Убежище

* * *


– Подтяни носок, – приказывает мама, захлопнув пассажирскую дверь.

Нагнувшись, я подтягиваю свои выцветшие гольфы. Мы стоим у нашей машины, припаркованной перед большими черными воротами. Они открыты; другие автомобили почти непрерывным потоком проезжают дальше по дороге. Мама сказала, сегодня там вечеринка. Удачное время, чтобы встретиться с ним.

– Помни, о чем я тебе говорила, – наставляет она, поднимает меня, застегивает верхнюю пуговицу кардигана и одергивает мою блузку. Я смотрю в сторону, теряя терпение. Мне двенадцать, а мама одела меня, как пятилетнего ребенка.

– Если он начнет сердиться, – продолжает она; ее голос и руки одинаково дрожат, – ты должна будешь мне помочь, ясно? Скажешь ему, что нам нужны деньги. Если мы не получим помощь, Ник, тебе придется покинуть квартиру, свою комнату, оставить все свои вещи и спать в чужих домах. Они могут забрать тебя у меня. – Мама сжимает мои плечи, тяжело дыша. – Ведь ты хочешь вернуться домой сегодня, да?

Я киваю.

– Тогда красиво улыбайся, – кричит из открытого окна Джейк, ее бойфренд, сидящий за рулем.

Мне нужно красиво улыбаться. Быть приветливой с тем, кто никогда не проявлял доброты ко мне. С тем, кто не хотел меня видеть. От этих мыслей в животе все переворачивается. Я не могу даже сжать кулаки – настолько слабой себя чувствую.

– Поторапливайся, Люс, – говорит Джейк маме.

Я знаю, почему он хочет, чтобы мы поторопились, и для чего ему нужны деньги. Им обоим. Разумеется, если нам повезет получить хоть что-то, меня накормят и, может, купят поношенную одежду и обувь. Мои носки настолько старые, что уже стали малы. И я мою голову обычным мылом вот уже месяц.

Но остальное мама с Джейком прокутят. Каждый раз, когда у нас появляются деньги, я не успеваю моргнуть, как они улетучиваются.

Мать берет меня за руку. Войдя через ворота, я следую за ней по длинной подъездной дорожке. Сердце щемит, когда я оглядываюсь по сторонам. Тут так красиво. Целые акры зеленого газона с обеих сторон от асфальта, деревья, кусты, и так пахнет цветами… Боже, интересно, каково будет просто пуститься бегом по этим просторам? Делать колесо, взбираться на красные дубы, устраивать танцы под дождем?

Впереди я замечаю дом. Белый камень выглядит ослепительно на фоне голубого неба. Машины едут по круговой подъездной дорожке. Перед домом виднеются красные пятна – наверное, это розовые кусты, хотя мы еще довольно далеко, поэтому я не могу их разглядеть.

Чем ближе подходим, тем больше я начинаю нервничать. Мне хочется остановиться, а если будет нужно, и упереться пятками в землю. Затем развернуться и сказать: «Я буду воровать еду из маленького магазинчика на нашей улице, если придется, только не заставляйте идти в этот дом». Мне не впервой. Нам были нужны молоко и хлопья, и мама сказала, чтобы я их достала. Если меня поймают за кражу, будучи несовершеннолетней, я отделаюсь легче, чем она.

Остановившись практически у входной двери, мама немного приседает. Ее длинное пальто – единственная красивая вещь в гардеробе; под ней скрывается дешевый наряд. Она держит меня за плечи с грустью в глазах.

– Прости. Дети не должны проходить через такое. – С отчаянным видом мама осматривается вокруг, чуть не плача. – Если бы ты знала, как сильно я хочу, чтобы у тебя было все. Ты ведь понимаешь, что достойна этого, правда?

Я молча смотрю, как ее глаза наполняются слезами. Она непутевая мать и зачастую не думает обо мне, так что порой я ненавижу те обстоятельства, в которых оказалась… И все же знаю: она меня любит. Этого не всегда достаточно, но я вижу, что мама старается.

– Как бы мне хотелось увезти тебя и купить нам такой же дом, – говорит она мечтательно, – чтобы ты всегда улыбалась. – Поднявшись, мама разглаживает складки на своем пальто. – Меня убивает то, что его гаденыш-сын получает все, что хочет, а у тебя нет ничего.

