В кольце врагов

– Прошедшей весной мудрый князь Ростислав принял под свою руку крепость Белая Вежа и русское население на Дону, а также заложил в устье реки град Танаис, переселив туда часть корсунских греков. Летом же мы начали восстанавливать старые хазарские крепости на реке, привели в них касожские гарнизоны. Пытались половцы нас выбить, но дважды не смогли взять наших замков, а позже славные воины князя разбили большой отряд кочевников! После этого куманы запросили мира…

Прервавшись в тот момент, когда царь произнес свое первое слово, я с особым вниманием принялся слушать перевод толмача, сделав себе в памяти зарубку – нужно учить язык!

– Мне ведомо о столкновениях князя Ростислава с куманами. Ведомо и то, что первым их атаковал ты, воевода, первым же выдержал осаду. Ведомо мне, что твоя дружина напала на стойбище трех ханов, когда последние еще не были готовы к битве! Впрочем, на войне победы достигают любыми путями… Но половцы не враги аланам, нам делить нечего.

В очередной раз почтительно поклонившись, прежде чем начать говорить, я обратился к Дургулелю:

– Значит, вам также должно быть известно, музтазхир, что нынче по Дону ожил торговый путь из северных земель русских да варяжских, ведущий в наши края. Дадите ли вы слово купцу новгородскому Никите, чья ладья благополучно прошла по реке этим летом?

Музтазхир благосклонно кивнул, и я жестом подозвал купчину, «чудом» оказавшегося в Магасе и по моей просьбе также приглашенного на аудиенцию. На самом деле Никита был завербован мной еще осенью и отправлен в Магас специально, как резидент разведки – сообщать о любых военных приготовлениях и по-тихому славить Донской путь в купеческой среде. К слову, ясского вельможу, принявшего прошение и передавшего его царю, я убеждал привести любого из купцов, побывавших осенью в Тмутаракани, но желательно, конечно, успевшего воспользоваться новым торговым путем. Никита «подвернулся» как нельзя кстати – и вот новгородец подался вперед, крепко сжав шапку:

– О славный царь Дургулель! Могу подтвердить, что воевода Андрей правду речет. Прошлой весной, купец наш новгородский, Захарка, пошел по Днепру в Царьград. Но на порогах две ладьи его разбойники половецкие пограбили, да людишек живота лишили. Захарку срубили… – Купец запнулся, но, взяв себя в руки, продолжил: – Только слуга его Микула чудом спасся, мертвым притворившись. И как дошла до нас черная весть, рискнули мы с двумя гостями торговыми пойти по Дону, где князь Ростислав обещал защиту купцам.

Сделав короткую паузу, Никита продолжил:

– Десятую часть товара мы, правда, по прибытии в Тмутаракани отдали. Но с нами все время шла ладья с людьми ратными, а на ночлег мы в крепости вставали. Дважды половцы пытались напасть на реке, но оба раза их отгоняли лучники с боевой ладьи. А крепости степняки и вовсе трогать боятся! Так что безопаснее иных торговых путей будет тот, что взял под руку князь Ростислав. А уж какой теперь нынче в Тмутаракани торг! Не меньше Новгородского, а иной раз посмотришь, то и побольше будет!

Дургулель обратил взгляд мне за спину, где стоит магасских купцов Батраз. Тот почтительно доложил:

– Русы не врут, музтазхир. Ранее я не видел в окрестных землях столь богатого и обильного товарами торга, как в Тамтаракае прошедшей осенью.

Царь кивнул, прищурив глаза и устремив на меня свой взор, ожидая продолжения. И оно незамедлительно последовало:

– Если славный Дургулель примет союз с Ростиславом и закрепит его, обручив одну из своих внучек с Рюриком, старшим сыном князя, то мы готовы дать аланским купцам права беспошлинного прохода и торговли в наших землях! А перевоз товаров на тмутараканских ладьях, равно как и защита на Дону, будет стоить ясским торговым гостям вполовину меньше!

Предложение действительно очень щедрое, даже более чем! И наконец мне удалось ввернуть идею династического брака – попытка и вовсе лишить ромеев козырей! Дургулель призадумался, оценивая выгоду и возможные риски. Между тем я постарался закрепить успех:

– Конечно, любое богатство манит хищников, и нам приходится держать оборону от половцев. Касожских ратников на реке слишком мало, чтобы надежно защитить наш путь! Еще прошлой осенью мы отправили посольство на север, приглашая варягов – числом не менее трех тысяч – на княжескую службу. Некоторое время они проведут в крепостях на границе, после чего мы пополним воинами севера гарнизоны на Дону.

