Ученица

— Здравствуйте, — сказал Турка и застыл, держа одной рукой рюкзак. Подмывало поинтересоваться, как так получается, что всякими более менее важными делами занимается именно эта парочка. Тогда — изнасилование. А что же сейчас?

Собственно, он догадывался. Но не хотел, чтоб догадки подтвердились.

— Привет, — кивнул Стриженный. Прическа у него была ровно такая же, как и несколько месяцев назад — короткий «ежик». Нижняя челюсть тоже не изменилась — как ковш экскаватора.

В другом кресле сидел Селедка, с грязный чубом приклеенным ко лбу. Все в том же свитере, а джинсы, наверное, не стиранные с тех самых пор. Аромат директорского одеколона и освежителей воздуха смешивался с запахом шаурмы, нечищеных зубов и сигаретного дыма.

— Хотим задать несколько вопросов. В присутствии педагога, разумеется. Ты ведь не против?

— Не совсем понимаю, каких вопросов. А так, да, готов, — пожал плечами Турка. Хотя он и знал, что лучше бы разговаривать с милицией в присутствии родителей, например отца — помнил, какой скандал был в прошлый раз. Но… отцу сейчас явно не до этого.

На той гулянке (день рождения той девчонки, что заявила об изнасиловании) Турка познакомился с Аней. Получается, что если бы не та вечеринка, многое бы сейчас пошло совсем иначе.

Турку допрашивали наравне с другими, правда, в списке обвиняемых он не числился. Ну а совсем скоро девушка заявление забрала — дело замяли.

После стрельбы в школе, многих допрашивали. Другие люди и эти тоже. Несмотря на то, что прошло совсем немного времени, допросы быстро забылись учениками. Как будто сами стены впитали мысли, воспоминания и эмоции, оставив в головах школьников пустоту.

— Вопросы будут насчет Алены Коновой. Ты ведь с ней… водил знакомство?

— Да, мы общались, — чуть помедлил с ответом Турка. Отпираться бессмысленно, само собой. Да и зачем? Может, так поиски пойдут быстрее.

Директор указал ему на стул, и на ватных ногах он дошел до него и сел, а рюкзак скинул на пол. Ладони вспотели, Турка ковырял ногтем мозоли на ладони, стараясь не глядеть на Селедку, который будто высверливал череп Турки, чтоб добраться до мыслей.

Стриженный наоборот, завесился участливой улыбочкой, но глаза его не так кололись.

— Общались, хорошо… — сказал он. — Как близко?

— Достаточно.

— Можно сказать, вы были парой?

— Да, можно. А вы ее ищете, верно? Лену похитил маньяк?

— Почему «Лену»? — вмешался Селедка. В кабинете тут же запахло не только табаком, но и нечищеными зубами. — Разве ее зовут не Алена?

— Она просила называть ее Лена, — Турка подковырнул кожицу мозоли и оторвав, незаметно бросил на пол. — Так что, многие ее знают именно как Лену, а не Алену.

— Очень ценный факт, — с притворной бодростью сказал Стриженный. — Как ты думаешь, могла она куда-нибудь уехать сама?

— Если честно, то могла. Но… — он сглотнул, не желая говорить о дневнике, подбирая слова, — вряд ли вот так спонтанно собралась бы.

— Ее родственники говорят обратное, — сказал Селедка. — Еще говорят, что Конова натура своеобразная, эмоциональная, импульсивная. Говорят, что она курила марихуану, и что могла покончить с собой. Что ты об этом можешь нам рассказать, Давыдов?

Турка перевел взгляд на директора, который причудливо сложив руки, почесывал подбородок. Поймав взгляд ученика, директор сел в кресло. Лоб Сергея Львовича прорезали крупные морщины.

— Думаю, что она не совершала… этого. Самоубийства, то есть.

— Значит, «траву» курила? — прорычал басом Селедка. — И ты вместе с ней, верно? Это не допрос, и мы не собираемся тебя привлекать за хранение или распространение наркотиков. Курили вместе?

— Это не допрос, — вторил Стриженный. — Это беседа, дружеская беседа. Ты должен нам помочь, ведь ты хочешь, чтоб девушку нашли?

— Что если ее похитил и убил маньяк? — выдавил Турка.

— Почему ты так решил? — отреагировал Селедка. — Есть основания?

— Ну, вы же ловите его, наверное. Есть слухи, что в городе действует маньяк. Кого-то там нашли, вроде…

— То есть, это твои домыслы, верно?

