Унтер Лёшка
Часть 25 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сотня янычар, охранявших крепостной проход, раздалась резко в стороны, бормоча ругательства. Чума была страшным бедствием этих времен, выкашивающим зачастую целые территории и армии. Никому не хотелось рисковать, и провожаемые испуганными и брезгливыми взглядами подводы проследовали дальше к выходу.
– Ворота закрываются, ночь за стенами проведёте! – крикнул вслед похоронной партии командир янычар и плюнул им вслед. – Лучше бы и сами там остались, только заразу по крепости разносят! Закрывайте ворота! – отдал он команду дежурившим здесь же солдатам из вспомогательного войска. – И перед воротами ещё рогатки ставьте!
На крепость и её окрестности опустилась тёмная ночь.
Несколько вёрст до ближайших перелесков тянулись подводы со скрипом. Мычал какую-ту заунывную песню грязный солдат, сидящий на подводе, шаркали по снегу сапоги солдат. Чумные трупы нужно было хоронить подальше от крепости – именно это они ответили двум выскочившим из ночи татарским разъездам. Всадники шарахнулись в сторону и ускакали быстрее прочь.
Наконец-то показался нужный перелесок, Тимоха сделал ладошки рупором и прокричал в темноту филином. Через несколько секунд раздался такой же отзыв, и с боков дороги из темноты вынырнули белые тени.
– Ну, слава богу! – воскликнул подскочивший Макарыч. – А мы уже было волноваться тут начали. Что за маскарад-то у вас, вырядились все, как похоронная команда.
– А мы и есть похоронная команда, Карпыч, – усмехнулся Тимоха. – Чума в крепости, вон в телегах трупы везём! – и засмеялся, глядя, как шарахнулись от телег егеря.
– Так, всё, некогда лясы точить! – крикнул Лёшка. – Сам же сказал, маскарад. Время, братцы, время, пока турки своего сапёра не хватились, нам нужно подальше уходить! Живко, дышит там наш язык?
– Дышит, командир, в себя он недавно пришёл, брыкается даже, – ответил серб.
– Ну всё, пока похоронная команда переодевается в белое, остальным – подводы загнать в лесок поглубже и спрятать, а лошадей из них выпрячь! – скомандовал Лёшка. – Толстяка и всё тяжёлое загрузить верхами. Все следы замести. Быстрее, быстрее, братцы! – подгонял егерей Лёшка.
– Вашбродь, – обратился Лёшка к Милюткину, – вы давайте тоже верхом садитесь, мы сейчас долго бежать будем, нам ведь нужно будет подальше от этого места, пока тут стоит ночь, уйти. Мы-то сами к бегу привычные, а вам с этим потяжелее будет. Что там в свитке-то хоть, глядели?
На лице прапорщика аж цвела улыбка.
– Лёха, да там же весь план крепости, со всеми её фортециями, бастионами, ретраншементом и расставленными орудиями! – воскликнул картограф. – Да этому свитку цены же нет, ты представляешь, сколько он жизней наших солдат стоит?!
– Ну-у, осталось нам теперь только добраться до своих, – устало кивнул Лёшка, завязывая балахон. – Всё, впереди тройка Карпыча, сзади – Егора, бегом марш!
Отряд побежал щадящим лёгким бегом в северном направлении, опытные егеря давно уже свыклись с таким привычным способом передвижения и часами могли вот так вот бежать. Многие даже умудрялись при этом мусолить суджук и вяленое мясо.
Часа через два они свернули в небольшой лесок и, найдя там глубокую впадину, разожгли костры. Нужно было немного отдохнуть и продолжить дальше путь уже с новыми силами, до рассвета было ещё прилично. Лёшка дал своей команде пару часов отдыха, а затем снова погнал её вперёд – быстрее, быстрее, быстрее!
Под утро пошёл снег.
– Хорошо-то как, – улыбнулся Лешка, глядя на бегу вверх и ловя губами снежинки. – Глядишь, хоть немного прикроет след и отведёт погоню. Дядь Матвей, может, сядешь на лошадь да проедешь на ней чуток?