А вот это уже угроза, причем угроза лживая. Денег послам дали только на полторы тысячи варягов – а на деле хорошо, если получится собрать хотя бы сотен восемь опытных вояк. Ибо «кончились» варяги – прошедшей осенью в землях полабских славян началось масштабное языческое восстание, которое вылилось в противостояние с крупными немецкими феодалами. И в то же время норвежцы потеряли цвет войска в Англии, в битве при Стамфордском мосту…[16] Правда, вскоре Британию покинет множество опытных воинов в поисках новой родины и службы. Их будет вполне реально перехватить на пути в Византию, где в настоящей истории они стали новой основой варанги. Но пока еще англо-саксонские дворяне пытаются противостоять нормандскому завоеванию[17].

Остаются новгородцы, коими правил отец Ростислава, Владимир Ярославович. Многие из них симпатизируют князю, чье право на киевский престол (равно как и право владения отцовской вотчиной) попрали дядья. Но и здесь нас ждет закавыка: именно в этом, 1067 году, конкретнее – настоящей зимой, на Новгород напал полоцкий князь-оборотень Всеслав Брячиславич, разбивший городское ополчение и дружину посадника в битве на реке Черехе. Вряд ли представители Ростислава смогут нанять много воинов в словенских землях – большая их часть приняла участие в разгромной битве. Кто-то убит, кто-то ранен, кто-то восстанавливает разоренный город и его окрестности…

Тем не менее не может быть, чтобы и вовсе никто не откликнулся на призыв Ростислава! А значит, тонкий ручеек опытных бойцов все же вливается в войско Тмутаракани, добираясь к нам санным путем по замершему Дону. И Дургулель должен об этом знать и принять во внимание. Тем более что на случай неудачи моей миссии и открытой агрессии Алании мы приняли меры: на границах княжества и царства ясов еще осенью были заложены три земляные крепости, а ранней весной на их валах появится крепкий частокол. Пока в замках дежурят лишь немногочисленные отряды черных клобуков, но за зиму в Корчеве мои люди должны подготовить греко-готское ополчение. Добровольцы обучаются сражаться тем строем, что я создал позапрошлым летом, скрестив византийскую фалангу и будущую швейцарскую баталию. В Тмутаракани же готовят «английских» лучников, там же собираются варяги и опытные всадники-дружинники. Наконец «немирных» касогов, вполне способных повернуть против нас клинки в случае нападения ясов, мы с Ростиславом договорились бросить в морской набег на Византию сразу после окончания сезона штормов. Князя лишь необходимо предупредить о том, когда ждать «гостей», и он тут же выступит им навстречу.

Музтазхир принял мое завуалированное предостережение с истинно царским спокойствием:

– Хороший правитель должен заботиться о сохранности и защите как своего богатства и людей, так и подвластной земли. Я рад прозорливости князя Ростислава и успехам его купцов. Что же касается вашего щедрого предложения… Оно мне нравится, и я готов над ним подумать.

Дургулель встал, и все присутствующие низко поклонились. Повелитель аланов легонько кивнул нам и покинул зал, даже не взглянув на византийского посла. Хороший знак!

Сопровождаемые внимательными взглядами ясских приближенных царя, покинул зал и я, шагая чуть позади обоих купцов. Стараясь не отставать, но и несильно приближаться к Никите, чтобы никто не заподозрил меня в попытке поговорить с ним, я лишь на мгновение оказался близко к новгородцу – при проходе сквозь дверной проем. Пальцев купца коснулся тонкий сверток выделанной кожи, совсем небольшой, пять на пять сантиметров – и он мгновенно сжал кулак, пряча послание от посторонних глаз.

Если развернуть сверток, можно прочесть всего три слова: «Жди их весной». Мое предупреждение Ростиславу, которое, я надеюсь, сметливый купец сумеет доставить в Тмутаракань…

В отведенных нам покоях меня с ласковой и немного лукавой улыбкой ждала Дали, поглаживающая круглый живот.

– Толкается, потрогай!

