Тысяча первая ночь и утро следующего дня
Часть 24 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я думаю, что в какой-то момент времени вся Мекка и прилегающие к ней территории будут полностью блокированы от любых попыток проникновения. Задача властей – не допустить развития ситуации по сценарию 79-го года, не дать возможности террористам проявить себя в самом городе. В пределах священной территории всё будет взято под жёсткий военный контроль. Основная трудность, с которой неизбежно придётся столкнуться – это наличие миллионов паломников в самом центре конфликта. Вероятно, не обойтись без масштабной эвакуации. Но это всё только в том случае, если власти также владеют информацией и осознают угрозу.
– Что следует предпринять нам?
– Прежде всего, по опыту прошлых событий, следует ожидать провокаций и нападений на посольства и представительства США в мусульманских странах. Уже сейчас надо предпринять все необходимые меры по их всесторонней защите. Там, где ситуация внушает наибольшие опасения, – вплоть до эвакуации. Если в 79-ом из Пакистана эвакуировали 350 американцев, то в Саудовской Аравии их на тот момент было почти в сто раз больше. Наш посол разъезжал тогда по стране и успокаивал соотечественников. Будет лучше, если на этот раз не придётся никого вывозить и успокаивать. Кроме того, будет нелишним присутствие в регионе дополнительной осязаемой силы, достаточной, пусть даже избыточной, для любого варианта развития событий. Это, конечно же, не в моей компетенции – наверняка вопрос будет решаться на совете национальной безопасности – но парочку ракетных крейсеров и один авианосец следовало бы доставить сюда как можно быстрее. Если не ошибаюсь, ближайшие корабли находятся на Филиппинах, путь не близкий, решение надо принимать как можно скорее.
– Не будут ли такие меры излишними? Моё руководство в Вашингтоне полагает, что ситуация сильно отличается от того, что случилось в 79-ом году. Гонять авианосец через океан только из-за непроверенных опасений…
– Не ошибусь, если скажу, что большинство из вашего руководства никогда не покидало границ округа Колумбия… Они и понятия не имеют, каково здесь на самом деле. Люди всю свою жизнь провели в кабинетах, читая доклады аналитиков и не имея собственного мнения о происходящем. Сидя в Вашингтоне, трудно ощутить весь реальный драматизм событий. Как здесь говорят – одно дело считать удары, другое дело – их чувствовать. Да, ситуация действительно отличается, но от этого она не становится менее опасной. Пока вам ничего не известно о планах этой группы, вы должны быть готовы ко всему.
– Вопрос в другом – готовы ли к этому власти Королевства?
– Да, это вопрос… В Королевстве слишком много тех, от кого зависит принятие решений. Пока все принцы придут к согласию, пока выскажется улема… Аль-Мамлака аль-Арабия ас-Судийя – Королевство Саудовская Аравия – одна из немногих стран в мире, в названии которой присутствует упоминание о правящем доме. И не только присутствует, но и является основным инструментом власти в этой богатейшей стране. А сама королевская семья насчитывает ни много ни мало, а почти четыре тысячи человек! И это только принцев! Пусть из них реальной властью обладает всего лишь сотня старших членов семьи, но и с таким кворумом трудно будет договориться! И следующий неизбежный вопрос – все ли из них смогли усвоить уроки ноября 79-го года?
Тогда, в семьдесят девятом, у этого восстания был один печальный итог – оно отбросило Саудовскую Аравию обратно в направлении консерватизма и реакции, на долгие годы затормозило движение страны на пути перемен. Принцам удалось победить Джухеймана, но они невольно признали справедливость его требований, приняли его идеологию – и в этом было их поражение. Духовенство получило в свои руки мощный инструмент воздействия на королевское семейство, при случае напоминая ему о своей роли в разрешении кризиса. Сразу же был ограничен выезд молодых людей за рубеж, отложены планы по строительству большого университета. Много чего осталось нереализованным.
Удивительная это, право, страна – Аравия. И не Европа, и не Африка, и не Азия. Она как бы стоит на перекрестке всех этих миров. Её непонятная для западного человека самобытность действует сколь притягательно, столь же и отталкивающе. Сама природа оградила её горами, морями и пустынями от внешних вторжений. Тысячи лет арабы были предоставлены сами себе, а сейчас им приходится вращаться на высоких орбитах глобальной политики. Они ещё не могут до конца осознать своё место в этом новом, стремительно меняющемся мире. Как дети, они искренне верят в своего Бога. И как дети, совершают ошибки.
– Вы правы, мистер Томсон. Удивительные здесь порой случаются вещи. Надеюсь, на этот раз никто не допустит серьёзных ошибок!
Оставим теперь мистера Томсона и его собеседника. Они больше не появятся на страницах нашего повествования, и им не суждено будет сыграть главных ролей в последующих событиях ближайшего дня и ночи.
В то же время, когда человек со шрамом покидал дом старого разведчика, на военной базе, подчиненной генералу Рашиду, намечалась важная встреча. Никто из военных и гражданских властей не знал о месте и целях её проведения. Несколько преданных солдат и офицеров только что прибыли в распоряжение генерала, чтобы узнать о предстоящей им миссии. Генерал Рашид окинул взглядом присутствующих и сказал:
– Я вызвал вас по делу, которое настолько секретно, что если даже пуговица с моей рубашки узнает о нём, то я брошу её в реку! Я выбрал вас среди других, потому, что мы нередко вместе смотрели в лицо смерти! Некоторым из вас я обязан своей жизнью, другие обязаны жизнью мне. У меня нет других людей, столь же достойных предстоящей задачи, как вы. То, о чём вы сейчас узнаете, не должно стать для вас препятствием к исполнению вашего долга. Напротив – это должно только укрепить ваше желание бороться со злом и несправедливостью.
