Училка и медведь

— И что же я должен там увидеть, мама? — с ощутимым сарказмом спрашивает Богдан, и не думая открывать заданную страничку.

— Штамп о браке, конечно же! — победно произносит мать Богдана.

Она вскакивает со стула и становится посреди комнаты, уперев руки в бока.

— Девчонка — мошенница! Она замужем!

— И что? — совершенно спокойно отвечает Медведь, но я вижу, что он очень зол — плечи напряжены, на предплечьях выступили вены. — Я в курсе, мама. И к тому же, я и сам женат.

— Вот именно!

— Всё ещё женат, мама. На шлюхе, если ты не забыла. Формальности. Как и у Карины.

— Ага, формальности! — кривится некогда, наверное, красивое лицо женщины. — А то, что ублюдков своих решила на тебя повесить — тоже формальности?!

Оскорбление обжигает грудь огнём, и я резко выдыхаю. Ушат помоев на голову ощущается почти физически. Я чувствую, как мой пульс учащается, а мышцы напрягаются.

В жизни всякое бывало. И оскорбления тоже. Мать Коли меня тоже особенно не жаловала, считая, что рыжая вертихвостка окрутила её интеллигентного сыночка. Да и вообще. Не бывает так, чтобы тебя любили и обожали все на свете.

Но сейчас оскорбили моих детей. Моих маленьких, ещё нерождённых детей! Которые никому не сделали ничего плохого!

К тому же оскорбили несправедливо!

Скажу откровенно, то чувство, что сейчас вспыхнуло во мне, я могу охарактеризовать не иначе, как лютое желание убивать. Вот даже просто взглядом. Наповал.

И мне стоит просто колоссальных сил обуздать этот дикий древний порыв, толкающий на защиту потомства любую мать. Потому что это мама Богдана. Так или иначе, это дорогой для него человек.

Но я вижу, что и сам Медведь в ярости. Его взгляд наливается такой злостью, что даже его мать всё же спесь свою немного сбивает. Она перетаптывается на месте и поджимает губы.

— Просто уходи, мама, — говорит он через зубы, и я слышу, как его голос дрожит от злости. — Прямо сейчас уходи. И ключи оставь на комоде.

Лицо женщины меняется. Она несколько раз быстро моргает, глядя на сына, будто не понимает, почему он так зол на неё.

— Богдаша… — говорит растеряно.

— Вон, мама. Ты перешла черту. Я больше не хочу тебя видеть.

Я от напряжения даже дыхание задерживаю, отчего неприятно колет под рёбрами. Передо мною разыгрывается настоящая семейная драма, и я являюсь причиной этой драмы. Это осознавать неприятно и даже болезненно, но я отдаю себе отчёт, что ни я, ни мои нерождённые дети ничего плохого не сделали.

Я не рушила семью Богдана. Не соблазняла женатого мужчину, не вставала между ним и законной женой. Я не разлучница.

Да, мы не планировали детей, но так вышло. И мы оба оказались “за”. И то, что его мама этого не принимает — не моя проблема.

Но всё равно горько и больно за Богдана, потому что этот человек мне небезразличен.

Женщины ещё раз растерянно моргает, пытаясь осознать, что её сын её сейчас попросту выгнал. А потом потом вскидывает голову и гневно произносит:

— Надо же, из-за какой-то вертихвостки мать родную за порог выставил. Не ожидала от тебя, Богдаша, не думала, что доживу до такого. Бог тебе судья, ещё приползёшь к матери, когда эта, — она кивает брезгливо на меня, — тебе мозги со своим выводком скрутит.

А потом она гордо выходит за двери, перед этим швырнув на комод у двери ключи от квартиры Богдана.

Как только хлопает защёлка, у меня будто стержень внутри ломается, и я вся ссутуливаюсь, обхватывая плечи руками.

— Мне так жаль, Богдан, — говорю, закрыв лицо ладонями, и чувствую, как к горлу подкатывают слёзы.

