Училка и миллионер

— Он мой.

Она пытается говорить твёрдо, но у неё не получается. Голос срывается, а веки краснеют.

Я думал, что увижу её и мы поговорим. Попрошу прощения, сделаю всё, чтобы снова была моей. Но сейчас я чувствую дикую, обжигающую злость. Саднящую досаду.

Отомстила.

Размазала, блядь. Секрет за секрет тебе, Макарский.

— Нам пора, Сава приболел, не хочу, чтобы другие дети тоже заразились.

Катя делает шаг, но я сжимаю пальцы на её руке.

— Ты офонарела, Катерина? — сжимаю зубы, чтобы не сказать чего похуже. — Ты скрыла от меня сына и теперь пытаешься уйти, как ни в чём не бывало?

— Нам надо домой.

Меня кроет. Глаза застилает пеленой. Знаю, что потом пожалею, но сейчас осознаю, что простить ей не могу. Пришёл вымаливать прощение себе, а в итоге всё летит к чертям. Но она скрыла от меня ребёнка. Моего сына. Какая у него фамилия? Когда день рождения? Здоров ли он или ему что-то нужно?

Она, блть, не имела права. Так нельзя наказывать меня было. Не таким способом.

— Ты и ребёнок едете со мной.

— Ещё чего! Нет…

— Да, Катя, — отпускаю её плечо и беру себя в руки, хотя сейчас мне крайне трудно это сделать. И говорю то, что, скорее всего, разверзнет между нами настоящую пропасть. — Ты позволила себе отобрать у меня сына, не дав право даже знать о нём. Не заставляй меня поступать так же.





31




Катерина

Внутри всё обрывается. Желудок сжимается и будто сначала подскакивает вверх, а потом падает вниз.

— Ты не посмеешь, — выдавливаю сквозь зубы, прекрасно понимая, что посмеет.

Если решит, то посмеет. И даже, если у него не получится, сражаться за Саву придётся всем, потому что одна я ничего против Макарского не стою. В борьбу будут втянуты все: мои родители, Захар и его семья. А им самим непросто сейчас.

Костя пройдётся катком по всем, если посчитает нужным.

— Надеюсь, мне и не придётся, — говорит негромко, придавливая тяжёлым взглядом. — Собирай ребёнка и поехали. Напиши список, что тебе нужно в первую очередь или заедем, где живёшь. У нас сегодня состоится долгий разговор, Катя.

Не могу сказать, что хорошо его знаю. Жизнь показала, что совсем нехорошо. Но и таким злым не помню, чтобы видела. И это пугает.

Я понятия не имею, что теперь делать. Конечно, силой увести меня отсюда брат не даст, но что дальше? Захар только-только отмылся от того скандала с абортом, информацию о котором вытащил на поверхность бывший муж Вики, а Костя способен потопить его так, что потом будет не подняться. Готова ли я на такое? Они с Викой помогали мне всю беременность и после рождения Савы, оплачивают няню, пока я пытаюсь работать. Я не могу так поступить с ними.

— Для ребёнка это стресс, Костя, — сбавляю тон не ради себя, а ради сына. — Он привык спать дома.

— Ему в любом случае привыкать к другому дому. Но если так принципиально, то эту ночь переночуем у тебя, соберёшься и завтра переедем.

Тон ровный и твёрдый, взгляд прямой, губы сжаты. Никаких ухмылок, подмигиваний и игры бровями, как я помню. Жёстко и безапеляционно. Передо мной не Костя — бывший любовник, а тот мужчина, который привык держать в руках власть.

И мне страшно. Я холодею настолько, что даже не могу сейчас ничего сказать, не могу оспорить.

— Пойдём, — кивает он на двор и уходит, а мне ничего не остаётся, как пойти за ним.

Савушка видит меня и машет ручками, супится и начинает беспокоиться у Маши на руках. Я забираю его и крепко прижимаю к себе, чувствуя, как заходится сердце.

Я не боялась Костю никогда. Увидев тот блог и услышав подтверждение от него, сгорела внутри до пепла. Собрала вещи и через час уехала. Перебралась к родителям на два дня, оттуда всё удалённо оформила по увольнению. Спасибо Наталье Константиновне, что пошла навстречу.

Мама и папа очень переживали. Я сказала им правду: что встретила мужчину, что влюбилась, а сейчас узнала, что он меня обманул, что оказался женат на другой. Папа ругался так, как я никогда не слышала от него, мама плакала вместе со мной. И я уехала. Сначала на месяц к троюродной сестре в Тулу. Там я и поняла, что беременна. Прилетела к брату с просьбой помочь. Я была так ужасно зла, расстроена и без малейшего представления, что мне делать дальше, что в первые дни думала об аборте. Но как только увидела на мониторе УЗИ пульсирующую точку в кружочке, когда поняла, что это бьётся сердце моего ребёнка — ни в чём не повинного, я передумала.

И вот тут пришёл страх.

Я не хотела ни видеть Макарского, ни слышать, ни тем более с ним о чём-то разговаривать. Одно дело было исчезнуть, спасаясь от собственных чувств, и совсем другое понимать, что мне нечего противопоставить этому человеку. А терять есть что.

Он говорил, что хочет от меня детей. И при этом состоял в браке с женщиной, с которой у него иметь их, как я поняла, не получалось. Это могло показаться бредом, но тогда мною завладел дикий страх, что Макарский лишит меня ребёнка.


А может, ему было бы всё равно. Тем более, что жена, как я поняла, наконец была беременна. Зачем ему ребёнок от провинциальной учительницы, если в столице ему должна родить красавица-жена? Законная супруга.

