У всякой драмы свой финал
Часть 34 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Охранники заулыбались. Санек, кажется, даже забыл об ожогах, удовлетворенно потер ладонью татуировку на впалой груди. Толян, прихрамывая, шагнул первым.
Все принялись за еду.
То и дело берясь за нож, Ева подрезала хлеб, колбасу, грудинку, помидоры. Потом полезла в холодильник, достала огурцы и нарезала кружочками. Толян ухмыльнулся:
— Что это ты сегодня такая услужливая?
— Может быть, душу с вами отведу сегодня? — загадочно засмеялась она.
— Не раскатывай нос, — дернул плечами Санек, он не понял, что она имела в виду, решил, что она надеется на сексуальное удовлетворение с ними.
Взяв нож, Ева открыла дверцу холодильника, краем глаза косясь на охранников. Толян сидел к ней спиной, сзади из-за пояса у него торчала рукоятка пистолета. Спина была сутуло выгнута, голова с шевелюрой наклонена над столом. Он сосредоточенно жевал. Санек сидел боком к ней и то и дело бросал взгляды на нее.
Прихватив два больших красных помидора, она захлопнула дверцу. Подошла к столу между двумя охранниками. Неторопливо в тарелке порезала помидоры на части, подвинула ближе к Саньку, улыбнулась обезоруживающей улыбкой:
— Жуй, Санек, витамины.
Парень хмыкнул и положил в рот крупный кусок, отвернул лицо. Этого ей было достаточно. Она крепко сжала ручку ножа, повернулась вправо к Толяну, стремительно вскинула руку и вогнала острие ножа в шею парню. Лезвие вошло легко.
Еще голова Толяна не успела упасть на стол, как Ева выхватила у него из-за спины пистолет, отпрыгнула от стола, и навела ствол на Санька.
Тот оторопел от неожиданности, развернулся к ней всей грудью, продолжая жевать помидор. Глаза поймали обвисающее тело напарника, упавшую на стол голову, нож, торчавший из шеи и кровь, текущую по ней. А ему в лицо смотрел ствол травмата. Санек бросил руку за спину за пистолетом, но вспомнил, что сидит в трусах, что его травмат на полу у ножки стула возле входной двери. И в это мгновение Нарлинская нажала спусковой крючок. Пуля ударила прямо в сердце. Вторая — ему в рот. Санек откинулся к стене и остался на стуле в таком положении.
Бросив травмат в раковину, Нарлинская выдернула нож из шеи Толяна и с остервенением дважды воткнула его в тело Саньку. Потом отдышалась, посмотрела на нож и тоже кинула в раковину. Пустила струю воды.
Помыв руки, пошарила по карманам Толяна, достала ключи от входной двери и свой телефон, вышла в комнату. Оттуда позвонила Ватюшкову:
— Андрей, ты бросил меня на растерзание! — торопливо сказала дрожащим голосом.
Тот подскочил с места, услышав ее:
— Ты где, красавица моя? Я разорву всех, кто причинил тебе боль! — закричал бешено.
— Я уже сама справилась! — проговорила она. — Срочно приезжай! Здесь есть работа. Ее нужно сделать немедленно! — и назвала адрес.
Ватюшков появился, когда на улице уже потемнело. Рубаха распахнута, волосы взъерошены. Глаза бегали в поисках тех, кого надо разорвать.
Ева была собрана. Успела убрать свои следы. Везде, где могли быть ее отпечатки, прошлась мокрой тряпкой. В ванной сдернула с веревки рубашку и джинсы Санька и прихватила с собой на выброс.
Открыв дверь Андрею, кинулась ему на шею. Как же она была рада, что снова видела его.
Он подхватил ее на руки и поцеловал:
— Чья это квартира, моя красавица? Рассказывай, почему ты здесь? Я уже сбился с ног, разыскивая тебя! Вся братва в городе поставлена на уши! — опустил ее на ноги, шагнул в кухню и присвистнул с восторгом. — Оприходовала ты их, моя красавица, по высшему разряду! Что это за жучки? — осмотрел тела со всех сторон. — Как это произошло?