Возлюбленная отчего-то говорит шепотом, и в то же время голос у нее восторженный. Приблизившись, я с трепетом положил ладонь на тугой живот и вскоре действительно почувствовал несильные толчки.

– Ты моя хорошая…

Чуть наклонившись, тихонько прошептал:

– Расти, мой пупсичек любимый, и становись сильнее! Но и мамку не обижай!

– Он не обижает. Мне совсем не больно!

Поцеловав лучащуюся счастьем супругу, я сел рядом и принялся вместе с ней гладить ее живот.

– Как прошел прием у музтазхира?

– Я просто блистал!

Улыбнувшись собственному хвастовству, продолжил я, впрочем, уже более объективно:

– По крайней мере, в этот раз меня не перебивали, так что я и озвучил возможность династического брака, и приманил торговыми льготами, и припугнул варяжским войском.

– И как, получилось напугать?

Невесело хмыкнув, я посмотрел Дали в глаза:


– Дургулель не из тех царей, кого можно заставить отступить угрозами. Но он должен всерьез принять тот факт, что у княжества достаточно воинов. Конечно, я больше надеюсь на торговый договор.

Откинувшись, я лег рядом с женой, ощущая при этом волны исходящего от нее тепла.

– А что же ромеи?

– А что ромеи? – Мне стало и вовсе не до смеха. – Ромеи наверняка интригуют, обещают с три короба и давят авторитетом на императора, воспевая их родство с царем. У нас мало шансов. Греки имеют здесь целую агентурную сеть, а мы разве что шиш с маслом!

– Что-что они здесь имеют?

Жена удивленно посмотрела на меня, а я в очередной раз обругал себя за не к месту приплетенные термины.

– Я имею в виду, что у византийцев здесь очень много сторонников. Например, среди духовенства – как-никак Аланская митрополия подчиняется Константинопольскому патриархату. А вопрос веры, как сама понимаешь, играет большую роль.

– Но разве ясы и русы не единоверцы? – с детским удивлением спросила Дали.

– Хм, единоверцы, конечно. Но греческие священники здесь, в Алании, будут прилюдно выставлять нас агрессорами, захватчиками Корсунской фемы. Народ им поверит, ведь представители местного духовенства сами считают свои слова правдивыми… Играет отрицательную роль и то, что князь Ростислав в свое время настоял на собственном архиепископе, иноке Киево-Печерского монастыря Николае. Как ни крути, но не грек на архиепископской кафедре ныне – это открытый вызов ромейскому духовному гегемону, даже если внешне мы остаемся зависимы. На самом деле важно лишь то, что владыка Николай соблюдает интересы князя, а не базилевса… Вдобавок Ростислав начал понемногу крестить касогов, обустраивать в их землях фактически зависимую от Таматархской епархии Православную церковь. Они с архиепископом пробуют даже ввести у горцев русский извод церковнославянского языка! Тем самым выводя их из-под влияния ромеев…

Дали нахмурилась, обдумывая мои слова, а я между тем продолжил:

– Интересы Византии здесь представляют также ромейские купцы. Долгое время оба государства связывали крепкие торговые отношения, Алания жила транзитом шелка и товаров с Востока в Царьград. Сейчас, правда, позиции греческих торгашей подорваны внутренней политикой последних базилевсов, но они по-прежнему воспринимаются местными как добрые соседи и друзья. Их стараниями ведется разведка, набор или подкуп сторонников, а сегодня они тратят все свое влияние, деньги, заработанное за годы уважение лишь на то, чтобы очернить нас. В Алании есть и русские купцы, но далеко не все они тмутараканцы. А на Руси стараниями правящих князей Ростислав представляется как мятежник и разбойник, и многие в это верят. Потому, возможно, их слова лишь подогреют общую ненависть к нам… Остаются лишь непосредственно люди Горислава и Путяты.

Тут я немного приврал, но говорить о Никите не решился, а в общем ситуация обрисована реально.

– Но, во-первых, у меня нет даже связи с ними – мы все здесь словно в темнице заточены. А во-вторых, ясы прекрасно понимают, что купцы не просто торгуют, но и разведывают, что к чему. И если Дургулель готовится к скрытому удару, чтобы одним махом доскакать до Тмутаракани и ворваться в город на плечах бегущих, то на его месте я бы выслал всех наших купцов со своей земли.

С каждым моим словом жена становилась все более мрачной.

