Уроки магии

Они отправились в Саутгемптон, и там в лавке у порта Ребекка купила дочери прощальные подарки: тяжелую шерстяную пелерину и пару башмаков для путешествия. Мария сбросила с ног изношенные и рваные кожаные туфли с шерстяной подкладкой. Она была в восторге от подарков: накидка мягкая и красивая, а башмаки, сшитые из красной кожи в Испании, – настоящее чудо. Каждой ведьме следует иметь пару такой обуви, не важно, работает она в поле или идет по залам особняка.

Ребекка была счастлива, что ее покупки понравились дочери.

– Я знаю тебя лучше, чем может показаться, – весело сказала она. – Мы одной крови, и нам нравятся одни и те же вещи.

По-своему Ребекка искренне любила дочь, но, если от чего-то отказываешься, учись без этого обходиться, даже если вначале испытываешь душевные муки. Простой ты смертный или нет, живи дальше, пусть тебя и грызет печаль. Ребекка не оставила в наследство дочери гримуар, но та и не рассчитывала на это, Ребекка сама им пользовалась, и поэтому Мария переписала все материнские познания в собственную книгу. Зато Ребекка вручила дочери кожаный мешок с несколькими пакетами полезных трав, свечами из пчелиного воска и катушкой синих шелковых ниток – всем, что необходимо для приготовления амулетов и снадобий. Среди подарков оказался также мешок апельсинов из Испании, купленных за большую цену на рынке.

– Они помогут тебе сохранять здоровье на борту корабля. Никогда не оставайся без ниток, – сказала Ребекка девочке. – То, что сломано, можно починить, как это делала я, если настанут трудные времена. И послушай моего совета: держись как можно дальше от мужчин. Любовь – это несчастье, а несчастье – это любовь.

Хороший совет от женщины, которая так бездумно полюбила недостойного человека, причем не один раз, а дважды. Даже здесь, в порту, Ребекка не отводила взгляд от Робби. Правильно говорят: недостатки, которые видишь в других женщинах, у себя не замечаешь. Вечная любовь, которой отчаянно жаждешь, любовь, которая входит в дверь, любовь, даже если это ошибка, принадлежит тебе одному.

Робби заключил сделку с капитаном судна из Амстердама, которая, по мнению отца Марии, должна была устроить всех. Они ударили по рукам, и Робби, держа лошадей наготове, тихо свистнул и отвесил поклон – самый красивый мужчина трех английских графств. Ребекка заулыбалась и помахала рукой, словно на сердце у нее было спокойно. Однако хватало и толики предвидения, чтобы понять: впереди их всех ждут нелегкие испытания.

– Так, значит, в этом состоит любовь? – спросила Мария у матери, которая не отводила глаз от стоявшего у пирса Робби.

– О да! – воскликнула Ребекка. – Я готова за нее умереть.

Так, по сути дела, и случится. Когда шериф поймает Робби и осудит за совершенное им преступление, Ребекку повесят рядом с ним, не за колдовство, в котором ее могли обвинить, а как сообщницу в конокрадстве – грехе, хорошо знакомом ее любимому. Когда прошел слух, что у Ребекки, мол, есть при себе травы, она носит амулеты на запястьях и шее, тюремщики надели на ее ноги железные колодки, поскольку ведьма теряет магическую силу в металлических оковах и способна лишь проливать слезы, которые обжигают землю. Робби произнес речь, которую слушатели в толпе, в особенности женщины, запомнили на долгие годы. Он говорил о вечной любви, о том, что они с возлюбленной были вместе на этом свете и разделят участь на небесах. Обращаясь к Ребекке, он процитировал «Бурю»[12], в постановке которой участвовал, так проникновенно, что все решили, будто он сочинил это сам:

Но слушайте, что говорит душа.

Увидя вас, я вашу власть признал

И сердце отдал вам навеки в рабство[13].





Толпа оценила речь по достоинству: слова были действительно прекрасные. Многие женщины аплодировали, но Робби все равно повесили. Ребекка увидела фрагменты казни заранее в отражении воды из канавы. И все же это ужасное событие свершилось быстро, а время, проведенное ими вместе, было бесценно и стало частью сделки с судьбой, с радостью заключенной Ребеккой. Как она говорила дочери:

– Любовь иногда выходит из-под нашего контроля.

– У меня все будет иначе, – отвечала на это Мария.

Она обожала подаренные матерью красные башмаки и всегда их носила, но изо всех сил старалась не повторить ее жизненный путь. Мария поклялась, что никогда не позволит любви управлять своей жизнью.

