Ты умрешь следующей
Часть 15 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Или Дэда специально так сделала?
А может, она сбежала именно от нее?
Давняя неуверенность комом подкатила к горлу, а к ней добавилось и еще одно неприятное ощущение, которое Мария-Луиза уже хорошо знала.
Ревность. Давняя и укоренившаяся ревность, вовсе не ослабевшая с годами.
Она никогда не испытывала подобной ревности по отношению к Армандо.
— Кого ты хочешь убить?
— Что? — вздрогнула она. И что это за дурацкая привычка у Лючии неслышно подходить со спины? У нее были маленькие ступни, как у девочки, и передвигалась она легко, несмотря на свою пышную грудь.
— У тебя был такой свирепый вид, что я не хотела бы оказаться на месте той, о ком ты думала. Это женщина? Правда?
— С чего это ты взяла? — равнодушно спросила Мария-Луиза.
Но Лючия была очень проницательна и хорошо чувствовала ситуацию.
— Дорогая моя, ни один мужчина не был бы способен разбудить подобные чувства в женщине.
— Ты говоришь, опираясь на свой личный опыт?
— Скажем, еще и на профессиональный. В связи с моим характером работы я на подобные вещи уже насмотрелась. Женщины убивают и мужчин, да, они убивают их из-за ненависти. Но если покопаться, то обнаружишь в их сердцах страдание, но по другой женщине.
— Лючия, я поражена. Ты говоришь так, будто бы презираешь женщин.
— Искренность за искренность. Немного это так. Я должна была бы родиться мужчиной. Не было бы никаких сложностей, все конкретно, просто, никаких ненужных переживаний, никакого лишнего груза. Поскреби хорошенько любую женщину и обнаружишь мужчину, с несколькими сотнями граммов мозгов побольше, но абсолютно ненужных.
— Иной раз ты просто комична. Я уже было хотела обидеться, но по отношению к тебе это невозможно. Даже когда ты начинаешь плеваться обвинениями, извини, что я так говорю.
— Издержки профессиональной деятельности, детка, судья — всегда судья. Мы почти как хирурги. То же безразличие к судьбе других, и то же чувство морального превосходства. Мы — божий дар для всех остальных в мире.
— Теперь я уверена, что ты сейчас шутишь, — сказала Мария-Луиза, вовсе не уверенная в этом. Слова Лючии звучали так горько, в глазах полыхал коварный огонь.
— Получается, я была права. Дэда нас надула.
— Похоже, — добавила Мария-Луиза, стиснув зубы. Ну же, вперед, вонзи нож поглубже, чтобы было больнее.
— Ты не должна сожалеть об этом. Такого ты не могла предвидеть. Дэде нужна свобода, в этом весь секрет, — голос Лючии зазвучал необычно понимающе, и у Марии-Луизы непонятно почему на глаза навернулись слезы, но она сдержалась.
— Почему? Она что-нибудь сказала тебе?
— Да нет, ничего она мне не сказала, как и тебе, впрочем. Но когда я на нее посмотрела повнимательней, я заметила, что Дэда была на грани нервного срыва. Она правильно сделала, что уехала, это место плохо на нее действовало.
— Ты хочешь сказать, что это из-за… ну, ты понимаешь, из-за того, что случилось тогда? Из-за Риты?
— Я не столь чувствительна, чтобы разбираться в мотивах страданий других. Но что-то ее беспокоило. Когда мы вернемся в город, спроси ее об этом и она тебе все расскажет.
— Ты в это действительно веришь? — Как отвратителен этот патетический тон надежды в ее голосе, но Мария-Луиза ничего не могла с этим поделать.
— Но ты же самая лучшая ее подруга. Или нет? — сказала Лючия и ушла.
Наконец-то она опять одна, наедине со своей книгой, которую прихватила случайно и которая ее вовсе не интересовала. Мария-Луиза задумалась о последних словах Лючии.
Неужели она и в самом деле была самой лучшей подругой Дэды?
Мария-Луиза мысленно вернулась к воспоминаниям из детства, когда они с Дэдой часто общались. Подружили девочек между собой их матери. Вся жизнь Марии-Луизы прошла в присутствии Дэды. Все важные дела они делали вместе, и важные события происходили одновременно у обеих: в школе, когда выходили прогуляться, когда встречались с женихами, первый сексуальный опыт, университет (неважно, что потом карьере она предпочла семейную жизнь и теперь вынуждена преподавать несносным прыщавым подросткам), замужество, дети. Они были как сестры-близнецы с одним лишь существенным исключением.
