Умри ради меня

Так проходит девять дней. Сегодня – понедельник. Даше становится известно, что Пахан приказал водителю забрать его из квартиры на Малой Балканской и везти в Елизаровские бани. Нас с Оксаной это вполне устраивает. У нас уже есть все необходимое, а сейчас валит снег, который снизит эффективность камер видеонаблюдения на улицах вокруг бани.

В полдень мы едем к метро «Купчино», а оттуда – две остановки на север до «Московской». Наша машина, как и было условлено, ждет нас у входа в Альфа-банк. Это – десятилетняя «Газель» «Скорой помощи», из которой вынули всю начинку, но сирена и маячки остались на месте. Даша говорит, что такие такси «Скорой помощи» постоянно вызывают состоятельные бизнесмены, чтобы по питерским пробкам не опоздать на встречу. На машине с воющими сиренами и ярко вспыхивающими маячками можно прорваться даже через плотный затор.

Мы натягиваем латексные перчатки, сверху на покрышке заднего колеса находим ключи, оставленные водителем, и открываем «Газель». Проверив оборудование, мы переодеваемся в голубую форму бригады «Скорой», натягиваем парики и хлопчатобумажные колпаки. У Оксаны парик – под ярко-рыжую хну, а я – пергидрольная блондинка. За рулем – Оксана. Мы выехали с большим запасом времени, и поэтому она едет по правой полосе проспекта, ведущего на восток, бесстрастно справляясь с оживленным движением. Она излучает спокойствие, в ее взгляде – никаких эмоций, кроме предвкушения. А вот я – места себе не нахожу. Иногда мне удается сосредоточиться, и все вокруг становится ярким и отчетливым. Но в следующий миг все сдувается до двухмерности, и я напрочь выпадаю из происходящего – словно мою жизнь сейчас проживает кто-то другой.

Мы прибываем на место без четверти два. Оксана паркуется на узенькой улочке рядом с баней в тридцати метрах от входа, и мы, закинув ноги на приборную доску, ждем, когда приедет Пахан. Сердце колотится, я ощущаю невесомость и тошноту. Он прибывает ровно без двух минут два, выкарабкивается из черного «Мерседеса SUV», а я включаю телефон, чтобы войти в приложение, контролирующее микрокамеру с охранным датчиком, – мы установили ее в бане три дня назад с помощью комка жвачки размером с вишневую косточку. Сама камера – примерно с ноготь моего большого пальца.

К своему ужасу я обнаруживаю, что у телефона осталось три процента заряда. Blyat! С оборвавшимся сердцем я сообщаю об этом Оксане. Она не теряет время на гневные выговоры, а лишь сосредоточенно кивает. Секунды и минуты ползут мучительно медленно. Осталось два процента. Прежде чем пойти в бассейн, где спрятана камера, он посетит парилку. Я касаюсь пальцем иконки приложения, и экран телефона заполняется зернистым изображением бассейна. В бассейне плещется, словно кит, какой-то крупный парень, и это явно не Пахан. Он выбирается из бассейна и исчезает. Его место занимают двое мужчин постарше, они по очереди спускаются в воду по лесенке, быстро окунаются и уходят.

Остается один процент заряда, а в бассейне – никого. Еще пара минут, и телефон отключится. Меня мутит от ужаса. Страх подвести Оксану полностью затмил все мысли о нашей цели. Мы сидим, уставившись на крошечный экран. Оксана дышит ровно. Ее парик, благоухающий многовековым потом, щекочет мне щеку. В поле зрения камеры появляется фигура, и тут экран чернеет.

– Вперед! – произносит Оксана, хватая аптечку и сумку с инструментами. – Давай, давай!

Я крепко сжимаю в руке дефибриллятор. Это монофазный прибор, ему лет двадцать, и он довольно тяжелый. Оксана толчком распахивает боковую дверь «Газели», мы выскакиваем на тротуар и через пару секунд врываемся в баню. На входе за столом с невысокой стопкой сложенных полотенец сидят двое парней. Увидев нас, они привстают, но Оксана рявкает на них, приказывая оставаться на месте. В их взгляде читается сомнение, но наша форма внушает мысль об официальном статусе, и они подчиняются.

