовал, боясь, что он Нинку в конце концов без жилья оставит! Без жилья, да еще с долгами.

— Что значит «поспособствовал»?

— То и значит. Не сам он в петлю полез, а помогли. И Нинка даже знала, кто помог.

— Вы хотите сказать, ее отец нанял…

— Нинкиного любовника, — с готовностью подхватила она. — Они с Ванькой еще со школы любовь крутили. Шпана шпаной, в семнадцать лет в тюрьму угодил. Правда, выпустили его быстро… Через несколько лет он бизнесменом стал, это так считалось, а на самом деле — форменный бандит. У Нинки ума хватило от него подальше держаться, но и тут она мало что выгадала, нашла себе муженька… Хотя поначалу он всем нравился. Нормальный парень, работящий. Жили в достатке, родители с машиной помогли, квартира тоже родительская, ребенка родили, а потом — бац, и он точно с цепи сорвался. Игровые автоматы. Они тогда на каждом шагу стояли. Когда поняли, что к чему, он уже был конченый. Это ж как наркотик, все на свете безразлично — и жена, и мать, и дочь… Денег в долг набрал чертову прорву. Нинке бы бросить его, а она спасать мужа вздумала. Дура. А Ванька рядом вертелся, любовник бывший, хотя, может, она с горя опять с ним закрутила. А Альберт его знал хорошо, еще по школе, он у них часто бывал. Вот и решили они Нинку спасти. Один подсказал, другой сделал. И стала Нинка свободной женщиной.

— Вы об этом от кого узнали? — с некоторым сомнением спросила я.

— От Нинки. То есть я-то узнала от домработницы Зиновьева. После поминок мы с ней прибирались в доме, Каолина с Викой спать ушли, а мы выпили еще за помин души Альберта. Ну, и разговорились.

— Вы имеете в виду Клавдию Семеновну?

— Ее самую. Она и рассказала: в тот вечер, когда Нинка исчезла, она к отцу явилась и давай ему выговаривать. Мол, ты подговорил Ваньку убить моего мужа. Они-то думали, Клавдия ушла, а она задержалась. А когда сообразила, о чем Нинка вопит, стала подслушивать. Занятие некрасивое, но я бы тоже подслушала. Альберт, само собой, сказал: ты с ума сошла, а Нинка — мне Ванька сам покаялся. Мол, я тебя люблю, готов на все и от мужа непутевого тебя избавил. Она Ваньке пригрозила, что в полицию пойдет, тот ей про отца и выдал. Мол, не я один тебя спасал, а с родителем твоим заодно. Орали они, по словам Клавдии, не меньше часа, она ушла по-тихому. А потом увидела, что Нина из дома выскочила, точно ошпаренная. И после этого — как в воду канула. От отца ушла, а домой не вернулась.

— И что вы об этом думаете?

— А что тут думать? Ванька ее убил. Испугался, что в самом деле в полицию пойдет. С отцом она не ладит, запросто в тюрьму упечет, и Ваньку, само собой, тоже. А кому в тюрьму охота? Вот он наплевал на свою любовь и убил девку.

— И вы, узнав все это, не обратились в полицию? — нахмурилась я.

— А чего обращаться? Ваньку еще года три назад Господь прибрал. Альберт тоже покойник. Да и вопрос, что Клавдия вправду слышала, а что напридумывала. Она наутро мне так и сказала: «Анна Ильинична, я вчера охмелела да глупостей насочиняла, вы всерьез не принимайте». Я и не приняла.

— Как по-вашему, Зиновьев мог считать, что дочь исчезла по вине Ивана?

— Не знаю. Он со мной об этом не говорил. И сомневаюсь, чтобы вообще с кем-то обсуждал такое. Он человек закрытый. Но точно знаю, что с Ванькой он виделся, тот к нему приезжал. Мы с Каолиной на такси приехали, а Ванька нам навстречу на своей машине. Я Альберта спросила: это Нинин друг приезжал? А он в ответ: да, мол, ищет Нину, беспокоится.

— А когда он приезжал к Зиновьеву?

— Да уж больше года прошло после ее исчезновения.

— Но ведь полицейские Нину искали?

— Конечно. Только не нашли… Вот так. Я, бывает, ночью лежу и все думаю, как так может быть, что человек исчезает без следа. Разные истории придумываю.

— Какие, например?

— Так я уже сказала: это Ванькина работа. Знал, что она к отцу поедет, ну и подловил где-то…

Мы немного посидели в молчании, потом я спросила:

— О том, что Зиновьев к детективу обращался, вам Каолина Викторовна рассказала?

