Училка и миллионер

— Нормально, Кать. Почему спрашиваешь? — поворачивается ко мне и сосредотачивает внимание. — Уже начала придумывать себе, что я поигрался и решить свалить?

— А это так? — мимо воли сглатываю, ощущая, как по спине ползёт неприятный холодок, стоит представить, что это правда так.

— Дурная? — хмурится совсем не игриво, и мне становится стыдно за своё какое-то ребяческое поведение. — Чтобы я даже намёка на подобные мысли не слышал, усекла?

Киваю и глубже закапываюсь в воротник пальто, а Макарский жмёт на газ, потому что загорается зелёный, и дальше мы едем не разговаривая.

— Высади возле супермаркета, пожалуйста, — прошу, когда мы подъезжаем к “Орешку”. — У меня, кажется, чай дома закончился.

— Давай доставку пришлю?

— Нет, я сама.

Напрягаюсь в ожидании, что Костя начнёт командовать и указывать, как и что мне делать, потому что он сводит брови, явно демонстрируя недовольство и несогласие. Но потом он кивает и съезжает с дороги.

Я застёгиваю воротник, неосознанно медля. В груди ворочается какое-то странное скользкое чувство. Хочется услышать, что дальше, кто мы друг для друга. Может, это старомодно, но для меня важно.

— Кать, — берёт за запястье, когда я уже отстёгиваю ремень безопасности и берусь за ручку двери. — Мне нужно вернуться в Москву. Всего на пару дней.

Я же взрослая девочка, и всё понимаю, но осадок в горле сам появляется, и я сжимаю зубы, чтобы обуздать желание прочистить горло.

— Не выдумывай себе, поняла? — смотрит внимательно в глаза. — Вернусь — спуску не дам, Катерина. Затрахаю до смерти.

Костя такой Костя. Пытаюсь подкатить глаза, но он не даёт. Дёргает на себя и припечатывается к губам. Скользит в рот языком сразу и сразу глубоко. Прижимает ладонь к затылку, не давая даже дёрнуться. А потом вдруг прикусывает нижнюю губу и только тогда отпускает.

Удивительно, но после этого мне становится легче, тревога отпускает, плечи расслабляются и дышать становится легче. Я выпрыгиваю из машины и иду в магазин, а Костя, развернувшись и визгом, уезжает.

Нужные покупки делаю будто на автомате, периодически улавливая от меховой оторочки пальто запах парфюма Макарского. Мне нравится его вдыхать, это отбрасывает в воспоминания о том, что между нами происходило в эти две ночи. А ещё сильно сбивает в текущем моменте.

Но всё же я справляюсь и иду домой, тут буквально три минуты пешком. И когда подхожу к подъезду, меня ждёт сюрприз. А точнее, Дима.

— Приветик, — улыбается и отходит от своей машины. — Решил заскочить к тебе — флешку занести, которую ты просила с примером портфолио, а ты как раз вышла.

Если честно, мне сейчас совсем не хочется с ним общаться. Хочется быстрее оказаться дома и погрузиться в мысли. Осознать всё произошедшее за эти два дня.

Дима — коллега и хороший товарищ, но я ведь понимаю, что у него явно ко мне есть интерес. Нас даже друзьями не назвать. Зачем было так срочно везти мне эту флешку в воскресенье утром, если можно было спокойно отдать завтра на работе?

— Привет, — выдавливаю ответную улыбку. — Спасибо, Дим.

Он протягивает флешку, я забираю, а потом Дима вдруг касается моей щеки.

— У тебя тут…

Договорить он не успевает, потому что я дёргаюсь назад, услышав резкий звук шин. Сердце обрывается, когда рядом с моим подъездом тормозит знакомый чёрный зверь.

Резко обернувшись, замираю, глядя, как Макарский, хлопнув дверью автомобиля, тяжёлым широким шагом идёт к нам с Димой. Челюсть сжата, ноздри раздуты, а серые глаза сейчас отливают ледяной сталью.

— Ты забыла перчатки в машине, — говорит почти сквозь зубы, толкая мне зажатые в ладонь мои перчатки.

— Спасибо, — перехватываю их и стараюсь незаметно сжать его руку и заглянуть в глаза.

Только бы не грянуло. Если бы я увидела такую картину, как он только что, тоже бы разозлилась, наверное.

— Доброе утро, — говорит Дима, но руки не протягивает. И вообще, смотрит на меня так, будто я его очень сильно разочаровала. — Дмитрий. Мы с Катериной коллеги.

— И вам не хворать, — отвечает Макарский. — Константин Львович. А мы с Катериной трахаемся, так что всего хорошего, Дмитрий.

— Костя! — ошеломлённо оборачиваюсь к нему.

— Марш домой, Катерина, — отвечает, даже не взглянув.

— Знаешь что! — вспыхиваю от обиды и злости. А ещё от стыда. — Ты, Макарский, вообще…

— Увидимся на работе, Катя, — резко отвечает Дима и, коротко кивнув то ли мне, то ли Макарскому, быстро шагает к своей машине.

