Убить пересмешника
Часть 11 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пойдем туда, – сказал Джим. – А то они удивятся, где мы.
У своей калитки стоял мистер Натан Рэдли с дробовиком в руках. Перед ним на тротуаре – Аттикус, мисс Моди и мисс Стивени Кроуфорд, в двух шагах от них мисс Рейчел и мистер Эйвери. Нас никто не заметил.
Мы тихонько подошли к мисс Моди, она оглянулась.
– А вы все где были? Разве вы ничего не слыхали?
– Что случилось? – спросил Джим.
– В огород к мистеру Рэдли забрался негр, и мистер Рэдли в него стрелял.
– О-о! И попал?
– Нет, – сказала мисс Стивени, – он стрелял в воздух. Напугал негра так, что он весь побелел. Говорит, если кто увидит белого негра, так это тот самый и есть. Говорит, у него второй ствол заряжен и, если в огороде еще что-нибудь шелохнется, он будет бить прямо в цель, будь то собака, негр или… Джим Фи-инч!
– Что, мэм?
Тут заговорил Аттикус:
– Где твои штаны?
– Штаны, сэр?
– Да, штаны.
Что тут было говорить. Джим стоял перед всеми в одних трусах. Я тяжело вздохнула.
– Э-э… мистер Финч!
В ярком свете уличного фонаря я видела – Дилл готовится соврать: глаза у него расширились, пухлая ангельская рожица стала еще круглее.
– Что скажешь, Дилл? – спросил Аттикус.
– Я… я их у него выиграл, – туманно объяснил Дилл.
– Как так выиграл?
Дилл почесал в затылке, провел рукой по лбу.
– Мы там у пруда играли в раздевальный покер.
Мы с Джимом облегченно вздохнули. Соседям, видно, тоже все стало понятно, они так и застыли. Только что это за покер такой?
Мы так и не успели это узнать, мисс Рейчел вдруг завопила, как пожарная сирена:
– О господи, Дилл Харрис! Играть у моего пруда в азартные игры? Вот я тебе покажу раздевальный покер!
Аттикус спас Дилла от немедленного увечья.
– Одну минуту, мисс Рейчел, – сказал он. – Я никогда раньше не слыхал, чтобы они занимались чем-либо подобным. Вы что же, играли в карты?
Джим очертя голову кинулся спасать положение:
– Нет, сэр, просто в спички.
Не всякий сумеет так найтись, как мой брат! Спички – штука опасная, но карты – верная погибель.
– Джим и Глазастик, – сказал Аттикус, – чтоб я больше не слышал ни о каком покере. Джим, поди с Диллом и возьми свои штаны обратно. Разберитесь между собой сами.
– Не бойся, Дилл, – сказал Джим, когда мы побежали прочь, – ничего она с тобой не сделает. Аттикус ее заговорит. А ты быстро сообразил. Слушай… слышишь?
Мы приостановились и услышали голос Аттикуса:
– …ничего серьезного… все они проходят через это, мисс Рейчел…
Дилл успокоился, но нам с Джимом покоя не было. Откуда Джиму утром взять штаны?
– Я дам тебе какие-нибудь свои, – предложил Дилл, когда мы дошли до дома мисс Рейчел.
Джим сказал:
– Спасибо, в твои мне не влезть.
Мы попрощались, и Дилл ушел в дом. Потом, видно, вспомнил, что мы с ним помолвлены, выбежал опять и тут же при Джиме наскоро меня поцеловал.
– Пиши мне, ладно? – заорал он нам вдогонку.
Не останься Джим без штанов, мы бы все равно плохо спали в эту ночь. Я свернулась на своей раскладушке на задней веранде, и каждый ночной шорох казался мне оглушительным: зашуршит гравий у кого-то под ногами – это рыщет Страшила Рэдли, подгоняемый жаждой мести; засмеется где-то в темноте прохожий-негр – это гонится за нами Страшила; ночные мотыльки бьются о проволочную сетку на окне – это Страшила в бешенстве рвет ее; платаны надвигались на нас, живые, злобные. Долго я томилась между сном и явью, потом услышала шепот Джима:
– Трехглазка, ты спишь?