— В газетах пишут, — растерялся Турка. — Сам-то я не знаю.

— А может быть, все-таки знаешь? — прищурился Стриженный. — Выкладывай то, что знаешь.

— И про «травку» говори, не стесняйся. Мы уже и сами поняли, что вы баловались. А что такого? Многие курят, — пожал плечами Селедка. — Так как?

— Я понятия не имею, куда делась Конова. — Сказал Турка и милиционеры замолчали как по команде. Если в начале разговора он еще думал о том, чтоб рассказать о дневнике, то теперь он сильно сомневался, что эту тему стоит поднимать. Ведь тогда выплывет правда про Аню, тогда скорее всего и ее допросят. Поможет ли в поисках дневник? Может, у милиции получится отыскать этого таинственного «С»? Расставаться с единственным ключом не хотелось и Турка вздохнул.

— Тетя Коновой говорила, что ты к ней часто приходил, надоедал. Угрожал даже, — сказал Селедка. — Было такое?

— Приходил, да. Но не угрожал. Мне было интересно, почему она не подает заявление о пропаже племянницы, хотя и двоюродной. Сколько времени упущено! И вы сейчас продолжаете тратить его на меня. У меня есть вот что, — решился он и полез в рюкзак. Покопался среди тетрадей и мятых листков, выудил дневник. Трудно сказать, зачем он его с собой таскал. Может по той же причине, по которой перед экзаменом некоторые кладут под подушку учебник — надеялся, что каким-то мистическим образом нужные знание попадут в мозг.

— Вы ведь встречались. Может быть, она что-то рассказывала, хотела уехать, ты должен рассказать нам все, что знаешь. От и до. Обо всем. Иначе… — они переглянулись, — нам может показаться, что ты хочешь что-то скрыть. Что это?

— Скрыть? — вытаращил глаза Турка. — На что вы намекаете, товарищи милиционеры? Я наоборот, рассказываю все как есть. Вот, дневник. Тут очень много информации, которая позволит вам составить… ну, психологический портрет или что вы там делаете. Понять, что из себя представляла Лена. Ну, там и про меня тоже есть. Наверное, сразу ваши подозрения исчезнут. Есть там и про ее дядю откровения. Вы его допрашивали? Вот, почитайте, что он с ней в детстве делал.


Щеки у Турки зарделись. Черт, там столько всего, в дневнике — и про него тоже. Но скрывать записи он не имеет права.

На мгновение в голове промелькнули неясные тени, остающиеся после мутных ночных кошмаров наутро. Что если он правда, сам не помнит, что сделал с Коновой? Что если похитил ее он, сошел с ума? Психи ведь тоже не понимают, что они нездоровы.

Селедка поморщился, будто уксуса глотнул. Потом протараторил:

— Мы ни на что не намекаем, Давыдов. Просто ты должен нам все рассказать, чтоб облегчить следствию и поспособствовать определению местоположения гражданки Коновой. Дядю мы обязательно проверим. — Слова он произнес как автоответчик, без особых эмоций, как будто даже сожалел о том, что заставил себя их выдавить.

Стриженный меж тем взял протянутый дневник, открыл, полистал. Побарабанил ногтями по обложке, потом развернул к Турке:

— На нем следы взлома. Как дневник попал к тебе?

— Я был у Лены и забрал. Еще давно. — Ответил Турка почти без запинки. Ну, может с секундной. По взгляду Селедки он понял, что от него это не ускользнуло, однако мент промолчал. — Подумал, что может, там есть что-то насчет ее исчезновения и так далее. Пришлось вскрыть. Там, кстати, нескольких страниц не хватает. Не я вырывал, так уже было. Еще такой момент, что Лена упоминает про некого «С», вам следует обратить на него внимание, может, как-то найти. А! Еще у нее есть подружка, которую Лена называет Пеппи. Очень может быть, что эта Пеппи что-то знает, хотя… Они не общались с прошлого лета, судя по записям.

— Ну и расследование ты провел усмехнулся Селедка. — А сам-то как, чист?

— Если вы думаете, что я похитил ее или что-то такое, то вы ошибаетесь, — Турка свел брови к переносице. — Почитайте дневник.

— Мы не ошибаемся. Мы отрабатываем версии, — хмыкнул Селедка.

— Тогда эта версия точно ошибочная! — вскочил Турка, сжимая кулаки.