— Так получилось, — пожала она плечами. — Расскажу позже! А сейчас надо срочно навести здесь порядок. Утром уже может появиться полиция.
— Понял, моя красавица. Не забивай пустяками свою красивую головку. Все подчистим. Комар носа не подточит! — успокоил ее. — Мои пацаны внизу в машине. Пусть дом угомонится, тогда и наведут чистоту. Все будет стерильно, не сомневайся.
Когда в доме погасли все окна, люди Ватюшкова вошли в квартиру. Убрали трупы и следы крови. После всего аккуратно вышли на площадку и закрыли двери на ключ, протерли ручку и кнопку звонка.
Ватюшков привез Еву к себе домой.
Она залезла под душ и долго мылась, стараясь стереть с себя даже запахи, которые, ей казалось, остались после стольких дней, проведенных в квартире. Потом, выйдя из ванной, закутавшись в полотенце, села Андрею на колени и все рассказала. От него услыхала, откуда Корозов мог знать об убийстве Рисемского. Как будто все стало на свои места. Она не сожалела об убийстве Рисемского и не сожалела о Толяне и Саньке. И удивлялась этому.
Когда и как случилось, что из нее куда-то улетучилась доброта, а ее место заняла жестокость. Исчезла жалость, и появилось равнодушие. Испарилась боязнь, и вместо нее выросла безысходность. И то, что когда-то было любовью, стало просто физической потребностью, расчетливым способом существования.
Но ведь она никогда не была такой. Она помнила, как в детстве со слезами жалела котенка, которому отдавили лапку. Как плакала над голубем, поклеванным коршуном, и умершим у нее на руках.
Она не могла обидеть младшую сестренку, никогда не сердилась на нее. Не могла грубить матери, всегда старалась угодить ей. И в школе была прилежной ученицей, которую ставили в пример. И со сверстниками никогда не ругалась.
Так что же случилось? Почему стремление быть лучше всех, быть необыкновенной, быть единственной превратилось в жестокое бессердечие, стало способом выживания?
Чувствуя, что в ее подсознании есть ответ, она оттуда не хотела его выдергивать. И, главное, она не хотела меняться. В этом видела неожиданно проявившуюся свою силу. Такими были окружавшие ее сильные люди, такой хотела быть и она.
Андрей на руках отнес Нарлинскую в постель и лег рядом. Она притянула его к себе и не попросила, а потребовала:
— Давай, Андрей, и много, я хочу много!
Его крепкий торс придавил ее. И до самого рассвета она не давала ему передохнуть. Даже он, крепкий и сильный, почувствовал, что стал изнемогать. Но она настаивала и настаивала и только на рассвете угомонилась. Однако спала после этого немного. Проснулась часа через три-четыре, опять нырнула под душ и стала собираться. Андрей с трудом разлепил веки:
— Ты куда?
— В театр.
— Ты что? — он сразу окончательно проснулся. — Тебя же менты возьмут!
— А за что?
— Как за что? Ты же парней Корозова пришила! — напомнил он.
— А ты что, их трупы ментам отвез? — спокойно спросила.
— Куда я их отвез, там никогда не найдут!
— А ты проверь, не попали ли они в новую аварию? — попросила Нарлинская.
Схватив телефон с тумбочки, он позвонил. Выслушав, умиротворенно откинулся на подушку:
— На этот раз все чисто. Хотя погоди, — привстал на локоть. — Ведь, наверняка, в театр примчится Корозов. Всю эту историю ментам выложит. В квартиру тебя повезут.
Присев около него на постель, свежая, бодрая, красивая, Ева спокойно проговорила:
— Конечно, примчится, и конечно, повезут. Только там нет моих следов. Меня там не было. А то, что скажет Глеб, это пустой звук. Этот звук надо чем-то подтвердить. А чем? Нечем! Ты же лучше меня знаешь, нет трупов, нет преступления.
