Ты умрешь следующей

— Правда?

— Нет, не я нашла, одна из наших девочек. Пьера извиняется, у нее неожиданно умерла тетя, ей позвонили еще до того, как она отключила сотовый телефон. Ей срочно нужно было уехать.

— Какая тетя? Тетя Эдвина? Надеюсь, что не она, я всегда испытывала к ней симпатию!

— В общем, Пьера надеется, что тетя оставила ей драгоценности.

— Лючия, да ты ведьма!

— Ты тоже, золотце, поэтому я тебе и нравлюсь.

Оставить Лючию и пойти дальше в глубь леса одной прогуляться Дэде было несложно, тем более что Лючия не проявляла интереса к природе и возможности подышать свежим воздухом. Пройдя еще несколько сотен метров и исчерпав все темы для разговора, Лючия начала тяжело дышать от усталости и предпочла вернуться на виллу.

Дэда курила десять сигарет в день, если нервничала, могла выкурить даже пачку, но ее походка оставалась легкой и стремительной, у нее не было ни одного лишнего килограмма. Ей были впору джинсы, которые она носила двадцать лет назад: пару старых джинсов с заплатами и вышивками она бережно хранила в глубине одного из ящиков шкафа. Время от времени Дэда их доставала, надевала и с удовольствием отмечала, что может застегнуть молнию. Ну может, иногда и нужно было для этого выдохнуть, но не более того.

Она быстро удалялась в глубь лесочка по тропинке, опасаясь, что Лючия передумает и опять увяжется за ней, но нет, та уже возвращалась на виллу.

Дэда ступала по мягкому ковру травы и примятых листьев, наклоняя голову, чтобы не задеть ветки. Ей казалось, что она передвигается совсем бесшумно.

Вокруг нее стояла тишина. Птицы тоже примолкли, возможно потому, что осторожно наблюдали за непрошенной гостьей, пожаловавшей в их мир. Иногда сквозь кроны деревьев то там, то здесь просачивались лучи света, а вообще можно было подумать, что ты за тысячи километров от города, хотя вилла была совсем недалеко.

Дэда устала от людей, устала до смерти. Сейчас ей хотелось побыть наедине с самой собой.

Она никогда не задумывалась над выражением «оголенные нервы», но теперь прекрасно понимала, что оно значит.

Ей казалось, будто с нее сняли кожу, полоска за полоской, острым лезвием, оголив нервы.

Некоторое время назад она прочла детектив, в котором с одним несчастным героем случилось нечто подобное.

У Дэды мурашки побежали по коже, когда она живо представила себе ту картинку. Окровавленное тело, оголенные мускулы, нечеловеческое лицо и ужас, застывший в глазах.

Это был ее недостаток — умение представлять все как наяву. Подобные книги выбивали ее из колеи, и поэтому ей почти никогда не удавалось дочитать их до конца. Как же назывался тот детектив? Нет, не вспомнить.

За спиной послышался шорох. Дэда вздрогнула от неожиданности.

У нее и вправду нервы были на пределе. Даже шорохи тихого леса могут выбить из колеи.

Неожиданно потемнело, Дэда посмотрела на небо: огромная туча, принесенная ветром, нависла над кронами деревьев.

Похолодало.

Сама того не замечая, она ускорила шаг, и теперь ей казалось, что она ушла очень далеко от того места, где рассталась с Лючией.

«Вот глупая, как мало надо, чтобы испугать тебя, — сказала она себе, глядя по сторонам, чтобы сориентироваться. — Но ты же не побежишь? Это не в твоем стиле».

Тропинка была та же самая, Дэда не сомневалась. Она пришла с этой стороны.

Когда она опять услышала шорох, то даже не обернулась. Лишь краешком глаза заметила, что чья-то тень быстро промелькнула и исчезла: возможно, тень от тучи на фоне листвы создала впечатление чьего-то присутствия, и ничего более.

Она побежала по мягкой листве. Шорохи позади нее становились все слышнее.