Оксана энергично шагает впереди, и мы входим в раздевалку, где полуголые фигуры удивленно застывают при нашем появлении, а затем – в парилку с ее скользкими полами. Там тоже все таращатся на нас, застыв на своих полках. От удушающего жара по моему лбу бежит пот, очки запотевают, и я перестаю различать, куда иду. Оксана хватает меня за локоть и вытаскивает в прохладную комнату с бассейном, где, вытерев очки о халат, я обнаруживаю голого и одинокого Пахана – он стоит в небольшом мраморном бассейне по грудь в воде. На его теле – впечатляющая коллекция выцветших наколок: вонзенный в шею нож, восьмиконечные звезды на ключицах и эполеты на плечах.

– Вы в порядке? – спрашиваю я его, задыхаясь. – Нам поступил вызов.

Он уставился на меня – до него не доходит ни суть происходящего, ни, скорее всего, мой нетвердый русский. Оксана тем временем, бросив на пол все, что было у нее в руках, занимается дефибриллятором.

– Со мной все в порядке, – произносит Пахан с улыбкой. – Тут какая-то ошибка.

– Приносим извинения, – бормочет Оксана и касается поверхности воды пластинами дефибриллятора. Пахан вздрагивает, выпучивает глаза и оседает вбок, затем опрокидывается на спину, суча ногами под водой. Его лицо приобретает землистый цвет, а губы становятся синевато-серыми. Пальцы дергаются и вяло пытаются схватиться за воду. Я отмечаю, что руки у него неожиданно маленькие для человека, которому доводилось убивать топором.

– Может, добавим? – предлагаю я.

– Отойди-ка, – говорит Оксана и дает новый разряд.

Но Дзабрати все никак не умирает. Он лежит с открытым ртом, положив голову на воду, и глядит на меня с грустью, словно разочарован моим выбором парика. Я опускаюсь на колени, одной рукой хватаюсь для устойчивости за Оксанино запястье, а другой – погружаю его голову в бассейн и держу так, пока не перестают подниматься пузыри. Ничего особенного. Мне даже не пришлось слишком напрягаться.

Не успеваю я подняться с колен, как в комнату, хлюпая пластиковыми шлепанцами, вбегают те двое, что сидели на входе.

– Сердечный приступ, – объясняет Оксана. – Пытаемся его откачать. Поможете?

Один из парней спускается по лесенке в воду, и они вдвоем вытаскивают голое тело Пахана на кафельный пол. Пока они заняты, Оксана тайком снимает камеру с верхней части дверной рамы. Присев у мокрого трупа, я механически пытаюсь произвести сердечно-легочную реанимацию. Но она почему-то никакого эффекта не дает – кто бы сомневался.





Через час мы с Оксаной идем от нашей «Скорой», которую припарковали там, где взяли – у Альфа-Банка на Московской. Мы снова в своей одежде. Медицинская форма, парики и оборудование – все это заброшено в приемник мусоровоза, и сейчас направляется куда-то на свалку.

– Мне ужасно жаль, что так вышло с телефоном… – начинаю я, но Оксана – в любвеобильном, чуть ли не легкомысленном настроении. Под кожаной курткой на мне сегодня свитер в черно-желтую полоску, и она зовет меня pchelka.

– Ты прекрасно справилась, – говорит она, беря меня под руку и ведя, пританцовывая, к метро. – Ты держалась реально офигенно. Я супергоржусь тобой.

Решив, что она проголодалась, Оксана тянет меня в полупустой Макдоналдс, и мы берем по «Хэппи Милу».

– Люди думают, будто между жизнью и смертью есть жесткая граница, – произносит она, набивая рот картошкой фри. – Но это совсем не так. Там лежит настоящий космос. Это потрясающе.

Я разворачиваю бургер. Мы сидим бок о бок, касаясь друг друга плечами.

– Даша не сказала, когда даст нам деньги и документы?

– Сказала. На этой неделе.

– А у нас есть план?

– Есть!

– И каков он?