– Что я, увечный какой, – проворчал Никитич, – вы вон лучше проводника посадите, тоже мне ещё, пастухом ведь называется, а запыхался, словно какой-то барчук…
В сереющих рассветных сумерках добежали до того валашского села, откуда не так давно турецкие фуражиры угнали коров и подводы с награбленным.
– Отдохнём в избах, Ляксей Петрович, – кивнул в сторону сельца Макарыч. – Затаимся тут на днёвку, а потом уже дальше к ночи двинем?
– Нет! – подумав, ответил Лёшка. – Слишком рискованно. Этот сапёр – очень важная шишка, и нам его просто так не отдадут, с утра погони ждать нужно! Значит, огибаем село, заходим в лесок, а уже там ночуем. Своих коней отгоним подальше в сторону, версты эдак на три-четыре, и потом шуганём хорошо. На опушке у села секрет выставим, и пусть ребята посматривают там за всем.
Всё именно так и сделали. Нашли место поглуше в небольшом лесочке. Сварили егерский кулеш, как уже прозвали это традиционное варево из всего того, что было съестного в носимых мешках, и потом залегли на отдых. Народ здорово вымотался за этот переход и потому спал без задних ног. Прошёл полдень, затем ещё часа три, и к стоянке стрелков подполз Ваня Кудряш.
– Господин сержант, вам велели передать, что в село сотня конных влетела, всё там обыскивают, каждый овин и сараюшку кверху дном переворачивают.
– Посмотрим, – кивнул Лёшка и пополз к опушке вслед за Ваней.
В селе действительно стояла суматоха, всюду мелькали турецкие солдаты, стоял шум, и до егерей доносились гортанные крики. Наконец, видать, не найдя того, что искали, турки вскочили на коней и ускакали в северном направлении.
– Смотри-ка, это ведь они нас тут искали, – и Алексей кивнул стрелкам на уносящийся вдаль отряд. – И теперь это были явно не татары, похоже, что османское начальство по нашу душу регулярную кавалерию из сипахов послало. Теперь нам нужно вдвойне осторожнее быть, братцы!
Движение продолжили, как стемнело. Впереди, в шагах двухстах, шёл головной дозор, а основной отряд бежал лёгкой трусцой, подгоняя османского офицера. Ему было тяжело и непривычно вот так передвигаться, но после очень серьёзного разговора на стоянке он только обливался потом и, постанывая, быстро семенил своими толстыми ножками по снегу.
– Подведёт он нас, – кивнул на турка Милюткин, – еле бежит уже толстозадый. Может, ну его, Алексей, бросите его тут, а мы сами налегке уйдём, нам и этого свитка с планом крепости за глаза теперь хватит!
– Нет уж, вашбродь, сказано было языка привести, мы и приведём, что уж, зря мы с ним столько мучились, – ответил, сжимая зубы, Лёшка. – Ценный язык это, нужный, знает он много того, чего и на бумаге даже не нарисовано, – и крикнул егерям: – Смена, дайте Кудряшу уже передышку, поменяйте носильщиков.
Сапёра подхватила под руки новая двойка, и отряд устремился дальше.
Обратный путь от валашского села до крайнего перелеска перед большим лесным массивом занял двое суток, и вымотавшиеся егеря отлёживались теперь перед большой полосой открытого пространства и выгадывали, когда же его удачнее пересечь. Снег прекратился, небо расчистилось от туч, хорошо подморозило, и теперь видимость при луне составляла больше версты.
Турецкие конные разъезды проходили вокруг постоянно. Состояли они и из татар, и из постоянной османской кавалерии. Долго лежать тоже было невозможно, и под утро, когда у сторожей обычно самый сон, команда Егорова решилась на прорыв. Ещё раз укутав как следует в белое полотно пленника, Лёшка в очередной раз пожурил себя за неосмотрительность – нужно было позаботиться и взять ещё один комплект белой одёжи, хотя, с другой стороны, на такого здоровяка они всё равно ведь не рассчитывали.
Наконец, луна спряталась, и звёзды начали тускнеть на небосводе.
