В могиле не опасен суд молвы

– И… извините, – сказала я, чувствуя себя идиоткой.

– Не стоит, – ответила она. – Забавно, но это дает такую свободу. Ой, не надо смотреть на меня с таким скептическим сочувствием. Я устала от этих взглядов. Люди не знают, как себя вести со мной. Пусть у меня нет ноги, но голова-то есть.

Должна признать – правда, неохотно, – что в этой женщине есть нечто, вызывающее во мне восхищение. Внезапно я решилась и протянула ей руку.

– Флавия де Люс, – я посмотрела ей прямо в глаза, крепко пожала ладонь, молча извиняясь за свое нахальство, и попросила, не выпуская ее руку, – расскажите мне об Орландо. Мне так его жаль.

Она внимательно рассматривала мое лицо.

– Кроме того, мне любопытно, – добавила я.

– Довольно честно, – заметила она. – Я тебе верю. Орландо был… моим протеже.

Интересное слово. Я знаю, что оно происходит от французского глагола, означающего «защищать». Учитель органа, занимавшийся с Фели, мистер Колликут, всегда именовал ее своей протеже. По крайней мере, он так говорил, пока его не убили.

Но если мистер Колликут когда-нибудь думал, что защищает Фели от чего бы то ни было, он был болваном. Моя сестра родилась с защитными инстинктами тигровой акулы.

Нет, у этого слова есть другой смысл – «студент, ученик». Должно быть, так.

– Вы его учительница? – уточнила я.

Мисс Мандрил окинула меня взглядом с ног до головы, перед тем как наконец ответить.

– В некотором роде да.

За последние годы, наблюдая за моим другом инспектором Хьюиттом, главой полицейского участка в Хинли, я выяснила, что лучший способ выудить информацию – это держать рот на замке.

Я ничего не сказала, и, клянусь Иисусом, это подействовало!

– Орландо был очень талантливым актером, – объяснила она. – Он мог бы стать величайшим в нашем поколении, если бы не умер. Второй Гилгуд[8]? Кто знает? Может, даже более великим. В нем соединялись сталь и чувствительность – бесценное сочетание, которого вечно не хватает современным труженикам рампы. Ему недоставало только счастливого случая, и теперь его лишили всего.

«Кто это сделал? – подумала я. – Судьба?»

Или мисс Мандрил намекает, что произошло преступление?

Я подалась вперед, демонстрируя крайнюю заинтересованность.

– Что ж, – продолжила она, покачав головой, – где бы он сейчас ни был, он смеется над своей трагедией. Вот как это делается. Вот секрет подлинного величия.

«Она права», – подумала я. Не знаю, сколько раз я смеялась при одной мысли о своих не сказать чтобы незначительных талантах.

Я скромно улыбнулась.

– И где он, как вы полагаете? – спросила я, побуждая ее говорить дальше.

– Орландо? – она хмыкнула. – Он восседает на краю какого-нибудь розового облака, болтает ногами и попивает абсент. И общается с кем-то из наших эксцентричных покойных романистов. Например, с Рональдом Фирбанком.

– Не с Шекспиром? – удивилась я.

– Шекспиром? – повторила мисс Мандрил и поджала губы. – Господи, нет! Орландо ненавидел Шекспира. «Разрекламированный навоз» – вот как он его называл. «Буря в свинарнике».

Я чуть не подавилась. Какое счастье, что здесь нет Даффи. Она бы распылила эту женщину на атомы за такую ересь.

– Вижу, ты со мной не согласна, – добавила мисс Мандрил. – У тебя на лице написано. Ну ладно. Полагаю, есть люди, с которыми можно разумно разговаривать, и есть другие.

Ну и как иметь дело с этой женщиной? В один миг она исповедуется мне, как лучшей подруге, а в другой – пускает отравленные стрелы.

Я не могла позволить себе отступить в «высокую башню», как однажды выразилась мисс Мюллет, или тратить время на игры с этим блуждающим разумом. Конечно, она расстроена. Любой бы расстроился, обнаружив труп своего протеже.

– У него есть родственники? – поинтересовалась я. – Кто-то, кому надо сообщить?