Стоя на пирсе, мать с дочерью крепко обнялись на прощание, чуть ли не впервые дав волю чувствам. Несмотря на долгое время, прожитое порознь, сердца обеих женщин были устроены схоже: их было удивительно легко разбить, но в важные моменты жизни и мать, и дочь проявляли недюжинный характер, именно такой момент настал и теперь: обе понимали, что расстаются навсегда.





* * *


Этот мир оказался намного больше, чем воображала Мария. Морские создания казались огромными: они плавали у самого борта корабля, извергая дурно пахнущую воду и мелких рыбешек. Девочка видела скользкие темные растения, прилипающие к корпусу судна, зубастых рыб, чешуйчатых морских змей и покрытых темно-фиолетовыми водорослями синих крабов, которых вытаскивали сетями. По ночам сквозь черное небо прорывались звезды, а когда шел дождь, мир казался перевернутым вверх дном: вода была и внизу, и вверху. Во время самых неистовых штормов сильные мужчины кричали и звали матерей, а рыбы прыгали на палубу, чтобы избежать бурлящих волн, но Кадин трещала в ухо Марии, что им лишь надо остаться в живых, ничего больше. Вдохни, покрепче за что-нибудь схватись, и вскоре вновь появится небо, синее, как стекло, и люди вернутся к своим делам, уже не помня, как рыдали, мечтая очутиться в материнских объятиях. Матросы долго помнили, что Мария знала о приближении шторма еще до того, как на горизонте появлялись тучи, и, хотя вначале они пренебрегали ее снадобьями, скоро стало известно о ее даре целительства, и многие обращались за помощью, если становились больны. Матросы известны своим грубым нравом, и, казалось, Марии угрожала опасность: даже в своем юном возрасте в их глазах она была женщиной, но никто не осмелился обидеть ее или потискать в темном углу. Она знала вдвое больше девочек ее возраста. Мужчины видели это в ее глазах – в них отражались их собственные судьбы.

Мария использовала скипидар для лечения спазма жевательных мышц, патоку с солью как целебную мазь для заживления глубоких порезов, которые без этого гноились, отравляя кровь, вымоченный в кипящем молоке черный и зеленый чай с мускатным орехом против дизентерии. Если бы кто-то из моряков обидел Марию, его шансы закончить путешествие живым и здоровым сильно уменьшились бы. Ее ценили, и, хотя никто не говорил это вслух, вся команда полагала, что им повезло иметь на судне такую пассажирку.





Для морского путешествия


Чай из иссопа избавит человека от глистов.

Базилик поможет сохранить рыбу.

Огуречная трава исцеляет нарывы.

Имбирь и уксус для лечения язв.

Мята при зубной боли.

Если корабельная кошка спит, свернувшись клубком, ожидается плохая погода.

Если восходящее солнце красное, будет дождь.

Не бери соль за столом у другого человека, иначе вам обоим не повезет. Если просыпал соль, брось щепотку через левое плечо.

Синюю нитку зашивают в каждый предмет одежды для защиты.




Ханна научила Марию, как предохранить сухари от жука-долгоносика; за эти сведения повар и все пассажиры были ей особенно благодарны. От крыс можно избавиться с помощью аконита, тмин хорош при укусах пауков, корень пиона защищает от штормов, кошмаров и безумия – встречались и те, кто сходили с ума от бесконечного буйства моря. Мария исцеляла людей, и ее превозносили чуть ли не как святую, хотя были и такие, кто считал ее ведьмой. Матросы – суеверный народец и традиционно прибегают к морской магии. Под мачту помещали серебряную монетку, лист бумаги во время плавания никогда не разрывали надвое, деревянные мачты метили раскаленным железом, чтобы изгнать злых духов и сохранить судно во время штормов. Кадин, которую могли счесть вестником несчастья, смерти и разрушения, с радостью приветствовали, после того как Мария убедила всех, что это не ворона, а черный альбатрос. Хотя никто из матросов раньше слыхом не слыхивал о подобном создании, все знали, что каждый день в мире происходят чудеса. Альбатрос приносит морякам удачу, и никто не осмелился возражать Марии.

Капитан, голландец Дрис Хессель, всегда носивший непромокаемую куртку до колен, пропитанную дегтем и животным жиром, редко делал что-то, не сулившее выгоды. Он пустил на борт Марию, договорившись продать ее после прибытия в Кюрасао за шестьдесят шиллингов. Неплохая сделка, учитывая, что голландец заплатил отцу Марии всего сорок. Актер в театре выживает как может, и капитан корабля счел себя вправе быть не слишком щепетильным, даже если предмет торга – человеческое существо. Марии предстояло стать прислугой на целых пять лет, и кто бы ее ни купил, он получал на этот срок безоговорочные права на нее. Когда срок контракта истечет, владелец брал на себя обязательство ее освободить. То, что девушка зашила синей ниткой рану Хесселя, в которого во время шторма попала щепка от мачты, ничуть не изменило его намерений относительно судьбы Марии. Все в этом мире имеет свою цену: и дыхание, и жизнь, и путешествие.