Дэймон. Сын моего отца. Единственный ребенок, которого он признал.

Мать всего несколько раз упоминала о нем, хотя никогда с ним не встречалась. Он только родился, когда она забеременела мной, но мы уже были наслышаны: с Дэймоном проблем не оберешься.

Она снова берет меня за руку и подводит к двери, которую держит открытой слуга, встречающий гостей.

Женщина в сверкающем платье, прищурившись, смотрит на меня сверху вниз, изучая мою одежду. Я быстро отвожу взгляд.

Люди входят в дом, и мы следуем за ними, но мужчина, стоящий у двери, останавливает маму, положив руку ей на плечо.

– Извините, кто вы?

– Мне нужно увидеть Гэбриэла.

Слуга, одетый в белую жилетку, встает перед ней, преграждая путь.

Я выглядываю из-за него и вижу людей в шикарных костюмах и платьях, идущих от двери в глубь дома.

– Мистер Торренс в данный момент принимает гостей.

Приобняв меня, мать решительно отвечает:

– Это его ребенок. Если я не увижусь с ним сейчас, то буду ходить по Тандер-Бэй и раструблю об этом всем жителям вашей тихой деревушки.

Мужчина поджимает губы, и я замечаю, как несколько человек оборачиваются, чтобы посмотреть на нас. Внутри все переворачивается. Вдруг Гэбриэлу все равно, если она это сделает?

Слуга кивает другому мужчине, стоящему возле стены, и тот подходит ближе. Сердце начинает колотиться, пока я наблюдаю, как он обыскивает маму. Закончив с ней, здоровый охранник поворачивается ко мне и проводит ладонями по моим рукам. Я дергаюсь, и мать оттаскивает меня в сторону.

– Не прикасайся к ней, – требует она.

Дрожа, я прижимаюсь к ней, стараюсь спрятаться.

– Следуйте за мной, – говорит слуга и ведет нас в дом.

Я оглядываюсь вокруг, замечая библиотеку, кабинет, какую-то гостиную. Тут практически все темного цвета и сделано из дерева: лестница, мебель, некоторые стены… Когда мы проходим мимо лестницы, краем глаза я замечаю силуэт, стоящий наверху, и поднимаю взгляд.


Это мальчик. Он прислонился к стене, скрестив руки на груди, и внимательно смотрит на нас. У него, как и у меня, темные волосы, но глаза, прищуренные и невозмутимые, кажутся темнее моих. Что-то в его взгляде заставляет меня сжаться. Это он?

– Подождите здесь, – говорит мужчина.

Мы с мамой останавливаемся у двери, а слуга сворачивает за угол.

Мама держит мою ладонь обеими руками. Она делала так, когда пару лет назад к нам домой приходили из службы защиты детей, и еще, когда моим настойчивым учителям удавалось убедить ее посещать родительские собрания. Мама нервничает.

Я слышу чьи-то тяжелые шаги. Сердце подпрыгивает к горлу, и на мгновение я перестаю дышать. На пол падает тень. Подняв глаза, вижу высокого, хорошо одетого мужчину, стремительно приближающегося к нам. Темные волосы с проседью, красивый черный костюм и рубашка, начищенные туфли… Я смотрю на него широко распахнутыми глазами. От его сильного запаха – смеси одеколона и табака – у меня перехватывает дыхание.

Подойдя к матери вплотную, он рявкает таким грозным голосом, что мои руки начинают дрожать:

– Знаешь, что может быть хуже бедной шлюхи-наркоманки? Мертвая бедная шлюха-наркоманка.

Потом он смотрит на меня и приказывает:

– Сядь. Живо.

Прерывисто дыша – глубже не получается – я плюхаюсь на скамейку и нервно дергаю себя за пальцы. Мужчина толкает маму к двери, за которой я вижу стол и какие-то книги, а затем закрывает ее.

О боже. Он такой жестокий. Почему? Да, мать может создавать проблемы, и даже я иногда стыжусь ее, но никогда не желала ей зла.

