Ученица

— Это мы вас поздравить решили. С Восьмым мартом вас, Андрей Викторович.

Раздался дружный хохот. Смеялись и другие пацаны, а сам историк застыл возле стола, на первый взгляд безучастный к происходящему. Потом он знаками показал Муравью, сидевшему за последней партой, закрыть дверь. Тот послушался, однако, лицо его омрачилось тем, что не удалось остаться незамеченным. Впрочем, мало кто обратил на него внимание.

— Плотников! Убери телефон.

— С праздником! — выкрикнул Плотников, продолжая снимать. Андрей Викторович взял букет и пошел между рядов, банда заулюлюкала:

— Ооооооо-ооуууооо!

— Идет, идет!

Историк хлопнул по парте Плотникова букетом, тот хихикал и продолжал снимать, уворачивась от преподавателя, который пытался отобрать мобильник. Шуля что-то выкрикивал, в классе висел хохот. В конце концов, букет оказался под стулом, историк отобрал телефон у Плотникова и пошел на место. В этот момент Шуля поднял тюльпаны и швырнул их в спину преподавателю, а пока тот оборачивался, сел на свое место.

— Ну вы и конченные, — пробормотал историк. — Плотников! Букет подбери и выкинь в мусорку.

— Так… он же ваш, Андрей Викторович. Это вам подарили.

— Щас кто-то будет жрать эти тюльпаны. Кто-то из вас. Считаю до трех — раз!

— Да возьмите цветы, мы от всей души подарили! — издевался Шуля.

— ДВА!

— Что у вас тут происходит? — в кабинет заглянула остроносая математичка, с глубоко посаженными глазами. — Я вас спрашиваю, что тут творится?

В кабинете мигом повисла тишина. Марина Игоревна вела математику у десятых-одиннадцатых классов, и один ее вид заставлял учеников тушеваться. Высокая, угловатая, и что-то живое и страшное в глазах. Ходили слухи, что у нее муж — бывший зек, а сейчас занимается бизнесом. Неизвестно, каким конкретно.

— С праздником, Марина… — начал было Шуля, но тут же получил подзатыльник.

— Какого хрена вы орете каждый урок? Надоели уже! Ты такой смелый, да? Быстро встал и поднял цветы!

К удивлению многих, Шуля не стал препираться и спорить. Он отлип от стула, споткнулся о чей-то рюкзак и подобрал растрепанный букет, пряча глаза.

— Ты! — она схватила Плотникова за ухо. — Сотри с лица эту мерзкую улыбочку. Ровно сядь!

— Да вы… — хотел возмутиться Плотников, но тоже получил подзатыльник и смешно дернулся, ударившись подбородком о парту.

— Что вы с ними церемонитесь, Андрей Викторович? Они вам и так уже на шею сели да ножки свесили! Еще хоть один писк я сегодня услышу, то клянусь, вы пожалеете. Потом жаловаться можете куда угодно. Я понятно объяснила?

— Так точно, — буркнул Шуля, и тут же получил еще один подзатыльник, но и его стерпел, не смея дерзить.

— Тетради достали, книги! И так уроки сокращенные, а вы тут черте чем занимаетесь. Я не поняла, где учебник твой? — нависла учительница над Шулей.

— Да я… Ну, обычно это…

— Что ты заикаешься? И остальные, шевелитесь, давайте! Вы сюда похихикать пришли?

В смущенной тишине ребята шевелились, доставали тетради, учебники. Даже Вол вытащил не листик, а именно тетрадку.

— Повторяю, еще хоть один писк… Поняли?

Ответом опять-таки служила тишина. Марина Игоревна, выдержав паузу, вышла из класса. Когда за ней закрылась дверь, Андрей Викторович открыл журнал и вздохнул:

— Ну что же, приготовьте листочки, сегодня проверочная работа.

Обычно после таких слов звучали стоны, начинались уговоры и протесты, но сегодня — ни единого звука.





* * *


После урока задержались дежурные. Водовозовы долго спорили с Хазовой, мол они и так слишком часто дежурят, и вообще — только они и убирают. А потом сдались.

Не спешил покидать кабинет Плотников. Он выбирал момент, глядя, как историк медленно заполняет журнал. Поглядывал на свой «Nokia», лежащий почти у края стола. Потом решился и подошел, стараясь выглядеть смиренным и раскаявшимся.

— Андрей Викторович…

— Телефон отдам родителям, — не поднимая головы сказал преподаватель. — Отцу или матери — неважно.

— Ну, Андрей Ви-иикторович!.. Да они не смогут в ближайшее время прийти. Заняты, работают.


— А я ерундой занимаюсь? — поднял глаза историк, выдержал паузу. — Я не занят? Пусть работают, когда смогут — придут на беседу. Телефон я отдам только им.

Видя в глазах Плотникова намерение схватить мобильник, преподаватель опередил его и накрыл ладонью телефон: — Даже не пытайся.

Собственно, Андрей Викторович понимал, что беседа с родителями Плотникова ни к чему не приведет. Но это дело принципа. Да и как еще повлиять на этого оболтуса? Порыв вышвырнуть телефон в окно, вслед за фонариком, Андрей Викторович тогда сдержал. Сейчас, когда эмоции стихли — порадовался. А то проблем не оберешься, плюс деньги за трубку придется отдавать.

Видео он успел удалить. Хотя не факт, что кто-то еще не снимал выходку и возможно, запись в скором времени будет гулять по мобильникам учеников.

