В плену нашей тайны

Плевать.

Однако новость разлетелась подобно бомбе — бах и только ленивый не говорил о попытке «убийства». Еще бы полицая пригласили, ей богу.

Спустившись в шумный холл, я прошел мимо ресепшена, столкнувшись с Мартой, которая уже, судя по всему, докладывала сплетни нашим. Вот не удивлюсь, если через пять минут Акимова позвонит или школьная директриса.

— Ян! — раздался неожиданно голос Евы. Я натянул улыбку, почему-то сделалось так хорошо и приятно, словно на меня накинули теплый шарф. Оглянулся и расправил руки в стороны, намекая, что готов принять девчонку в свои объятия.

Исаева не шла, бежала навстречу. На ней было платье мятного цвета, облегающее тонкую талию, и открывающее коленки. Волосы собраны в колосок, губы переливаются от алого блеска. Притягательно переливаются. Мысленно я усмехнулся тому, с каким желанием разглядываю Еву, и как сильно хочу вновь поцеловать ее.

— Ян! — прикрикнула Исаева, останавливаясь напротив. Я сделал шаг навстречу, потянулся к ней с объятиями, но Ева умела убивать хорошее настроение. — Ты скинул Влада в бассейн?

— Ты бежала со третьего этажа, чтобы спросить про Влада? — буркнул я, опуская руки, и закидывая их в карманы брюк. На самом деле, мне не хотелось, чтобы она узнала об этом случае, как и обо всех предыдущих. Но каждый раз что-то выходило из-под контроля, и это жутко бесило.

— Он мог утонуть, ты… зачем ты это сделал?

— Затем, что надо башкой своей думать, прежде чем девушек трогать.

— Но… чем ты отличаешься от него? — глаза Евы расширились, в них читалось разочарование. Ее слова — словно удар по лицу, пронзили кожу иглами.

— Что, прости?

— Влад, мудак конченный. Но ты ведь… ты же не такой, Ян! — голос Исаевой дрогнул, она смотрела снизу вверх, пытаясь из-под пушистых ресниц разглядеть то, чего не было на самом деле, например, добрячка Яна Вишневского.

— А какой я? — я подошел к Еве, наклонился, опыляя девчонку своим дыханием. И если раньше в ее карамельно-изумрудных глазах читалась помесь раздражения с желанием стать ближе ко мне, то сейчас в них был страх, презрение. От этого глубокого и пронизывающегося взгляда мне сделалось не по себе, я, в самом деле, почувствовал непонятную вину. Да и за что? За то, что человек получил по заслугам?

— Ты — хороший, ты… единственный, кто не смеялся над моими странностями. Но... Зачем… Ян, зачем ты опускаешься…

— А что я должен терпеть, как девушку, которую я лю… — я оборвал себя, понимая, что признаюсь в том, в чем не должен. — Над сколькими он издевался, а? Скольких унижал и пугал? Ты думаешь, одна такая? А если бы… если бы я не заметил твою тень тогда в коридоре? Твою мать! — крикнул я, закинув руку в волосы, крепко сжимая приди. Внутри кипел ураган злости. Плевать на всех. На их чертово мнение. Но Ева… Ева должна быть на моей стороне.

— Ты всегда так делаешь, — с придыханием произнесла Исаева, не сводя с меня этих, мать его, убийственных глаз. Она будто вытаскивала душу, сжимала и встряхивала ее.

— Ева, послушай…

— Ты всегда находишь слабые места и бьешь по ним. Ты делал так со всем, со мной! — губы Евы затряслись, и она прикрыла их ладонью, отворачиваясь.

— Ну, вот такое я дерьмо, — холодно процедил, громко выдохнув. Меня накрыло. На мои плечи обрушилась лавина из злости и обиды. Как она может так? Твою мать! Я пытался защитить ее, я постоянно пытаюсь защитить Исаеву. А в итоге остаюсь главным злодеем в глазах грешницы. Смешно.

Развернувшись, я пошел прочь.

Я никогда не хотел видеть ее слез, но так часто их видел. Я не никогда не хотел быть для нее дьяволом воплоти, но в итоге именно им и стал.

Какие забавные шутки у судьбы все же…





Глава 32




Если бы я проснулась раньше, если бы услышала, как он уходит, ничего бы не было. Почему я не услышала? Почему не смогла остановить Яна? Почему стою сейчас, смотрю ему в спину и сдерживаюсь, чтобы не разреветься. Вчера ночью было так тепло, и комфортно. Мне никогда и ни с кем не было настолько хорошо, как рядом с Вишневским. Я могу долго и упорно заставлять себя не думать о нем, но сердце тянется в другом направлении.

— Ева, — за спиной неожиданно раздался голос Майи, и я повернулась к ней. Глаза наполняла влага, я плохо видела девушку напротив, меня трясло от разговора, и от тех слов, что наговорила Яну.