— Я-то хорошо знаю, моя красавица, за себя я бы не волновался, но выдержишь ли ты? Я беспокоюсь за тебя! — Андрей притянул ее к себе и поцеловал, потом спустил ноги на прикроватный коврик и сел.
— Не беспокойся, Андрей, я актриса. К тому же, я надеюсь, ты дашь мне охрану! — в глазах у Евы он увидал упрямство и уверенность, а голос ее был чист и безвинен.
Снова обняв девушку, он вдыхал в себя ее запахи:
— Обязательно, полную дюжину охранников, моя красавица! Но что мы скажем нашим друзьям? Правду говорить не стоит, моя красавица, такую правду хоронят вместе с трупами! Антошка проглотит любую кашку, а вот Евгения, эта зараза все видит насквозь. Сообразит, потому что менты вокруг тебя начнут крутиться, как голодные псы. И Корозов слюной исходить станет.
Ладошкой Ева погладила Ватюшкова по щеке:
— Вот и скажи ей, что ты нашел меня, освободил, и убрал свидетелей. В это она поверит! — предложила.
— Этому поверит, — согласно мотнул лохматой головой Андрей. — Мне иногда приходится улаживать ее дела. Только она неблагодарная стерва. Всех вокруг себя дураками считает. Ладно, моя красавица, заметано! Так мы ей и сообщим! Она рвала и метала, что тебя найти не могли. А теперь Корозова разорвет. А мы посмотрим со стороны, как она станет это делать. Но, думаю, опять мне поручит рвать его. А уж я постараюсь! За тебя, моя красавица, я всякого порву в клочья! И от Корозова мокрое место оставлю!
— Теперь позвони ей сам — посоветовала Ева и вздохнула. — Она, наверняка, до театра захочет на меня посмотреть.
— И не только посмотреть, моя красавица, — проворчал Андрей, поднялся с постели, прошелся по спальне.
— Ты был великолепен сегодня ночью! — похвалила его Нарлинская, зная, как ему нравятся ее похвалы.
Он поднял Еву на руки, с удовольствием пронес по комнате, чмокнул и опять поставил на пол:
— Я старался, моя красавица! — набрал номер Думилёвой, но после нескольких слов, произнесенных им, положил телефон и направился к шкафу.
Ева вопросительно проследила за ним. Он коротко ответил:
— Сказала, чтобы немедля привез тебя к ней. Полчаса времени дала! — заспешил в ванную комнату.
Через полчаса Андрей был готов, и они с Евой вышли из квартиры.
14
Утром Исай позвонил на телефон охранников Нарлинской. Тот не ответил. Через пятнадцать минут набрал номер еще раз, но телефон опять молчал. Исай насторожился. Подождал с полчаса ответного звонка. Не последовало. Доложил об этом Корозову и срочно выехал на квартиру.
У двери прислушался. Выдавил из кнопки соловьиную трель. Долго не отрывал от нее палец. Но изнутри никто не отозвался. Тогда достал свой ключ. Открыл.
С порога осмотрел прихожую. Охранников не видно. Быстро пробежал по квартире. Пусто. Ни единой души. И никаких следов недавнего пребывания людей.
Какое-то время приходил в себя. Затем снова обошел квартиру, более тщательно осмотрел. Но ничего, что могло бы указать на случившееся в ней несколько часов назад, не обнаружил.
Чувствуя себя как у разбитого корыта, Исай пытался за что-нибудь зацепиться, ухватить какой-нибудь кончик, чтобы разгадать непредвиденную загадку.
Оставаясь в полном недоумении, сообщил Корозову. Тот примчался незамедлительно. Ошалело заглянул в комнаты и в кухню. Уставился на начальника охраны, ожидая разъяснений. Спросил:
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Пока только одно, — ответил Исай, — в квартире никого нет, взломов тоже нет, окна и балкон задраены, следов проживания людей не видно, все идеально чисто.