Опять нелепая шутка одной из подруг, выбравшей ее своей целью развлечься?

Но почему? Почему? Ничего смешного в этом не было.

Дэда решила остановиться и встретиться лицом к лицу с преследовательницей, понять, кто это, но она этого не сделала.

Просто потому, что ноги ее не слушались, и она продолжала бежать, и бежала, пока не увидела совсем близко стены виллы Камерелле.

Только теперь она замедлила шаг и немного отдышалась. Вокруг никого не было.

Дэда со злостью тряхнула головой, подняла камень и швырнула его в ствол дерева.



Остальные подруги опять отвергли тебя, в который раз. Беги прочь, если услышишь смех Дэды.

Дэда, сладенькая безжалостная стервочка, красивая блондинка, которая невесть что корчит из себя: как она ходит и усаживается на стул, поджав ноги и выпрямив спину.

Дэда такая женственная.

Ты не можешь не думать о Дэде даже сейчас, когда убегаешь вся в слезах, что обжигают твои глаза.


Ты не одна из них и никогда не будешь. Не оборачивайся, чтобы посмотреть на них, ты же знаешь, что они все там, в своем кругу, вокруг Дэды и Джованны.

Дэда сидит, обхватив руками плечи, колени сомкнуты, изящные лодыжки. Джованна стоит, положив одну руку ей на плечо.

Теперь они ненавидят друг друга, но ты этого не знаешь. Аристократка и Анархистка — так их называли.

Сейчас ты бежишь к Рите, которая на перемене делает домашние задания, поскольку с ней никто не разговаривает.

— Что случилось? — спрашивает она, положив ручку.

— Ничего. Все нормально, — говоришь ты, закрывая дверь аудитории, потом опускаешься на колени рядом с ней и начинаешь всхлипывать, положив ей голову на колени.

— Ты когда-нибудь смиришься? — спрашивает Рита. — Ты не такая, как они. К счастью. Но ты не хочешь с этим примириться. Почему ты не можешь понять, что стоишь гораздо больше их? Почему? — Ее пальцы гладят тебя по голове, сначала пряди, потом осторожно кожу под волосами, ее движения медленные, нежные, завораживающие.

И ты закрываешь глаза, прижимаешься щекой к бедру Риты и позволяешь себя ласкать, в то время как слезы хлынули из глаз ручьем.



С Амандой она договорилась после завтрака. Лучше сразу же избавиться от навязчивых мыслей и больше об этом не думать. Свою очередь мыть посуду она отработала и теперь оставшийся уик-энд будет бездельничать.

Дэда считала, что от любых скучных дел нужно избавляться побыстрее, как с домашними заданиями, когда она была школьницей. Ее мать заставляла ее делать уроки, едва девочка возвращалась домой. Мать была так устроена, и во многом оказывалась права.

Дэде в принципе нравилось возиться на кухне и готовить еду: повар из нее получился бы превосходный.

Но готовить ей нравилось одной, без чьей-либо указки. Обычно званый ужин они устраивали дважды в месяц.

Друзья, коллеги Луки, ее коллеги, новые знакомые.

В этот день на кухню вход был воспрещен всем за исключением разве что Пернанды, которая допускалась только до самой неблагодарной и черной работы — мытья посуды.

Меню продумывалось задолго до подготовки к званому ужину, тип вина выбирался сообща с Лукой (одно из самых приятных дел, которые они делали вместе, с удовольствием), очень внимательно продумывалась и сервировка стола. На середину стола ставились красивые цветы, которые Дэда обычно заказывала у продавца маленького цветочного магазина, потому что только он умел угождать ее вкусам.

А еще красивые скатерти, карточки на столе с указанием имени — все требовало заботливого внимания и усердия. Главные блюда начинали готовить заранее. Кроме того, нужно было красиво разложить пищу, выдержать сочетание цветов, точно соблюсти время подачи блюд, распределить места за столом, организовать беседу. Все сходились во мнении, что ужины, устраиваемые Дэдой, великолепны, и ее подругам не удавалось превзойти Дэду в этом.

