Успеть сказать люблю
Часть 18 из 25 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * *
— Почему ты не брал трубку?! — вместо приветствия заорал на него Макс. — Я чуть с ума не сошел! Где ты был?!
— В больнице, — бесцветно ответил Костя. Сел на диван и уставился в одну точку. Когда они были втроем — он и Анины родители — было как-то… проще. Легче. Ношу делили на троих. Теперь, кажется, она снова привалила на плечи, придавила, не вздохнуть. Невозможно дышать, когда ты смотришь на часы, на то, как движется секундная стрелка, и думаешь: «А сейчас? Сейчас еще жива? Еще дышит? Или именно в этот момент, именно вот в эту секунду, она… Или в эту? Или в следующую…» И от этого накатывает такой тошнотворный ужас, что… что хочется забиться, закопаться, завыть. Но ничего из этого сделать не получается. Даже слез, и тех — нет.
— Кость… — Макс присел перед ним корточки.
— Не заставляй меня рассказывать, — все так еж бесцветно проговорил Константин, глядя куда-то поверх Малышева плеча.
— Да основное я знаю. От Раисы Андреевны, — негромко проговорил Макс. — Разве что самых свежих новостей не знаю.
— Нет никаких новостей. Состояние стабильно тяжелое. Надежд особых нет, перспективы херовые, — Костя, наконец, перевёл взгляд на лицо друга. Но видел не его. Перед глазами стояло серое неприметное одноэтажное здание. — Единственное, на что можно рассчитывать — на молодой здоровый организм. Что справится. Так и сказали — молодой здоровый организм, представляешь? Ор-га-низм… — Костя уткнул лицо в ладони. Женщина. Молодая, красивая, любимая — организм. Который где-то там, на больничной кровати, в реанимации, борется с последствиями страшной раны. Или… уже не борется.
А он ничем… никак…
— Кость… — к его ладони прикоснулись пальцы Макса. — Послезавтра инвесткомитет, помнишь?
— Мне все равно.
— Мне не все равно.
— Вот ты и готовь все документы. А от меня отстань, — Костя отнял руки от лица, откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза. Чтобы через пару секунд оказаться резко поднятым с дивана за полочки рубашки. Даже не поднятым — вздернутым. Константин ошарашенно уставился на Макса. Костя и выше, и тяжелее — а Макс сумел. Вот же Геракл польский, мать его.
— Значит так, — Макс еще раз профилактически дернул его за полочки. Потом разгладил смятую ткань, разжал пальцы. — Слушай меня внимательно. Два раза повторять не буду. У нас инвесткомитет послезавтра. Если ты не приготовишь документы — мы пролетим как фанера над известной европейской столицей. На крупную сумму.
— А мне по хер! — рявкнул Костя.
— А мне не по хер! — ответно рявкнул Макс. — Это наше дело. Это наш бизнес. Это единственный источник дохода — для тебя и для меня.
— Как ты можешь думать о деньгах в такой момент?! — Константин махнул рукой. Такого от Макса он совершенно не ожидал. — Тоже мне — друг…
Хотел отвернуться, но Малыш ему не дал — снова ухватил за полочки рубашки.
— А что ты скажешь, друг мой, своей жене, когда она выйдет из больницы? «Извини, дорогая, я просрал свой бизнес, пока ты была нездорова»?
— Какая — жена?! Какая — нездорова?! — Костя понял, что говорить не может. А вот орать — запросто. — Что ты несешь?! Да она, может быть, именно в этот момент умира…
— Не смей!!! — Костя никогда не слышал, чтобы Макс так орал. Точно оглохнет теперь. — Не смей думать об этом! Аня в больнице. Нездорова. Но поправится. Обязательно поправится. А тебе надо заботиться о том, что будет, когда это произойдет. Я не думаю, что инструктор служебного собаководства слишком уж много зарабатывает. Так что содержать семью тебе, Константин Семёнович. Как ты это будешь делать, если сейчас собираешься забить на проект, который мы выпестовываем полгода, а?
Константин моргнул раз, другой. Максимилиан зашел и вломил с той стороны, откуда вообще Костя не ждал.
— Ты не имеешь права раскисать, — безжалостно давил на него пан архитектор. — Прекрати сопли по манжетам размазывать. На тебе семья, жена, дети.
— Какие дети? — прохрипел Константин. Мозг ушел на жесткую перезагрузку.
— Ну а что, вы детей не планируете? Ты не думал об этом? — неумолимо гнул свою линию Макс. — Что, не думал даже — сколько будет, кого хочешь — сына, дочку?
Костя смотрел на друга так, будто видит в первый раз в жизни. Вздохнул — тихо-тихо, но острый комок боли в груди будто стал немного меньше.
— Два пацана у нас будет.
— Ну да, конечно, Сёма и Костя, как я сразу не сообразил, — фыркнул Макс. — Ну так вот, господин Драгин, — Малыш развернул его за плечи в направлении рабочего стола. — Марш за компьютер. И ваяй документацию. Аня, Сёма и Костя хотят кушать. В перспективе.
Константин сделал шаг, другой. Неуверенно опустился в кресло. Поднял крышку ноутбука.
— Кофе хочешь? Гуталина? Сходить, купить тебе? — раздался сзади голоса Макса.
— Хочу, — после паузы ответил Костя. — И кофе, и гуталин. Только ты не уходи. Отправь кого-нибудь. Не оставляй меня одного. Пожалуйста.
Потому что когда есть с кем разделить — то не так страшно.
Плеча едва ощутимо коснулась рука, а потом Макс заговорил демонстративно бодрым голосом.
— Это запросто. Зря, что ли, наш офис-менеджер с такими длинными ногами. Мигом все организует.
