Учеба по привычке

Натан Ройс сдержал слово, за стеной из арба стоял наёмный экипаж. Он-то и доставил нас к булочной. Проигнорировав парадный вход, окружённый кадками с пышными кустами остролиста, мы прошли немного вдоль стены и нашли окно, на подоконнике которого пестрел мелкими голубыми цветами скрытень, или в простонародье отведи-глаза-куст.

– Занятное растеньице. – Войский, которого я ещё в экипаже превратила в чилдена, запустил пальцы в бороду и задумчиво почесал подбородок.

Сама я тоже набросила на себя личину чилден-гномки и теперь пыталась подстроиться под новые габариты. Мелькнула досадная мысль, что если я не возьму себя в руки, то пышные бёдра и внушительный зад станут не временной иллюзией, а суровой реальностью. А ведь отличный стимулятор: полдня в образе чилден-гномочки – и никаких ватрушек не захочется.

– Дальше-то что? – Войский заметно нервничал.

– Мне говорили, что нас встретят.

– А они знают, кого именно придётся встречать?

– Да. Не дёргайся. Скоро обнимешь и поцелуешь похитительницу твоей руки и сердца.

– Кого-кого поцелую?

– Невесту. Кого же ещё. Ты же к ней в столицу рвёшься?

– К ней, – буркнул Войский, но отчего-то не слишком радостно.

Не иначе как с невестой он был в ссоре. Ничего! Встретятся и помирятся!

Дверь, замаскированную под кирпичную стену, я нашла не сразу. А всё из-за голубеньких цветочков, которые не зря называли природным отводом глаз. Около минуты стояла рядом с дверью, но у меня и мысли не возникло её поискать. Зато, когда пришла в себя, сразу обнаружила вход, прикрытый иллюзией, и радостно бухнула кулаком по фальшивым кирпичам.

– Если вы по поводу доставки, то я ничего не заказывал, – послышалось испуганное из-за двери.

Войский посмотрел на меня и… улыбка в исполнении бородатого чилдена – это незабываемое зрелище!

Я хмыкнула, приблизилась к кирпичной стене, сквозь которую просматривались очертания двери, и ласково произнесла:

– Не заказывали? А сожрать всё равно придётся.

Да, пароль в этой булочной тоже отличался оригинальностью.

После произнесения условной фразы кирпичная стена расступилась, а нас буквально засосало внутрь. Талантливый и нелегальный телепортист оказался тёмноволосым парнем с хмурой, покрытой щетиной физиономией. Он рассматривал нас с таким недовольством, словно мы были не клиентами, а бедными родственниками, явившимися за подачкой.

– Мы от ирб-Ноола, – пояснила я.

– Посланцы ирб-Ноола должны быть повыше.

Я развеяла наши иллюзии.

– Всего лишь подстраховка. – Тут я присмотрелась к двери: – Иллюзия кирпичной кладки давно обновлялась?

– А что с ней не так?

– Мерцает. Иллюзия нестабильна.

– Вот зараза! Недавно же накопитель поменял, – заметно расстроился телепортист.

– Тут не в накопителе дело, а в самой иллюзии, – пояснил Войский. – Сколько ей уже? Год?

– Два. Мне обещали, что проблем не будет.

– Да нет тут никакой проблемы. Сейчас обновлю. Что? – Я уловила покачивание головы Войского.

– Считай, ты сейчас оставишь свой автограф на двери подпольной портальной. Если её накроют…

– Её накроют, если я не обновлю иллюзию. И тогда мы окажемся без доступа в столицу.

– Если вы спасёте дверь, обязуюсь обеспечивать вас порталом по первому требованию и в любое время суток. – Телепортист с надеждой уставился на меня.

Вот это другое дело. Обожаю деловой подход!





* * *


Талантливый сын булочника оказался талантом не только на словах. Перемещение в столицу прошло гладко и без малейшего намёка на побочку. Мы с Войским очутились в городском парке, разбитом вокруг природного источника Воздуха, там наши пути разошлись. Георг отправился к невесте, я же намеревалась придерживаться намеченного плана и сперва заглянуть в арендованную комнату.

В гостевом «Доме матушки Охр» и днём и ночью был проходной двор. Низкие расценки влекли сюда постояльцев, а отвратительные бытовые условия заставляли съезжать раньше срока. Не успела я зайти в свою комнату, как одна из стен задрожала и басовитый голос объявил:


– Горячей воды осталось на одну помывку. Откроешь кран – урою.

Ага. И тебе привет, мой нечаянный сосед. Я нащупала на стене рычаг, но вместо активации светового чарокамня люстра смогла высечь всего лишь несколько жалких искр.

Вот Тьма! В прошлый раз просила же заменить!