– Вперёд! – рявкнул Лёшка, и, подхватив языка, команда ринулась к бровке далёкого ещё леса.
Первые двести-триста шагов они пробежали легко. Впереди было ещё столько же, как вдруг от небольшого лесного островка шагах в пятистах справа выметнулись на открытую равнину далёкие пока ещё всадники.
– Командир, татары!
И правда, издали послышался традиционный татарский клич:
– Алга-а-а!
– Макарыч! Бери троих наших, прапорщика и проводников, языка – Кудряшу на спину и неситесь что есть мочи к лесу, а мы вас прикроем! – крикнул Лёшка и отдал команду: – Штуцерникам бить выборочно старших, фузейщикам вести частый огонь, понеслась!
Бах! – приклад ударил Лёшку в плечо. Он отбежал шагов на сто к лесу и присел, перезаряжая оружие. Бах! Бах! Бах! – гремели выстрелы егерей, и, наткнувшись на точный огонь, три десятка татарских всадников, потеряв треть своих людей и послав стрелы в русских, отскочили подальше. От их группы отделилась пятёрка и унеслась на юг.
– За подмогой послали, – прорычал Лёшка. – Все бегом в лес, теперь эти от нас уже точно не отцепятся!
В отряде появился первый раненый. Никите стрела пробила рукав одежды и вошла на остриё вовнутрь. Наскоро обработав рану крепкой настойкой и подрезав её края, удалили этот древний снаряд. Парня перевязали и, отобрав оружие и вещевой мешок, погнали вперёд к группе Макарыча.
– Быстрее, быстрее, пока можешь идти и пока не нагрянула основная погоня!
– Карпыч, Матвей, Тимофей и ты, Живко, берите всех лесовиков и прикрывайте нам хвост, главное – отбить у них желание лезть за нами вплотную, осаживайте! – крикнул Лёшка, и отряд углубился в лес.
Бах! Бах! Бах! – послышались через час выстрелы в отдалении, арьергард егерей принял бой, сдерживая погоню.
Следующие сутки слились в череду перестрелок, изматывающего бега среди деревьев, постоянных перезарядок и опять бега. Всё дальше и дальше на север уходили егеря, отбиваясь от преследующих их турок, и счастье их, что это были не лесовики, а обычные, спешившиеся с коней всадники. Двоих ребят уже потеряли в перестрелках, несколько человек были ранены, и скорость движения была потеряна. До места встречи с гусарами было уже недалеко, но и турки наседали плотно.
– Всё, братцы, последний рывок нам остался, – объяснял Лёшка товарищам, очищая ствол штуцера от порохового нагара. – Ещё три-четыре версты, и мы уже у своих, продержаться только нам надо. Давай, Кудряш, забирай с собой турка, всех наших раненых, прапорщика и проводников и бегом на поляну к гусарам, а мы вас здесь, на этом редколесье, прикроем. Всем зарядиться! – и Алексей сам начал засыпать порох из патрона.
Неподалёку мелькали серые фигуры. Вот одна вышла из-за ствола и, оглядев редкий лес впереди, махнула кому-то сзади, и тут же человек десять турок выскочили на небольшую прогалинку. Лёшка прицелился и нажал на спусковой крючок.
Бах! – и турок с длинным ружьём упал на снег. Бах! Бах! Бах! – раздался ружейный залп, и несколько фигур так же застыли на снегу. Лёшка вскочил и, перебежав за спину шагов на пятьдесят, начал перезарядку. Что-то мелькнуло сбоку, и он, присмотревшись, увидел несколько фигур, заходящих егерям в тыл.
– Ну вот и для тебя время пришло, – прошептал он, вытаскивая из патронной сумки единственную свою гренаду из тех, что сам обделывал перед самым выходом. Прокравшись и затаившись за толстым стволом, Лёшка выбил кремнем искры в штуцерном замке и, раздув трут, поджёг фитиль гренады.
Бабах! – грохнул взрыв, и раздался истошный вой раненного осколками турка. На Лёшку кинулось сразу трое, он выхватил пистолеты и разрядил их в упор.