— Что ты стоишь? Скажешь, не имею права?

— Имеете, конечно, — потупился Плотников. — Но… может, все-таки так отдадите? Мне стыдно за свое поведение…

В этот момент один из близнецов прыснул и засмеялся. Однако, поймав суровый взгляд Плотникова, Водовозов отвернулся и энергично замахал веником.

— Ой, ты это можешь пойти маме как раз рассказать. Что тебе стыдно, и историк тебя вызывает в школу.

— Ну… Давайте я дяде позвоню, а вы с ним пообщаетесь.

— Нет. Забудь про телефон. Просто, сейчас ты пойдешь домой, обдумаешь свое поведение, сделаешь выводы. Потом скажешь родителям, что их вызывают.

— Так а смысл? — не унимался Плотников. — Ну, возьмите и поговорите по телефону! Для чего достижения науки существуют? Вы же не технофоб какой-нибудь.

— Ты знаешь умные слова, молодец. Да и вообще ты парень не глупый. Личный контакт — всегда лучше, чем телефонный разговор или смс-ка. Понял?

Плотников кивнул и вразвалку пошел к выходу, перекладывая пакет с пожитками из одной руки в другую. Парень чуть не столкнулся в дверях с Мариной Яковлевной, которая бросив суровый взгляд и на Плотникова, и на копошащихся дежурных, проследовала через кабинет к преподавательскому столу. Улыбнувшись, она сказала:

— Андрей Викторович! Мы в учительской будем отмечать. Так, посидим — пирожные, чай. Вы присоединитесь?

— Да, конечно, — улыбнулся историк в ответ. — Вот сейчас заполню, минутку буквально.

— Хорошо, ждем. А вы побыстрее убирайте, мальчики, — добавила математичка и близнецы закивали.

Когда близнецы закончили, Андрей Викторович запер кабинет, и пошел по направлению учительской. Ему казалось, что за ним кто-то наблюдает, хотя коридор пустовал.

Сегодня Воскобойникова вела себя необычно. Молчала, и будто старалась не встречаться с преподавателем взглядом. Как будто хотела стать незаметной.

Странное ощущение ледяной пустоты появилось в животе, скрутило кишки. Андрей Викторович поймал себя на мысли, что совсем не хочет принимать участие в преподавательских посиделках. Сейчас бы домой поскорее, к своему… делу. Или отдохнуть. Полежать на диване с пустой головой.

Еще он ощутил позывы в туалет. Женский и мужской санузлы благоразумно разнесли по этажам, а учительская уборная и вовсе была на третьем, и чтоб попасть туда, пришлось бы делать крюк. Историк решил сходить в туалет учеников — как раз недалеко от учительской.

Вот только там вроде бы кто-то есть, судя по голосам. Необъяснимое чутье ткнуло его иголкой, но мысли текли вяло. Он прошел мимо туалета, глянул в окно на низкие тучи, увидел школьников на турниках. Собственные шаги эхом разносились по коридору.

Помявшись, историк подумал, что можно сначала устроить журнал в ячейку, благо учительская рядом, а потом уже идти справлять нужду — к тому времени туалет освободится. Потом он хлопнул себя по лбу свободной рукой: да ведь в учительской сборище и его ждут. А он собрался ходить взад-вперед.

Ну да, из учительской слышны оживленные голоса и смех. Андрей Викторович замер, потом хлопнула дверь позади. Он не успел разглядеть, кто именно из учеников вышел из туалета — фигура быстро свернула за угол. Может даже Плотников. Андрей Викторович вздохнул и пошел обратно.

Уже на входе в туалет он нахмурился.

Его смущал дробный… стук. Сухой цокот. Вслушаться как следует мешали отзвуки учительского веселья.

Историк выждал еще секунд десять. Неестественный стук стих, но невидимая ледяная рука вовсю плела узлы из кишок преподавателя. Во рту мужчины пересохло. Почему-то не хотелось ему заходить в туалет.

Нет, насчет Плотникова он не беспокоился. Его покусывала необъяснимая тревога.

Опять звук. Еще и фигура перед этим как-то быстро убежала. Может, натворили чего?

Тогда он потянул на себя дверь и покашлял:

— Кхм-кх… Что тут у вас происходит? Это Андрей Викторович. Я захожу, предупреждаю… — каблуки его туфель мягко соприкоснулись с влажным кафелем. Пульс участился, журнал норовил выскользнуть из вспотевших ладоней.

Бачок шумит. Пол влажный, раковина. Над ней зеркало, заляпанное капельками. Пахло хлоркой, к резкому запаху примешивался аромат духов, совсем не подходящих для подростков. Такой скорее для женщин. Послышался всхлип.

Но ведь это мужской туалет.

Андрей Викторович вздрогнул. Выронив журнал из рук, он бросился к девушке, лежащей на мокром полу. Как будто потеряла сознание и стекла на пол. Он потряс ее за плечи, но та не подавала признаков жизни. Он сообразил, что стук исходил от ее каблучков, конвульсивно стучащих по полу. Ноги школьницы и сейчас подрагивали.

Теперь историк понял, что смутило его изначально. Голоса — мужской и женский.

Что он с ней сделали как она вообще тут очутилась это же мужской туалет что с ней.

Преподаватель выдавил мучительный стон. Воскобойникова.

Он пальцем приподнял веко девушки, но зрачок на свет не реагировал.