Пришлось зажечь иллюзорный огонёк и уже при его свете обследовать комнату. Охранное заклинание оставалось целым, а ловушки из ниток и зеркал нетронутыми. Я вытащила из-под кровати сундучок. Внутри находился мой неприкосновенный запас: кошелёк с монетами, флакончик регенератора, пакетик семян ирса, успокаивающая настойка, зачарованный кинжал и светящиеся палочки. Во время путешествий с отцом я уяснила, что ничто так не продлевает жизнь, как вовремя найденный схрон.

Комнату я покинула ровно через минуту после своего фантома. Фальшивая Динара Лэсарт должна была пройти до конца улицы и раствориться в тени апельсинового дерева. Я же, прикрывшись иллюзией тощей прорицательницы, чью внешность скопировала тут же в гостевом доме, направилась к ближайшему путевому фонарю. Если нанятый извозчик и удивился озвученному маршруту, то не подал виду. К особняку Саторов мы подъехали окольными путями одинаково довольные друг другом: извозчик заработал лишние монеты, я убедилась в отсутствии слежки.

Родовое имение встретило меня тишиной и полумраком парка. Слуг в особняке всегда было немного, а после смерти своего господина и они исчезли. Мелькнула мысль, что родственник, обосновавшийся в Сумеречье, не спешил заявлять права на столичный особняк. Оно и понятно, кому охота привлекать внимание императора?

Я шла в абсолютной темноте, но видела как днём. Тьма, живущая во мне, затаилась, но тело понемногу менялось. И это было очень странно. Кровь ночной фурии всегда была частью меня, а вот родовые способности отсутствовали, пока Ионар Яростная не подбросила свинью собственным внукам. Неужели родовая магия настолько зависима от передачи силы? И почему отец мне про неё не рассказывал?

У меня практически не сохранилось воспоминаний из раннего детства. Все картинки в моём хранилище памяти были словно подёрнуты туманом. Отец говорил, это потому, что я слишком много болела. Малышкой я либо лежала в кровати и смотрела на пляшущее в камине пламя, либо сидела в кресле и любовалась заснеженными холмами Сумеречья. А потом пошла на поправку, и выяснилось, до чего же я резвый и неугомонный ребёнок, способный своими иллюзиями довести до невроза всех обитателей замка. Тогда отец и стал брать меня в поездки. Ему пришлось держать меня при себе, чтобы по возвращении не расхлёбывать последствия. Мои иллюзии были неуправляемы и часто формировались неосознанно. Только в ШИПе, после изучения теории создания иллюзий, я освоила их контроль, и тогда отец подключился к моим тренировкам. У него я научилась тому, о чём преподаватели могли только мечтать, и значительная часть моих знаний была получена здесь, в столичном особняке Саторов.

Задрав голову, я смотрела на внушительное двухэтажное здание, увенчанное одинокой башней. Лунный свет играл в тёмных провалах окон, но я помнила время, когда окна, наполненные магией иллюзий, выглядели живыми. Они казались порталами в удивительные миры, в которых побывал Эдриан Сатор. Так сквозь арки на первом этаже открывался вид на эльфийский сад, а в верхнем круглом окошке на вершине башни можно было любоваться столицей чёрных драконов.

Парадные двери особняка манили, приглашая снова очутиться в доме, где я когда-то была счастлива, но я решительно прошла мимо. Издалека казалось, что башня отца – отдельное здание, но на самом деле она примыкала к замку. Имелся и запасной вход, через который можно было попасть внутрь, минуя особняк. Дверь была надёжно скрыта иллюзией, но я знала, где искать, а заветные слова открывали путь в нутро башни.

Кабинет отца находился под самой крышей, но я в него не спешила, не стала я спускаться и в подземную лабораторию. Сейчас меня интересовала комната Орина. Хорошо зная привычки отца, я была уверена, что тот разместил своего ученика именно в башне, подальше от слуг и гостей. Моя комната была тут же, на втором этаже, и я почти не удивилась, когда обнаружила на месте соседней гостиной, в которой мы с отцом любили проводить вечера, мужскую спальню. Не удивилась, но горькая ревность всё равно царапнула по сердцу. Эта комната была мне дорога, в ней сохранилось столько хороших воспоминаний, а папа отдал её своему ученику.

Орин Ильсер обожал моего отца и восхищался его талантом иллюзиона. К этому выводу я пришла, бегло ознакомившись с обстановкой спальни. Нет, портретов Эдриана Сатора в них не было, но в шкафу хранились свитки и все номера «Магического вестника», в котором отец изредка публиковал статьи. Члены Совета Тёмных в той или иной степени занимались просветительской деятельностью, многие брали себе учеников или читали лекции. Мой отец успешно избегал этой повинности, мотивируя тем, что слишком часто бывал в разъездах. Маги скрипели зубами, понимая, что им не заманить гениальнейшего иллюзиона и чёрного мага на подиум преподавателя, но требовали, чтобы отец публиковался в журнале. Не отказались бы они и от более серьёзного труда, но отец слишком легкомысленно относился к научным трактатам и не считал себя обязанным передавать знания потомкам.