— Ты ни в чём не виновата, Белочка, — он обнимает меня и прижимает к себе, гладит ладонью по спине, а я слышу, что сердце в его груди колотится быстро-быстро. — Мама в последние годы будто обезумела. Они с отцом расстались, он больше не мог терпеть её придирки, а потом она узнала, что он снова женился и его жена беременна. Тут у мамы совсем, блин, крыша поехала. А достаётся мне.

— Мои тоже расстались, у отца молодая любовница, — говорю, удивляясь, как же наши жизненные истории с Медведем похожи. — Но и мама нашла себе мужчину. Она живёт с братом и его семьёй, но вроде бы с кем начала встречаться. Однако я их всех совершенно не интересую, — горько усмехаюсь. — Так что кто знает, как оно лучше. Как у тебя, или как у меня.

— Лучше бы посерединке где-то, — ухмыляется Медведь и отстраняется, но не отпускает, а лишь для того, чтобы прижаться губами к моим. — Но это жизнь, Карина, бывает по-всякому. Как-то да справимся, ты главное не волнуйся сильно. А то горошинки будут беспокойными.

Да, по-всякому. Он прав. И никогда не угадаешь, где тебе плечо подставят, а где в спину толкнут. Я была разбита изменой Коли, но сейчас благодарю судьбу, что она послала мне такого человека, как Богдан. В отношениях я бы себе не позволила на другого и посмотреть.

И когда я сказала ему, что тоже его полюбила, то совершенно не соврала. Это чувство не было ослепляющей вспышкой, оно выросло. Плавно, но быстро и напористо. Выросло и заполнило собой всю мою душу.

А потому я не стану ненавидеть его мать. Какой бы она не была сейчас, я вижу, как глубоко она несчастна. Потому и делится с миром тем, чем наполнена сама.

Но она родила и вырастила человека, который теперь мне очень дорог, а значит, было в ней что-то такое, что позволило сделать это. Что-то хорошее, доброе. И я очень надеюсь, что когда-нибудь это “что-то” проявит себя. Надеюсь как минимум потому, что вижу, как непросто далась сегодняшняя сцена моему Медведю.

И мне хочется как-то отвлечь его. Сделать так, чтобы он расслабился хоть немного.

— Всё же думаю, надо сменить замки. Кто знает, может у мамы дубликат, — говорит Богдан. — А я не хочу, чтобы она испугала тебя, застав врасплох.

— Хорошо, — несмотря на надежду, что когда-нибудь всё это разрешится мирным путём, с идеей Богдана я согласна. — Но давай чуть позже, ладно?


— Почему? — он сводит брови непонимающе.

— Поэтому… — я снова его целую и тянусь к пряжке ремня.





28




— В этом я смотрюсь просто квадратной! — я кручусь перед зеркалом, то затянув поясок под грудью, то сняв его вообще, пока Богдан застёгивает пуговицы на рубашке. — Будто у меня в животе не двое детей, а целых пятеро! И не на четвёртом месяце, а на девятом!

— Белочка, ты выглядишь прекрасно, — отвечает ровно и спокойно.

— Нет! — мне хочется истерично топнуть ногой.

— Ладно, как скажешь, — обречённо кивает. — Нет и нет.

— То есть я стрёмная?! — оборачиваюсь и смотрю на него сердито.

— Нет, конечно, — ну и спокойствие у него! — Ты беременная.

— Беременная и стрёмная?

— Нет, беременная и прекрасная.

Медведь подходит и обнимает меня за плечи, чмокает в нос, и я чувствую, как нервный жар начинает отпускать. Ох уж эти гормоны! И в кого они меня превращают? В последние недели словно огненный коктейль в крови кипит, сворачивая её в венах.

— А то зелёное платье надеть не хочешь? — Богдан дипломатично предлагает варианты, но при этом заметно осторожничает, опасаясь новой вспышки беременной истерики.

— Чехол ещё похлеще этого.

— Карина, ты в любом наряде выглядишь хорошо, перестань так нервничать.

Он приподнимает моё лицо за подбородок и нежно целует в губы. Раз и ещё раз. Задерживается на мгновение и втягивает носом воздух глубоко. А потом прикрывает глаза и отстраняется.