Я моргаю, чтобы остановить внезапно накатившие слезы. Мне не хочется здесь находиться. Эти люди просто ужасны. По словам мамы, мой папа владеет медиакомпанией и состоит в нескольких советах директоров, что бы это ни значило, но, помимо этого, занимается чем-то еще. Она работала у него, но не уточняет, кем.

Мне хочется уйти. Я не хочу иметь ничего общего с отцом, не хочу больше ничего знать о нем.

Мой взгляд улавливает какое-то движение. Подняв глаза, я вижу, что по коридору идет тот темноглазый мальчик. Он выглядит расслабленным, держит за горлышко зеленую бутылку и вдруг, остановившись у дверного проема, поворачивается ко мне.

Я облизываю пересохшие губы. Волоски на руках встают дыбом. От смущения я отвожу взгляд, но украдкой все равно поглядываю на мальчика.

Судя по черным брюкам и кожаным туфлям, его пытались одеть нарядно, но рубашка с закатанными рукавами уже местами выбилась из-под пояса. Волосы аккуратно причесаны. Я замечаю, что он смотрит на меня с подозрительным прищуром из-под четко выраженных арок темных бровей. У меня такие же брови. Мама говорит, благодаря им мои зеленые глаза кажутся особенно выразительными. Его взгляд тоже пронзает насквозь.

Мальчик делает глоток из бутылки – кажется, это пиво, – хотя выглядит немногим старше меня.

Из-за закрытой двери слышится приглушенная ругань. Я снова поднимаю глаза на мальчика. Мой отец, похоже, знал, кто я такая. А знает ли он?

– Ты мой брат? – спрашиваю я.

Уголки его губ приподнимаются в ухмылке. Он нисколько не шокирован моим вопросом.

Подойдя ближе, мальчишка останавливается в нескольких шагах от меня. Запрокинув бутылку, он делает пару глотков и допивает свой напиток, пока я наблюдаю, как его кадык быстро поднимается и опускается. Потом оборачивается и втыкает ее горлышком вниз в цветочный горшок, стоящий на столе.

Он наклоняется, опирается одной рукой о стену у меня над головой, а второй гладит мою щеку. Я резко отстраняюсь, но деваться мне некуда.

Когда мальчик приближается, в нос ударяет запах пива. На моей шее выступает холодная испарина. Он собирается меня поцеловать?

Наши рты разделяют какие-то сантиметры. Он внимательно смотрит мне в глаза…

– Тебе нравятся змеи?

Нравятся ли мне… змеи?

Я отрицательно качаю головой.

Что-то вспыхивает в его глазах. Вдруг он выпрямляется и берет меня за руку.

– Идем.

Он стягивает меня со скамейки. Оступаясь, я следую за ним.

– Нет, подожди, – пытаюсь возразить я. – Думаю, мне нужно дождаться маму. Не хочу, чтобы она рассердилась.

Но мальчик продолжает идти дальше, направляясь к лестнице; я не сопротивляюсь, чтобы его не разозлить. Если разозлю брата, мой отец рассердится еще сильнее.

Он так сильно сжимает мою руку, что кожа горит. Мы быстро поднимаемся и, обогнув балюстраду, идем по коридору, в конце которого я вижу дверь. Внезапно мы оказываемся в темноте. Лишь слабое пятно света виднеется где-то вдалеке. Мое сердце так сильно бьется, что становится трудно дышать. Где мы?

Я цепляюсь ногой за что-то и спотыкаюсь. Чтобы не упасть, хватаюсь за его рубашку сзади, и понимаю, что оказалась на очередной лестнице. Мальчик поднимается выше. Пытаясь не потерять равновесие, я держусь за стену. Ступеньки такие крутые. В доме есть третий этаж?

Открыв дверь, он вталкивает меня в комнату. По коже пробегает холодок. Мне становится страшно; я тихо всхлипываю. Что если мама не найдет меня, но отец все равно прогонит ее? Зачем я здесь?

Вдруг он не позволит мне уйти?

Не зная, что предпринять, я пытаюсь осмотреться, все сильнее оттягивая вниз рукава своего кардигана. В комнате беспорядок, огромная кровать не застелена, на стенах висят постеры. Из динамиков, которые я не вижу, звучит какая-то песня в стиле хеви-метал о желании «попасть в ад».