Генералу и раньше приходилось сообщать своим подчинённым о задачах, выполнение которых подразумевало встречу со смертью. Но сейчас ему было намного сложнее, так как враг был не на поле боя, а в самом центре самого святого для всех мусульман места. Генерал понимал, что итог предстоящей схватки мог зависеть не только от силы оружия, но и от силы веры и убеждений. Он ожидал вопросов именно об этом – о дозволенности их вмешательства в дела, традиционно решаемые Королём и улемой. Он понимал, что цитирование Корана и ссылки на места из хадисов – не то ремесло, которому он был обучен, и именно в этом его позиции были слабы. Но, к счастью, его люди, как и он, имели военную закалку и привыкли слушать не проповеди, а приказы. Вопросы всё же возникли:
– Что вам сказали в Эр-Рияде?
– Они говорят, что государство открыло свой глаз и пристально смотрит на происходящее. К сожалению, этот глаз наполовину слепой. Они успешно проморгали прошлое восстание, хотя информации о его подготовке было более чем достаточно. Так же беспечны они и сегодня.
– Тогда как мы сможем противостоять невидимому врагу, не имея никакой официальной поддержки?
– Мы заманим их в ловушку. Даже если у них будет тысяча жизней, они не смогут воспользоваться ни одной из них!
Генерал изложил свой план и отдал приказ:
– Надеюсь, приказ всем понятен. Мы выступаем немедленно. Этого человека мы берём с собой. Он единственный, кто знает наших врагов в лицо.
– Но, генерал… Он же не мусульманин! Ему нельзя идти в Мекку!
– Не время спорить об этом. Быстро по машинам! Не будить спящих и не ждать отсутствующих. Времени у нас нет! И помните – кто прожил после врагов своих хоть день – тот уже достиг цели…
Генерал обернулся к Виктору. Тот спокойно ожидал решения своей участи, как и прежде, не обращая никакого внимания на происходящее. Он был ещё очень слаб, и временами в его сознании повторялись приступы помешательства, вызванные остатками сильнодействующего препарата. Никто не мог бы сказать, когда для него наступит полное выздоровление, но он уже мог осознанно говорить и двигаться с посторонней помощью. Этого было вполне достаточно, чтобы взять его с собой. Генерал задал Виктору прямой вопрос:
– Боитесь ли вы смерти? Сейчас вам предстоит отправиться с нами в Мекку. Вы, наверное, не знаете, но доступ в пределы Священной территории закрыт для иноверцев. Попасть в город можно, только приняв ислам. Я не буду вас принуждать к этому, понимая всю неискренность такого поступка. Но я должен вас предупредить – если ваше присутствие там обнаружится, то наказанием, скорее всего, будет смерть…
Виктор спокойно ответил:
– Я уже не боюсь смерти. За прошедшую неделю у меня было столько великолепных возможностей умереть, что и нарочно не придумаешь. Я мог быть похороненным заживо, изрубленным на куски, наконец, меня могли попросту банально застрелить. Последний вариант в этом списке совершенно какой-то несерьёзный. Всего каких-то несколько часов назад я и так чуть было не распрощался с жизнью, так что этим меня не удивишь… Наверное, я боюсь не самой смерти, а того, какой она будет. Сейчас я готов идти куда угодно. И – знаете что? – мне недавно сказали, что есть люди, которые неподвластны смерти…
– Не понимаю, о чём вы? Поверьте мне как боевому генералу – смерти подвластны все без исключения!
Но Виктор его уже не слышал. Он всецело был погружён в свои воспоминания…
Даджаль и Махди
Виктор с трудом мог собрать свои мысли в порядок. Память возвращалась к нему постепенно, с каждым разом обнажая всё более и более глубокие пласты воспоминаний. Сейчас он вспомнил Каир, последние часы, проведённые взаперти в убежище террористов. Ближе к ночи начались приготовления и сборы. По обстановке было понятно, что в скором времени Мансур и его люди собираются покинуть ангар и отправиться куда-то за пределы Египта. Все вокруг были заняты делом.
Виктора и Джона развели по разным комнатушкам, вероятно, в целях безопасности, а Виктора, ко всему прочему, ещё и приковали к стене наручниками. Это было весьма странно и неожиданно, учитывая его мирное поведение. Эти двое не могли бы причинить своим похитителя и малейшего вреда, для этого у них не было ни сил, ни желания. Всё произошедшее стало для них слишком большим потрясением. Джон сосредоточенно молчал, совершенно не беспокоясь о своей дальнейшей участи. Неожиданная развязка истории с бриллиантом целиком занимала его мысли, не оставляя места для тревоги и страха.
Виктор же, наоборот, находился в состоянии тревожного ожидания. Что-то подсказывало ему, что на этом его злоключения ещё не закончились. Он также заметил, что отношение к нему со стороны его тюремщиков сильно изменилось. И дело здесь было даже не в наручниках. Если раньше на него просто не обращали внимания, то сейчас все по очереди стали подходить и с пристальной злобой всматриваться в его лицо, как будто признавая в нём давнишнего врага. В их взгляде были перемешаны страх и презрение, удивление и ужас.
Виктор ничего не мог понять. Чем он мог так разозлить совершенно незнакомых ему людей? Среди них особенно выделялся один тип, которого Виктор про себя прозвал «Бесноватый». Этот человек подолгу стоял, не отрывая глаз от его лица, злобно шепча что-то себе под нос и показывая на Виктора пальцем. Это было совершенно невыносимо. Виктор подумал, что если Бесноватый и дальше будет так на него пялиться, то вскоре он сойдёт с ума от одного только пристального взгляда.
Поэтому, увидев подходившего к ним Саида, он внутренне обрадовался в надежде получить избавление от назойливого соседа. Саид сказал что-то Бесноватому, вроде как попросил его уйти. В ответ тот начал что-то громко высказывать, отчаянно махая руками в сторону Виктора. Саид ещё раз настойчиво повторил свои слова. Бесноватый нехотя повиновался и ушел, на ходу продолжая рассылать в воздух проклятия.
Саид чувствовал себя очень неловко, будучи теперь по отношению к Виктору как бы в другом окопе, по другую сторону линии фронта. Весь его вид выражал сочувствие и сожаление. Тем более что ему предстояло сообщить Виктору одну не очень-то приятную новость.
