В самое сердце

— И вскоре скончался.

— Понимаю, что звучит это по-дурацки, но…

— Почему же по-дурацки? — все еще хмурясь, пожал плечами Вадим. — Зиновьев задавал вопросы старику-историку и болтался возле маяка. Можно предположить, что это связано с исчезновением его дочери. Допустим, он напал на след, а убийца дочери принял меры… Проблема в том, что Зиновьев у нас скончался вроде бы без посторонней помощи.

— Вика считает иначе.

— И готова раскошелиться, чтобы доказать свою правоту. Значит, нам следует напрячься и найти причину, по которой ее дед отдал богу душу.

— Я думаю, что возле дороги видела мать Вики, — помолчав, сказала я. — Раньше в поселке была еще одна автобусная остановка.

— Рядом с этими кустами? — предположил Вадим.

— Нет. Чуть ниже, возле старой конюшни. Поссорившись с отцом, женщина отправилась к остановке короткой дорогой. Но, скорее всего, до нее не дошла.

— И что, по-твоему, могло произойти? Ее там кто-то ждал и убил преднамеренно? Или это все-таки был несчастный случай?

— Спроси что-то полегче.

— То есть она… не дала понять, какого хрена болтается возле этих кустов? — Вадим вздохнул и сказал примирительно: — Извини.

— Не извиняйся. Я знаю, что от моего дурацкого дара никакого толку.

— Джокер так не думал.

— Джокер был слишком добр ко мне, — вздохнула я.

— Ладно, по крайней мере, кое-что стало вырисовываться. Мать Вики погибла, а вовсе не сбежала за лучшей жизнью, как, видимо, рассчитывали в правоохранительных органах. Зиновьев несколько лет неизвестно чего ждал, потом вдруг начал вести собственные поиски и в результате скончался. А что? Вполне себе версия, как считаешь? Другой все равно нет, — кивнул Вадим, отвечая на собственный вопрос. — Следовательно, должно быть некое событие, после которого старик приступил к этим самым поискам. И второе: убийца, вольный или невольный, чего мы пока не знаем, до сих пор находится здесь. Решил, что поиски Зиновьева выйдут ему боком, и каким-то хитрым способом от него избавился. Можно предположить, что наш злодей как-то связан с маяком, хотя моей фантазии не хватает придумать, какого хрена ему там понадобилось. Еще один вопрос — и я заткнусь: как думаешь, дочь Зиновьева прикопали все в тех же кустах? Или рассчитывать на это не приходится?

— Она не показала место, — пожала плечами я. — Можно попробовать еще раз…

— Не показала — и ладно. Найди мы сейчас труп, работу это скорее затруднит. Понабегут конкуренты в погонах, а нам это ни к чему.

— Я даже не уверена, что это она. — Я поспешно отвернулась, прозвучало это так, точно я жалуюсь.

— А можно это как-то… уточнить?

— Можно попытаться.

— Ну да, беда с этими духами, паспорт у них не спросишь.

Я было заподозрила, что он издевается, но выглядел Вадим скорее озадаченным.

— Попрошу Вику прислать фотографию матери, — добавила я, вновь почувствовав свое бессилие и, как следствие, раздражение от собственной никчемности.

Достав мобильный, я написала Виктории СМС, Вадим терпеливо ждал, когда я закончу, а потом сообщил:

— Дом мы проверили. Ни жучков, ни камер.

— Мы? — не поняла я.

— Поэт приезжал. Хотел тебя дождаться, но я отправил его с глаз долой.

— Значит, в доме ничего подозрительного?

Вадим развел руками, а потом предложил:

— Пойдем, сожрем чего-нибудь… На сытый желудок лучше думается. Хотя меня обычно в сон клонит. Что, кстати, тоже неплохо.

Сообщение от Вики пришло, когда мы были в ресторане. Фото, должно быть, не из самых последних, женщина на нем выглядела лет на тридцать пять. Длинные светлые волосы, задорная, совсем юная улыбка. У дочери другой фотографии не нашлось, или мать Вики — из тех, кто не любил фотографироваться? Для женщин ее внешности это редкость.

Я протянула мобильный Вадиму, он взглянул и сказал:

— Симпатичная, — с грустью или мне показалось? Мужчины, как известно, неравнодушны к женской красоте, и гибель молодой красивой женщины, должно быть, вызывает у них больше сожаления.

Я положила мобильный перед собой, пытаясь сосредоточиться на изображении. Как там говорил Бергман? Освободи свое сознание, попытайся стать тем, кого видишь. Легко сказать. Мысли скакали, точно блохи, Вадим напротив тоже мешал. Я могла думать лишь о том, что выгляжу, должно быть, по-дурацки. Глаза, у нее красивые глаза…

Как и в какой момент это произошло, вспомнить я потом не смогла. Я вдруг оказалась точно в замкнутом пространстве, скрытая от окружающего мира невидимой стеной. Невидимой и непроницаемой. Звуки сюда не доходили. Тишина, в которой я словно парила, как в невесомости. И тут раздался крик. Жуткий, мучительный, так кричат от боли. От боли, которая рвет на части, лишая разума, лишая надежды, и остается лишь одно желание — поскорее умереть.