Почему в порыве эмоций мы совершаем поступки, о которых потом начинаем жалеть?..

— Боже, Ева, ты плачешь? — Орлова подошла ближе, и практически сразу обняла меня, позволяя уткнуться носом в ее плечо. Я всхлипнула, слезы покатились по щекам, обжигая кожу. Больше всего на свете мне не хотелось терять ту ниточку, что образовалась между мной и Яном. Я уже сама себя ненавидела за сказанное, но принять его методы не могла. Одно дело глупые выходки, но сейчас все по-другому, сейчас на чаше весов была человеческая жизнь. И если демон этого не понимает, он просто дурак.

— Не плачь, все хорошо, Ева, — шепнула Майя. Она заботливо гладила меня по волосам и плечам, приговаривая, как маленькую девочку. Никогда бы не подумала, что буду вот так в холле обнимать едва знакомого человека. Кажется, жизнь слишком непредсказуема.

Мы простояли, прижавшись, друг к другу, минут пять, пока у меня в кармане не начал вибрировать сотовый. Я потянулась к нему, в надежде увидеть на экране номер демона, как бы странно это не звучало, но там отразилась фотография папы.

— Я… я в номер пойду, позже увидимся, ладно? — с натянутой улыбкой сказала Майе. Она без лишних вопросов проводила меня до лестницы, еще раз подбодрила и оставила одну.

Отцу я перезвонила не сразу, только в комнате, и буквально с первых минут рассказала все, не смогла сдержаться. Мне нужен был чей-то совет, но кроме папы обратиться было не к кому. Он всегда мог найти правильное слово для меня, и пускай мы не были настолько близки, чтобы называться лучшими друзьями, но отец единственный, кто продолжал раз за разом выбирать мою сторону, даже тогда, когда я была неправа.

— М-да, — вздохнул родитель в трубку. — Какие нынче дети пошли. Ева, ты не пострадала?

— Пап, пострадал тот парень! Ян… он его скинул в бассейн, ну ты представляешь?

— С одной стороны, он поступил в корне неправильно. Жестокость жестокостью не лечат, — произнес отец каким-то задумчивым тоном.


— А с другой?

— А с другой, возможно, он просто по-другому не умеет. Ситуация заставила его переживать за тебя и не найдя другого выхода, он таким образом, огородил близкого ему человека от опасности.

— Пап…

— Как мужчина я его понимаю, а как преподаватель, нет. Поговори с ним, милая. Чужое сердце всегда потемки. Молчание и грубые слова убивают даже самых стойких. В конце концов, на то мы и люди, чтобы садится за стол и делиться своими чувствами. Не держи это в себе. Хорошо?

— Угу…

После разговора с отцом, я еще почти два часа лежала на кровати, нагло пропуская занятия по литературе. Завтра у нас будет тест, а послезавтра поздно ночью рейс домой. И все вернется на круги своя: школа, в которой мне нет места, дом, где я порой чувствую себя чужой, и даже сердце Яна, которое я своими руками закрыла сегодня. Однозначно мне не хотелось возвращаться в то прошлое, мне слишком понравилось настоящее, в нем было тепло.

Поднявшись с кровати, я присела перед зеркалом и начала поправлять макияж, замечая, с какой грустью на меня смотрит девушка с той стороны. Удивительно, как одна ночь с человеком может изменить все, даже сердцебиение. Я до сих пор помню вкус его губ, и прикосновения, словно это было пару минут назад. Кажется, оглянусь, а там на кровати сидит демон и продолжает с улыбкой смотреть на меня. Я скажу ему какую-нибудь колкость, на что услышу пошлую шуточку или очередную умную мысль, понятную только одному Яну.

Мне нужно с ним поговорить.

Повязав волосы в конский хвост, и припудрив бледные щеки, я выскочила из комнаты и побежала по лестнице на второй этаж. Однако остановилась, решив, что идти с пустыми руками не лучшая идея. Поэтому спустилась на первый, свернула в кафетерий и замерла напротив прозрачного крутящегося десертного холодильника. Там были разные пирожные: от простых чизкейков, до разных фруктовых корзинок, украшенных дорогими ягодками.

Я выбрала птичье молоко, сама очень любила его. Пирожное упаковали в прозрачную коробочку и даже приклеили сверху красный маленький бантик. Мысленно я надеялась, что Ян уже успокоился, мы сможем спокойно поговорить, а потом… если честно, я уже не думала о будущем. Впервые в жизни меня заботил только сегодняшний день, который затронул старые раны.

У дверей номера Вишневского я потопталась почти минуту, в нерешительности постучать. И до трех посчитала, и прошла туда-сюда три раза. Обыденные ритуалы, которые я использовала постоянно, сейчас почему-то не помогали. Я никак не могла перестать нервничать. Сжимала в руках прозрачную пластиковую коробочку, буравя взглядом пирожное, и искала мысленно слова, с которых могла бы начать разговор, да только слов, как назло, не находилось.

