Успеть сказать люблю

— Трое их было, — вздохнул Анатолий. — Одного Норд завалил, второму я в бедро пулю всадил. Третий успел удрать. Но его возьмут, может, уже сегодня взяли — эти утырки своих сдают как стеклотару. Может, и притон какой найдут да прикроют под это дело. Кто там Аньку конкретно ножом пырнул — это уже ведомство Раисы Андреевны по пальчикам выяснит. Да толку-то… что один, что второй, что третий — без соображения.

Рассказ Ефимова вызвал у Кости приступ практически неконтролируемой ярости. Как же хочется найти того, кто виноват. Будто от этого станет легче.

— Что же ты девочку, напарницу свою не уберег, а, лейтенант Ефимов?

Лейтенант Ефимов недобро зыркнул на Костю. И понурил голову.

— Думаешь, сам себя не спрашивал? Я же с ней был, сидел все время потом рядом, и «скорую» вызвал, и пальцами раны зажимал, чтобы крови меньше выбегало. Думал — если Нюрка сейчас у меня на руках помрёт — мне-то самому как жить потом? А у меня жена и ребенок маленький. Не знаю, брат. Не знаю. Работа у нас такая. Рисковая. Все под богом ходим.

Косте ответ не понравился. Даже зубами скрипнул. Должен быть виноватый. Должен!

— А что же Норд ваш хваленый, как же он Аню не защитил?

— Да если бы не Норд, Нюра была б сейчас не в реанимации, а в морге! — вскипел Ефимов. — Он самого здорового бугая завалил. И держал обоих потом, пока я с Нюркой возился! Так что на Норда не гони, он дело свое сделал. А его вон… — Толя вздохнул и снова понурился.

— Что — его? — Костя никогда бы не подумал, что ему будет какое-то дело до этой зубастой ушастой скотины.

— Не жрет он ничего третий день, — ответил Ефимов хмуро. — Воет, не переставая. Всех собак переполошил. Его отсадил в отельный вольер — все равно воет. Не жрет. Почти не пьет. И воет.

Костя не сводил внимательного взгляда в макушки Анатолия. Тот поднял голову.

— Может быть, его как-то можно кормить… ну как больных, принудительно? — спросил Костя нерешительно.

— Чудак-человек, — невесело усмехнулся Ефимов. — Кончат его, сегодня или завтра.

— Как — кончат? — не понял Константин.

— Не знаю я, как! — огрызнулся Анатолий. Засунул руки в карманы камуфляжных штанов. — Может, укол какой делают. Или удавка. Вряд ли из огнестрельного, хотя черт его знает…

Впервые в жизни Костя почувствовал на себе, что означает выражение «Волосы стали дыбом». Зашевелились на затылке. От ужаса. Что так спокойно говорят о лишении жизни существа, спасшего Ане жизнь.

— За что?! — голос звучал громко, почти криком.

— А что с ним делать? — устало ответил вопросом на вопрос Толя. — К работе он теперь не пригоден. У животных тоже ведь бывают стрессы. И они, как и люди, могут их не пережить и двинуться кукушкой. С Нордом это и произошло. Он тронулся из-за всего этого — он Нюрку, знаешь, как любил? Он же чует, что с ней беда. Может, вину чует — хотя кто их разберет, собак. Это Анька в них шарила, а я только «фас» да «фу» мог скомандовать. Может, где в Европе бы придумали, что с ним сделать — вроде как, даже есть такая профессия — зоопсихолог, мне Нюра рассказывала. А у нас до этого дело еще не дошло. А если такая собака, как служебная немецкая овчарка, да еще с сорванной кукушкой — тут разговор короткий.

— Где питомник?

— Ты чего? — удивлённо уставился на Константина Ефимов. — Зачем тебе? Ты же собак боишься.

— Где расположен питомник? Адрес какой?





* * *


Он уперся в подготовку инвестиционного проекта так, будто от этого зависела жизнь. Костя даже и установку себе такую дал. Не уточняя, чья это жизнь. Вылизывал проект до блеска, словно дела важнее нет. На звонки за все время ответил два раза — там очень нужные люди звонили. Ну и Шевцову всегда отвечал, конечно.

За два часа до начала заседания инвесткомитета Косте показалось, что он нашел еще одно изящное решение, как увеличить привлекательность проекта. И принялся спешно снова все перекраивать. И в этот момент на плечо легла рука. Константин сдернул наушники и обернулся. Ну, кто это мог быть еще, кроме Макса?

— Ась?

— Кость, телефон трезвонит.

— По хрен, мне некогда, могу на беззвучку перевести, если мешает, — Костя снова потянулся за наушниками.