– Саид! Что это за тип? Что ему от меня надо? И вообще – почему эти люди целый день пялятся на меня так, как будто я какой-то уродец из цирка?
– На то есть причина, Виктор… Я должен тебе кое-что сказать. Даже и не знаю, с чего начать… Не думал, что всё зайдёт настолько далеко. Прошу тебя отнестись к сказанному достаточно серьёзно, какими бы безумным тебе ни показались мои слова. Так уж получилось, что ты, сам того не желая, стал вдруг для этих людей глобальной исторической личностью. Причем личностью самого ужасного свойства. Эти люди считают тебя посланцем дьявола, Даджалем, о появлении которого говорили все пророки. Даджаль, или более понятно для тебя – Антихрист, должен будет появиться на земле накануне конца времён, чтобы поменять местами ложь и правду, разрушить истинную веру и подготовить царство зла. Он ослепит своим величием и гипнотическим блеском умы людей, заставит их отречься от истинной веры, обратит их сердца на службу дьяволу. Для всего мира не будет более страшного испытания, чем испытание Даджалем. И, веришь ты или нет, но они считают, что именно ты и являешься воплощением этого вселенского зла…
– Ну и дела! Я – Антихрист? Что за бред, в самом деле? С чего это вдруг они взяли? У меня что – на лбу написано?
– Как это ни странно, но отчасти ты прав… И на лбу, и на глазах. Успокойся, Виктор, постарайся понять, что в подобных обстоятельствах, при известном настрое людей, когда общее дело раскрывает перед ними ворота Рая, когда сознание напряжено до предела величием поставленной цели, а близость священного Камня вдохновляет воображение, многое из того, что раньше попросту ускользало от внимания, может показаться вдруг знамением свыше, знаком небес.
Пойми – эти люди не просто готовы принести себя в жертву во имя своих убеждений – они также неосознанно ищут им подтверждения, свидетельства их масштаба и величия. Они идут к своей цели наперекор силам властей, вопреки установленным законам и порядкам. Но что эти земные преграды по сравнению с препятствием такой величины? Разве не должны они сразиться с настоящим злом на пути к истине? Разве не должна перед ними встать сила, соответствующая величию их миссии? Сила настолько непреодолимая, что только избранным дозволено будет бросить ей вызов?
В их руках находится Камень, частица неземного добра. Вполне естественно, что рядом с ним можно предположить и появление прямо противоположного, отрицающего символа. А если его нет, то воспалённое сознание угодливо подскажет, где его найти, как его отличить. И они его нашли. Я, как никто другой, понимаю охватившие их чувства. Пусть даже теперь я и отвергаю многое из того, что сотворил мой брат, но в душе я также хочу верить. Верить и надеяться на то, что выбранный мною путь – верный.
– Саид, давай обойдёмся без всех этих душевных тонкостей! Ты можешь мне внятно объяснить – почему они всё-таки решили, что я для них – сам дьявол?
– Всё очень просто. Они случайно узнали о твоём зрении, о твоей неспособности видеть оттенки цветов… Ты, конечно же, не знал, да и не мог никак знать, чем эта особенность может вдруг обернуться. Вся беда для тебя заключается в том, что именно в этом и лежит основной признак, по которому можно отличить Даджаля – по преданию он будет иметь дефект, связанный именно со зрением. К сожалению, никому не дано знать наверняка, что это будет за дефект, но определенно можно сказать, что в основе его – плохое зрение. Одни считают, что Даджаль будет одноглазым, другие уверены, что у него будут разные глаза, но, так или иначе, печать зла будет явно отображена на его лице, в его глазах. А ещё у него между глаз будет арабская буква «кяф». С этой буквы начинается слово «кяфир» – «неверующий, отвергающий Бога, скрывающий правду». Кстати, ты давно видел себя в зеркале?
Саид достал принесённое зеркальце и показал Виктору его лицо. Только сейчас Виктор увидел, каким оно стало за прошедшие дни. Поначалу он не мог себя узнать – из зеркала на него смотрела ужасная кровавая маска, вся в ссадинах и кровоподтеках, иссечённая песком и побитая камнями; настоящее пугало, как будто только что из мясорубки. Воспалённые глаза взирали на мир каким-то неживым тусклым взглядом, и Виктору самому стало страшно от их пугающей пустоты. Правый глаз, прикрытый распухшим веком, казался пустым и потухшим, левый же, напротив, едва помещался в глазнице и блестел навыкат. Казалось, он подвешен на тонкие нити кровеносных сосудов, и стоило только кивнуть головой, как они порвутся и он покатится вниз. Черные мешки под глазами резко контрастировали с остальным синюшным цветом лица; воспалённые раны не оставили на нём ни одного живого места. Небритая щетина придавала лицу ещё более выразительный, пугающий вид. Даже не предполагая смысла, при одном только взгляде этих больных измученных глаз, в них можно было увидеть всё, что угодно – от тёмного света преисподней до звериного блеска. Виктору стало не по себе.
– Надеюсь, это скоро пройдет… – он даже и не нашел, что ещё на это сказать.
– Теперь посмотри сюда, – Саид указал пальцем на его лоб.
На лбу, прямо над переносицей, чётко был виден след от удара, полученного ещё в туннеле в момент взрыва, когда тяжёлая сумка с инструментом ударила Виктора по голове, нанеся ему множество увечий, но сохранив при этом жизнь. Всё лицо у него было в таких ссадинах и порезах, но сейчас самые крупные из них воспалились, рубцы проступили отчётливо, и этот большой шрам в форме изогнутой змейки прямо-таки бросался в глаза, как клеймо на видном месте.
– Это и есть ваша буква?
– Да. Она похожа на кобру, которая готовится к прыжку. Арабские буквы отличаются разным написанием в зависимости от того, где они расположены в слове – в начале, в конце, в середине или обособленно. Буква «кяф», что сама по себе, что в начале слова, отличается незначительно. При желании у тебя на лбу можно увидеть оба варианта написания. Да это и неважно. Они увидели знак на том месте, где он был предсказан, а детали уже вторичны. Главное для них то, что совпадают два самых важных признака – зрение и буква, а остальное – дело веры и воображения. Воображение рисует им картины Ада и Рая, а веру им даёт близость священного Камня! Я более чем уверен, что если бы не Камень, то вряд ли бы им в голову пришло даже обратить на тебя внимание. Тебе ещё повезло, что у тебя карие глаза, а не голубые – арабы считают голубой цвет глаз зловещим признаком.