— Ни за что бы не подумала, что он на такое способен! Не в его характере. Но… значит, другого выхода не видел.

— И что его, по-вашему, могло заставить обратиться к детективу?

— Вот уж не знаю.

— Логично предположить, это связано с исчезновением Нины.

— Может, и связано, а может, и нет. Альберт Юрьевич — он ведь командовать привык. Начальник, все по его воле должно быть. Не мытьем, так катаньем, а своего добьется. И не в свое дело запросто мог влезть, если решил, что дело неправильное. Но это так, пустые слова, — махнула она рукой. — Вы бы лучше с детективом поговорили, он, поди, знает, зачем его Альберт нанимал.


— Детектив вряд ли информацией поделится, — пожала плечами я, не желая говорить о кончине Сапрунова. Чего доброго, новость Анну напугает. — Профессиональная этика и все такое…

— Чушь! Альберт помер, какая, к лешему, этика? Денег дайте — и все расскажет.

— Что ж, можно попробовать. Альберт Юрьевич жил замкнуто, но, возможно, с кем-то из соседей все же общался?

— Если верить Клавдии, то жил как сыч. Ни он ни к кому, ни к нему никто. Утром прогулка, после обеда сон, вечером телевизор, а перед сном опять прогулка. Железное расписание. Редкой занудой был наш Альберт, — хмыкнула она. — Я только диву давалась, как он от такой жизни не повесится, — она вновь махнула рукой. — А может, и правильно.

— Значит, своими намерениями он с вами не делился?

— Нет, и ни с кем другим тоже, можете быть уверены. Уж такой человек. А вас, значит, Вика наняла? — Она уставилась на меня и не отводила взгляд не меньше минуты. — И зачем, скажите на милость?

Я пожала плечами:

— Это очевидно. Виктория хочет знать, что заставило ее деда обратиться к детективу.

— А сама она к этому детективу обращаться не пробовала? — хмыкнула Анна. — Знать бы, что у нее на уме.

— Зачем? — спросила я, не отводя взгляда.

— Что? — нахмурилась она.

— Зачем вам знать?

Анна Ильинична в досаде махнула рукой, отвернулась:

— Обычное любопытство. Зачем еще? Она ведь не думает, что дед… Он умер от сердечного приступа. Ведь никаких сомнений?

— Насколько мне известно, — кивнула я, подозрения ее отнюдь не рассеяв.

— Черт-те что…

— Спасибо вам за содержательную беседу, — сказала я, поднимаясь, Вадим тоже поднялся с заметным облегчением.

Анна Ильинична проводила нас до двери, буркнула «всего доброго».

— А мы ехать не хотели, — покидая подъезд, напомнила я Вадиму.

— Да, старушка смогла удивить.

— Как и домработница Зиновьева.

— Теперь придется проверять, что это за Ванька, — проворчал Вадим. — Похоже, бабка права, и подружку он порешил.

— Если все это не буйные фантазии одной из старушенций.

— Или обеих сразу, — кивнул Воин, достал мобильный и набрал номер.

С кем он говорил, я не знала, но, судя по всему, человек этот — один из его многочисленных знакомых в правоохранительных органах. Речь шла о матери Вики. Точнее, о ее безуспешных поисках.

Вадим убрал мобильный и кивнул мне:

— Завтра встретимся, смогу заглянуть в дело, заодно выясню, что это за Ванька такой. Домой? — спросил он, садясь в машину. — Успел истосковаться по стряпне Лионеллы. Она к тебе подобрела, кстати.

— Не заметила.

— Да ладно. Уже не зыркает и придирается реже. Помаленьку начинает видеть в тебе хозяйку. То ли к месту она привязана больше, чем к Джокеру, то ли знает что-то, чего не знаем мы.

Я хотела спросить, что он имеет в виду, но внезапно подумала: что, если Воин прав и Лионелле известно куда больше, чем нам? Откуда это ее ледяное спокойствие? Хотя она не из тех людей, кто демонстрирует свое горе…

Я покосилась на Вадима, он сосредоточенно смотрел на дорогу и вдруг выругался.

— Что? — спросила я.

— Похоже, нас пасут.

— Ты уверен? — глупый вопрос, и задавать его, разумеется, не стоило.

— «Шевроле» темно-синего цвета, — сказал Вадим, внимательно вглядываясь в зеркало. «Шевроле» я вскоре тоже заметила.

— Интересно, кому мы понадобились? — изумилась я.

— Можем узнать.