– Ты что, спятил?
– Тс-с… У Аттикуса уже темно.
В слабом свете заходящей луны я увидела – Джим спустил ноги с кровати.
– Я пошел за штанами, – сказал он.
Я так и села.
– Не смей! Не пущу!
Джим торопливо натягивал рубашку.
– Надо.
– Только попробуй – и я разбужу Аттикуса.
– Только попробуй – и я тебя убью.
Я вцепилась в него и заставила сесть рядом со мной. Надо как-нибудь его отговорить.
– Мистер Натан утром их найдет. Он знает, что это ты потерял. Конечно, будет плохо, когда он их принесет Аттикусу… Ну и все, и ничего тут не сделаешь. Ложись!
– Это я все и сам знаю, – сказал Джим. – Потому и иду.
Меня даже затошнило. Вернуться туда одному… Как это сказала мисс Стивени: у мистера Натана второй ствол заряжен, и, если в огороде шелохнется негр, собака или… Джим это понимал не хуже меня. Я чуть с ума не сошла от страха.
– Не надо, Джим, не ходи! Ну, выдерет Аттикус – это больно, но пройдет. А там тебя застрелят. Джим, ну пожалуйста!..
Джим терпеливо вздохнул.
– Понимаешь, Глазастик, – тихо сказал он, – сколько я себя помню, Аттикус меня ни разу не ударил. И мне неохота пробовать.
А ведь и правда. Аттикус только грозил нам чуть не каждый день.
– Значит, он ни разу тебя ни на чем таком не поймал.
– Может быть, но… мне неохота пробовать, Глазастик. Зря мы туда сегодня полезли.
Вот с этого часа, наверно, мы с Джимом и начали отдаляться друг от друга. Случалось, он и раньше ставил меня в тупик, но ненадолго. А этого я понять не могла.
– Ну пожалуйста, не ходи! – упрашивала я. – Знаешь, как там будет страшно одному…
– Да замолчи ты!
– Ну выдерет… ведь это не то, что он никогда больше не будет с тобой разговаривать или… Я его разбужу, Джим, честное слово, я…
Джим сгреб меня за ворот пижамы и чуть не задушил.
– Тогда я пойду с тобой… – еле выговорила я.
– Нет, не пойдешь, ты только наделаешь шуму.
Ну что с ним делать. Я отодвинула щеколду и держала дверь, пока он тихонько спускался с заднего крыльца. Было, наверно, часа два. Луна уже заходила, и перепутанные на земле тени становились неясными, расплывчатыми. Белый хвостик рубашки Джима то подскакивал, то нырял в темноте, точно маленький призрак, бегущий от наступающего утра. Я вся обливалась по́том, но подул ветерок, и стало прохладно.
Наверно, он пошел в обход, по Оленьему лугу и через школьный двор, – по крайней мере, он двинулся в ту сторону. Это дальше, и волноваться еще рано. Я ждала – вот сейчас настанет время волноваться, вот грохнет дробовик мистера Рэдли. Потом как будто скрипнула изгородь. Но это только почудилось.
Потом послышался кашель Аттикуса. Я затаила дыхание. Иной раз, вставая среди ночи, мы видели, он еще читает. Он говорил, что часто просыпается по ночам, заходит поглядеть на нас, а потом читает, пока опять не заснет. Я ждала – вот сейчас он зажжет лампу – и вглядывалась, не просочится ли в коридор струйка света. Но было по-прежнему темно, и я перевела дух.
Ночные мошки и мотыльки угомонились, но чуть подует ветерок – и слышно, как на крышу падают платановые шишки, а где-то вдалеке лают собаки, и от этого в темноте совсем уж тоскливо и одиноко.
Вот и Джим возвращается. Белая рубашка перескочила через ограду и становится все больше. Вот он поднялся по ступеням, задвинул щеколду, сел на кровать. Не говоря ни слова, показал найденные штаны. Потом лег, и некоторое время я слышала, как трясется его раскладушка. Скоро он затих. Больше я его не слышала.