– Так, понятно! Час от часу не легче! Пирамида, Камень, Даджаль… Я уже ничему не удивляюсь. Если мне суждено будет выбраться отсюда живым, то, клянусь, – никогда больше не ступлю за порог своего дома! Чем мне всё это грозит? Они что – сожгут меня заживо или вобьют кол в сердце? Как здесь принято бороться с исчадием ада? Саид, ты же знаешь этих людей, объясни им, что это всего лишь царапина на лбу и недостаток зрения! В мире миллионы людей с таким отклонением. За это же не убивают! Скажи своему брату, он ведь образованный человек, неужели он не поймёт, что это всего лишь глупость и больное воображение! Его люди сходят с ума, он должен их как-то контролировать!
– Я уже говорил с ним…
– И что он сказал? Он сможет оградить меня от этих безумных нападок?
– Честно говоря, я не знаю, что он задумал. Поначалу он просто рассмеялся. Буква на лице напомнила ему о секте хуруфитов54. Но потом мне показалось, что эта идея его как-то заинтересовала. Он, безусловно, достаточно умён, чтобы отличить правду от вымысла, но в то же время обстоятельства могут заставить его совершить нечто необычное.
– Что ты имеешь в виду?
– Я пока ни в чём не уверен. Но одно могу сказать точно – они тебя не тронут, он этого не допустит. Похоже, что в предстоящем деле он отвёл для тебя какую-то важную роль. Не знаю, что это может быть. У меня есть одно подозрение…
– Ты не поверишь, но у меня тоже есть одно подозрение! Точнее сказать – предчувствие. Предчувствие того, что сейчас любое твоё слово будет для меня недобрым. Что ещё может со мной произойти?
– Мне кажется, что там, где есть место для Даджаля, вполне может появиться и Махди…
– Это ещё кто?
– Разумеется, ты не знаешь. Это Мессия, посланец Бога. Само слово означает «ведомый Аллахом». Его появление было предсказано ещё самим Пророком, да пребудет с ним мир! Махди должен будет появиться на Земле в момент величайшего беззакония и отстранения от веры для того, чтобы восстановить утраченную справедливость и возглавить мусульманский мир в его последней решающей битве. С его приходом поверженные враги ислама исчезнут в открывшейся бездне между Меккой и Мединой, но это будет только началом борьбы. Вскоре невиданная по численности армия ступит на землю Аравии, но и она будет повержена ценой невероятных усилий. Только одна треть мусульман сможет уцелеть, но завоёванная ими победа будет омрачена пришествием Даджаля. Это будет последним усилием дьявола, последним жестом его слабеющей руки…
– Только этого ещё не хватало! Его-то как отличить? Если роль Даджаля уже занята, то кто же тогда будет Махди?
– Этого мы не знаем. Да и будет ли он вообще? Но, кем бы ни был этот человек, одно можно сказать точно – в ближайшие семь лет он будет неподвластен смерти. Его невозможно будет убить. Это тоже часть пророчества. Стоит ли говорить – за всю свою жизнь я ещё не встречал таких людей!
– Похоже, здесь и шагу нельзя ступить, чтобы не столкнуться с какой-нибудь легендой или пророчеством. И в самом деле, прям как в сказках «Тысячи и одной ночи»! Но черт с ними, с пророчествами. Меня больше волнует реальность. Что теперь с нами будет? Я вижу, это место скоро придётся покинуть…
– Да, через час мы выступаем. Идём, мой брат хочет вас видеть.
Виктор и Джон снова оказались в той комнате, где прошлой ночью им открылась тайна Черного Камня, и где они впервые повстречались с Мансуром. Мансур, как всегда, был краток:
– Скоро мы покинем Египет и направимся в Королевство. Вы отправляетесь с нами. Мы идём в Мекку.
Джона такая перспектива, похоже, не очень-то и обрадовала:
– Что? Мы тоже отправимся в Саудовскую Аравию? Честно говоря, не хотелось бы…
В какой-то мере нежелание Джона было понятно. Страна, в которую им предстояло проникнуть, да ещё и незаконно, вовсе не отличалась доброжелательным и гостеприимным отношением к иностранцам, тем более – к иноверцам. Даже то, что Виктор, к примеру, вообще был человеком неверующим, на это никак не влияло. По строгим понятиям «чистого ислама», официальной религии Королевства, человек неверующий ничем не отличался от язычника. Он не был мусульманином, и этого вполне было достаточно, чтобы служить отягчающим обстоятельством.
Королевство Саудовская Аравия… Здесь преступникам на площадях отрубают головы потомственные палачи, передающие своё ремесло из поколения в поколение ещё со времен средневековья. Здесь только в 1962 году отменили рабство, а некоторые богословы, считающие себя учёными, до сих пор полагают, что Земля плоская. Здесь женщины не имеют права водить машины. Здесь немало высокопоставленных фанатиков, искренне верящих, что телевидение и интернет – это исчадия ада. Телевидение не простили даже самому королю Фейсалу – за то, что он в своё время разрешил вещание телевизионных программ, ему в голову разрядили пистолетную обойму. Если уж сам король не смог избежать фанатичного гнева, то для них, неверных, застигнутых в пределах священной территории, точно не нашлось бы лёгкой смерти. Джон справедливо опасался, что, случись им попасть в руки разъярённой толпе, им не жить и минуты… Он решился на вопрос:
– Раз уж мы идём с вами, то, может быть, вы расскажите – каким образом вы планируете проникнуть в Мечеть? Наверняка она усиленно охраняется.