Эдриан Сатор любил жизнь, нёсся по ней столь стремительно и отчаянно, словно чувствовал, что его время на исходе.

Я вошла в башню, дав себе слово, что не стану тратить время на пустую скорбь и сожаления, но всё равно колени подогнулись, а по щекам потекли слёзы.

Мой папа…

Внутренний хронометр отсчитал ровно три минуты, потом я соскребла себя с пола и подошла к письменному столу.

Орин Ильсер вёл ежедневник. Тетрадь в кожаном переплёте, украшенная золочёным тиснением, приглашающе лежала посреди стола и прямо-таки притягивала взгляд. Решив оставить её напоследок, я заглянула в подставку для свитков и обнаружила несколько списков неотложных дел. Когда я развернула последний свиток, то все мысли о распорядке Орина и его записях вылетели из головы. Это была карта Тёмного Альянса. Не самая подробная, но зато на ней были обведены красным три области, находящиеся за границей союзных земель: острова королевства Ишарат, Солнечные горы гарпий и земли чёрных драконов. Три прилегающие территории, чьи обитатели были для Тёмного Альянса как кость в горле. И эти косточки были пронумерованы…

Цифра один значилась над королевством морских нагов. Возможно, кто-то другой, увидев эти заметки, счёл бы, что Орин всего лишь на досуге рассуждал о будущих победах Альянса, но я знала, что это не так. Я вытащила из сумки коробочку, и, когда открыла, в тусклом свете пульсара блеснули две пластины: одна зелёновато-синяя, размером с мелкую монету, другая матовая чёрная, такая жёсткая, что о её края можно было порезаться. На дне коробки лежало золотисто-рыжее перо гарпии. Чтобы его получить, мне пришлось пожертвовать кольцом с крупным сапфиром. При наложении иллюзии отец использовал ограничители, добыть которые мог не каждый. Теперь я была практически уверена, что этим и занимался пропавший Орин Ильсер.

На моих губах возникла горькая улыбка. Отец меня не бросил, просто его ученик не справился.

Чтобы убедиться в своей правоте, я протянула руку к ежедневнику, но в этот момент моя сумка дёрнулась. Помимо коробочки, в ней лежали сувениры, которые мне вручили на память одногруппники. Я покинула Военную академию Карагата на несколько часов и намеревалась вернуться до рассвета, но собралась так, словно больше никогда её не увижу. Ещё одно правило Эдриана Сатора: «Уходя на час, будь готов расстаться на всю жизнь».

Сигнал подала статуэтка грифона. Ощутив тепло моих пальцев, крошечная фигурка встрепенулась, и из неё раздался голос Войского:

– Динара, прости… но, похоже, я могу умереть. Глупо получилось. Если слышишь… Я у трёх фонтанов.

Грифон в моих руках замер, снова превратившись в видимость обычного сувенира. Войский оставил мне на память переговорное устройство.

Фонтан Триединства – памятник, символизирующий единство трёх главных союзников Тёмного Альянса: империи Нордшар, королевства Азрот и подземного королевства дроу. Я домчалась в условленное место за десять минут. Возница нещадно подгонял лошадь, так что мне пришлось раскошелиться на восстанавливающее снадобье для животины. Статуэтка грифона молчала, хотя я больше не выпускала её из пальцев. Только бы успеть. Только бы обошлось…

Трёхглавый фонтан возвышался в центре площади, но я поспешила не к нему, а к увитой плющом беседке, над которой мерцал крошечный иллюзорный пульсар.

Войский дышал! И дыхание было хриплым, тяжёлым, я услышала его до того, как смогла рассмотреть сквозь скрываюший полог лежащего на лавке иллюзиониста. Моё сердце, готовое выскочить от тревоги, болезненно сжалось.

– Тьма, Войский, не смей меня так пугать!

Я ощупала покрытый испариной лоб парня, потом обследовала его шею, грудь и наткнулась на мокрую ткань жилета, рана была справа под рёбрами. Едва я её задела, с губ Войского сорвался стон.

– Хренушки. Эта страшилка по твоей части.

Войский имел в виду мою Тьму, я осознала это, только когда помогла ему сесть.

– Идиот. Как же тебя так угораздило?

– Влип. Да. Течёт, зараза.

– Идти сможешь? Тебе нужно место, где можно отлежаться.

– Полежать я могу и здесь.

– Здесь тебя никто не напоит вкусным регенератором.

Я забросила руку Войского себе на плечо и обхватила за поясницу.

– Лэсарт, умеешь ты воодушевлять на подвиги. Ау! Садистка…