— Ты охраняешь мою комнату от злых ведьм? — послышался неожиданно голос Яна. У меня аж пирожное из рук чуть не выскочило, до того я удивилась. Подняв голову, заметила демона, облокотившегося о стенку, и разглядывающего меня, вернее мои расхаживания вокруг его номера.

— И давно ты наблюдаешь за мной? — спросила, предполагая, как со стороны странно выгляжу. Ян провел рукой по лицу, затем отошел от стенки и начал приближаться ко мне вальяжной походкой. Он не улыбался, но и былой злости во взгляде парня не было.

— Лет с шести или пяти? Я если честно уже и не помню.

— Я не… что? Ты… ты знал меня до нашей первой встречи?

— А ты думала, откуда я про твои странности знаю? — Вишневский остановился напротив, и мне захотелось сделать шаг навстречу, чтобы сократить расстояние, между нами. Но весь облик демона говорил о его нежелании становиться ближе: руки скрещены на груди, пустой взгляд, отведенный в сторону, полная незаинтересованность. Ян никогда не был таким по отношению ко мне, даже в минуты лютой ненависти. И я вдруг почувствовала, как по спине полился холод, от которого сжимались мышцы.

— Я не знаю, никогда не задумывалась об этом…

— Вот как? — Ян опустил голову, словно внизу были ответы на все важные вопросы. Я тоже опустила, продолжая сжимать во влажных ладонях коробочку с пирожным.

— Ян, я…

— Может ты и права, может я… — Вишневский замолчал, и мы оба, словно по команде, подняли головы и замерли друг на друге. Его глаза, цвета черной стали, затягивали в свои неизвестные и опасные воды. Его губы манили, напоминая о том, как чертовски круто Ян целуется. Внутри срабатывали стоп-сигналы, но я по непонятной причине старательно не подчинялась им, продолжая смотреть на человека напротив.

— Мы так долго были врагами, что кажется, разучились разговаривать, — прошептала, и все же решилась сделать шаг навстречу. Между нами было меньше метра, но казалось, впереди огромная пропасть, которую я никогда не смогу перепрыгнуть или обойти.

— Порой, чтобы начать говорить, нужно то еще мужество, — с тяжелым вздохом произнес Ян, и его губ коснулась грустная улыбка. Я протянула вперед коробочку с пирожным, ощущая, как плечи сжимаются под тяжестью вины за сказанные слова в адрес Вишневского. В конечном итоге он поступил так именно из-за меня, а не потому, что испытывал удовольствие от подобных выходок. И пускай это было неправильно, пусть я до сих пор много чего не понимала, но не один Ян виноват, я тоже виновата.

— Давай как-нибудь поговорим об этом? Знаешь, я ведь… я тоже, — на языке не было подходящего слова, поэтому я периодически замолкала. — Ян, я…

— Давай, только не сегодня, ладно? Сегодня мне очень хочется, чтобы ты была на моей стороне. А за свой поступок… в общем, я извинился перед Владом. Хотя, кажется, он решил, что это стеб, — с усмешкой в голосе произнес демон.

— Ч-что?

— Что тебя так удивило: что я умею извиняться или, что людям это кажется странным? — Вишневский задумчиво вскинул бровь, вытянул губы, от чего они стали еще более алыми. Он походил на маленького нашкодившего ребенка, который искренне не понимал, почему его поставили в угол. Возможно, папа был прав, возможно, Ян просто не умеет иначе выстраивают линию защиты. Но если так, если я всегда что-то значила для этого человека, что случилось тогда, пять лет назад…

— В общем, может, в номер зайдем? — спросил демон, вырывая меня из размышлений.

— Нет, — с улыбкой ответила я. — Пойдем в столовую, а то ты в номере больно дерзко себя ведешь.

Я обошла Яна и двинулась в сторону лестницы. Он довольно быстро нагнал меня, и нагло взял за руку, переплетая наши пальцы. Я снова дернулась, но больше для вида, а Вишневский лишь закатил глаза, теперь уже с улыбкой на губах.

— Да ладно, если бы я был скромным и бесхребетным, мы бы ходили кругами до старости.

— В этом есть своя прелесть.

— О, нет! Увольте. Целовать морщинистую тетку меня не вставляет, — качнув головой, сказал Вишневский. Да таким тоном, будто ему предлагали отведать свежего таракана.

— Как будто ты в старости будешь супер Альфой.

— У меня отличная генетика, думаю, в старости я буду тем еще старичком, — я перевела взгляд на Яна, который играл бровями и мечтательно смотрел по сторонам.

— Ага, в парике и широких семейниках, — прыснув со смеху, сказала я.

— Это будут самые сексуальные семейники. Ты будешь поражена, — деловито заявил этот самец.

— О, жду не дождусь часа икс, но если твои дедовские семейники меня не поразят, не обижайся, что я пошла, заглядывать на молодого соседа.