Многие на борту судна были португальскими беженцами, заплатившими за проезд установленную цену. Их преследовали за веру и вынудили бежать из страны. Евреям не разрешали исповедовать их религию в Испании и Португалии, как, впрочем, и в Англии с Францией, поэтому им пришлось отправлять религиозные обряды тайно, пока они наконец не обрели место, давшее им свободу. Те из них, кто пересек океан, хотели жить вольно, оставаясь верными традициям. Их называли португальцами, они везли с собой сушеную треску и сыр с артишоковым порошком, который добавляли в еду, а поверхность съестных продуктов, чтобы не гнили, была покрыта паприкой. Мария учила их язык, хорошо воспринимая на слух иноземную речь, и помогала женщинам, страдавшим от морской болезни; она давала им ложку имбирной пасты и ломтик апельсина, тщательно деля снадобье между больными беженками и их детьми, и даже слабый вкус свежего фрукта был для них тонизирующим средством. Мария выслушивала их истории и наблюдала, как в пятницу после захода солнца они тайно зажигают свечу. Свечи опасны на море, как религия на суше.

Ночью Мария укутывалась в свою пелерину и смотрела, как на небе появляются звезды, сначала по одной, а затем созвездия вихрями прорывали тьму, образуя сияющий световой поток. Как безбрежен и красив мир, особенно для девочки, которая выросла в глуши, ни разу не побывав даже в маленьком городке, не видев ни лавки, ни рынка, ни церкви воскресным утром, заполненной людьми под колокольный звон.

Марии хотелось, чтобы рядом с ней на палубе стояла Ханна и предвкушала будущее, ждавшее ее приемную дочь в стране, где женщине позволено управлять своей жизнью. Мария была благодарна судьбе за то, что добрая женщина нашла ее в снежном поле и вырастила, и за унаследованный от Ребекки дар предвидения. Грядущее по-прежнему было скрыто в тумане, даже когда она пыталась увидеть его сквозь черное зеркало, – ведь она изменила судьбу, отправившись в морское путешествие. Прежними остались лишь некоторые подробности: дочь, которая у нее будет, мужчина, который подарит ей бриллианты, снег на ветках деревьев. Мария видела фрагменты будущего и знала, что обретет свободу, которую не могли себе представить ни Ханна, ни Ребекка. Всегда существовали женщины, обладавшие теми же талантами, что и Мария, и большинство из них искало убежища от мира, чтобы им не устроили проверку утоплением. Если ведьма не тонула, это свидетельствовало о том, что она заключила договор с самим Сатаной. Если тонула – была невиновна, но вся польза, которую ей это приносило, заключалась в том, что утопленницу извлекали со дна реки или пруда, нередко с железными колодками на ногах. Предшественницы Марии решили бы, что она сошла с ума, отправившись в долгое морское плавание, когда вокруг нет ничего, кроме волн. Мария твердо знала, что бояться следует не воды, а людей, которые видят зло там, где его нет и в помине.

В ветреные дни, когда казалось, что шторм забросит корабль на небеса, и матросы привязывали себя веревками, чтобы их не унесло воздушным вихрем, Мария держала Кадин под своей пелериной и кормила кусочками сухого бисквита. Когда на корабле приходится жить неделя за неделей, он становится ужасным местом: еды и питья все меньше, кругом всякого рода зараза, вши и крысы, штормы и молнии. Иногда людям казалось, что их конец близок. Мужчины, до того никогда не взывавшие к Богу, бормотали молитвы, иногда на непонятном морякам языке. Женщины благословляли своих детей, крепко прижимая их к себе, чтобы уйти вместе с ними в смертную пучину. Но Мария умела предвидеть будущее и знала: они достигнут места назначения. Посмотрев в черное зеркало, она убедилась, что солнце там будет светить ярко, что улицы там вымощены красноземом, а деревья цветут круглый год.

– Тише, – говорила она детишкам из Португалии, когда те плакали. – Мы почти достигли другого конца земли.





* * *


Когда они приплыли, все было точно так, как она видела, – то оказался край диковинок и чудес. Пассажиры озирались и хлопали глазами от изумления, не понимая, куда их привез корабль. Кактусы поднимались в небо на тридцать футов, колючие кусты акации расцветали яркими лимонно-желтыми красками, а деревья диви-диви так гнулись на ветру, что казалось, будто они смотрят в небо. Дети говорили, что эти деревья – маленькие люди в пальто. В небе порхали желтые и оранжевые птички – кассики и банановые певуны. Водились там и королевские тиранны, фламинго, колибри, размером не больше пчелы, которые, пролетая рядом с ухом человека, оставляют в голове легкое гудение. Были и птицы, которые летают только по ночам, козодои и четверокрылы, пьющие росу с больших, как блюдца, листьев, мелькая в сумерках черными тенями.