— Так, мы снова опоздаем.

— Каждое утро одно и то же, — хихикаю я, снова поражаясь собственной молниеносной смене настроения. — Я психую, ты меня успокаиваешь, а потом мы не можем удержаться от секса.

— Так это ты так провоцируешь? План такой, да? — выгибает бровь дугой Богдан.

— Возможно, — уже в голос хохочу я и поворачиваюсь снова к зеркалу. Но потом говорю уже серьёзно. — Я не могу не нервничать, Богдан. Это твои друзья. Сослуживцы. И их жёны! Я должна выглядеть на уровне, понимаешь?

— Карин, поверь, ты на уровне и даже выше, — сжимает мои плечи. — Серьёзно. И давай уже чуть поторопимся.

Я снова смотрю на оба платья, брошенные в порыве эмоций на кровать. Ладно, пусть будет зелёное. Оно чуть длиннее и не выглядит подстреленным из-за живота, да и сам живот красиво подчёркивает.

Вчера вечером Богдан сообщил мне, что сегодня мы идём на ежегодную встречу в его бывшими сослуживцами и их жёнами. После возвращения из Сирии они ежегодно встречаются с товарищами, поддерживают дружеские отношения. Просил прощения, что забыл сказать мне заранее.

Я, естественно, не могла отказаться, потому что видела, что для Богдана эта встреча очень важна. Он на многое шёл ради меня: терпел беременные капризы, утешал, когда меня ни с того, ни с сего прорывало поплакать, разобрался с Колей, который подписал документы на развод, и процедура, наконец, запустилась. Он даже разорвал отношения со своей матерью, потому что та почему-то невзлюбила меня.

Поэтому капризничать о том, что я не успею в парикмахерскую, маникюру больше недели, а платья, соответствующего случаю, нет, я не стала, конечно же.

Но вот с утра меня немного поштормило.

Я распускаю волосы, выравниваю чёлку утюжком, а по длине оставляю свои локоны, чуть облагородив их, подкалываю невидимками на висках. После лёгкого макияжа брызгаю немного туалетной воды. Она мне очень нравится, запах тонкий и нежный, едва ощутимый. На мои любимые духи у меня пошло отторжение, буквально до обострения токсикоза, а эти, цветочные, мне подарил Богдан. И подошли они идеально.

— Выглядишь шикарно, Белочка, — Богдан смотрит с искренним восхищением, когда выхожу к нему в коридор, и я немного расслабляюсь. Кайфую от того, что нравлюсь ему. — Поехали, такси уже ждёт.

Он помогает мне надеть пальто, и мы спускаемся на улицу. Через двадцать минут подъезжаем к небольшому ресторанчику. Даже по фасаду видно, что это милое, уютное местечко.

Я снова ощущаю волнение. Мне хочется понравится друзьям Богдана. Очевидно же, что они будут сравнивать меня с его бывшей женой. Я её не знаю и никогда не видела, но мне очень хочется быть лучше. Понимаю, что это какое-то детское желание, что все люди разные, и я такая какая есть. И я не думаю, что это будет иметь значение для самого Богдана. Но мне хочется.

Мы входим внутрь, оставляем верхнюю одежду в гардеробе.

Я осматриваюсь. Приятное место. Без напыщенности, уютно и лаконично. Спокойные цвета и стиль, приближённый к домашнему. Кажется, и название что-то в этом роде. То ли “У соседей”, то ли “По-соседски”. Я как-то мельком глянула при входе и не запомнила.

Богдан берёт меня за руку и ведёт за деревянную застенок-ширму, оплетённую вьющимися растениями. За ней оказывается широкий стол, уже накрытый, диван и несколько кресел. На них расположились четверо мужчин возраста примерно от тридцати до сорока пяти и четверо женщин.

— Ну вот, теперь все в сборе! Привет, Рем! — зычным голосом приветствует нас светловолосый крупный мужчина, привстаёт и протягивает руку Богдану.