Дэда ни разу не изменила мужу, а Мария-Луиза изменяла.
Суббота, 18.30. Джованна
Она сидела в гостиной одна, там, где ее оставила Аманда. Ей казалось, что она всегда была одинока.
Конечно, это было не так; еще совсем недавно она могла позволить себе притворяться, что одиночество для нее — именно то, к чему она стремится, и что это самое главное ее желание.
Джованна, что ты об этом думаешь, Джованна, что скажешь, а не пойти ли нам туда, Джованна, а по-твоему… А она была счастлива, что так важно ее мнение, что все доверяли ей свои тревоги и заботы, гордилась, что находилась в центре внимания, но старалась не показывать этого, чтобы никто не заподозрил, насколько для нее это важно.
Потому что едва другие поймут, что они тебе необходимы, как тут же пытаются воспользоваться этим, чтобы втереться в доверие и надуть тебя.
Поэтому она оставалась непроницаемой и неприступной в школе, с друзьями, в недолгой жизни замужней женщины. Внутри нее существовала другая Джованна, совсем маленькая, которая кричала: да вот же я, смотрите на меня, восторгайтесь мной, аплодируйте, любите меня!
Потом, она и сама не поняла, когда и как, все закончилось! Она все чаще оставалась одна, старые друзья разбрелись кто куда: дети-работа-супруги-дом-отпуск, а те новые, что появлялись в ее жизни, задерживались ненадолго, и она уже не понимала, где и в чем ошиблась.
И вдруг, возможно от отчаяния, Джованна согласилась на это смешное приглашение провести уик-энд в компании школьных подруг, о существовании которых она почти забыла.
Наступил вечер. В глубине комнаты некоторые уголки были так темны, что детали предметов казались едва различимыми.
Джованна растянулась на диване.
Люстра была погашена. В какой-то момент она подумала встать и зажечь свет, потом отказалась от этого намерения. Ты глупая, сказала она, совсем скоро тебе исполнится сорок лет, а ты до сих пор боишься темноты.
Она будет сидеть у себя в комнате, во всяком случае до тех пор, пока комната не погрузится в кромешную темноту или пока кто-нибудь не зайдет к ней.
Джованна пристально посмотрела на побеленную стену сбоку от себя. Что это за след там, внизу? Кровавый отпечаток руки?
А там? Что-то промелькнуло в темноте.
Да нет, просто показалось.
Она тряхнула головой, закрыла глаза и опять открыла их.
Что-то шелохнулось внутри камина, в этом она была уверена. Джованна хотела встать и пойти проверить, но какая-то неведомая сила удержала ее. Она так и осталась сидеть, будто приклеенная к парчовой узорчатой ткани дивана. Джованна чувствовала, как от стен словно накатывают волны отрицательной энергии. У нее заныло под ложечкой. Она поднесла руки к вискам. Что же это было там, в темноте?
— Джованна! Что ты тут делаешь в одиночестве, да еще и в потемках? О боже, извини, неужели ты спала? Я тебя разбудила?
Джованна захлопала ресницами от неожиданно включенного света, стараясь подавить вздох облегчения.
В дверях стояла Тутти. Она была немного удавлена, и вид у нее был странно смущенный. Джованна улыбнулась через силу.
— Я не спала, возможно, задремала. Неприятные сновидения. Хорошо, что ты зашла. Пойдем приготовим что-нибудь на ужин? Только я тебя предупреждаю, что на кухне я не большая мастерица.
— То же можно сказать и обо мне. Не так уж и плохо. Сделаем что-нибудь попроще.
Они пришли на кухню, которая была хорошо освещена и вообще выглядела уютно.
Здесь лежали продукты: овощи, масло, сыры, фрукты, маринованные овощи, хлеб. Тутти, глядя на все это изобилие, стала думать, что бы приготовить. В кухню вошла Лючия с бокалом в руках.
— Что готовите? Пахнет вкусно. — Она подняла крышку. — Хотя по виду не скажешь.
— Там объедки, глупая! — сказала Тутти, и подруги дружно разразились хохотом.
Все замечательно, спокойно, обычные шутки на кухне с подругами, которые шутят между собой. Казалось, ничто не предвещает беды, и все же у Джованны опять заныло сердце в странном предчувствии…
Полная достоинства — вот верное определение. Мне никак не удавалось подобрать правильное слово, но если очень захотеть, то слова находятся. Полная достоинства.