– Разумеется, охраняется. Попасть в неё обычным способом будет невозможно. Полагаю, нас уже ждут. И, конечно же, не с цветами. На всех дорогах стоят блокпосты. Все подходы с земли блокированы. Допустим, даже если нам удастся войти внутрь, то пронести оружие мы уж точно не сможем. Поэтому у меня есть другая идея. Которая, кстати, уже доказала свою состоятельность. Не так ли, мистер Джон?
– Что следует предпринять нам?
– Прежде всего, по опыту прошлых событий, следует ожидать провокаций и нападений на посольства и представительства США в мусульманских странах. Уже сейчас надо предпринять все необходимые меры по их всесторонней защите. Там, где ситуация внушает наибольшие опасения, – вплоть до эвакуации. Если в 79-ом из Пакистана эвакуировали 350 американцев, то в Саудовской Аравии их на тот момент было почти в сто раз больше. Наш посол разъезжал тогда по стране и успокаивал соотечественников. Будет лучше, если на этот раз не придётся никого вывозить и успокаивать. Кроме того, будет нелишним присутствие в регионе дополнительной осязаемой силы, достаточной, пусть даже избыточной, для любого варианта развития событий. Это, конечно же, не в моей компетенции – наверняка вопрос будет решаться на совете национальной безопасности – но парочку ракетных крейсеров и один авианосец следовало бы доставить сюда как можно быстрее. Если не ошибаюсь, ближайшие корабли находятся на Филиппинах, путь не близкий, решение надо принимать как можно скорее.
– Не будут ли такие меры излишними? Моё руководство в Вашингтоне полагает, что ситуация сильно отличается от того, что случилось в 79-ом году. Гонять авианосец через океан только из-за непроверенных опасений…
– Не ошибусь, если скажу, что большинство из вашего руководства никогда не покидало границ округа Колумбия… Они и понятия не имеют, каково здесь на самом деле. Люди всю свою жизнь провели в кабинетах, читая доклады аналитиков и не имея собственного мнения о происходящем. Сидя в Вашингтоне, трудно ощутить весь реальный драматизм событий. Как здесь говорят – одно дело считать удары, другое дело – их чувствовать. Да, ситуация действительно отличается, но от этого она не становится менее опасной. Пока вам ничего не известно о планах этой группы, вы должны быть готовы ко всему.
– Вопрос в другом – готовы ли к этому власти Королевства?
– Да, это вопрос… В Королевстве слишком много тех, от кого зависит принятие решений. Пока все принцы придут к согласию, пока выскажется улема… Аль-Мамлака аль-Арабия ас-Судийя – Королевство Саудовская Аравия – одна из немногих стран в мире, в названии которой присутствует упоминание о правящем доме. И не только присутствует, но и является основным инструментом власти в этой богатейшей стране. А сама королевская семья насчитывает ни много ни мало, а почти четыре тысячи человек! И это только принцев! Пусть из них реальной властью обладает всего лишь сотня старших членов семьи, но и с таким кворумом трудно будет договориться! И следующий неизбежный вопрос – все ли из них смогли усвоить уроки ноября 79-го года?
Тогда, в семьдесят девятом, у этого восстания был один печальный итог – оно отбросило Саудовскую Аравию обратно в направлении консерватизма и реакции, на долгие годы затормозило движение страны на пути перемен. Принцам удалось победить Джухеймана, но они невольно признали справедливость его требований, приняли его идеологию – и в этом было их поражение. Духовенство получило в свои руки мощный инструмент воздействия на королевское семейство, при случае напоминая ему о своей роли в разрешении кризиса. Сразу же был ограничен выезд молодых людей за рубеж, отложены планы по строительству большого университета. Много чего осталось нереализованным.
Удивительная это, право, страна – Аравия. И не Европа, и не Африка, и не Азия. Она как бы стоит на перекрестке всех этих миров. Её непонятная для западного человека самобытность действует сколь притягательно, столь же и отталкивающе. Сама природа оградила её горами, морями и пустынями от внешних вторжений. Тысячи лет арабы были предоставлены сами себе, а сейчас им приходится вращаться на высоких орбитах глобальной политики. Они ещё не могут до конца осознать своё место в этом новом, стремительно меняющемся мире. Как дети, они искренне верят в своего Бога. И как дети, совершают ошибки.
– Вы правы, мистер Томсон. Удивительные здесь порой случаются вещи. Надеюсь, на этот раз никто не допустит серьёзных ошибок!
Оставим теперь мистера Томсона и его собеседника. Они больше не появятся на страницах нашего повествования, и им не суждено будет сыграть главных ролей в последующих событиях ближайшего дня и ночи.
В то же время, когда человек со шрамом покидал дом старого разведчика, на военной базе, подчиненной генералу Рашиду, намечалась важная встреча. Никто из военных и гражданских властей не знал о месте и целях её проведения. Несколько преданных солдат и офицеров только что прибыли в распоряжение генерала, чтобы узнать о предстоящей им миссии. Генерал Рашид окинул взглядом присутствующих и сказал:
– Я вызвал вас по делу, которое настолько секретно, что если даже пуговица с моей рубашки узнает о нём, то я брошу её в реку! Я выбрал вас среди других, потому, что мы нередко вместе смотрели в лицо смерти! Некоторым из вас я обязан своей жизнью, другие обязаны жизнью мне. У меня нет других людей, столь же достойных предстоящей задачи, как вы. То, о чём вы сейчас узнаете, не должно стать для вас препятствием к исполнению вашего долга. Напротив – это должно только укрепить ваше желание бороться со злом и несправедливостью.
Генералу и раньше приходилось сообщать своим подчинённым о задачах, выполнение которых подразумевало встречу со смертью. Но сейчас ему было намного сложнее, так как враг был не на поле боя, а в самом центре самого святого для всех мусульман места. Генерал понимал, что итог предстоящей схватки мог зависеть не только от силы оружия, но и от силы веры и убеждений. Он ожидал вопросов именно об этом – о дозволенности их вмешательства в дела, традиционно решаемые Королём и улемой. Он понимал, что цитирование Корана и ссылки на места из хадисов – не то ремесло, которому он был обучен, и именно в этом его позиции были слабы. Но, к счастью, его люди, как и он, имели военную закалку и привыкли слушать не проповеди, а приказы. Вопросы всё же возникли:
– Что вам сказали в Эр-Рияде?