* * *
Как вечером он снова оказался у Шевцовых, Костя тоже не мог объяснить. Просто позвонил Иван Валерьевич и как-то сурово и одновременно смущенно спросил:
- Любовь Андреевна тут интересуется — ужин во сколько накрывать?
Что Костя мог ответить на это? Что не приедет?
— К восьми. Или к половине девятого. Работы много.
— Смотри, не задерживайся, разогретое будет не вкусно.
Не опоздал. Наверное, было вкусно, но вкуса Костя не различал. Он вообще жил как-то… частично. Не различал вкусов, не слышал многого, не замечал еще больше. Раз нельзя думать про Аню — так он весь день как проклятый пялился в цифры, колонки, строчки. На звонки отвечал Макс.
И теперь он стоит на балконе в компании отца Ани. А вот запах табачного дыма чувствуется отчего-то остро. Словно он принадлежит той части мира, где все важно.
— Знаете, Иван Валерьевич, а вы оказались правы.
— В чем это?
— Вы сказали тогда, перед поездкой… — Костя словно со стороны слышал свой голос. А говорил он медленно, будто даже неохотно или как под гипнозом. — Что Аня меня любит. Это правда. Она сама мне сказала это, там, в Испании.
— Ну что ж… — Шевцов неопределенно буркнул и дернул плечом. А Костя продолжил:
— А я ей ничего не сказал. Она мне: «Я тебя люблю, Костя». А я… я промолчал.
Иван Валерьевич крякнул и достал еще одну сигарету.
— Не знаю, почему смолчал, — так же заторможено Константин вел свою исповедь. — Думал, успею. Думал, куда торопиться. Думал, время еще есть. А теперь она лежит там и не знает… как сильно я ее люблю…
Последние слова приходилось проталкивать через горло. Там было так туго и тесно, что непонятно, как воздух проходит.
— Узнает еще! — Шевцов шлепнул ладонью по перилам. — Не может такого быть, чтобы не…. Я вот что тебе скажу, Константин, — Шевцов повернулся к Косте. Поправил ему воротник рубашки, застегнул верхнюю пуговицу. — Анька у меня — боец! Вот какой характер у моей дочери! — поднял вверх сжатый кулак. — Не может она сдаться. Обязана победить. Разговор, опять же, у вас остался… незаконченный.
Двое мужчин какое-то время смотрели друг на друга молча, а потом, не сговариваясь, вышли с балкона.
Они еще пили потом чай. О чем-то говорили — в основном Любовь Андреевна расспрашивала Константина о семье. И все это на фоне звонков в отделение. Каждый час — так они решили. И там все тот же стандартный ответ: «Без изменений». Ожидание выматывает.
К сожалению, Анина мама сменила постельное белье. Но Константин все равно не жалеет, что снова остался у Шевцовых. Один, у себя дома, он бы сошел с ума. Сейчас его дом здесь, рядом с людьми, с которыми его теперь связывают невидимые, но прочные нити.
Костя без зазрения совести порылся в шкафу и нашел Анину пижаму. Положил под голову. Так лучше.
Нет. Нет, слышишь, нет. Не смей. Не уходи, не оставляй. Я здесь, я жду тебя, я говорю с тобой.
Я тебя люблю.
* * *
На следующий день Костя поехал в больницу. Звонки звонками, а вдруг надо приехать — чтобы получить хорошие новости. Надо сказать спасибо Ивану Валерьевичу, он сообщил медперсоналу, что Константин свой, и с ним говорить про Аню можно.
Говорить с ним не отказались, но надежда на хорошие известия не оправдалась, и ничего нового снова не сообщили. А на лестнице Костя встретил лейтенанта Ефимова. Тот встрече обрадовался.
— Ну что, как там? — Ефимов кивнул головой в сторону дверей отделения.
— Все так же.
— Новостей нет?
— Нет.
Ефимов вздохнул. Привычным жестом снял форменную кепку и потер лысину. Вернул убор на место. Полгода назад он делал точно так же. Тогда все было иначе. Аня была здорова, стояла рядом и смеялась. А сам Константин тогда и не знал, что влюбится в эту девушку — всерьез и без памяти.
— Расскажи, как это произошло? — кивнул в сторону подоконника. — Ты с ней был?
— Был, — кивнул Анатолий. Они устроились у окна, там же, где два дня назад стояли Костя и Иван Валерьевич. — Да только все никак не пойму я, как оно… — махнул рукой. — Да вроде бы все было как обычно. Мы втроём в парке, на патрулировании — я, Нюра, Норд. И тут мне жена звонит. А Нюра — она, знаешь, деликатная такая. Всегда уходит, когда по личным делам звонят. Ну и тут тоже — ушла вперед, да за поворот, там он сразу. А я в телефон, значит. А там слезы, сопли, ничего не пойму. Оказывается, малой бесился, скакал по дивану — сын у меня, два с половиной года. И умудрился упасть с дивана — да за холодильник, он рядом стоял. И к стене неплотно. Так этот бесеныш бахнулся между холодильником и стеной. И застрял там. Орет, конечно. Жена пока холодильник отодвинула, а там сзади решётки радиаторные, холодильник старый, родители отдали. Короче, ободрался весь в кровь. Малой орет, супружница моя рыдает — «Толя, что делать?!» А я что сделать могу, если я на службе? Ну, говорю, «скорую» вызови или на такси сама в больницу — может, зашить там надо, если рассечение глубокое. Пусть доктор посмотрит, доктору виднее. В общем, у меня в трубке шум и гам, я и не сразу понял, что Норд лает. Ну а как понял — телефон в карман, за табельное и бегом.
Толя помолчал, поскрёб в затылке.
— Ну! — поторопил его Константин.