Ученица

— Найдите, он… — пробормотал Турка и закашлявшись, попытался сесть. — Башка…

— Где… — пробормотала учительница и услышала возню. Тут же выудила из кармана перцовку. Ладони потные, баллончик выскальзывает. Учительница приготовила средство самообороны, нашарив подушечкой дрожащего пальца выступ на распылителе, чтоб пустить струю в нужном направлении, а не себе в лицо.

Турка тем временем сел. Голова у него не только болела, но и кружилась. Он провел пальцами по затылку — влажно. Ладонь слегка поблескивала даже в полумраке. Он пошарил рядом с собой и сказал:

— Монтировка у него.

— Давыдов, у тебя кровь.

— Насрать. Лена тоже у него.

Мария Владимировна помедлила, и Турка встал, пошатываясь. Бывало, когда напивался и потом ложился в постель, начинались «вертолеты». Ему даже нравилось это состояние. Вот сейчас происходило что-то подобное, только парень с трудом сдерживал желудок, который отчаянно норовил выплеснуть содержимое. Череп и вовсе грозил распасться по швам.

Учительница пошла на смутные звуки борьбы. После возгласа «уо-охм!», она ускорилась, мимоходом отмечая, что не зря переобулась.

Квадрат света в полу. Мария Владимировна остановилась, вытянув перед собой дрожащую руку с баллончиком. Ей казалось, что кисть затекла так, что в решающий момент палец не сможет вдавить пупочку.

— Тв-варь… — раздался шепот. — Мр-разь… Теперь вот все…

Мария Владимировна сделала еще один мелкий шажок и заглянула в проем. Показалась макушка, часть лба с прилипшей потной прядью волос. Следом появились глаза, тут же вспыхнувшие удивлением, а уже в следующий момент палец Марии Владимировны вдавил кнопку. Из баллончика вылетела струя. Глаза историка зажмурились, лицо сморщилось. В воздух взвилось перцовое облачко.

Андрей Викторович попытался стереть дрянь с лица, кожа тут же покраснела. При этом он на мгновение забыл, что стоит на ступеньках. Пошатнувшись, историк замахал руками, теперь уже чтоб сохранить равновесие, затем оглушительно чихнул и полетел в погреб спиной назад.





* * *


— И что дальше? — пробормотала Мария Владимировна. — Что он… — она заглянула в проем. Голова у Турки по-прежнему раскалывалась, он успел стошнить желчью, пол ускользал из-под ног. Турка подошел к проему, и тоже посмотрел вниз. Потом они с учительницей переглянулись.

Внизу, на земляном полу, лежал историк, раскинув руки. Еще виднелась босая грязная стопа — с этого ракурса не разглядеть, кому принадлежит.

Турка молча взял баллончик у Марии Владимировны, и полез вниз. Почему-то страх, что сейчас историк очнется, набросится на него — отсутствовал. Андрей Викторович не шевелился и не стонал.

— Давыдов! Аккуратнее там… Я сейчас…

Турка слышал слова так, как будто находился под водой. Он и двигался так же медленно. девушка, лежащая в подвале, походила на утопленницу. Вот, лежит на дне гнилого омута.

Наверное, мало кто из одноклассников или учителей смог бы опознать в бесчувственном теле Конову. Худоба, синяки и ранки по всему телу, проглядывающие сквозь рваное тряпье. Глаза закрыты, грудь не вздымается и не опадает. На тонкой шее вздулись бугры от пальцев изверга.

Турка упал на колени и приник к губам девушки, будто бы в поцелуе, и принялся вдувать в нее воздух. Хотя какой воздух, если они под водой? Сначала нужно поднять ее на поверхность… Он надавил несколько раз на тощую грудь двумя руками, как когда-то показывал Чапай на уроках ОБЖ, но тогда ученики лишь смеялись, ведь никто не верил, что это когда-то может потребоваться в жизни.