У своей калитки стоял мистер Натан Рэдли с дробовиком в руках. Перед ним на тротуаре – Аттикус, мисс Моди и мисс Стивени Кроуфорд, в двух шагах от них мисс Рейчел и мистер Эйвери. Нас никто не заметил.
Мы тихонько подошли к мисс Моди, она оглянулась.
– А вы все где были? Разве вы ничего не слыхали?
– Что случилось? – спросил Джим.
– В огород к мистеру Рэдли забрался негр, и мистер Рэдли в него стрелял.
– О-о! И попал?
– Нет, – сказала мисс Стивени, – он стрелял в воздух. Напугал негра так, что он весь побелел. Говорит, если кто увидит белого негра, так это тот самый и есть. Говорит, у него второй ствол заряжен и, если в огороде еще что-нибудь шелохнется, он будет бить прямо в цель, будь то собака, негр или… Джим Фи-инч!
– Что, мэм?
Тут заговорил Аттикус:
– Где твои штаны?
– Штаны, сэр?
– Да, штаны.
Что тут было говорить. Джим стоял перед всеми в одних трусах. Я тяжело вздохнула.
– Э-э… мистер Финч!
В ярком свете уличного фонаря я видела – Дилл готовится соврать: глаза у него расширились, пухлая ангельская рожица стала еще круглее.
– Что скажешь, Дилл? – спросил Аттикус.
– Я… я их у него выиграл, – туманно объяснил Дилл.
– Как так выиграл?
Дилл почесал в затылке, провел рукой по лбу.
– Мы там у пруда играли в раздевальный покер.
Мы с Джимом облегченно вздохнули. Соседям, видно, тоже все стало понятно, они так и застыли. Только что это за покер такой?
Мы так и не успели это узнать, мисс Рейчел вдруг завопила, как пожарная сирена:
– О господи, Дилл Харрис! Играть у моего пруда в азартные игры? Вот я тебе покажу раздевальный покер!
Аттикус спас Дилла от немедленного увечья.
– Одну минуту, мисс Рейчел, – сказал он. – Я никогда раньше не слыхал, чтобы они занимались чем-либо подобным. Вы что же, играли в карты?
Джим очертя голову кинулся спасать положение:
– Нет, сэр, просто в спички.
Не всякий сумеет так найтись, как мой брат! Спички – штука опасная, но карты – верная погибель.
– Джим и Глазастик, – сказал Аттикус, – чтоб я больше не слышал ни о каком покере. Джим, поди с Диллом и возьми свои штаны обратно. Разберитесь между собой сами.
– Не бойся, Дилл, – сказал Джим, когда мы побежали прочь, – ничего она с тобой не сделает. Аттикус ее заговорит. А ты быстро сообразил. Слушай… слышишь?
Мы приостановились и услышали голос Аттикуса:
– …ничего серьезного… все они проходят через это, мисс Рейчел…
Дилл успокоился, но нам с Джимом покоя не было. Откуда Джиму утром взять штаны?
– Я дам тебе какие-нибудь свои, – предложил Дилл, когда мы дошли до дома мисс Рейчел.
Джим сказал:
– Спасибо, в твои мне не влезть.
Мы попрощались, и Дилл ушел в дом. Потом, видно, вспомнил, что мы с ним помолвлены, выбежал опять и тут же при Джиме наскоро меня поцеловал.
– Пиши мне, ладно? – заорал он нам вдогонку.
Не останься Джим без штанов, мы бы все равно плохо спали в эту ночь. Я свернулась на своей раскладушке на задней веранде, и каждый ночной шорох казался мне оглушительным: зашуршит гравий у кого-то под ногами – это рыщет Страшила Рэдли, подгоняемый жаждой мести; засмеется где-то в темноте прохожий-негр – это гонится за нами Страшила; ночные мотыльки бьются о проволочную сетку на окне – это Страшила в бешенстве рвет ее; платаны надвигались на нас, живые, злобные. Долго я томилась между сном и явью, потом услышала шепот Джима:
– Трехглазка, ты спишь?