– Неужели все так плохо… Но разве ты не пытаешься убедить Дургулеля не нападать?

Я согласно кивнул, по-прежнему машинально гладя живот Дали:

– Это наш единственный шанс – мое на него воздействие, наше с ним личное общение. Начало, правда, получилось не очень хорошим, глупо было с моей стороны не сдерживаться на первом приеме. Хотя сейчас мне кажется, что Дургулель с первого дня ведет свою игру и с нами, и с ромеями. Так что на приеме он просто спровоцировал меня, и сделал это нарочно! Нет, царь далеко не глуп, чтобы бросаться в бой очертя голову, в конце концов, сколько бы всадников не было у ясов, каменные стены им с наскоку не взять. Вон, пытались же в свое время справиться с касогами, но ведь не получилось! Так что да, я стараюсь воздействовать лично на Дургулеля – и маня беспошлинной торговлей, и исподволь пугая сильным войском Ростислава.

В разговоре настала неловкая пауза. Не до конца уверенный в правильности своего выбора, я снова заговорил:

– Вот только с царем мы видимся редко, а как часто его посещает ромейский посол, мне неведомо. И потом, я ведь не договорил – помимо духовенства и купечества в Алании у византийцев исконно много друзей среди высшей знати. Могущественный союзник! А все вместе они имеют очень большое влияние, даже на царя. Моим же союзником является лишь грузинский посланник, азнаури Важа…

В комнате повисла тяжелая тишина. Какое-то время мы с женой лежали рядом, смотря в потолок, пока она не приподнялась на локте, проницательно смотря мне в глаза.

– Ростислав ведь не сможет победить Дургулеля?

Я невесело усмехнулся:

– Вместе с варягами, черными клобуками, корсунскими стратиотами, хазарским и русским ополчением, а также собственной дружиной князь вряд выведет в поле более десяти тысяч ратников, из них максимум тысяча тяжелых всадников. А музтазхир водил в поход на Арран и пятьдесят тысяч воинов, у него латной конницы тысяч под десять. В бою они раздавят Ростислава числом, и уповаю я лишь на то, что царю не захочется терять людей в напрасной войне.

Уголки губ половчанки задрожали.

– А что будет с нами? С ним?! – Она осторожно дотронулась до своего живота.

– С ним все будет хорошо. Обещаю!

Я твердо посмотрел в глаза жене, желая рассеять ее сомнения. И наконец Дали опустила взгляд, после чего уютно положила голову мне на плечо, крепко сжав мою ладонь своими тонкими пальцами:

– Я верю тебе. Ты сильный и мудрый, ты убедишь царя заключить мир с Ростиславом.

Невольно улыбнувшись, я стиснул ее ладонь, а после нежно погладил бархатистую кожу Дали. Но на самом деле на сердце словно каменная плита лежит – вопрос, впервые озвученный женой сегодня, волнует меня с первого же дня заточения в Магасе. Что, если у меня не получится убедить Дургулеля, не удастся отвратить его от византийцев? Что будет с моей женой и нерожденным ребенком?! Хватит ли благородства и сердечной мягкости пощадить их у человека, разоряющего землю врагов и бросающего на возможную смерть в бою тысячи своих воинов?

Ответов на эти вопросы у меня нет. Свободная кисть в бессильном гневе сжала край овчины, служащей нам одеялом. Я буду защищать семью до конца!!! И тут же мой рот наполнился горечью – конец в случае чего настанет довольно быстро… Не сглупил ли я, беря беременную жену с собой в раскрытую ловушку, не переоценил ли угрозу нажитых в Тмутаракани врагов? Но исподволь взглянув на точеный профиль своей любимой красавицы, я осознал, что если бы ее не было рядом, не поддерживала бы она меня, не шептала успокоительно, что я справлюсь и что все будет хорошо, то я бы просто сошел с ума. Как ни крути, Дали – мой единственный вдохновитель, моя муза… И вообще она смысл и главная причина моей жизни здесь!

И ради нее, ради нашего ребенка я сумею убедить Дургулеля, что Алания и Тмутаракань не враги! Да, я сумею заключить союз. А заодно выиграю гребаный турнир, если придется, – в конце концов, люди любят чемпионов, чествуют их, а это уже плюс в копилочку моего политического веса.





Глава 5




Апрель 1067 г. от Рождества Христова

Магас, столица Аланского царства