— Сейчас ты сядешь, успокоишься и расскажешь нам все что знаешь. Идет? — улыбнулся Стриженный, шелестя страницами. — Дневник это очень хорошо. Великолепно. Просто супер. Но сейчас мы хотим узнать поподробнее, как так получилось, что дневник у тебя, а не у нас. Идет?





Глава 14. СТРАХ ШУЛИ




Чирикали птички. Из-за деревьев и бетонных плит забора сюда едва доносился шум автомобилей.

— Может, лучше не надо?

— Он залез в наш форт, — сузил глаза Тузов, помахивая обрезком ржавой трубы. За плечами у него телепался видавший виды рюкзак, с которым Тузов ходил в школу. — Зассал?

Шуля, конечно, не зассал. Более того, в другой ситуации он бы сам рвался исполнить что-нибудь эдакое, но сегодня день не задался с самого утра. Несмотря на отличную летнюю погоду, на подвиги не тянуло. Больше всего Шуля хотел бы искупаться в ледяном роднике, а потом выпить холодненького пива.

Они шли по тропинке, углубляясь в рощу. Там, за деревьями, умирал брошенный жилой комплекс, а пара разбитых зданий и вовсе пустовала с незапамятных времен. Жилища таращились разбитыми окнами, а на ковре сухих листьев валялся мусор, шприцы, поблескивали осколки разбитых бутылок. С крыши домов открывался живописный вид на карьер: за десятилетие его превратили в настоящую свалку.

Тузов иногда приносил бензин, вместе с Шулей они готовили коктейли Молотова (нормальные так ни разу и не получились), либо же просто обливали кучу свежего мусора и поджигали. Однажды загорелась чуть ли не вся свалка, и несколько пожарных расчетов тушили чадящий едким дымом карьер.

— Не зассал, причем тут, — потупился Шуля. — Некайф просто. Вдруг он там не один?

— Еще лучше будет. Щас повеселимся.

Эти слова у Тузова могли означать что угодно. И вообще, Тузов каждый раз удивлял своих товарищей, переступая черту, к которой они сами и близко бы не подобрались.

Одно дело стрелять мелочь у малых, начистить хлебальник какому-нибудь ботану-придурку, поприкалываться над учителями. Тут ничего такого, ну, шутки.

«Веселясь», Тузов мог поджечь собаку, вставить палку в задницу беспризорному малому, запихнуть толстый «Корсар» в глотку еще живому голубю, а потом разглядывать разорванную тушку — это одни из самых невинных забав.

Трудно было выразить, что скрывается за холодными серыми глазами. Шуля пытался одергивать товарища, когда ему казалось, что происходящее заходит слишком уж далеко, и всегда не мог долго выдержать взгляда Тузова. И тот соглашался, что мол да, переборщил, но будто бы лишь затем чтоб скрыть истинную сущность.

Надо сказать, что Шуля без товарища не делал бы и половины того, что они исполняли. Причиной тому не банальная жалость, нет, а как будто… в голове вспыхивалапредупреждающая лампочка — древнее «встроенное» табу.

У Тузова для такой лампочки не хватало электричества, либо же она и вовсе давно перегорела и покрылась паутиной.

Сейчас он помахивал трубой, отгоняя комаров и мошек, сплевывал, и вещал:

— Там был только один. Месяц назад тоже один тусовал… ну, я ему дал понять, чтоб он тут не шлялся.

— Что-то ты не рассказывал об этом, — заметил Шуля и Тузов на мгновение перестал махать. Повисла пауза, а потом труба опять с силой рассекла воздух, сбив листья с дерева.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — ухмыльнулся Тузов.

Они прошли мимо заброшенной стоянки, где ржавели остовы «ЗИЛа», «копейки» и фуры непонятного происхождения. Из-под нее тут же выбрался косматый пес с грязной шерстью, дворняга с помесью кавказской овчарки. Пес помахал хвостом, к которому прицепились сухие травинки, зевнул и полез обратно под фуру — в тенек. Хотя до полудня было еще далеко, чувствовалось, что сегодня столбик поднимется выше 35-градусной отметки, как и всю предыдущую неделю.

Но если на одних жара влияла так, что они размякали и становились податливыми, как пластилин, ленивыми, то на других — таких, как Тузов, — пекло действовало иначе.

— Так… Что мы с ним будем делать, Туз? — спросил Шуля.