– Ха! – гаркнула она.

И больше ничего не сказала.

К тому времени Фели дошла до более спокойных частей «Искусства фуги», и звуки органа теперь не летали и не порхали, а тихо шептали. Я услышала звуки приближающихся шагов.

И это не церковнослужитель.

Это была полиция.

– Констебль Оттер, мисс, – представился голос. Запахло луком. – Прошу вас на пару слов снаружи.

Я бросила взгляд на мисс Мандрил, нарочито перекрестилась (на всякий случай), встала и последовала по проходу за констеблем. На солнце я заморгала.


Отрадно, что у констебля хватило понимания приличий, чтобы прийти за мной в одиночестве.

– А теперь… – начал констебль Оттер, открывая записную книжку и облизывая кончик нестираемого карандаша, и в душе моей воцарился покой.





Глава 4




Должна признаться, люблю, когда меня допрашивает полиция. Я привыкла к тихим беседам с инспектором Хьюиттом, во время которых мне нередко удавалось просветить его в тонких областях химии, а в нескольких случаях и в ряде других вопросов.

Хотя я бы предпочла, чтобы меня допрашивал детектив Бранч, я проявила любезность и по отношению к констеблю Оттеру. Сразу же продемонстрировала готовность сотрудничать.

– А! Наконец вы пришли за мной, – сказала я с восхищением в голосе. – Ничто не оживляет сонный летний день так, как загадочная смерть, не правда ли, констебль?

Надо показать ему, что мне это не в новинку.

У него странно дернулся глаз. Что это, солнце? Или я неверно оценила этого человека?

– Загадочная, мисс? – переспросил констебль.

«Осторожно, Флавия», – подумала я. Этот человек соображает быстрее, чем я предполагала.

– Вы же понимаете, что я имею в виду, – начала импровизировать я. – Утонул, но никто не объявлял его в розыск.

– Откуда вы знаете?

Очевидно, что констебль Оттер – не самый глупый человек. Предвижу его большое будущее.

– Путем умозаключений, – объяснила я. – Иначе искали бы тело – на берегах и в воде.

Констебль Оттер почесал подбородок кончиком карандаша. На коже осталось темно-синее пятно, но я не стала говорить ему об этом.

– Что ж, мисс, – сказал он. – Полагаю, нам стоит оставить подобные умозаключения, как вы это называете, профессионалам: ребятам, у которых есть мозги и микроскопы.

Констебль пытался быть остроумным, но я сделала вид, что ничего не замечаю.

Должно быть, он неправильно понял выражение моего лица, потому что добавил:

– Микроскоп, мисс, если вы не в курсе, – это прибор, который увеличивает маленькие предметы. Сквозь линзу глаз блохи кажется величиной с колесо.

Он явно не осознает, что разговаривает с человеком, в распоряжении которого находится один из лучших микроскопов, созданных Эрнстом Лейтцем из Вецлара, и этот человек прекрасно умеет им пользоваться! Болван!

– О нет! Неужели? – слова выскальзывали из моего рта, как змеи из корзинки, и моя челюсть отвисла дюйма на три.

– Хммм, – протянул он и бросил на меня взгляд искоса. – Вы профессионал, мисс?

Его неожиданно проницательный вопрос застал меня врасплох.

– Ну… да, – ответила я. – В некотором роде.

Ответом на мое признание стало молчание. У этого человека все задатки главного инспектора. Надо быть осторожной.

И, что более важно, нужно найти к нему подход.

– Вы очень хороши в том, что вы делаете, – сказала я.

«Надо подмазывать осторожно, – подумала я, – нельзя перестараться».

Он снова бросил косой взгляд, но меня спас от замешательства крик со стороны воды.

– Констебль! Констебль Оттер!

Это был викарий. Он размахивал руками совершенно неподобающим священнику образом – на манер стрелочника.

Констебль Оттер задумчиво вернул записную книжку и карандаш в нагрудный карман кителя. Он не из торопливых.

Бросив на меня вопросительный взгляд, он повернулся и пошел по тропинке. Гравий жалобно хрустел под его ботинками.

Естественно, я последовала за ним. Он же не сказал мне оставаться на месте.