Собственно, у Турки сейчас выходила не полноценная реанимация, а лишь жалкое подобие. Он вздрогнул, когда услышал тихий стон и обернулся. Мария Владимировна стояла тут же, поднеся дрожащие пальцы к губам.

Турка схватил цепь, расцепил пальцы девушки, сжимающие звенья, потом перевернул Андрея Викторовича на живот и, заведя его руки назад, стянул кисти цепью. Обмотал и завязал на жалкий узел.

Потом все так же на коленках подполз к девушке. Он так хотел увидеть Лену, так хотел, но… теперь нисколечко не испытывал радости, глядя на изувеченную бездыханную оболочку, лишь отдаленно напоминающую его любовь.

Он склонился над несчастной, роняя слезы, шепча, чтоб она очнулась, открыла глаза, чтоб вобрала в себя хотя бы чуточку воздуха, но мольбы оставались тщетными.

— Я… нужно все-таки дозвониться до милиции и вызвать «скорую», — опять донесся голос сквозь толщу воды. Разве могут для мертвых иметь хоть какое-то значение проблемы живых? Турка не замечал как по его чумазым щекам ползут слезы.

Это не она. Это не Конова, а совсем другая девушка. Незнакомая. И только сейчас Турка заметил рядом с телом пустой шприц.





ЭПИЛОГ




Время летело быстро. Турке не верилось, что вот прошла неделя, вот еще пара дней, и еще неделя.

Завертелось следствие. Его вызывали на допросы, он пересказывал историю, заново переживая случившееся. Но с души будто камень свалился. Он сделал то, что должен был.

Если бы не постоянные разговоры об этом, он бы наверное, подумал, что все это ему приснилось.

Разговоры с отцом.

Разговоры с мамой.


Разговоры со Стриженным и Селедкой.

Разговоры по телефону — как будто с одним и тем же человеком, который может менять голоса. Кто только не звонил… Одноклассники это ладно, еще знакомые всякие, о которых Турка забыл и не мог вспомнить, даже если они рассказывали, кто они. Журналисты, люди с телевидения, радио.

Потом Турка перестал отвечать на звонки с незнакомых номеров.

Он и сам бы не отказался узнать все подробности, но детали всплывали неохотно.

— Вы обманывали меня вдвоем. Почему? — обычно мама если уж злилась, то закатывала настоящие истерики. Сейчас она говорила спокойно, и от этого пробирала жуть.

— Ты только не переживай, — бубнил отец. — Просто, так надо было. Я и сам только под конец все узнал.

— Вы… Ты… Это немыслимо. А если бы он тебя убил? — проговорила мама. Турка ожидал увидеть слезы на ее глазах, но нет. Тон ее вообще был сухим и бесцветным.

— Он мог убить девочку, — отвечал отец. — Если бы не наш сын, извращенец грохнул бы ее, и никто об этом не узнал. Если бы его не закрыли, он бы продолжил это делать.

— Это. Работа. Милиции, — отчеканила мама.

Похожие диалоги Турке приелись, даже наскучили, но приходилось слушать их снова и снова, пока однажды мама не расплакалась. Как будто плотину прорвало. После она уже не возвращалась к теме, но и прежней улыбчивой женщиной так и не становилась. Отец сказал, что это вопрос времени — оно любые картины замазывает серой краской.

— Годик пройдет — забудет. Не переживай. Главное, что я тобой горжусь. На самом деле. Даже не думал, что… ты такой.

Турка смотрел на щетинистое лицо и отец казался ему другим. За последние месяцы отец поменялся. Да и отношения изменились. Как будто бы отец теперь видел в Турке не мальчика, а равного — мужчину.

Они теперь часто сидели на кухне, особенно когда мама куда-нибудь уходила.

— Я тоже не думал, что ты такой, — ответил Турка. Отец протянул ему руку через стол и Турка пожал крепкую сухую ладонь.