– Ты что, спятил?
– Тс-с… У Аттикуса уже темно.
В слабом свете заходящей луны я увидела – Джим спустил ноги с кровати.
– Я пошел за штанами, – сказал он.
Я так и села.
– Не смей! Не пущу!
Джим торопливо натягивал рубашку.
– Надо.
– Только попробуй – и я разбужу Аттикуса.
– Только попробуй – и я тебя убью.
Я вцепилась в него и заставила сесть рядом со мной. Надо как-нибудь его отговорить.
– Мистер Натан утром их найдет. Он знает, что это ты потерял. Конечно, будет плохо, когда он их принесет Аттикусу… Ну и все, и ничего тут не сделаешь. Ложись!
– Это я все и сам знаю, – сказал Джим. – Потому и иду.
Меня даже затошнило. Вернуться туда одному… Как это сказала мисс Стивени: у мистера Натана второй ствол заряжен, и, если в огороде шелохнется негр, собака или… Джим это понимал не хуже меня. Я чуть с ума не сошла от страха.
– Не надо, Джим, не ходи! Ну, выдерет Аттикус – это больно, но пройдет. А там тебя застрелят. Джим, ну пожалуйста!..
Джим терпеливо вздохнул.
– Понимаешь, Глазастик, – тихо сказал он, – сколько я себя помню, Аттикус меня ни разу не ударил. И мне неохота пробовать.
А ведь и правда. Аттикус только грозил нам чуть не каждый день.
– Значит, он ни разу тебя ни на чем таком не поймал.
– Может быть, но… мне неохота пробовать, Глазастик. Зря мы туда сегодня полезли.
Вот с этого часа, наверно, мы с Джимом и начали отдаляться друг от друга. Случалось, он и раньше ставил меня в тупик, но ненадолго. А этого я понять не могла.
– Ну пожалуйста, не ходи! – упрашивала я. – Знаешь, как там будет страшно одному…
– Да замолчи ты!
– Ну выдерет… ведь это не то, что он никогда больше не будет с тобой разговаривать или… Я его разбужу, Джим, честное слово, я…
Джим сгреб меня за ворот пижамы и чуть не задушил.
– Тогда я пойду с тобой… – еле выговорила я.
– Нет, не пойдешь, ты только наделаешь шуму.
Ну что с ним делать. Я отодвинула щеколду и держала дверь, пока он тихонько спускался с заднего крыльца. Было, наверно, часа два. Луна уже заходила, и перепутанные на земле тени становились неясными, расплывчатыми. Белый хвостик рубашки Джима то подскакивал, то нырял в темноте, точно маленький призрак, бегущий от наступающего утра. Я вся обливалась по́том, но подул ветерок, и стало прохладно.
Наверно, он пошел в обход, по Оленьему лугу и через школьный двор, – по крайней мере, он двинулся в ту сторону. Это дальше, и волноваться еще рано. Я ждала – вот сейчас настанет время волноваться, вот грохнет дробовик мистера Рэдли. Потом как будто скрипнула изгородь. Но это только почудилось.
Потом послышался кашель Аттикуса. Я затаила дыхание. Иной раз, вставая среди ночи, мы видели, он еще читает. Он говорил, что часто просыпается по ночам, заходит поглядеть на нас, а потом читает, пока опять не заснет. Я ждала – вот сейчас он зажжет лампу – и вглядывалась, не просочится ли в коридор струйка света. Но было по-прежнему темно, и я перевела дух.
Ночные мошки и мотыльки угомонились, но чуть подует ветерок – и слышно, как на крышу падают платановые шишки, а где-то вдалеке лают собаки, и от этого в темноте совсем уж тоскливо и одиноко.
Вот и Джим возвращается. Белая рубашка перескочила через ограду и становится все больше. Вот он поднялся по ступеням, задвинул щеколду, сел на кровать. Не говоря ни слова, показал найденные штаны. Потом лег, и некоторое время я слышала, как трясется его раскладушка. Скоро он затих. Больше я его не слышала.