Все принялись за еду.
То и дело берясь за нож, Ева подрезала хлеб, колбасу, грудинку, помидоры. Потом полезла в холодильник, достала огурцы и нарезала кружочками. Толян ухмыльнулся:
— Что это ты сегодня такая услужливая?
— Может быть, душу с вами отведу сегодня? — загадочно засмеялась она.
— Не раскатывай нос, — дернул плечами Санек, он не понял, что она имела в виду, решил, что она надеется на сексуальное удовлетворение с ними.
Взяв нож, Ева открыла дверцу холодильника, краем глаза косясь на охранников. Толян сидел к ней спиной, сзади из-за пояса у него торчала рукоятка пистолета. Спина была сутуло выгнута, голова с шевелюрой наклонена над столом. Он сосредоточенно жевал. Санек сидел боком к ней и то и дело бросал взгляды на нее.
Прихватив два больших красных помидора, она захлопнула дверцу. Подошла к столу между двумя охранниками. Неторопливо в тарелке порезала помидоры на части, подвинула ближе к Саньку, улыбнулась обезоруживающей улыбкой:
— Жуй, Санек, витамины.
Парень хмыкнул и положил в рот крупный кусок, отвернул лицо. Этого ей было достаточно. Она крепко сжала ручку ножа, повернулась вправо к Толяну, стремительно вскинула руку и вогнала острие ножа в шею парню. Лезвие вошло легко.
Еще голова Толяна не успела упасть на стол, как Ева выхватила у него из-за спины пистолет, отпрыгнула от стола, и навела ствол на Санька.
Тот оторопел от неожиданности, развернулся к ней всей грудью, продолжая жевать помидор. Глаза поймали обвисающее тело напарника, упавшую на стол голову, нож, торчавший из шеи и кровь, текущую по ней. А ему в лицо смотрел ствол травмата. Санек бросил руку за спину за пистолетом, но вспомнил, что сидит в трусах, что его травмат на полу у ножки стула возле входной двери. И в это мгновение Нарлинская нажала спусковой крючок. Пуля ударила прямо в сердце. Вторая — ему в рот. Санек откинулся к стене и остался на стуле в таком положении.
Бросив травмат в раковину, Нарлинская выдернула нож из шеи Толяна и с остервенением дважды воткнула его в тело Саньку. Потом отдышалась, посмотрела на нож и тоже кинула в раковину. Пустила струю воды.
Помыв руки, пошарила по карманам Толяна, достала ключи от входной двери и свой телефон, вышла в комнату. Оттуда позвонила Ватюшкову:
— Андрей, ты бросил меня на растерзание! — торопливо сказала дрожащим голосом.
Тот подскочил с места, услышав ее:
— Ты где, красавица моя? Я разорву всех, кто причинил тебе боль! — закричал бешено.
— Я уже сама справилась! — проговорила она. — Срочно приезжай! Здесь есть работа. Ее нужно сделать немедленно! — и назвала адрес.
Ватюшков появился, когда на улице уже потемнело. Рубаха распахнута, волосы взъерошены. Глаза бегали в поисках тех, кого надо разорвать.
Ева была собрана. Успела убрать свои следы. Везде, где могли быть ее отпечатки, прошлась мокрой тряпкой. В ванной сдернула с веревки рубашку и джинсы Санька и прихватила с собой на выброс.
Открыв дверь Андрею, кинулась ему на шею. Как же она была рада, что снова видела его.
Он подхватил ее на руки и поцеловал:
— Чья это квартира, моя красавица? Рассказывай, почему ты здесь? Я уже сбился с ног, разыскивая тебя! Вся братва в городе поставлена на уши! — опустил ее на ноги, шагнул в кухню и присвистнул с восторгом. — Оприходовала ты их, моя красавица, по высшему разряду! Что это за жучки? — осмотрел тела со всех сторон. — Как это произошло?