– Они говорят, что государство открыло свой глаз и пристально смотрит на происходящее. К сожалению, этот глаз наполовину слепой. Они успешно проморгали прошлое восстание, хотя информации о его подготовке было более чем достаточно. Так же беспечны они и сегодня.
– Тогда как мы сможем противостоять невидимому врагу, не имея никакой официальной поддержки?
– Мы заманим их в ловушку. Даже если у них будет тысяча жизней, они не смогут воспользоваться ни одной из них!
Генерал изложил свой план и отдал приказ:
– Надеюсь, приказ всем понятен. Мы выступаем немедленно. Этого человека мы берём с собой. Он единственный, кто знает наших врагов в лицо.
– Но, генерал… Он же не мусульманин! Ему нельзя идти в Мекку!
– Не время спорить об этом. Быстро по машинам! Не будить спящих и не ждать отсутствующих. Времени у нас нет! И помните – кто прожил после врагов своих хоть день – тот уже достиг цели…
Генерал обернулся к Виктору. Тот спокойно ожидал решения своей участи, как и прежде, не обращая никакого внимания на происходящее. Он был ещё очень слаб, и временами в его сознании повторялись приступы помешательства, вызванные остатками сильнодействующего препарата. Никто не мог бы сказать, когда для него наступит полное выздоровление, но он уже мог осознанно говорить и двигаться с посторонней помощью. Этого было вполне достаточно, чтобы взять его с собой. Генерал задал Виктору прямой вопрос:
– Боитесь ли вы смерти? Сейчас вам предстоит отправиться с нами в Мекку. Вы, наверное, не знаете, но доступ в пределы Священной территории закрыт для иноверцев. Попасть в город можно, только приняв ислам. Я не буду вас принуждать к этому, понимая всю неискренность такого поступка. Но я должен вас предупредить – если ваше присутствие там обнаружится, то наказанием, скорее всего, будет смерть…
Виктор спокойно ответил:
– Я уже не боюсь смерти. За прошедшую неделю у меня было столько великолепных возможностей умереть, что и нарочно не придумаешь. Я мог быть похороненным заживо, изрубленным на куски, наконец, меня могли попросту банально застрелить. Последний вариант в этом списке совершенно какой-то несерьёзный. Всего каких-то несколько часов назад я и так чуть было не распрощался с жизнью, так что этим меня не удивишь… Наверное, я боюсь не самой смерти, а того, какой она будет. Сейчас я готов идти куда угодно. И – знаете что? – мне недавно сказали, что есть люди, которые неподвластны смерти…
– Не понимаю, о чём вы? Поверьте мне как боевому генералу – смерти подвластны все без исключения!
Но Виктор его уже не слышал. Он всецело был погружён в свои воспоминания…
Даджаль и Махди
Виктор с трудом мог собрать свои мысли в порядок. Память возвращалась к нему постепенно, с каждым разом обнажая всё более и более глубокие пласты воспоминаний. Сейчас он вспомнил Каир, последние часы, проведённые взаперти в убежище террористов. Ближе к ночи начались приготовления и сборы. По обстановке было понятно, что в скором времени Мансур и его люди собираются покинуть ангар и отправиться куда-то за пределы Египта. Все вокруг были заняты делом.
Виктора и Джона развели по разным комнатушкам, вероятно, в целях безопасности, а Виктора, ко всему прочему, ещё и приковали к стене наручниками. Это было весьма странно и неожиданно, учитывая его мирное поведение. Эти двое не могли бы причинить своим похитителя и малейшего вреда, для этого у них не было ни сил, ни желания. Всё произошедшее стало для них слишком большим потрясением. Джон сосредоточенно молчал, совершенно не беспокоясь о своей дальнейшей участи. Неожиданная развязка истории с бриллиантом целиком занимала его мысли, не оставляя места для тревоги и страха.
Виктор же, наоборот, находился в состоянии тревожного ожидания. Что-то подсказывало ему, что на этом его злоключения ещё не закончились. Он также заметил, что отношение к нему со стороны его тюремщиков сильно изменилось. И дело здесь было даже не в наручниках. Если раньше на него просто не обращали внимания, то сейчас все по очереди стали подходить и с пристальной злобой всматриваться в его лицо, как будто признавая в нём давнишнего врага. В их взгляде были перемешаны страх и презрение, удивление и ужас.
Виктор ничего не мог понять. Чем он мог так разозлить совершенно незнакомых ему людей? Среди них особенно выделялся один тип, которого Виктор про себя прозвал «Бесноватый». Этот человек подолгу стоял, не отрывая глаз от его лица, злобно шепча что-то себе под нос и показывая на Виктора пальцем. Это было совершенно невыносимо. Виктор подумал, что если Бесноватый и дальше будет так на него пялиться, то вскоре он сойдёт с ума от одного только пристального взгляда.
Поэтому, увидев подходившего к ним Саида, он внутренне обрадовался в надежде получить избавление от назойливого соседа. Саид сказал что-то Бесноватому, вроде как попросил его уйти. В ответ тот начал что-то громко высказывать, отчаянно махая руками в сторону Виктора. Саид ещё раз настойчиво повторил свои слова. Бесноватый нехотя повиновался и ушел, на ходу продолжая рассылать в воздух проклятия.
Саид чувствовал себя очень неловко, будучи теперь по отношению к Виктору как бы в другом окопе, по другую сторону линии фронта. Весь его вид выражал сочувствие и сожаление. Тем более что ему предстояло сообщить Виктору одну не очень-то приятную новость.
– Саид! Что это за тип? Что ему от меня надо? И вообще – почему эти люди целый день пялятся на меня так, как будто я какой-то уродец из цирка?