Макс перевел красноречивый взгляд на Костин смартфон, и Константин после небольшого раздумья взял аппарат в руки. Ну не до телефона сейчас, когда еще не все проверил!

На экране значились два непринятых от Ивана Валерьевича. И вот — третий.

Совершенно неконтролируемый, не поддающийся никакому логическому объяснению страх сковал все Костино тело. Зачем ему Шевцов звонит с утра, да еще третий раз подряд?!

Они все трое ждали новостей. И там, наверное, новости. Дождались. Но вот какие…

— Возьми ты трубку, — почти беззвучно прошептал Константин. После паузы Макс кивнул и медленно протянул руку. Телефон продолжал упорно трезвонить.

— Добрый день, — предельно ровно проговорил Максим в трубку. — Нет, это не Костя, это Костин друг. Константин сейчас на важной встрече, но он просил меня брать трубку, если вы будете звонить, Иван Валерьевич. Вдруг какие-то новости… Да, слушаю.

Кровь, дыхание, время — в этот момент в Косте остановилось все. Все замерло.

А потом на лице Макса расцвела улыбка. Невероятно красивая, широкая, счастливая.


И Костя все понял.

Именно в этот момент, когда все самое страшное осталось позади, пришли слезы. Они его душили, он ими захлебывался, зло вытирал, но никак не мог унять. Макс стоял рядом, гладил по затылку и что-то говорил. Костя, оглушённый и ослепленный внезапно прорвавшимися слезами, не сразу смог разобрать слова.

— Угрозы для жизни больше нет.

Это были самые прекрасные слова, которые он слышал в своей жизни.





* * *


Успокоиться Костя смог только после двух стаканов ледяной воды из кулера. Облился, конечно. Макс сидел напротив и смотрел на него, не пытаясь согнать с лица выражение идиотической умиленности.

— Уделался, как свин, — Костя неловко попытался стряхнуть капли с рубашки, но влага уже успела впитаться. — Как в таком виде к приличным людям на комитет ехать?

— Никак, — ухмыльнулся Максимилиан. — В больницу беги.

— А комитет? — нахмурился Костя. — Справишься один?

— Я только прикидываюсь тупым, — Малыш встал с места. — Если надо — соображу, как сложить два плюс два. Ты же шпаргалку написал?

— Да, — Костя кивнул на файл с листами, подготовленный на столе. — Вот.

— Ну и все. Управлюсь в одного, — Макс взял файл, помахал им Косте. — Лети, родной. Анечку от меня поцелуй в щечку.





Глава 11. Об этой новости




Об этой новости неделю

В порту кричали рыбаки



Разумеется, его не хотели пускать. Говорили, что не положено, нельзя, запрещено. Убедил. Не помнил, как — но был чертовски убедителен. Костя это умеет.

Да, я все понял, доктор. Да, и про пять минут тоже понял. Мне и одной хватит.

Хватило ему на самом деле нескольких секунд. Чтобы увидеть и внутренне обмереть от совершенно непонятного, но очень сильного чувства.

Аню он просто сначала не узнал. Голова замотана бинтами, с одной стороны торчат сосульками темные неаккуратные пряди. Кровоподтёк на половину лица. Запавшие глаза в обводе тёмных кругов. Запёкшиеся сухие губы. И вокруг нее в палате все белое, а еще капельницы и попискивающие приборы.

Страх вернулся. Снова будто вернулось то шоковое состояние. Аня выглядела… ужасно.

А чего ты хотел, Константин Семенович? Реанимация и тяжелое состояние никого не красят. А у Ани до кучи еще и черепно-мозговая — закрытая, лёгкой степени, но тем не менее.

Он, замерев поначалу на пороге палаты реанимации, сделал шаг. И Аня тоже словно отмерла.

— Костя! — сиплым и едва слышным шепотом. — Что ты тут делаешь?!

Он не мог ничего сказать и просто сделал еще шаг.

— Костя, зачем ты тут?! — в голосе Ани нарастала паника. — Не надо. Пожалуйста, уходи. Я ужасно выгляжу, да и нельзя сюда. Костя…

Она даже завозилась, словно пыталась встать, прикрыть лицо или еще что-то такое сделать.

А вот этого тебе делать никак нельзя, девочка моя.

В два шага преодолев расстояние до кровати, Костя опустился на предусмотрительно оставленный кем-то стул. Наклонился, чтобы лица стали совсем рядом.

— Костя, не надо, пожалуйста… — Аня уже почти плакала. — Не надо меня такой видеть, зачем ты пришел…

Ты же еще ничего не знаешь, любимая.

Аккуратно заправил прядь за торчащее из-под бинта ухо. Аня всхлипнула. И смотрела на него совершенно отчаянными глазами.