— Лена, Лена! — кто-то настойчиво звал меня.

Словно внезапно очнувшись от глубоко сна, я с удивлением оглянулась. Ресторан, я сижу за столиком, напротив Вадим, внимательно смотрит на меня с намеком на беспокойство.

— Все в порядке? — произнес он.


— Да, — сказала я неуверенно.

Он продолжал меня разглядывать, и я спросила:

— Я… наверно, странно выглядела?

— Нормально. Вру. Это было жутко, как будто ты здесь, но тебя нет. Выражаясь литературно, здесь бренная оболочка, а душа улетела. Слава богу, что вернулась. Можно узнать, где успела побывать?

— Сама толком не знаю, — пожала плечами я и залпом выпила стакан воды, который стоял под рукой. — Но место скверное.

— Замечание сделать позволительно?

— Валяй.

— После того как Джокера не стало… твой дар прогрессирует, ты не находишь?

— Нет. Не нахожу.

— Ага, — кивнул он. — На всякий случай в следующий раз предупреждай, прежде чем куда-то отправиться, дабы не травмировать мою чересчур впечатлительную душу.

— Согласна, я нашла неподходящее место…

— Никто, кроме меня, ничего не заметил, — заверил он. — Это длилось чуть больше минуты. Просто я перепугался: а вдруг ты не вернешься.

— Меня такая перспектива совсем не радует. Возле дороги мы видели ее, — без перехода сообщила я. — Но это не все. Ее смерть была ужасной. Ни о каком убийстве по неосторожности и речи быть не может.

— Ужасной? — переспросил Вадим. — А поконкретнее?

— Поконкретней не ко мне. Я чувствовала ее боль и ее ужас. Умирала она долго, в мучениях.

— О господи! Только не говори, что это очередной маньяк, у меня на них стойкая аллергия.

— Может, и маньяк. — Я в досаде покачала головой. — Я ни в чем не уверена. Я даже не уверена, что видела то, что видела. И это не игра разума.

— Ладно-ладно. Лично я не сомневаюсь в твоих словах. А все эти игры разума для дотошных умников. Мать Вики погибла от рук убийцы, и наше дело его найти. Хотя я не уверен, что это наше дело, раз девчонку вовсе не кончина матери интересовала. Вопрос был сформулирован примерно так, насколько я помню: не опасен ли дом деда для проживания? Очень много болтаю? — усмехнулся он. — Это с перепугу. Сначала, когда Джокер вот так же отправлялся хрен знает куда, я прямо трясся от страха, потом привык. Есть надежда, что опять привыкну.

— Ты видел, как Бергман… Я имею в виду…

— Я понял, милая. Ответ очевиден, как очевидно и то, почему он назначил главной тебя. Вы похожи куда больше, чем я мог предположить.

В этот момент возле нашего столика появилась официантка, и я попросила еще воды. Она сходила в бар и вернулась с бутылкой минералки. Все это время мы сидели молча, ни у меня, ни у Вадима не возникло желания продолжать начатый разговор. Происшедшее все еще беспокоило, точнее сказать, после слов Вадима оно беспокоило меня даже больше. Я постаралась избавиться от этого чувства, которое шло рука об руку с тревогой и тоскливым ожиданием близких перемен, отнюдь не счастливых, и принялась приглядываться к соседям.

Внимание вскоре привлек невысокий худощавый мужчина, появившийся из дверей кухни. В руках у него был бумажный пакет; прежде чем закрыть дверь, он сказал:

— Спасибо вам огромное… приду обязательно… — Сделал шаг в сторону и едва не столкнулся с официанткой. — Настенька, извините, — улыбнулся он, подхватывая девушку под руку.

— Ничего страшного, — поспешно ответила она. — Вы за блинчиками?

— Да, за ними.

— А лимонада выпьете?

— Знаете, чем меня соблазнить, — засмеялся мужчина.

— Присаживайтесь, сейчас принесу.

Официантка скрылась на кухне, а мужчина устроился за соседним столиком, положил бумажный пакет на стул рядом с собой и обратился к нам:

— У них здесь потрясающие блинчики. И лимонад. Рекомендую.

— Спасибо. Обязательно попробуем.

— Я забыл поздороваться, — засмеялся он. — И представиться: — Геннадий Алексеевич.

Глаза у него были голубые, очень светлые, тонкий нос и редеющие волосы. «Он похож на Клинта Иствуда», — подумала я.

Геннадий Алексеевич разглядывал нас с интересом. Несмотря на его улыбку, открытую и располагающую, в нем чувствовалась твердость, а интерес к нам был продиктован не досужим любопытством, а скорее желанием сохранить свой мир в незыблемом состоянии.

В общем, дядька был непрост.

— Елена, — сказала я, — а это Вадим.

— И вы любите друг друга? — улыбнулся он и издал легкий смешок, но теперь, как ни странно, ощущалась настороженность.