«Всё! А третий сейчас меня зарубит», – промелькнула мысль.
Бах! – раздался сзади фузейный выстрел, и турок с обнажённой саблей упал у самых Лёшкиных ног.
– Ляксей Петрович, ну как же вы так неосторожно-то! – причитал Никитич, приподнимая со снега своего воспитанника. – Никак взрывом оглушило вас, бяжим скорее отсюда, басурмане вон как дуро-ом прут. Бяжи-им!
Егеря отстреливаясь, откатывались всё дальше к северу. Через час, потеряв пятерых убитыми, они догнали Кудряша с его командой и теперь уже все вместе выбежали из-под полога леса на опушку. Перед ними шагах в ста стояло несколько сотен всадников верхами.
– Ё моё, цельный гусарский полк прислали! – матюгнулся Федька, и команда из последних сил бросилась к своим.
– Шашки наголо, руби их всех, круши-и! – раздался крик бравого полковника, и конная лава, обтекая маленький островок из егерей, ринулась на выбегающих из леса турок.
– Пишчевич Семён Степанович, Ахтырский гусарский! – представился чернобровый, с глазами навыкате гусарский полковник. – Это из-за вас тут столько суеты? – и он посмотрел на стоящую перед ним грязную, в оборванных красно-серых балахонах команду. – Кто старший тут, вы? – и он посмотрел на усталого до предела прапорщика.
– Прапорщик Милюткин, ваше высокоблагородие, – представился тот, – картограф штаба армии. Но старший команды – это сержант Егоров, – и он кивнул на молодого егеря.
Полковник перевёл взгляд на стоявшего рядом с прапорщиком унтер-офицера.
– Это ваши люди, сержант, так турка взбудоражили?
– Так точно, вашвысокблагородие! – рявкнул с усердием тот. – Выполняли задание командующего армией. Из Журжи захвачен первый помощник коменданта по фортификационным работам, в чине полковника, со всеми своими бумагами. Уничтожено около сотни турок и татар. У нас потери – семеро, шесть человек ранены, но все, кроме одного, в строю.
– Ого! – удивился Пишчевич. – Цельный османский полковник из инженеров?! Так что стоим-то! Ротмистр Гущинский! – и он подозвал к себе уже знакомого Лёшке офицера. – Этого толстяка с прапорщиком из штаба – на коней и быстро, стрелой в Бухарест к самому командующему! Всё! Исполнять!
И сотня гусар уже через минуту летела на север.
– А вы пока отдышитесь, ребята. Сколько по снегам-то лазили? – спросил с участием полковник, наблюдая, как Лешка, сам перепачканный в крови, перевязывает рассечённый лоб Тимофею.
Алексей на миг задумался и потом ответил со вздохом:
– Да суток шесть с половиной вроде будет, а такое чувство, вашвысокобродие, что цельный месяц уже прошёл…
Через день, к вечеру, егерская команда прибыла к месту постоя. А наутро Лешка, не успевший ещё как следует отдохнуть после таких трудов, был вызван к Куницыну.
– Егоров, к двум часам, после обеда, ты со всей своей командой, что была в поиске, вызваны в штаб армии. Так что приведите себя в порядок и взбодритесь, – отдавал распоряжение поручик. – Предписано всем вам там иметь вид опрятный и каждому блистать благонравием и всевозможной учтивостью. Особливо подчёркнуто, что Егорову привести себя в полный порядок и быть пред командующим по всей предусмотренной уставом форме, а также при знаках различия и при шпаге. Всё, Егоров, иди готовься, мне вон опять головная боль из-за тебя. По секрету шепнули, чтобы я новых людей себе в команду подыскивал. Учишь, учишь бездельников, а их потом забирают от тебя, – ворчал по привычке Фёдор Семёнович.
– Братцы! Нам дано пять часов на приведение себя в парадный вид, – стоя пред своей командой объяснял им обстановку Лёшка. – Вычистить всё как следует и самим вымыться так, как будто вы на принятие присяги готовитесь. Сам командующий будет нас проверять, а особенно как ты эти букли у своего парика накрутил и косу напудрил, Федька. Так что смотри, по первое число попадёт, если ему твоя коса не понравится!