В любом варианте для меня были бы только боль и страх, поэтому я приняла решение. Захар дал мне свою фамилию, помог поселиться в небольшом пригородном посёлке возле Сочи. Я нашла работу и преподавала до декрета. Вика и брат поддерживали меня, хотя у них самих были непростые времена.

Слава Богу, беременность оказалась лёгкой. У меня не было никаких проблем, если не считать небольших отёков уже в последние недели. Савелий родился в срок, роды принял брат, всё прошло хорошо. Никаких осложнений ни у меня, ни у малыша. Будто кто-то мне помогал там на верху. Малыш мой оказался спокойным. Первые месяцы в основном спал и ел, колики нас почти не побеспокоили, первые зубки вылезли в четыре месяца и никоим образом не нарушили самочувствие или сон.

Я уже через неделю после родов нашла работу в интернете, и даже неплохо оплачиваемую. По крайней мере, на подгузники нам хватало, а кормила я грудью, так что на детском питании получилось сэкономить. Брат помогал, родители. Когда Савушке исполнилось полгодика, я вышла на неполную ставку, чтобы сохранить пособие и получать зарплату. Захар и Вика, хоть я и отказывалась, оплачивали няню.

Как всё-таки важно иметь любящую и поддерживающую семью. И сейчас я не могу, просто не имею морального права подвести их. А именно так и получится, если втяну в борьбу с Макарским.

Поэтому я не стану. Не сейчас. Сделаю, как говорит, а там посмотрим. Постараюсь выяснить, насколько серьёзно он настроен и что ему нужно. Может, это просто первые эмоции, и он поймёт, что мы ему не нужны. А он не нужен нам.

Все смотрят на нас очень внимательно. Захар подходит и приобнимает за плечо, показывая, что я могу на него рассчитывать.

— Всё хорошо, — улыбаюсь, глядя ему в глаза и стараясь скрыть свои истинные эмоции. — Костя отвезёт нас с Савелием домой. Я тебе напишу.

Брат кивает, но вижу, что ни капли не верит, что всё хорошо. Будет волноваться, допытывать, как и что. Но я с этим справлюсь, навыки конспирации у меня имеются.

— Поехали, — максимально нейтрально говорю Макарскому, прощаюсь со всеми и иду к воротам.

Когда оказываемся в машине, отрезанными от остальных за закрытыми дверями, мне приходится сильно постараться, чтобы унять панику. Малыш ведь всё чувствует.

Если во дворе дома Котовских я ещё как-то держалась, понимая, что не одна, сейчас осознаю, в каком опасном положении оказалась.

— Адрес назови, — отзывается с водительского сидения Макарский, а мне хочется выпрыгнуть с малышом из машины и бежать куда глаза глядят.

Но я называю. Обнимаю Савушку, прикрыв глаза, целую его в макушку, вдыхая родной запах. Глажу по спинке, пока он умащивается поудобнее и прикрывает глазки.

Я выстою. Пойду на любые условия, что поставит Костя, но сохраню своего малыша. Не отдам, чего бы мне это ни стоило.





* * *


К моему дому подъезжаем минут через сорок. Савушка хнычет, когда бужу его, чтобы выйти из машины. Ему уже и на ночной сон скоро, он привык рано ложиться.

— Тише, малыш, сейчас будем дома, — говорю ему и целую в сморщенный недовольный носик и тут же ловлю на нас внимательный взгляд Макарского.

Отворачиваюсь, не желая разбирать, что именно в этом взгляде. Себя тоже не хочу анализировать. Слишком много эмоций, связанных с ним, я пропустила через себя за эти полтора года, слишком много слёз пролила в тишине и одиночестве, показывая всем остальным, что всё в порядке.

— Катерина! — к нам навстречу торопится Лидия Васильевна — женщина в возрасте, у которой я снимаю квартиру. — Вот я тебя и поймала.

Её ещё сейчас мне не хватало.

— Я и не пряталась, Лидия Васильевна, — разворачиваюсь к раскрасневшейся от быстрой ходьбы женщине.

— Как же! Я дважды приходила! Вот вчера в двенадцать, и до этого тоже.

— Вы же знаете, что я на работе в это время, а няня никому не открывает. К тому же, у меня телефон есть.

— Ага, — кривится, уперев руки в бока. — Всё у тебя есть: и телефон вон с экраном каким, и няня, только денег за квартиру я не вижу.

Как она мне надоела. Квартиру я сняла у её сына, который с семьёй уехал три месяца назад, и с тех пор эта женщина меня донимает. То наперёд за полгода плату требует, то ключи запасные забрать хочет, ей видите ли, надо ходить контролировать, чтобы порядок был.

А ещё ходит и всем соседям рассказывает, что как могли меня вообще тут учителем взять в посёлке, если я — девушка, не обременённая моралью. Ребёнка нагуляла, живу одна, деньги непонятно откуда беру.

— С вашим сыном я договаривалась об оплате десятого числа. Вот десятого, после моей зарплаты, и рассчитаюсь, — отрезаю и разворачиваюсь идти к подъезду.

— Ишь ты! Грубиянка! — уже привычно летит в спину.

— Стоп, — вклинивается Макарский, а меня коробит, что он всё это наблюдал. — Лидия Васильевна?

— Да, — приосанивается хозяйка квартиры. — А вы кто?

— Тот, кто не позволит так разговаривать с Катериной, — я загораюсь возмущением, когда Макарский достаёт пачку купюр и протягивает Лидии Васильевне. — Завтра она съедет.

Женщина быстро берёт деньги и сразу засовывает в карман. Даже не пересчитывает, потому что и так понятно, что там больше, чем я должна ей заплатить.

— Как завтра? А убирать кто будет? Я, что ли?

— Клининг вызовите, — бросает Макарский и кивает мне на подъезд, — там достаточно.