— Так получилось, — пожала она плечами. — Расскажу позже! А сейчас надо срочно навести здесь порядок. Утром уже может появиться полиция.
— Понял, моя красавица. Не забивай пустяками свою красивую головку. Все подчистим. Комар носа не подточит! — успокоил ее. — Мои пацаны внизу в машине. Пусть дом угомонится, тогда и наведут чистоту. Все будет стерильно, не сомневайся.
Когда в доме погасли все окна, люди Ватюшкова вошли в квартиру. Убрали трупы и следы крови. После всего аккуратно вышли на площадку и закрыли двери на ключ, протерли ручку и кнопку звонка.
Ватюшков привез Еву к себе домой.
Она залезла под душ и долго мылась, стараясь стереть с себя даже запахи, которые, ей казалось, остались после стольких дней, проведенных в квартире. Потом, выйдя из ванной, закутавшись в полотенце, села Андрею на колени и все рассказала. От него услыхала, откуда Корозов мог знать об убийстве Рисемского. Как будто все стало на свои места. Она не сожалела об убийстве Рисемского и не сожалела о Толяне и Саньке. И удивлялась этому.
Когда и как случилось, что из нее куда-то улетучилась доброта, а ее место заняла жестокость. Исчезла жалость, и появилось равнодушие. Испарилась боязнь, и вместо нее выросла безысходность. И то, что когда-то было любовью, стало просто физической потребностью, расчетливым способом существования.
Но ведь она никогда не была такой. Она помнила, как в детстве со слезами жалела котенка, которому отдавили лапку. Как плакала над голубем, поклеванным коршуном, и умершим у нее на руках.
Она не могла обидеть младшую сестренку, никогда не сердилась на нее. Не могла грубить матери, всегда старалась угодить ей. И в школе была прилежной ученицей, которую ставили в пример. И со сверстниками никогда не ругалась.
Так что же случилось? Почему стремление быть лучше всех, быть необыкновенной, быть единственной превратилось в жестокое бессердечие, стало способом выживания?
Чувствуя, что в ее подсознании есть ответ, она оттуда не хотела его выдергивать. И, главное, она не хотела меняться. В этом видела неожиданно проявившуюся свою силу. Такими были окружавшие ее сильные люди, такой хотела быть и она.
Андрей на руках отнес Нарлинскую в постель и лег рядом. Она притянула его к себе и не попросила, а потребовала:
— Давай, Андрей, и много, я хочу много!
Его крепкий торс придавил ее. И до самого рассвета она не давала ему передохнуть. Даже он, крепкий и сильный, почувствовал, что стал изнемогать. Но она настаивала и настаивала и только на рассвете угомонилась. Однако спала после этого немного. Проснулась часа через три-четыре, опять нырнула под душ и стала собираться. Андрей с трудом разлепил веки:
— Ты куда?
— В театр.
— Ты что? — он сразу окончательно проснулся. — Тебя же менты возьмут!
— А за что?
— Как за что? Ты же парней Корозова пришила! — напомнил он.
— А ты что, их трупы ментам отвез? — спокойно спросила.
— Куда я их отвез, там никогда не найдут!
— А ты проверь, не попали ли они в новую аварию? — попросила Нарлинская.
Схватив телефон с тумбочки, он позвонил. Выслушав, умиротворенно откинулся на подушку:
— На этот раз все чисто. Хотя погоди, — привстал на локоть. — Ведь, наверняка, в театр примчится Корозов. Всю эту историю ментам выложит. В квартиру тебя повезут.
Присев около него на постель, свежая, бодрая, красивая, Ева спокойно проговорила:
— Конечно, примчится, и конечно, повезут. Только там нет моих следов. Меня там не было. А то, что скажет Глеб, это пустой звук. Этот звук надо чем-то подтвердить. А чем? Нечем! Ты же лучше меня знаешь, нет трупов, нет преступления.