– Ворота закрываются, ночь за стенами проведёте! – крикнул вслед похоронной партии командир янычар и плюнул им вслед. – Лучше бы и сами там остались, только заразу по крепости разносят! Закрывайте ворота! – отдал он команду дежурившим здесь же солдатам из вспомогательного войска. – И перед воротами ещё рогатки ставьте!
На крепость и её окрестности опустилась тёмная ночь.
Несколько вёрст до ближайших перелесков тянулись подводы со скрипом. Мычал какую-ту заунывную песню грязный солдат, сидящий на подводе, шаркали по снегу сапоги солдат. Чумные трупы нужно было хоронить подальше от крепости – именно это они ответили двум выскочившим из ночи татарским разъездам. Всадники шарахнулись в сторону и ускакали быстрее прочь.
Наконец-то показался нужный перелесок, Тимоха сделал ладошки рупором и прокричал в темноту филином. Через несколько секунд раздался такой же отзыв, и с боков дороги из темноты вынырнули белые тени.
– Ну, слава богу! – воскликнул подскочивший Макарыч. – А мы уже было волноваться тут начали. Что за маскарад-то у вас, вырядились все, как похоронная команда.
– А мы и есть похоронная команда, Карпыч, – усмехнулся Тимоха. – Чума в крепости, вон в телегах трупы везём! – и засмеялся, глядя, как шарахнулись от телег егеря.
– Так, всё, некогда лясы точить! – крикнул Лёшка. – Сам же сказал, маскарад. Время, братцы, время, пока турки своего сапёра не хватились, нам нужно подальше уходить! Живко, дышит там наш язык?
– Дышит, командир, в себя он недавно пришёл, брыкается даже, – ответил серб.
– Ну всё, пока похоронная команда переодевается в белое, остальным – подводы загнать в лесок поглубже и спрятать, а лошадей из них выпрячь! – скомандовал Лёшка. – Толстяка и всё тяжёлое загрузить верхами. Все следы замести. Быстрее, быстрее, братцы! – подгонял егерей Лёшка.
– Вашбродь, – обратился Лёшка к Милюткину, – вы давайте тоже верхом садитесь, мы сейчас долго бежать будем, нам ведь нужно будет подальше от этого места, пока тут стоит ночь, уйти. Мы-то сами к бегу привычные, а вам с этим потяжелее будет. Что там в свитке-то хоть, глядели?
На лице прапорщика аж цвела улыбка.
– Лёха, да там же весь план крепости, со всеми её фортециями, бастионами, ретраншементом и расставленными орудиями! – воскликнул картограф. – Да этому свитку цены же нет, ты представляешь, сколько он жизней наших солдат стоит?!
– Ну-у, осталось нам теперь только добраться до своих, – устало кивнул Лёшка, завязывая балахон. – Всё, впереди тройка Карпыча, сзади – Егора, бегом марш!
Отряд побежал щадящим лёгким бегом в северном направлении, опытные егеря давно уже свыклись с таким привычным способом передвижения и часами могли вот так вот бежать. Многие даже умудрялись при этом мусолить суджук и вяленое мясо.
Часа через два они свернули в небольшой лесок и, найдя там глубокую впадину, разожгли костры. Нужно было немного отдохнуть и продолжить дальше путь уже с новыми силами, до рассвета было ещё прилично. Лёшка дал своей команде пару часов отдыха, а затем снова погнал её вперёд – быстрее, быстрее, быстрее!
Под утро пошёл снег.
– Хорошо-то как, – улыбнулся Лешка, глядя на бегу вверх и ловя губами снежинки. – Глядишь, хоть немного прикроет след и отведёт погоню. Дядь Матвей, может, сядешь на лошадь да проедешь на ней чуток?