Ты даже по лесу бежала, не теряя достоинства, Дэда. У тебя не упал с головы ни один волосок.
Дэда бежит по лесу, не теряя чувства достоинства. Похоже на подпись-пояснение под фотографией.
Теперь у тебя не такой полный достоинства вид, правда, дорогая?
Я сниму тебя на фото?
Я знаю, что ты не можешь сказать мне «да», поэтому я все равно сфотографирую тебя.
Улыбнись!
Извини, я пошутила.
Суббота, 18.30. Мария-Луиза
Самое интересное заключалось в том, что Лука никогда не изменял Дэде ни с одной из своих пациенток.
А вот Дэда была почти уверена, что измена уже произошла или вот-вот случится, и столько раз грузила Марию-Луизу своими жалобами во время бесконечных разговоров по телефону.
А может, она сбежала именно от нее?
Давняя неуверенность комом подкатила к горлу, а к ней добавилось и еще одно неприятное ощущение, которое Мария-Луиза уже хорошо знала.
Ревность. Давняя и укоренившаяся ревность, вовсе не ослабевшая с годами.
Она никогда не испытывала подобной ревности по отношению к Армандо.
— Кого ты хочешь убить?
— Что? — вздрогнула она. И что это за дурацкая привычка у Лючии неслышно подходить со спины? У нее были маленькие ступни, как у девочки, и передвигалась она легко, несмотря на свою пышную грудь.
— У тебя был такой свирепый вид, что я не хотела бы оказаться на месте той, о ком ты думала. Это женщина? Правда?
— С чего это ты взяла? — равнодушно спросила Мария-Луиза.
Но Лючия была очень проницательна и хорошо чувствовала ситуацию.
— Дорогая моя, ни один мужчина не был бы способен разбудить подобные чувства в женщине.
— Ты говоришь, опираясь на свой личный опыт?
— Скажем, еще и на профессиональный. В связи с моим характером работы я на подобные вещи уже насмотрелась. Женщины убивают и мужчин, да, они убивают их из-за ненависти. Но если покопаться, то обнаружишь в их сердцах страдание, но по другой женщине.
— Лючия, я поражена. Ты говоришь так, будто бы презираешь женщин.
— Искренность за искренность. Немного это так. Я должна была бы родиться мужчиной. Не было бы никаких сложностей, все конкретно, просто, никаких ненужных переживаний, никакого лишнего груза. Поскреби хорошенько любую женщину и обнаружишь мужчину, с несколькими сотнями граммов мозгов побольше, но абсолютно ненужных.
— Иной раз ты просто комична. Я уже было хотела обидеться, но по отношению к тебе это невозможно. Даже когда ты начинаешь плеваться обвинениями, извини, что я так говорю.
— Издержки профессиональной деятельности, детка, судья — всегда судья. Мы почти как хирурги. То же безразличие к судьбе других, и то же чувство морального превосходства. Мы — божий дар для всех остальных в мире.
— Теперь я уверена, что ты сейчас шутишь, — сказала Мария-Луиза, вовсе не уверенная в этом. Слова Лючии звучали так горько, в глазах полыхал коварный огонь.
— Получается, я была права. Дэда нас надула.
— Похоже, — добавила Мария-Луиза, стиснув зубы. Ну же, вперед, вонзи нож поглубже, чтобы было больнее.
— Ты не должна сожалеть об этом. Такого ты не могла предвидеть. Дэде нужна свобода, в этом весь секрет, — голос Лючии зазвучал необычно понимающе, и у Марии-Луизы непонятно почему на глаза навернулись слезы, но она сдержалась.
— Почему? Она что-нибудь сказала тебе?
— Да нет, ничего она мне не сказала, как и тебе, впрочем. Но когда я на нее посмотрела повнимательней, я заметила, что Дэда была на грани нервного срыва. Она правильно сделала, что уехала, это место плохо на нее действовало.
— Ты хочешь сказать, что это из-за… ну, ты понимаешь, из-за того, что случилось тогда? Из-за Риты?
— Я не столь чувствительна, чтобы разбираться в мотивах страданий других. Но что-то ее беспокоило. Когда мы вернемся в город, спроси ее об этом и она тебе все расскажет.
— Ты в это действительно веришь? — Как отвратителен этот патетический тон надежды в ее голосе, но Мария-Луиза ничего не могла с этим поделать.
— Но ты же самая лучшая ее подруга. Или нет? — сказала Лючия и ушла.