— Я-то хорошо знаю, моя красавица, за себя я бы не волновался, но выдержишь ли ты? Я беспокоюсь за тебя! — Андрей притянул ее к себе и поцеловал, потом спустил ноги на прикроватный коврик и сел.
— Не беспокойся, Андрей, я актриса. К тому же, я надеюсь, ты дашь мне охрану! — в глазах у Евы он увидал упрямство и уверенность, а голос ее был чист и безвинен.
Снова обняв девушку, он вдыхал в себя ее запахи:
— Обязательно, полную дюжину охранников, моя красавица! Но что мы скажем нашим друзьям? Правду говорить не стоит, моя красавица, такую правду хоронят вместе с трупами! Антошка проглотит любую кашку, а вот Евгения, эта зараза все видит насквозь. Сообразит, потому что менты вокруг тебя начнут крутиться, как голодные псы. И Корозов слюной исходить станет.
Ладошкой Ева погладила Ватюшкова по щеке:
— Вот и скажи ей, что ты нашел меня, освободил, и убрал свидетелей. В это она поверит! — предложила.
— Этому поверит, — согласно мотнул лохматой головой Андрей. — Мне иногда приходится улаживать ее дела. Только она неблагодарная стерва. Всех вокруг себя дураками считает. Ладно, моя красавица, заметано! Так мы ей и сообщим! Она рвала и метала, что тебя найти не могли. А теперь Корозова разорвет. А мы посмотрим со стороны, как она станет это делать. Но, думаю, опять мне поручит рвать его. А уж я постараюсь! За тебя, моя красавица, я всякого порву в клочья! И от Корозова мокрое место оставлю!
— Теперь позвони ей сам — посоветовала Ева и вздохнула. — Она, наверняка, до театра захочет на меня посмотреть.
— И не только посмотреть, моя красавица, — проворчал Андрей, поднялся с постели, прошелся по спальне.
— Ты был великолепен сегодня ночью! — похвалила его Нарлинская, зная, как ему нравятся ее похвалы.
Он поднял Еву на руки, с удовольствием пронес по комнате, чмокнул и опять поставил на пол:
— Я старался, моя красавица! — набрал номер Думилёвой, но после нескольких слов, произнесенных им, положил телефон и направился к шкафу.
Ева вопросительно проследила за ним. Он коротко ответил:
— Сказала, чтобы немедля привез тебя к ней. Полчаса времени дала! — заспешил в ванную комнату.
Через полчаса Андрей был готов, и они с Евой вышли из квартиры.
14
Утром Исай позвонил на телефон охранников Нарлинской. Тот не ответил. Через пятнадцать минут набрал номер еще раз, но телефон опять молчал. Исай насторожился. Подождал с полчаса ответного звонка. Не последовало. Доложил об этом Корозову и срочно выехал на квартиру.
У двери прислушался. Выдавил из кнопки соловьиную трель. Долго не отрывал от нее палец. Но изнутри никто не отозвался. Тогда достал свой ключ. Открыл.
С порога осмотрел прихожую. Охранников не видно. Быстро пробежал по квартире. Пусто. Ни единой души. И никаких следов недавнего пребывания людей.
Какое-то время приходил в себя. Затем снова обошел квартиру, более тщательно осмотрел. Но ничего, что могло бы указать на случившееся в ней несколько часов назад, не обнаружил.
Чувствуя себя как у разбитого корыта, Исай пытался за что-нибудь зацепиться, ухватить какой-нибудь кончик, чтобы разгадать непредвиденную загадку.
Оставаясь в полном недоумении, сообщил Корозову. Тот примчался незамедлительно. Ошалело заглянул в комнаты и в кухню. Уставился на начальника охраны, ожидая разъяснений. Спросил:
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Пока только одно, — ответил Исай, — в квартире никого нет, взломов тоже нет, окна и балкон задраены, следов проживания людей не видно, все идеально чисто.