Сейчас она предложила Аманде свою помощь на кухне — это был подходящий случай возобновить прежние отношения. А еще узнать, у кого она стрижется. Прическа у Аманды была просто великолепна!

Дэда застала Аманду на кухне с завязанным на талии фартуком, на руках, проворно перебирающих кабачки, очень аккуратный маникюр. Вот такая была Аманда, хотя, если подумать, что ее семья владела банком…

— Что приготовим? — лучше позволить Аманде сделать выбор, а она, Дэда, будет довольствоваться выполнением неблагодарной работы чернорабочего.

— Не знаю, я думала приготовить карпаччо[4] с кабачками. Что ты об этом думаешь? Ты же отлично готовишь.

— Ты тоже, если не ошибаюсь; я помню пасхальную запеканку, это было просто обьедение!

— Я целый год занималась на кулинарных курсах, но остановилась на приготовлении рыбы, прослушав только половину лекций по рыбным блюдам, поэтому могу приготовить лангуста, но не золотую рыбку, а по десертам я вообще абсолютный ноль, — и Аманда рассмеялась своим юным обезоруживающим смехом.

Когда она смеялась, на левой щеке у нее появлялась ямочка. И поэтому она казалась прямо-таки девчонкой, еще и из-за шаловливой челки пепельных волос и темно-синих глаз. Дэда всегда считала ее симпатичной, хотя в школе Аманда была робкой и незаметной. Хорошо воспитанная девочка, которая общалась с ними, потому что их матери были подругами, но которая потом всегда забивалась в угол с книгой в руках. Аманда в детстве постоянно читала.

Когда они повзрослели и вышли замуж, их дома находились в одном районе, поэтому они дружили в первые годы после замужества, устраивали совместные партии в бридж или играли в бурраку, а еще раньше вместе отдыхали в Греции. В их компании была и Мария-Луиза. Потом пошла череда тридцатилетних юбилеев, а теперь сорокалетие мужей некоторых подруг. Да, они часто виделись, но откровенных разговоров не было. Дэда не помнила, чтобы она ходила с Амандой за покупками, они даже ни разу вместе не ходили поужинать или в кино, как, например, было с Марией-Луизой, или Пьерой, или кем-то еще из подруг из прежней школьной жизни.

«Почему этого не происходило? — спросила она себя раздосадованно. — Она мне симпатична, я ей тоже, почему у нас не может быть близких отношений, к тому же мы знакомы — она быстренько посчитала, — двадцать пять лет».

— Я уверена, что ты — молодчина, — сказала Дэда улыбаясь, а потом решительно добавила: — Решай все сама, я не хочу думать об этом, буду просто мыть посуду.

— Хорошо, если ты на этом настаиваешь, — Аманда сомневалась.

«У нее даже веснушки сохранились, отметила про себя Дэда с завистью. Боже мой, у нее даже и в пятьдесят лет будет вид школьницы. Правда, попа у нее побольше моей, но ведь должно же быть хоть что-то…» — Дэда опять улыбнулась ей.

— Я рада, что нашелся повод побыть с тобой, — сказала Аманда, начав готовить соус, — знаешь, поболтать, посекретничать наедине.

— Мне тоже приятно. — Дэда навострила ушки. Аманда хотела о чем-то поговорить?

— Пребывание здесь не действует на тебя каким-то особым образом?

— Наконец-то нашелся кто-то, кто меня понимает. Я с утра нервничаю. Все эти воспоминания о прошлом… С тобой тоже такое происходит?

— Нет, то есть, может, да, но я вовсе не это имела в виду.

— А что тогда?

— Нахождение здесь. Здесь, понимаешь? — И Аманда бросила на нее косой взгляд.

— Нет, а что я должна понять? (Уф-ф, вот почему они никогда не были подругами. Аманда и в самом деле предпочитала оставаться во всем слишком серьезной).

— Здесь, на вилле Камерелле, ровно двадцать лет спустя.