– Что я, увечный какой, – проворчал Никитич, – вы вон лучше проводника посадите, тоже мне ещё, пастухом ведь называется, а запыхался, словно какой-то барчук…
В сереющих рассветных сумерках добежали до того валашского села, откуда не так давно турецкие фуражиры угнали коров и подводы с награбленным.
– Отдохнём в избах, Ляксей Петрович, – кивнул в сторону сельца Макарыч. – Затаимся тут на днёвку, а потом уже дальше к ночи двинем?
– Нет! – подумав, ответил Лёшка. – Слишком рискованно. Этот сапёр – очень важная шишка, и нам его просто так не отдадут, с утра погони ждать нужно! Значит, огибаем село, заходим в лесок, а уже там ночуем. Своих коней отгоним подальше в сторону, версты эдак на три-четыре, и потом шуганём хорошо. На опушке у села секрет выставим, и пусть ребята посматривают там за всем.
Всё именно так и сделали. Нашли место поглуше в небольшом лесочке. Сварили егерский кулеш, как уже прозвали это традиционное варево из всего того, что было съестного в носимых мешках, и потом залегли на отдых. Народ здорово вымотался за этот переход и потому спал без задних ног. Прошёл полдень, затем ещё часа три, и к стоянке стрелков подполз Ваня Кудряш.
– Господин сержант, вам велели передать, что в село сотня конных влетела, всё там обыскивают, каждый овин и сараюшку кверху дном переворачивают.
– Посмотрим, – кивнул Лёшка и пополз к опушке вслед за Ваней.
В селе действительно стояла суматоха, всюду мелькали турецкие солдаты, стоял шум, и до егерей доносились гортанные крики. Наконец, видать, не найдя того, что искали, турки вскочили на коней и ускакали в северном направлении.
– Смотри-ка, это ведь они нас тут искали, – и Алексей кивнул стрелкам на уносящийся вдаль отряд. – И теперь это были явно не татары, похоже, что османское начальство по нашу душу регулярную кавалерию из сипахов послало. Теперь нам нужно вдвойне осторожнее быть, братцы!
Движение продолжили, как стемнело. Впереди, в шагах двухстах, шёл головной дозор, а основной отряд бежал лёгкой трусцой, подгоняя османского офицера. Ему было тяжело и непривычно вот так передвигаться, но после очень серьёзного разговора на стоянке он только обливался потом и, постанывая, быстро семенил своими толстыми ножками по снегу.
– Подведёт он нас, – кивнул на турка Милюткин, – еле бежит уже толстозадый. Может, ну его, Алексей, бросите его тут, а мы сами налегке уйдём, нам и этого свитка с планом крепости за глаза теперь хватит!
– Нет уж, вашбродь, сказано было языка привести, мы и приведём, что уж, зря мы с ним столько мучились, – ответил, сжимая зубы, Лёшка. – Ценный язык это, нужный, знает он много того, чего и на бумаге даже не нарисовано, – и крикнул егерям: – Смена, дайте Кудряшу уже передышку, поменяйте носильщиков.
Сапёра подхватила под руки новая двойка, и отряд устремился дальше.
Обратный путь от валашского села до крайнего перелеска перед большим лесным массивом занял двое суток, и вымотавшиеся егеря отлёживались теперь перед большой полосой открытого пространства и выгадывали, когда же его удачнее пересечь. Снег прекратился, небо расчистилось от туч, хорошо подморозило, и теперь видимость при луне составляла больше версты.
Турецкие конные разъезды проходили вокруг постоянно. Состояли они и из татар, и из постоянной османской кавалерии. Долго лежать тоже было невозможно, и под утро, когда у сторожей обычно самый сон, команда Егорова решилась на прорыв. Ещё раз укутав как следует в белое полотно пленника, Лёшка в очередной раз пожурил себя за неосмотрительность – нужно было позаботиться и взять ещё один комплект белой одёжи, хотя, с другой стороны, на такого здоровяка они всё равно ведь не рассчитывали.
Наконец, луна спряталась, и звёзды начали тускнеть на небосводе.
– Вперёд! – рявкнул Лёшка, и, подхватив языка, команда ринулась к бровке далёкого ещё леса.
