Удержаться на краю

– Да так-то оно так…

Конечно, они не станут спрашивать у Бережного, но оба понимают, что рано или поздно тема его родственных отношений с сестрой и племянницами все равно всплывет.

– А папаша барышень жив?

– Жив, но у него второй брак, жена моложе на много лет, и пацану от нее восемь. Похоже, с дочками он не общался.

– Высокие отношения. – Реутов прикинул, что должно произойти, чтобы он не захотел общаться со своей дочкой, и по всему выходило: бывший шурин генерала – просто козел. – Хуже всего, когда в деле замешаны родственники.

– И не говори… – Виктор допил пиво и вздохнул: – Осмотр квартиры Надежды ничего не дал. Пыль, грязь, пустые бутылки, несколько пакетиков «травки», таблетки, состав которых еще уточняется, но зуб даю, что там наркота. И куча картин, большинство из них здоровому человеку нарисовать и в голову не придет: горы трупов, гнилое мясо там, кладбища, детские трупики, какие-то чудовища. Ощущение, что барышня не канабис воскуряла, а ЛСД принимала.

– Да, может, и принимала. – Реутов полистал страницы отчетов. – В ее организме обнаружены следы разнообразных веществ. Вот допрос сожителя, который был с ней на момент смерти: некто Тарасов, тоже типа художник, говорит – знакомы с детства, он и Любу знает, хотя вряд ли та его помнит. Он показал, что Надежда в момент смерти выходила на лестницу – кто-то пришел, постучали в дверь, а они оба находились под действием наркосодержащих препаратов. Сам он был не в состоянии даже подняться, и открывать пошла Надежда. По его словам, вернулась она довольно быстро – он вроде как слышал звук открывающейся двери, но в комнату она не зашла, а он был практически в отключке. И когда утром вышел в коридор, то обнаружил мертвое тело. В котором часу приходил визитер, он даже приблизительно сказать не может, но божится, что за окном было уже темно. Патологоанатом определил время смерти между двумя и тремя часами утра. Или ночи, наверное. Но ссоры не было, иначе соседи бы что-то слышали.

– Ловко. – Виктор взял у Реутова отчет. – Пришел ночью, постучал в дверь – знал, что откроют, потому что в квартиру вечно шлялись все подряд. Надежда вышла, и там ее ждал убийца. Но она не оказала сопротивления, поскольку находилась в таком состоянии, что с ней можно было что угодно сделать: при той концентрации алкоголя и наркотиков она, скорее всего, даже не поняла, что происходит.

– Или знала убийцу.

Они снова принялись изучать документы.

– Осмотр квартиры пострадавшей Сокол тоже ничего не дал. – Реутов потянулся за пивом. – Официально она работает на техническом обслуживании компьютерной техники – ремонтирует серверы, компьютеры, ну и прочее. Не знаю, что за суммы платят за такую работу, но заметь: ремонт у нее в квартире очень дорогой, как и мебель, – натуральное дерево, ручная работа, не серия из ДСП. Косметика лучших французских фирм, сумочки от брендовых производителей, обувь явно куплена в Италии. Корм для животных тоже лучший, документы на них – родословные там, ветеринарные справки – все в наличии, судя по загранпаспорту, она регулярно летала в Европу, причем зверей брала с собой. Но круг общения выяснить будет непросто, ясно одно: никого из Клемпачей в нем нет.

– То есть с семейством она порвала окончательно?

– А ты сам бы захотел общаться с такими родственниками? – Реутов вспомнил лица из картотеки и внутренне содрогнулся. – Но какими бы ни были родственники, в данном случае они тут ни при чем. У них нет денег на такую роскошь, как киллер, да и выяснить, где живет сестра, это тоже надо уметь, ведь много лет прошло, а фамилию она поменяла. Я бы не смотрел в ту сторону, криминальный клан Клемпачей виновен много в чем, но они точно не пытались убить Милану. Скорее всего, они о ней давно позабыли. Зато меня интересует источник доходов нашей барышни. Ремонтами серверов такую жизнь не оплатишь.

– Думаешь, занималась чем-то незаконным? Смотри-ка, а на нее еще и машина зарегистрирована! Пожалуйста, светло-зеленый седан «Тойота».