– Доверься мне, pchelka.

– Нет, ты же помнишь, что тоже должна мне доверять.

– Ах, да, точно. Ну ладно… Мы можем обсудить это вечером?

– А почему не сейчас?

Я чувствую, как под мой свитер проскальзывает рука, а пальцы начинают пощипывать мою талию.


– Это не ответ. И оставь в покое мой жир.

– Я люблю твой жирок.

– А остальную меня?

– Х-м-м… – Она поворачивает голову вполоборота. – О боже, вы только взгляните на это лицо! Я тебя дразню.

– Смешная девчонка. Итак, что мы собираемся делать?

Ее рука продолжает свою экспедицию. Кончик пальца зондирует мой пупок.

– Давай вернемся в квартиру.

– Зачем?

– Ты знаешь, зачем.

Я откусываю от бургера. Этот жирный запах висит между нами в воздухе.

– Ведь я тут ни при чем, да? Тебя тянет на секс из-за того, что мы сделали в бане.

– Честно? И то, и другое. – Она вытирает подбородок салфеткой.

– Что именно возбуждает тебя в убийстве этого старого мерзкого козла? Ведь это все было довольно отвратно.

– Этот гамбургер, pupsik, тоже довольно отвратен, но порой тебе хочется именно его. На одной черной икре не проживешь.

– Продолжай.

– Когда я убиваю таких, как Пахан, я чувствую могущество. Константин говорил: «Ты – орудие рока». И мне это понравилось. Мне нравится, что я меняю историю, и что если бы не я, мир был бы другим. Ведь в итоге разве не все мы об этом мечтаем? Изменить мир.

В кафе входят человек пять-шесть полицейских и, окинув беглым взглядом зал, начинают пялиться на девушек за стойкой.

– Не смотри на них, – шепчет Оксана, потихоньку убирая руку из-под моего свитера, и я перевожу взгляд на оставленный кем-то номер «Известий». Передовица посвящена грядущему новогоднему саммиту в Москве с участием президентов России и США.

Один из ментов неторопливо подваливает к нам.

– Отпросились на обед? – У него гнусное лицо с раздражением от бритья.

– Туристы, – говорит Оксана по-английски. – Ne govorim po-russky, – добавляет она с комично кошмарным акцентом.

– Ty amerikanka?

– Англичанка.

– Pasport?

– В отеле. Four Seasons. Sozhaleyu. Извините.

Он кивает и отходит к товарищам.

– Мудак, – шепчет Оксана. – Не надо было нам сюда идти. Думаю, они поверили про туристок, но все могло закончиться плохо. Нам надо быть осторожнее.

Полицейские еще пару минут топчутся в кафе, обмениваются с женской частью персонала легкими бессодержательными репликами, вынимают телефоны, делают селфи и уходят.

– Зачем они сюда приперлись? – шепчет Оксана. – Что они, б…, здесь делали, что за селфи? Ты заметила – они ничего не купили? Даже стакана колы.

– Просто заглянули на минутку погреться, проведать девушек.

– Возможно. Надеюсь.

– Знаешь, чего я ужасно хочу? – говорю я. – Вот бы поехать в центр. Говорят, Петербург – один из самых красивых городов в мире, и я всегда мечтала сюда съездить, особенно зимой. Дворцы, художественные музеи… Просто погулять по улицам, посмотреть на замерзшую Неву. Это, наверное, сказочно.

– Знаю. Я тоже хотела бы увидеть. И однажды мы непременно увидим. Но сейчас в центре слишком опасно. Там повсюду системы массовой слежки – видеонаблюдение, распознавание лиц, вот это вот все, – и мы должны исходить из того, что «Двенадцать» секут эту информацию и ведут за нами охоту. И это касается всех больших городов мира. Так что пока нам стоит держаться окраин.

– Пообещай, что мы сюда однажды вернемся и вместе все исследуем. Пообещай.

– Ладно.

– Нет, ты скажи. Я обещаю…

– Я обещаю, что мы вернемся в Санкт-Петербург и вместе погуляем по набережным Невы…

– Зимой, когда снег.