– На то есть причина, Виктор… Я должен тебе кое-что сказать. Даже и не знаю, с чего начать… Не думал, что всё зайдёт настолько далеко. Прошу тебя отнестись к сказанному достаточно серьёзно, какими бы безумным тебе ни показались мои слова. Так уж получилось, что ты, сам того не желая, стал вдруг для этих людей глобальной исторической личностью. Причем личностью самого ужасного свойства. Эти люди считают тебя посланцем дьявола, Даджалем, о появлении которого говорили все пророки. Даджаль, или более понятно для тебя – Антихрист, должен будет появиться на земле накануне конца времён, чтобы поменять местами ложь и правду, разрушить истинную веру и подготовить царство зла. Он ослепит своим величием и гипнотическим блеском умы людей, заставит их отречься от истинной веры, обратит их сердца на службу дьяволу. Для всего мира не будет более страшного испытания, чем испытание Даджалем. И, веришь ты или нет, но они считают, что именно ты и являешься воплощением этого вселенского зла…
– Ну и дела! Я – Антихрист? Что за бред, в самом деле? С чего это вдруг они взяли? У меня что – на лбу написано?
– Как это ни странно, но отчасти ты прав… И на лбу, и на глазах. Успокойся, Виктор, постарайся понять, что в подобных обстоятельствах, при известном настрое людей, когда общее дело раскрывает перед ними ворота Рая, когда сознание напряжено до предела величием поставленной цели, а близость священного Камня вдохновляет воображение, многое из того, что раньше попросту ускользало от внимания, может показаться вдруг знамением свыше, знаком небес.
Пойми – эти люди не просто готовы принести себя в жертву во имя своих убеждений – они также неосознанно ищут им подтверждения, свидетельства их масштаба и величия. Они идут к своей цели наперекор силам властей, вопреки установленным законам и порядкам. Но что эти земные преграды по сравнению с препятствием такой величины? Разве не должны они сразиться с настоящим злом на пути к истине? Разве не должна перед ними встать сила, соответствующая величию их миссии? Сила настолько непреодолимая, что только избранным дозволено будет бросить ей вызов?
В их руках находится Камень, частица неземного добра. Вполне естественно, что рядом с ним можно предположить и появление прямо противоположного, отрицающего символа. А если его нет, то воспалённое сознание угодливо подскажет, где его найти, как его отличить. И они его нашли. Я, как никто другой, понимаю охватившие их чувства. Пусть даже теперь я и отвергаю многое из того, что сотворил мой брат, но в душе я также хочу верить. Верить и надеяться на то, что выбранный мною путь – верный.
– Саид, давай обойдёмся без всех этих душевных тонкостей! Ты можешь мне внятно объяснить – почему они всё-таки решили, что я для них – сам дьявол?
– Всё очень просто. Они случайно узнали о твоём зрении, о твоей неспособности видеть оттенки цветов… Ты, конечно же, не знал, да и не мог никак знать, чем эта особенность может вдруг обернуться. Вся беда для тебя заключается в том, что именно в этом и лежит основной признак, по которому можно отличить Даджаля – по преданию он будет иметь дефект, связанный именно со зрением. К сожалению, никому не дано знать наверняка, что это будет за дефект, но определенно можно сказать, что в основе его – плохое зрение. Одни считают, что Даджаль будет одноглазым, другие уверены, что у него будут разные глаза, но, так или иначе, печать зла будет явно отображена на его лице, в его глазах. А ещё у него между глаз будет арабская буква «кяф». С этой буквы начинается слово «кяфир» – «неверующий, отвергающий Бога, скрывающий правду». Кстати, ты давно видел себя в зеркале?
Саид достал принесённое зеркальце и показал Виктору его лицо. Только сейчас Виктор увидел, каким оно стало за прошедшие дни. Поначалу он не мог себя узнать – из зеркала на него смотрела ужасная кровавая маска, вся в ссадинах и кровоподтеках, иссечённая песком и побитая камнями; настоящее пугало, как будто только что из мясорубки. Воспалённые глаза взирали на мир каким-то неживым тусклым взглядом, и Виктору самому стало страшно от их пугающей пустоты. Правый глаз, прикрытый распухшим веком, казался пустым и потухшим, левый же, напротив, едва помещался в глазнице и блестел навыкат. Казалось, он подвешен на тонкие нити кровеносных сосудов, и стоило только кивнуть головой, как они порвутся и он покатится вниз. Черные мешки под глазами резко контрастировали с остальным синюшным цветом лица; воспалённые раны не оставили на нём ни одного живого места. Небритая щетина придавала лицу ещё более выразительный, пугающий вид. Даже не предполагая смысла, при одном только взгляде этих больных измученных глаз, в них можно было увидеть всё, что угодно – от тёмного света преисподней до звериного блеска. Виктору стало не по себе.
– Надеюсь, это скоро пройдет… – он даже и не нашел, что ещё на это сказать.
– Теперь посмотри сюда, – Саид указал пальцем на его лоб.
На лбу, прямо над переносицей, чётко был виден след от удара, полученного ещё в туннеле в момент взрыва, когда тяжёлая сумка с инструментом ударила Виктора по голове, нанеся ему множество увечий, но сохранив при этом жизнь. Всё лицо у него было в таких ссадинах и порезах, но сейчас самые крупные из них воспалились, рубцы проступили отчётливо, и этот большой шрам в форме изогнутой змейки прямо-таки бросался в глаза, как клеймо на видном месте.
– Это и есть ваша буква?
– Да. Она похожа на кобру, которая готовится к прыжку. Арабские буквы отличаются разным написанием в зависимости от того, где они расположены в слове – в начале, в конце, в середине или обособленно. Буква «кяф», что сама по себе, что в начале слова, отличается незначительно. При желании у тебя на лбу можно увидеть оба варианта написания. Да это и неважно. Они увидели знак на том месте, где он был предсказан, а детали уже вторичны. Главное для них то, что совпадают два самых важных признака – зрение и буква, а остальное – дело веры и воображения. Воображение рисует им картины Ада и Рая, а веру им даёт близость священного Камня! Я более чем уверен, что если бы не Камень, то вряд ли бы им в голову пришло даже обратить на тебя внимание. Тебе ещё повезло, что у тебя карие глаза, а не голубые – арабы считают голубой цвет глаз зловещим признаком.