Первые двести-триста шагов они пробежали легко. Впереди было ещё столько же, как вдруг от небольшого лесного островка шагах в пятистах справа выметнулись на открытую равнину далёкие пока ещё всадники.
– Командир, татары!
И правда, издали послышался традиционный татарский клич:
– Алга-а-а!
– Макарыч! Бери троих наших, прапорщика и проводников, языка – Кудряшу на спину и неситесь что есть мочи к лесу, а мы вас прикроем! – крикнул Лёшка и отдал команду: – Штуцерникам бить выборочно старших, фузейщикам вести частый огонь, понеслась!
Бах! – приклад ударил Лёшку в плечо. Он отбежал шагов на сто к лесу и присел, перезаряжая оружие. Бах! Бах! Бах! – гремели выстрелы егерей, и, наткнувшись на точный огонь, три десятка татарских всадников, потеряв треть своих людей и послав стрелы в русских, отскочили подальше. От их группы отделилась пятёрка и унеслась на юг.
– За подмогой послали, – прорычал Лёшка. – Все бегом в лес, теперь эти от нас уже точно не отцепятся!
В отряде появился первый раненый. Никите стрела пробила рукав одежды и вошла на остриё вовнутрь. Наскоро обработав рану крепкой настойкой и подрезав её края, удалили этот древний снаряд. Парня перевязали и, отобрав оружие и вещевой мешок, погнали вперёд к группе Макарыча.
– Быстрее, быстрее, пока можешь идти и пока не нагрянула основная погоня!
– Карпыч, Матвей, Тимофей и ты, Живко, берите всех лесовиков и прикрывайте нам хвост, главное – отбить у них желание лезть за нами вплотную, осаживайте! – крикнул Лёшка, и отряд углубился в лес.
Бах! Бах! Бах! – послышались через час выстрелы в отдалении, арьергард егерей принял бой, сдерживая погоню.
Следующие сутки слились в череду перестрелок, изматывающего бега среди деревьев, постоянных перезарядок и опять бега. Всё дальше и дальше на север уходили егеря, отбиваясь от преследующих их турок, и счастье их, что это были не лесовики, а обычные, спешившиеся с коней всадники. Двоих ребят уже потеряли в перестрелках, несколько человек были ранены, и скорость движения была потеряна. До места встречи с гусарами было уже недалеко, но и турки наседали плотно.
– Всё, братцы, последний рывок нам остался, – объяснял Лёшка товарищам, очищая ствол штуцера от порохового нагара. – Ещё три-четыре версты, и мы уже у своих, продержаться только нам надо. Давай, Кудряш, забирай с собой турка, всех наших раненых, прапорщика и проводников и бегом на поляну к гусарам, а мы вас здесь, на этом редколесье, прикроем. Всем зарядиться! – и Алексей сам начал засыпать порох из патрона.
Неподалёку мелькали серые фигуры. Вот одна вышла из-за ствола и, оглядев редкий лес впереди, махнула кому-то сзади, и тут же человек десять турок выскочили на небольшую прогалинку. Лёшка прицелился и нажал на спусковой крючок.
Бах! – и турок с длинным ружьём упал на снег. Бах! Бах! Бах! – раздался ружейный залп, и несколько фигур так же застыли на снегу. Лёшка вскочил и, перебежав за спину шагов на пятьдесят, начал перезарядку. Что-то мелькнуло сбоку, и он, присмотревшись, увидел несколько фигур, заходящих егерям в тыл.
– Ну вот и для тебя время пришло, – прошептал он, вытаскивая из патронной сумки единственную свою гренаду из тех, что сам обделывал перед самым выходом. Прокравшись и затаившись за толстым стволом, Лёшка выбил кремнем искры в штуцерном замке и, раздув трут, поджёг фитиль гренады.
Бабах! – грохнул взрыв, и раздался истошный вой раненного осколками турка. На Лёшку кинулось сразу трое, он выхватил пистолеты и разрядил их в упор.
«Всё! А третий сейчас меня зарубит», – промелькнула мысль.