Мы остаёмся с Макарским у подъезда вдвоём, если не считать любопытных бабушек-соседок в окнах за шторками. Мне хочется расплакаться от обиды, настолько неприятно такое его обращение. Что ещё за собственничество и глупая ревность? Должны же быть границы.

— Ты грубиян, Макарский, — не сдержавшись, толкаю его ладонями в грудь, без особого эффекта, конечно. — Проваливай!

Разворачиваюсь и быстрым шагом иду к двери подъезда. Знаю, что если он не захочет, в квартире я не спрячусь. Но, на удивление, Костя позволяет мне уйти, и ещё будучи в подъезде, я слышу, как взвизгивают шины.






* * *


Меня аж трясёт, когда подхожу к школе, потому что я увижусь с Димой. Мне стыдно. Костя выставил меня не иначе, как шлюхой перед ним. И взгляд Димы, перед тем, как он ушёл, больно резанул. Неприятно.

Вчера весь день я жутко злилась на Макарского. В груди давил такой горький осадок, что не раз просто хотелось расплакаться. Дать себе пощёчину у зеркала и сказать «я же говорила!»

Подумать только! «А мы с Катериной трахаемся» До чего же обидно и унизительно это прозвучало. Костя вообще не особенно стремится подбирать слова. Он считает, что называет вещи своими именами, но на самом деле это не что иное, как грубость. И мне она крайне неприятна. И уж особенно в том контексте, о котором шла речь. Хотя какой уж тут контекст, тут всё напрямую сказано было.

И вот от этого очень больно. Потому что мы действительно просто трахаемся. Я ему не невеста, стать его девушкой официально предложения не поступало. Я хотела видеть между строк, но было ли что?

Так что да, мы трахаемся. Но ставить об этом в известность Диму не нужно было в такой форме, Макарский.

Он, кстати, к вечеру мне написал. Как раз, когда я всё же не выдержала и расплакалась в диванную подушку, и пришло от него сообщение.

«Сердишься?»

Ни здравствуй, ни до свидания. И, конечно, никаких извинений.

«Катя, мне не нравится, что какой-то хуй тебя трогает. Поэтому я был немного резок»

Немного.

Резок!

«Ты хам и грубиян, Макарский! — не выдержала и ответила я. — Дима — мой приятель и коллега. И теперь мне невероятно стыдно»

«Ага, коллега. С торчащим в твою сторону хуем»

«Я ревную, Катя. Мне не нравится, когда кто-то смотрит на мою женщину и уж тем более, когда её трогает»

«Твою женщину? А я думала, мы просто трахаемся»

«Я не сказал ПРОСТО! Это ты додумала, Китти Кэт»

Да, но звучало именно так.

«Ты меня унизил, Костя. И очень обидел. И прекрати называть меня кошачьим кормом. Иди к чёрту, вообще»

В другое место я его уже посылала, так что пусть теперь туда сходит. И заблокировала для верности.

А потом злость, вызванная перепиской, сошла на нет, и мне снова захотелось плакать. Я уже скучала. Тело отдавало лёгкой, сладкой болью, напоминая о событиях прошлых двух ночей, а грудь горела от обиды и разочарования.

Он ведь даже не извинился. Не сказал доброго слова. А дурацкое сердце, глупое, зацепилось за это брошенное «мою женщину».

Оно вообще попало в силки. Сердце моё бедное. Незаметно так, а как очнулось — оказалось, запуталось уже. То, чего я боялась, чего так сильно не хотела, случилось. Я влюбилась.

Влюбилась в человека, который со мной лишь «трахается».

Мне даже в учительскую заходить не хочется. Юркнуть бы на свой третий этаж, но надо идти за ключом от кабинета. Мой личный ключ сломался, завхоз как раз обещал выдать новый, но сейчас надо идти брать школьный.

И, конечно же, по закону подлости, я встречаю Диму в учительской, в которой, к тому же, сейчас никого больше нет.

— Привет, — бросаю коротко, а сама даже глаза на него поднять не могу, делаю вид, что занята поиском расчёски в сумочке.

— Привет, Катерина, — отвечает Дима довольно нейтрально. Обычно он более приветлив. Но обычно ему и не сообщают, что девушка, к которой он имеет интерес, раздвигает ноги перед другим.

Быстро беру ключ и, так и не решившись посмотреть на Диму, практически сбегаю из учительской.

Перед самым уроком, когда уже заканчиваю подготовку доски и раздаточного материала, на экране смартфона вспыхивает сообщение от неизвестного номера:

«Забанить — это так по-взрослому, Катя. До завтра»

Никаких «до завтра, Макарский».

Следующий день начинается со звонка в дверь. Я даже упрямо собираюсь затаиться и не открывать, но в глазок определяю, что это не Макарский. За дверью меня ждёт курьер с огромным букетом белых роз.

Курьер кивает и передаёт мне открытку и букет, а потом как-то быстро ретируется.

«С днём рождения, моя Китти Кэт»

И, о Господи, сердечко в конце. Смайлик от Макарского — серьёзное дело.