– Машина? – Реутов вскинулся. – Вот машину мы и пропустили, надо выяснить, где потерпевшая ее ставит, и осмотреть. Но я склоняюсь к тому, что следы незаконной деятельности смысла нет искать, – после того, как она сумела вырваться из объятий родственников-маргиналов, она бы ни за что не сделала ничего, что могло бы привести ее в тюрьму. Нет, Витек, тут что-то другое. И, возможно, именно это привело ее на больничную койку.

– Ее телефон до сих пор у экспертов. Что-то долго возятся с ним.

– Пора поторопить. – Реутов поднялся. – Ладно, съезжу я еще раз на квартиру пострадавшей и про машину расспрошу у соседей. Что-то мы упускаем.

– А я поеду к экспертам. – Виктор сунул в карман банку пива. – Подбрось меня на Бочарова.

Реутов тщательно собрал документы и спрятал их в сейф. Кабинет, конечно, всегда заперт, но многолетняя привычка не оставлять в открытом доступе ничего, что может заинтересовать посторонний глаз, осталась неизменной.

– Поехали.

Им скоро надо доложить о результатах Бережному, и генерал ждал новостей.





* * *


Когда зазвонил телефон, Георгий заканчивал проект, с которым его так торопил клиент.

Он ждал звонка, хотел, чтобы Люба позвонила – но сам звонить не решался. Он не хотел навязываться, не хотел, чтобы она подумала, будто он посягает на ее личное пространство.

К тому же сам Георгий пребывал в полнейшем смятении. Находка в спальне его озадачила. Он снова думал о матери и не понимал, почему все так вышло.

И поговорить об этом не с кем.

Но он нанял бригаду строителей и купил обои для гостиной, подумывая о том, чтобы самому их наклеить.

На кухне бригада бравых парней крушила стены – они собирались не то укладывать кафель, не то сжечь квартиру дотла, что было, наверное, неплохой идеей, учитывая въевшуюся грязь и слой никотина. А Георгий решил, что обои наклеит сам, даже скачал из Интернета несколько роликов на данную тему. Он хотел сам наклеить обои не из соображений экономии, а просто потому, что это занятие отвлекало его от ненужных мыслей и желания покурить.

И тут позвонила Люба:

– Привет.

– Привет. – Георгий торопился отослать клиенту выполненную работу и щелкал по клавиатуре, придерживая телефон плечом. – Как дела?

– Ничего, лечимся. – Люба засмеялась. – Правда, Женька переселился на собачью подстилку, и они втроем смотрят мультики.

– Ну, тоже дело. – Георгий представил, как собака и кот заглядывают в монитор, следя за сюжетом, и улыбнулся. – Что-то случилось?

– Ничего не случилось. – Люба вздохнула: – Я к Миле в больницу хочу поехать. Может, ты не против составить компанию?

– Охотно. – Георгий поднялся и направился в пока еще уцелевшую ванную. – Куда подъехать?


– Ты мне скажи, откуда тебя забрать.

Георгий испуганно огляделся – разруха в его квартире поражала, и если Люба это увидит… Он даже приблизительно не хотел, чтобы это случилось.

– Я… – Георгий лихорадочно соображал, как поступить. – Кияшко, одиннадцать – это…

– Я знаю, где это. – Люба засмеялась. – Я уже выезжаю, если что. Так что я…

– Я тут ремонтом занялся, обои думаю наклеить. – Георгий и сам не знал, зачем это сказал, но надо же что-то говорить. – И я…

– Какая квартира? Я поднимусь.

– Пятьдесят шестая, третий этаж.

Георгий беспомощно огляделся и махнул рукой – ну, вот так оно и будет. Все равно лучше, чем вчера, когда он вошел и ощутил, что это просто грязная нора, а не жилище, и так жить он больше не хочет.

При ремонте всегда беспорядок, а новая белоснежная посуда, вынесенная из кухни, – вот она, и тут придраться не к чему.

– Ого, ты дверь не запираешь. – Люба невесть откуда взялась, он не слышал, как вошла. – Да у тебя тут полным ходом работа кипит!

Она вошла, огляделась.

– Наклеишь обои – а потом полы циклевать?

– Полы?!