Бах! – раздался сзади фузейный выстрел, и турок с обнажённой саблей упал у самых Лёшкиных ног.
– Ляксей Петрович, ну как же вы так неосторожно-то! – причитал Никитич, приподнимая со снега своего воспитанника. – Никак взрывом оглушило вас, бяжим скорее отсюда, басурмане вон как дуро-ом прут. Бяжи-им!
Егеря отстреливаясь, откатывались всё дальше к северу. Через час, потеряв пятерых убитыми, они догнали Кудряша с его командой и теперь уже все вместе выбежали из-под полога леса на опушку. Перед ними шагах в ста стояло несколько сотен всадников верхами.
– Ё моё, цельный гусарский полк прислали! – матюгнулся Федька, и команда из последних сил бросилась к своим.
– Шашки наголо, руби их всех, круши-и! – раздался крик бравого полковника, и конная лава, обтекая маленький островок из егерей, ринулась на выбегающих из леса турок.
– Пишчевич Семён Степанович, Ахтырский гусарский! – представился чернобровый, с глазами навыкате гусарский полковник. – Это из-за вас тут столько суеты? – и он посмотрел на стоящую перед ним грязную, в оборванных красно-серых балахонах команду. – Кто старший тут, вы? – и он посмотрел на усталого до предела прапорщика.
– Прапорщик Милюткин, ваше высокоблагородие, – представился тот, – картограф штаба армии. Но старший команды – это сержант Егоров, – и он кивнул на молодого егеря.
Полковник перевёл взгляд на стоявшего рядом с прапорщиком унтер-офицера.
– Это ваши люди, сержант, так турка взбудоражили?
– Так точно, вашвысокблагородие! – рявкнул с усердием тот. – Выполняли задание командующего армией. Из Журжи захвачен первый помощник коменданта по фортификационным работам, в чине полковника, со всеми своими бумагами. Уничтожено около сотни турок и татар. У нас потери – семеро, шесть человек ранены, но все, кроме одного, в строю.
– Ого! – удивился Пишчевич. – Цельный османский полковник из инженеров?! Так что стоим-то! Ротмистр Гущинский! – и он подозвал к себе уже знакомого Лёшке офицера. – Этого толстяка с прапорщиком из штаба – на коней и быстро, стрелой в Бухарест к самому командующему! Всё! Исполнять!
И сотня гусар уже через минуту летела на север.
– А вы пока отдышитесь, ребята. Сколько по снегам-то лазили? – спросил с участием полковник, наблюдая, как Лешка, сам перепачканный в крови, перевязывает рассечённый лоб Тимофею.
Алексей на миг задумался и потом ответил со вздохом:
– Да суток шесть с половиной вроде будет, а такое чувство, вашвысокобродие, что цельный месяц уже прошёл…
Через день, к вечеру, егерская команда прибыла к месту постоя. А наутро Лешка, не успевший ещё как следует отдохнуть после таких трудов, был вызван к Куницыну.
– Егоров, к двум часам, после обеда, ты со всей своей командой, что была в поиске, вызваны в штаб армии. Так что приведите себя в порядок и взбодритесь, – отдавал распоряжение поручик. – Предписано всем вам там иметь вид опрятный и каждому блистать благонравием и всевозможной учтивостью. Особливо подчёркнуто, что Егорову привести себя в полный порядок и быть пред командующим по всей предусмотренной уставом форме, а также при знаках различия и при шпаге. Всё, Егоров, иди готовься, мне вон опять головная боль из-за тебя. По секрету шепнули, чтобы я новых людей себе в команду подыскивал. Учишь, учишь бездельников, а их потом забирают от тебя, – ворчал по привычке Фёдор Семёнович.
– Братцы! Нам дано пять часов на приведение себя в парадный вид, – стоя пред своей командой объяснял им обстановку Лёшка. – Вычистить всё как следует и самим вымыться так, как будто вы на принятие присяги готовитесь. Сам командующий будет нас проверять, а особенно как ты эти букли у своего парика накрутил и косу напудрил, Федька. Так что смотри, по первое число попадёт, если ему твоя коса не понравится!