– Так, понятно! Час от часу не легче! Пирамида, Камень, Даджаль… Я уже ничему не удивляюсь. Если мне суждено будет выбраться отсюда живым, то, клянусь, – никогда больше не ступлю за порог своего дома! Чем мне всё это грозит? Они что – сожгут меня заживо или вобьют кол в сердце? Как здесь принято бороться с исчадием ада? Саид, ты же знаешь этих людей, объясни им, что это всего лишь царапина на лбу и недостаток зрения! В мире миллионы людей с таким отклонением. За это же не убивают! Скажи своему брату, он ведь образованный человек, неужели он не поймёт, что это всего лишь глупость и больное воображение! Его люди сходят с ума, он должен их как-то контролировать!
– Я уже говорил с ним…
– И что он сказал? Он сможет оградить меня от этих безумных нападок?
– Честно говоря, я не знаю, что он задумал. Поначалу он просто рассмеялся. Буква на лице напомнила ему о секте хуруфитов54. Но потом мне показалось, что эта идея его как-то заинтересовала. Он, безусловно, достаточно умён, чтобы отличить правду от вымысла, но в то же время обстоятельства могут заставить его совершить нечто необычное.
– Что ты имеешь в виду?
– Я пока ни в чём не уверен. Но одно могу сказать точно – они тебя не тронут, он этого не допустит. Похоже, что в предстоящем деле он отвёл для тебя какую-то важную роль. Не знаю, что это может быть. У меня есть одно подозрение…
– Ты не поверишь, но у меня тоже есть одно подозрение! Точнее сказать – предчувствие. Предчувствие того, что сейчас любое твоё слово будет для меня недобрым. Что ещё может со мной произойти?
– Мне кажется, что там, где есть место для Даджаля, вполне может появиться и Махди…
– Это ещё кто?
– Разумеется, ты не знаешь. Это Мессия, посланец Бога. Само слово означает «ведомый Аллахом». Его появление было предсказано ещё самим Пророком, да пребудет с ним мир! Махди должен будет появиться на Земле в момент величайшего беззакония и отстранения от веры для того, чтобы восстановить утраченную справедливость и возглавить мусульманский мир в его последней решающей битве. С его приходом поверженные враги ислама исчезнут в открывшейся бездне между Меккой и Мединой, но это будет только началом борьбы. Вскоре невиданная по численности армия ступит на землю Аравии, но и она будет повержена ценой невероятных усилий. Только одна треть мусульман сможет уцелеть, но завоёванная ими победа будет омрачена пришествием Даджаля. Это будет последним усилием дьявола, последним жестом его слабеющей руки…
– Только этого ещё не хватало! Его-то как отличить? Если роль Даджаля уже занята, то кто же тогда будет Махди?
– Этого мы не знаем. Да и будет ли он вообще? Но, кем бы ни был этот человек, одно можно сказать точно – в ближайшие семь лет он будет неподвластен смерти. Его невозможно будет убить. Это тоже часть пророчества. Стоит ли говорить – за всю свою жизнь я ещё не встречал таких людей!
– Похоже, здесь и шагу нельзя ступить, чтобы не столкнуться с какой-нибудь легендой или пророчеством. И в самом деле, прям как в сказках «Тысячи и одной ночи»! Но черт с ними, с пророчествами. Меня больше волнует реальность. Что теперь с нами будет? Я вижу, это место скоро придётся покинуть…
– Да, через час мы выступаем. Идём, мой брат хочет вас видеть.
Виктор и Джон снова оказались в той комнате, где прошлой ночью им открылась тайна Черного Камня, и где они впервые повстречались с Мансуром. Мансур, как всегда, был краток:
– Скоро мы покинем Египет и направимся в Королевство. Вы отправляетесь с нами. Мы идём в Мекку.
Джона такая перспектива, похоже, не очень-то и обрадовала:
– Что? Мы тоже отправимся в Саудовскую Аравию? Честно говоря, не хотелось бы…
В какой-то мере нежелание Джона было понятно. Страна, в которую им предстояло проникнуть, да ещё и незаконно, вовсе не отличалась доброжелательным и гостеприимным отношением к иностранцам, тем более – к иноверцам. Даже то, что Виктор, к примеру, вообще был человеком неверующим, на это никак не влияло. По строгим понятиям «чистого ислама», официальной религии Королевства, человек неверующий ничем не отличался от язычника. Он не был мусульманином, и этого вполне было достаточно, чтобы служить отягчающим обстоятельством.
Королевство Саудовская Аравия… Здесь преступникам на площадях отрубают головы потомственные палачи, передающие своё ремесло из поколения в поколение ещё со времен средневековья. Здесь только в 1962 году отменили рабство, а некоторые богословы, считающие себя учёными, до сих пор полагают, что Земля плоская. Здесь женщины не имеют права водить машины. Здесь немало высокопоставленных фанатиков, искренне верящих, что телевидение и интернет – это исчадия ада. Телевидение не простили даже самому королю Фейсалу – за то, что он в своё время разрешил вещание телевизионных программ, ему в голову разрядили пистолетную обойму. Если уж сам король не смог избежать фанатичного гнева, то для них, неверных, застигнутых в пределах священной территории, точно не нашлось бы лёгкой смерти. Джон справедливо опасался, что, случись им попасть в руки разъярённой толпе, им не жить и минуты… Он решился на вопрос:
– Раз уж мы идём с вами, то, может быть, вы расскажите – каким образом вы планируете проникнуть в Мечеть? Наверняка она усиленно охраняется.
– Разумеется, охраняется. Попасть в неё обычным способом будет невозможно. Полагаю, нас уже ждут. И, конечно же, не с цветами. На всех дорогах стоят блокпосты. Все подходы с земли блокированы. Допустим, даже если нам удастся войти внутрь, то пронести оружие мы уж точно не сможем. Поэтому у меня есть другая идея. Которая, кстати, уже доказала свою состоятельность. Не так ли, мистер Джон?