Уроки горы Сен-Виктуар
Часть 16 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
воззвал я к сердцу: «Утихни, не бейся ты так»
кто же там шел посреди дороги, сало жуя, сквозь
ночь?
То был отец Игнац, и он посадил меня одним махом
на плечи и унес прочь.
ИГНАЦ (подхватывает и продолжает)
Мы бежали сквозь джунгли, и вот впереди канал
Город где-то внизу, не разглядеть портал
желто-красных ворот, наконец мы свернули туда
и западный человек нам сказал, что так
не добраться домой никогда
на острова привезли нас с подветренной стороны
мы ели снулую рыбу и стали слепы
Женщина в баре пела, мотив тянулся и гас,
про «свечу на окне» там было, и пела она для нас
Что-то около года работали мы среди моря
на островах потом
мы провели для жителей телефон
Парень с собакой, стоя в будке на берегу,
кричал там в белую трубку: «Я тебя так люблю»
Устали мы от скитаний, хватило нам их навек
Корабль не поплыл в Эльдорадо – свалил нас
в грязный снег
и некто со мною рядом в вечных сумерках
прошептал:
«Снег растопите мне, братья и сестры,
для погребения»
И вновь под злобной молодой луною
в тропиках война
мы были полководцами, но за нами не шли войска
ложками по котелкам гремели мы и орали
зловонную пасть разевал убийца-медведь,
но мы дальше шагали
Потом мы ринулись в воду, и была та вода прекрасна
и голос отца Антона из глубин доносился ясно:
«Дети мои, ко мне, на зов мой придите!»
В бездонной воде сияли чаны, зовя в родную обитель
И не печальный катафалк тащил он за собою —
Колясочку на четверых, но схожую с арбою
и человек на облучке с карандашом в руках,
водя рукою в воздухе, писал: «А я – ваш брат».
АНТОН
На перепутье трех дорог человек какой-то сидел
на корточках возле дойки, и был он голый совсем
Жалобно взывал он: «О три дороги! О пропасть там,
вдали!»
«О реки Вавилонские! О ветреные выси! О бухта
ангелов!» – громко вторили мы
Годами питались мы хлебом с вареньем,
что твердою пленкой покрыто
но однажды на небе вечернем воссиял этот лик
из нефрита
Мы отправились в кино «Транслюкс» и тут же
от первого поцелуя сникли
полетели с черным соколом на равнины
где кружили снежные вихри
И в зеленый четверг взошли на белую колокольню
Лица все в красных точках от льдинок но было
не больно
Вместо языков на колоколах болтались лишь
клочья сена
«Ой-мой, ой-мой», – шептали беззвучно все мы
Становилось все хуже и хуже, сгущалось ненастье
Ядовито-зеленые сполохи в небе как знак несчастья
Мы выглянули наружу, назад, но в этот час
Никого там не было – не было даже нас
Лица наши теперь беззащитны, к железу холодному
мы прилепились губами
и никто, о никто оторвать нас не в силах, и сами
не уйдем мы, пусть дева с псалтирью в руках
к нам взывает
кто же там шел посреди дороги, сало жуя, сквозь
ночь?
То был отец Игнац, и он посадил меня одним махом
на плечи и унес прочь.
ИГНАЦ (подхватывает и продолжает)
Мы бежали сквозь джунгли, и вот впереди канал
Город где-то внизу, не разглядеть портал
желто-красных ворот, наконец мы свернули туда
и западный человек нам сказал, что так
не добраться домой никогда
на острова привезли нас с подветренной стороны
мы ели снулую рыбу и стали слепы
Женщина в баре пела, мотив тянулся и гас,
про «свечу на окне» там было, и пела она для нас
Что-то около года работали мы среди моря
на островах потом
мы провели для жителей телефон
Парень с собакой, стоя в будке на берегу,
кричал там в белую трубку: «Я тебя так люблю»
Устали мы от скитаний, хватило нам их навек
Корабль не поплыл в Эльдорадо – свалил нас
в грязный снег
и некто со мною рядом в вечных сумерках
прошептал:
«Снег растопите мне, братья и сестры,
для погребения»
И вновь под злобной молодой луною
в тропиках война
мы были полководцами, но за нами не шли войска
ложками по котелкам гремели мы и орали
зловонную пасть разевал убийца-медведь,
но мы дальше шагали
Потом мы ринулись в воду, и была та вода прекрасна
и голос отца Антона из глубин доносился ясно:
«Дети мои, ко мне, на зов мой придите!»
В бездонной воде сияли чаны, зовя в родную обитель
И не печальный катафалк тащил он за собою —
Колясочку на четверых, но схожую с арбою
и человек на облучке с карандашом в руках,
водя рукою в воздухе, писал: «А я – ваш брат».
АНТОН
На перепутье трех дорог человек какой-то сидел
на корточках возле дойки, и был он голый совсем
Жалобно взывал он: «О три дороги! О пропасть там,
вдали!»
«О реки Вавилонские! О ветреные выси! О бухта
ангелов!» – громко вторили мы
Годами питались мы хлебом с вареньем,
что твердою пленкой покрыто
но однажды на небе вечернем воссиял этот лик
из нефрита
Мы отправились в кино «Транслюкс» и тут же
от первого поцелуя сникли
полетели с черным соколом на равнины
где кружили снежные вихри
И в зеленый четверг взошли на белую колокольню
Лица все в красных точках от льдинок но было
не больно
Вместо языков на колоколах болтались лишь
клочья сена
«Ой-мой, ой-мой», – шептали беззвучно все мы
Становилось все хуже и хуже, сгущалось ненастье
Ядовито-зеленые сполохи в небе как знак несчастья
Мы выглянули наружу, назад, но в этот час
Никого там не было – не было даже нас
Лица наши теперь беззащитны, к железу холодному
мы прилепились губами
и никто, о никто оторвать нас не в силах, и сами
не уйдем мы, пусть дева с псалтирью в руках
к нам взывает