Убить пересмешника

Он был большой знаток законов, и хоть со стороны могло показаться, будто он небрежен и невнимателен, но на самом деле он всякий процесс направлял твердой и уверенной рукой. Один только раз судья Тейлор стал в тупик, и запутали его Канингемы. В Старом Сарэме, на их постоянной территории, поселились когда-то две разные семьи, но, на беду, фамилия у них была одна и та же. Канингемы и Конингемы женились и выходили замуж друг за друга, и которая фамилия как пишется – уже никого не интересовало. А потом какой-то Канингем стал оспаривать земельный участок у одного из Конингемов и подал в суд. На суде Джимс Канингем показал, что его мать на всех документах подписывалась Канингем, но на самом деле она была Конингем, просто она не сильна была в правописании, да и читала мало, сядет, бывало, вечером на крыльце и просто глядит в одну точку. Девять часов кряду судья Тейлор выслушивал показания о странностях и причудах обитателей Старого Сарэма, а потом объявил: дело прекращается. Его спросили, на каком основании, и он сказал – с обоюдного согласия сторон, и он надеется, что тяжущиеся вполне удовлетворены уже тем, что отвели душу на людях. Так оно и было. Они главным образом того и добивались.

У судьи Тейлора была одна смешная привычка. Он разрешал курить в зале суда, но сам никогда не курил, зато иной раз, если повезет, удавалось видеть, как он сунет в зубы длиннейшую незажженную сигару и начинает медленно ее жевать. Понемногу сигара вся исчезала у него во рту, а через несколько часов судья Тейлор выплевывал ее в виде жвачки. Один раз я спросила Аттикуса, как же миссис Тейлор может с ним целоваться, но Аттикус сказал – они не так уж часто целуются.

Возвышение для свидетелей находилось по правую руку от судьи Тейлора, и, когда мы добрались до своих мест и сели, на него уже поднялся мистер Гек Тейт.





Глава 17




– Джим, – сказала я, – а вон там не Юэлы сидят?

– Ш-ш, – сказал Джим. – Мистер Тейт дает показания.

Мистер Тейт для такого случая принарядился. На нем был самый обыкновенный костюм, так что он стал похож на всех людей – ни высоких сапог, ни кожаной куртки, ни пояса с патронами. С этой минуты я перестала его бояться. Он сидел в свидетельском кресле, подавшись вперед, зажав руки между колен, и внимательно слушал выездного прокурора.

Этого прокурора, мистера Джилмера, мы почти не знали. Он был из Эбботсвила; мы его видели только во время судебных сессий, да и то редко, потому что обычно нас с Джимом суд мало интересовал. Мистер Джилмер был уже наполовину лысый, с гладко выбритым лицом, ему можно было дать и сорок лет, и все шестьдесят. Сейчас он стоял к нам спиной, но мы знали – один глаз у него косит, и он ловко этим пользуется: он на тебя и не смотрит, а кажется – так и сверлит взглядом, и от этого присяжные и свидетели его боятся. Присяжные воображают, что он строго за ними следит, и стараются слушать внимательно, и свидетели тоже.

– …своими словами, мистер Тейт, – говорил он.

– Так вот, – сказал мистер Тейт собственным коленкам и потрогал очки. – Меня вызвали…

– Может быть, вы будете обращаться к присяжным, мистер Тейт? Благодарю вас. Кто именно вас вызвал?

– Меня позвал Боб… то бишь вот он, мистер Боб Юэл, это было вечером…

– Когда именно, сэр?

– Вечером двадцать первого ноября, – сказал мистер Тейт. – Я как раз собирался домой, и тут ко мне вошел Бо… мистер Юэл, сам не свой, и сказал – идем скорей, один черномазый снасильничал над моей дочкой.

– И вы пошли?

– Ну конечно. Вскочил в машину и помчался.

– И что вы застали на месте происшествия?

– Она лежала на полу в первой комнате, как войдешь – направо. Она была порядком избита, я помог ей подняться на ноги, и она ополоснула лицо – там в углу стояло ведро – и сказала, что ей уже получше. Я спросил, кто ее обидел, и она сказала – Том Робинсон…

Судья Тейлор до сих пор внимательно разглядывал свои ногти, а тут поднял голову, будто ожидал возражений, но Аттикус молчал.