— Только это не означает, что ты не должен учиться, — тут же рушил атмосферу отец. — Готовься к экзаменам, поступай. Так будет проще справиться с… ну ты понял.

Вову допрашивали. Историка тоже. Марии Владимировне и той досталось — приехала за документами, и вот на тебе! Пришлось задержаться, притом на неопределенный срок. Один раз они даже посидели в кафе с Туркой — почти одновременно вышли из отделения и встретились.

— Безумие, даже не верится, — сказала Мария Владимировна, ковыряя ложечкой тирамису. За пару недель она осунулась, черты лица заострились, кожа будто выцвела. — Даже не могу сказать, почему поверила. Мне происходящее до последнего казалось сном, Давыдов.

— Мне и сейчас сном кажется. — ответил Турка. Он вспомнил, что «безумие» началось в кафе, когда он пригласил туда Аню, а она пришла с накладным животом. Если бы не она, то искал бы он Лену в одиночку? Сложно сказать.

— Он еще кого-то похитил или убил? — спросила Мария Владимировна.

— Проверяют, допрашивают. Не знаю.

— Так ты как, — учительница отпила кофе, — определился с будущим?

— В колледж пойду. А вы?

— Раздумала возвращаться в любую школу, — улыбнулась Мария Владимировна. — Это был знак. Лучше не надо. — Они оба невесело рассмеялись, потом обменялись телефонами, хотя Турка не думал, что позвонит на него когда-нибудь.

Турку не пропускали к Лене, хотя он готов был ждать возле кровати часами. Должна ведь она когда-то прийти в себя.

Ему снились разные сны. Иногда его убивал историк — тем ударом сзади, по голове. Умирая, Турка перемещался в погреб, и видел, как изверг убивает Лену.

Иногда он безуспешно делал искусственное дыхание, снова и снова пытаясь оживить тело — выглядящее иначе, но все-таки узнаваемое.

Он просыпался в поту, и потихоньку вспоминал все, что случилось на самом деле, хотя иногда сомневался в некоторых деталях. Обычно, к утру сомнения развеивались. В подвале была именно она, хоть и узнать ее сходу не всякий смог бы.

Впервые после спасения Турка посетил Лену со Стриженным. К этому моменту Конову перевели из «интенсивки» в обычную одноместную палату. Стриженный выглядел не очень, мешки под глазами лежали чуть ли не на щеках, воспаленные глаза, щетина, но по сравнению с девушкой он выглядел огурцом.

Лицо у нее хоть и приобрело знакомые черты, но все равно оставалось изможденным, высохшим, кожа шелушилась. Первые дни глаза несчастной (по рассказам того же Стриженного) прикрывала специальная повязка, ведь Лена просидела в погребе при тусклом освещении очень долго. Когда ее выносили на поверхность, свет показался ей до того ослепительным, что она начала визжать и брыкаться на руках у мужчин. Впрочем, она могла это делать и по другим причинам.

Спустя несколько дней Стриженный опять позвонил Турке и сказал, что Конова пришла в себя, но с ее допросом возникли сложности. Глаза ее привыкли к свету, она сама сняла маску, как уверяла медсестра. Даже кое-что поела, а в основном пила воду и не разговаривала.

— Может, с тобой захочет пообщаться. Вы же… Ну, ты понимаешь. Близкий человек.

— А тетка ее что?

— Тетку мы в палату не допускаем, — покачал головой Стриженный и Турка все понял по его взгляду.

Мысль о том, что Лена пришла в себя, настолько его возбудила, что он даже не уточнил у Стриженного подробности. Хотя до этого интересовался, и он либо отмалчивался, либо прикрывался «тайной следствия».

Стриженный поговорил с медсестрой, она покачала головой, потом пожала плечами, мол, если так надо, то пожалуйста.

— Итак… Попробуй с ней просто поговорить. Ничего не спрашивай про…

— Я что, дурак? — оборвал его Турка. — Само собой.