Благодаря тому, что остров заселяли евреи-сефарды, а также благодаря испанской работорговле, там наблюдалось этническое многообразие. Многие носили скромную традиционную одежду – длинные юбки сайя, которые надевали поверх панталон, и рубахи со сложным рисунком из двух, а то и трех узоров.

В порту Марию ждала девушка по имени Юни, всего на пару лет старше ее самой. Юни послали встретить Марию. Она захлопала в ладоши и громко поздоровалась по-голландски, не поверив, что Мария почти не понимает этот язык.

– Тебе лучше научиться говорить по-нашему, – дала совет Юни по-английски. – А может быть, лучше оставить все как есть: не придется слушать, что говорит мистер Янсен.

Капитан вручил Марии ее документы, согласно которым она принадлежала семейству Янсен из Виллемстада и должна была работать на них, пока ей не исполнится шестнадцать лет, после чего обретет свободу. И только тогда она поняла, что отец продал ее в рабство. Конечно, в свое оправдание он сказал бы, что не желал причинить ей вреда и сделал это в интересах безопасности. Ведь она была ребенком и не имела за душой ни гроша.

– А ты свободна? – спросила Мария у Юни, когда они шли через порт.

Порт кишел торговцами рыбой и моряками. Некоторые, не имея подданства какой-либо страны, выходили в море на свой страх и риск и становились пиратами.

– Я в таком же положении, что и ты. Не рабыня, но и не свободная женщина. Иными словами, мы никто.

Кожа Юни была теплого коричневого цвета, черные волосы такие же длинные, как и у Марии. Ее африканская мать попала в дом Янсенов как рабыня, а двоюродная бабушка обрела свободу, проработав в этой семье тридцать лет. Сама Юни всю жизнь находилась в услужении без всяких документов, которые фиксировали бы срок ее зависимости от хозяев. Марии это показалось настоящим рабством.

– У тебя нет никаких бумаг? – переспросила она. – Ты не знаешь даты, когда получишь свободу?

Юни была очень красива, и проходившие мимо мужчины всех слоев общества на нее откровенно пялились.

– Мистер Янсен придерживает меня для жениха. Я стану свободна, когда выйду замуж.

Но всякий раз, когда у Юни появлялся ухажер, мистер Янсен находил у него какой-нибудь изъян. Не важно, был ли мужчина африканцем, евреем или голландцем, он неизменно получал отказ.

– Niet goed genoeg, – всякий раз говорил он. – Недостаточно хорош.

– Я вообще не собираюсь замуж, – объявила Мария.

Она видела в будущем дочь, но не супруга, а лишь человека с бриллиантами, появление которого теперь, когда они шли вдоль деревянного пирса, а над головой кружились стаи попугаев, казалось невероятным поворотом судьбы.

– Это ты теперь так думаешь. Подожди немного. Если выйдешь замуж, больше не будешь служанкой.

– Я не вполне уверена, смогу ли стать ею сейчас, – сказала Мария, нахмурившись.

– Мы делаем все, что нам велят, пока хозяева не лягут спать, и только тогда предоставлены сами себе.

У Марии никогда не было ни подруги, ни даже желания ее иметь, но в этой далекой стране она была благодарна доброй девушке, которая взяла ее под свое крыло.

– Делай то, что я делаю, говори то, что я говорю, – и все у тебя будет хорошо, – заверила ее Юни.

Было легко себе представить, как на острове действуют заклинания. Небо ранним вечером было не синим, на нем играла целая палитра цветов, от розового до темно-фиолетового, от кобальтового до черного. Здесь обитали шестьдесят восемь разновидностей бабочек, включая больших оранжевых, черных монархов и тигровокрылых, которые летают только в тени. Воздух будто двигался и казался живым, внезапно налетавший ветер был ласковым, наполненным запахом соли и морских водорослей. Запертая в ящике для переноски Кадин просилась на волю.

– Не сейчас, – говорила ей Мария. – Скоро тебя выпустят.

– Миссис Янсен не понравится твоя птица. Скажет, что она грязная и испакостит весь дом, – предупредила Юни, но Марию это не слишком обеспокоило.

– Ей совсем не обязательно знать о Кадин.

Юни только усмехнулась в ответ. Новая девушка казалась ей самой занятной из всех ее знакомых, и было даже интересно, как хозяева уживутся со служанкой, которую не особенно волнуют их правила.