– …я спросил: это он ее так исколотил? И она сказала – да. Я спросил, одолел ли он ее, и она сказала – да. Тогда я пошел за Робинсоном и привел его к Юэлам. Она признала, что это он самый и есть, я его и забрал. Вот и все.

– Благодарю вас, – сказал мистер Джилмер.

Судья Тейлор сказал:

– Есть вопросы, Аттикус?

– Да, – сказал мой отец.

Он сидел за своим столом, не посередине, а сбоку, закинув ногу за ногу, одна рука его лежала на спинке стула.

– А вы врача вызвали, шериф? – спросил Аттикус. – Или может быть, кто-нибудь другой вызвал?

– Нет, сэр, – сказал мистер Тейт.

– Никто не позвал врача?

– Нет, сэр, – повторил мистер Тейт.

– Почему? – спросил Аттикус построже.

– Ну, очень просто. Это было ни к чему, мистер Финч. Она была порядком избита. Сразу видно было, что дело неладно.

– Но врача вы не вызвали? И, пока вы там были, никто другой за врачом не посылал, и не привел врача, и ее к врачу не отвел?

– Нет, сэр…

Тут вмешался судья Тейлор:


– Он уже три раза ответил вам на вопрос, Аттикус. Врача он не вызывал.

– Я только хотел удостовериться, – сказал Аттикус, и судья улыбнулся.

Рука Джима спокойно лежала на перилах галереи, а тут он вдруг вцепился в них изо всей силы и шумно перевел дух. Я поглядела вниз, в зал, там никто особенно не волновался, и я подумала – что это он разыгрывает трагедию? Дилл слушает спокойно, и преподобный Сайкс рядом с ним – тоже.

– Ты чего? – шепотом спросила я, но Джим только сердито на меня зашипел.

– Шериф, – сказал Аттикус, – вы говорите, она была сильно избита. Как именно?

– Ну-у…

– Вы просто опишите, Гек, какие следы побоев вы заметили.

– Ну, видно, что по лицу били. И на руках повыше локтя показались синяки, прошло-то уже с полчаса…

– Откуда вы знаете?

Мистер Тейт усмехнулся:

– Виноват, это я с их слов. Во всяком случае, она была порядком избита, когда я туда пришел, и под глазом наливался здоровенный фонарь.

– Под которым глазом?

Мистер Тейт мигнул и обеими руками пригладил волосы.

– Дайте-ка сообразить, – сказал он негромко и поглядел на Аттикуса так, будто думал – о каких пустяках спрашивает!

– Не можете вспомнить? – сказал Аттикус.

Мистер Тейт ткнул пальцем в кого-то невидимого прямо перед собой и сказал:

– Левый глаз.

– Одну минуту, шериф, – сказал Аттикус. – Левый глаз – это если она перед вами стоит или если она смотрит в ту же сторону, что и вы?

– А, да, верно, – сказал мистер Тейт, – стало быть, это правый. У нее правый глаз был подбит, мистер Финч. Теперь я припоминаю, и щека и вся эта сторона в ссадинах и распухла…

Мистер Тейт опять замигал, словно вдруг что-то понял. Повернулся и поглядел на Тома Робинсона. И Том Робинсон поднял голову, будто почувствовал его взгляд.

Аттикус, видно, тоже что-то понял и порывисто поднялся.

– Шериф, повторите, пожалуйста, что вы сказали.

– Я сказал, у нее подбит был правый глаз.

– Не то…

Аттикус подошел к столу секретаря, наклонился и стал смотреть, как у того рука быстро бегает по бумаге. Секретарь остановился, перелистал блокнот со стенограммой и прочитал:

– «Мистер Финч, теперь я припоминаю, и щека и вся эта сторона в ссадинах и распухла».

Аттикус выпрямился и поглядел на мистера Тейта.

– Повторите, пожалуйста, Гек, какая сторона?

– Правая сторона, мистер Финч, но были и еще синяки, про них тоже рассказать?

Аттикус, видно, уже хотел задать новый вопрос, но передумал и сказал:

– Да, так какие там были еще синяки?

И, пока мистер Тейт отвечал, Аттикус повернулся к Тому Робинсону, будто хотел сказать – вот это новость!

– …руки были в синяках и ссадинах, и шею она мне показала. У нее на горле пальцы так и отпечатались…

– На горле, кругом? И сзади на шее тоже?

– Со всех сторон, мистер Финч, оно и неудивительно.

– Вот как?

– Ну да, сэр, у нее шея тоненькая, всякий может ее обхватить и…