– Ну да. Надо ободрать эту уродскую краску и паркет лаком покрыть. При этом вся пыль на обои осядет. – Люба поскребла ногтем подоконник. – Это убожество тоже надо вынести и поставить пластик, с нормальным подоконным блоком. Обои ты взял, конечно, хорошие, моющиеся, но под них шторы надо шить, готовые не подберешь, так что ткань выберем вместе, вы, мужики, ничего в этом не смыслите, а портниха у меня есть, работает быстро и качественно, сведу тебя с ней. А здесь что?

Георгий не успел остановить Любу, и она уже в спальне отца.

– Чего ты с маленькой комнаты не начал? Ну, хоть обои ободрал… Отвратные были обои, надо сказать.

Георгий понимает: надо бы показать Любе найденные предметы и спросить совета. Эта тема настолько тягостная для него, что ему обязательно надо проговорить все, и он решился:

– Люба, я тут хотел посоветоваться…

Эта чужая девушка очень упорядоченная и уравновешенная. Она молодая, но сумела построить свою жизнь гораздо лучше его самого, и если кто и даст ему дельный совет, то только она.

– Ты же должен понимать, что ушла она не из-за тебя. – Люба взяла Георгия за руку. – Ты был ребенком, а у родителей какие-то свои отношения, на которые ты никак не мог повлиять. И вопрос, почему она оставила тебя, на самом деле имеет много ответов, но верный лишь один: у нее не было достаточного материнского инстинкта. Ни одна нормальная мать не бросит своего ребенка, это я тебе говорю и как мать, и как психолог. Хуже всего то, что дети вынуждены расхлебывать неудачные родительские решения, иногда всей своей жизнью. Почему ты не нашел себе женщину после смерти отца?

– Потому что в любой момент можно ее потерять. – Георгий вздохнул: – У человека можно все отнять.

– И что у тебя отняли? – Люба внимательно смотрит ему в глаза. – Перечисли, пожалуйста. Ну, кроме ухода матери.

Георгий задумался. После ухода матери его жизнь изменилась – но не внешне. Просто радость ушла и больше не возвращалась.

– Остальное ты сам позволил отнять у себя. – Люба ткнула Георгия кулачком в грудь: – Понимаешь? Ты ведь мог построить все по-другому, и у тебя бы получилось, но ты сам себя запер в этой квартире и не дал себе ни единого шанса. Ты боишься боли, которую могут причинить люди, боишься потерять, еще не найдя, – потому что по итогу ты боишься жить. Но ты уже не ребенок, и пора начинать жить. А жизнь – это и боль в том числе, но радости всегда больше. Есть вещи, которых мы никогда не ждали, но нам приходится их принять. В жизни много того, чего мы не хотели бы знать вовсе, но нам приходится их затвердить назубок. И есть люди, без которых мы не можем жить и быть счастливыми, но мы должны их отпустить. И если этого не сделать, нельзя двигаться дальше.

– Да ну…

– Вот тебе и «да ну». – Люба фыркнула. – Давай так: я буду перечислять то, что у тебя есть, и то, чего у тебя нет. И ты увидишь, что список обнадеживающий.

– Ладно.

– Ну, начали. – Она принялась загибать пальцы: – Ты молодой здоровый мужчина. У тебя есть образование, жилье, работа. У тебя полный набор конечностей, ты не слепой, не глухой. Ты родился не в африканском племени и не имеешь аллергии на кошек. Ты свободен в своих решениях и поступках. Ты не склонен к полноте, не импотент и, несмотря на годы затворничества, умеешь общаться и делать выводы, а более того – способен измениться.

– И что?

– А то. – Люба снова принялась загибать пальцы: – У тебя нет, например, ДЦП. Нет инвалидности, нет склонности к насилию. У тебя нет оравы ненужных людей вокруг, нет раздражающих соседей, ненужных родственников, нет маниакальных психологических состояний, ты не ходишь во сне. Ты по-прежнему совершенно свободен, и твоя жизнь принадлежит только тебе. А бояться заводить, например, отношения просто потому, что может не получиться и будет больно, – это все равно что бояться дышать, потому что следующий вдох может стать последним.

– Ты утрируешь. – Георгий вдруг почувствовал, что сердится. – Насмехаешься?

– Самую малость, но я предлагаю тебе подумать над моими словами. – Люба критически оглядела его. – Гардероб тоже поменяй, такое носить нельзя.

Георгий озадаченно оглядел себя: штаны, рубашка, куртка-ветровка, что ж еще?

Но он покорно поплелся за Любой, подхватив по пути рюкзак.





8