Наконец-то она опять одна, наедине со своей книгой, которую прихватила случайно и которая ее вовсе не интересовала. Мария-Луиза задумалась о последних словах Лючии.
Неужели она и в самом деле была самой лучшей подругой Дэды?
Мария-Луиза мысленно вернулась к воспоминаниям из детства, когда они с Дэдой часто общались. Подружили девочек между собой их матери. Вся жизнь Марии-Луизы прошла в присутствии Дэды. Все важные дела они делали вместе, и важные события происходили одновременно у обеих: в школе, когда выходили прогуляться, когда встречались с женихами, первый сексуальный опыт, университет (неважно, что потом карьере она предпочла семейную жизнь и теперь вынуждена преподавать несносным прыщавым подросткам), замужество, дети. Они были как сестры-близнецы с одним лишь существенным исключением.
Дэда ни разу не изменила мужу, а Мария-Луиза изменяла.
Суббота, 18.30. Джованна
Она сидела в гостиной одна, там, где ее оставила Аманда. Ей казалось, что она всегда была одинока.
Конечно, это было не так; еще совсем недавно она могла позволить себе притворяться, что одиночество для нее — именно то, к чему она стремится, и что это самое главное ее желание.
Джованна, что ты об этом думаешь, Джованна, что скажешь, а не пойти ли нам туда, Джованна, а по-твоему… А она была счастлива, что так важно ее мнение, что все доверяли ей свои тревоги и заботы, гордилась, что находилась в центре внимания, но старалась не показывать этого, чтобы никто не заподозрил, насколько для нее это важно.
Потому что едва другие поймут, что они тебе необходимы, как тут же пытаются воспользоваться этим, чтобы втереться в доверие и надуть тебя.
Поэтому она оставалась непроницаемой и неприступной в школе, с друзьями, в недолгой жизни замужней женщины. Внутри нее существовала другая Джованна, совсем маленькая, которая кричала: да вот же я, смотрите на меня, восторгайтесь мной, аплодируйте, любите меня!
Потом, она и сама не поняла, когда и как, все закончилось! Она все чаще оставалась одна, старые друзья разбрелись кто куда: дети-работа-супруги-дом-отпуск, а те новые, что появлялись в ее жизни, задерживались ненадолго, и она уже не понимала, где и в чем ошиблась.
И вдруг, возможно от отчаяния, Джованна согласилась на это смешное приглашение провести уик-энд в компании школьных подруг, о существовании которых она почти забыла.
Наступил вечер. В глубине комнаты некоторые уголки были так темны, что детали предметов казались едва различимыми.
Джованна растянулась на диване.
Люстра была погашена. В какой-то момент она подумала встать и зажечь свет, потом отказалась от этого намерения. Ты глупая, сказала она, совсем скоро тебе исполнится сорок лет, а ты до сих пор боишься темноты.
Она будет сидеть у себя в комнате, во всяком случае до тех пор, пока комната не погрузится в кромешную темноту или пока кто-нибудь не зайдет к ней.
Джованна пристально посмотрела на побеленную стену сбоку от себя. Что это за след там, внизу? Кровавый отпечаток руки?
А там? Что-то промелькнуло в темноте.
Да нет, просто показалось.
Она тряхнула головой, закрыла глаза и опять открыла их.
Что-то шелохнулось внутри камина, в этом она была уверена. Джованна хотела встать и пойти проверить, но какая-то неведомая сила удержала ее. Она так и осталась сидеть, будто приклеенная к парчовой узорчатой ткани дивана. Джованна чувствовала, как от стен словно накатывают волны отрицательной энергии. У нее заныло под ложечкой. Она поднесла руки к вискам. Что же это было там, в темноте?
— Джованна! Что ты тут делаешь в одиночестве, да еще и в потемках? О боже, извини, неужели ты спала? Я тебя разбудила?
Джованна захлопала ресницами от неожиданно включенного света, стараясь подавить вздох облегчения.
В дверях стояла Тутти. Она была немного удавлена, и вид у нее был странно смущенный. Джованна улыбнулась через силу.
— Я не спала, возможно, задремала. Неприятные сновидения. Хорошо, что ты зашла. Пойдем приготовим что-нибудь на ужин? Только я тебя предупреждаю, что на кухне я не большая мастерица.
— То же можно сказать и обо мне. Не так уж и плохо. Сделаем что-нибудь попроще.
Они пришли на кухню, которая была хорошо освещена и вообще выглядела уютно.
Здесь лежали продукты: овощи, масло, сыры, фрукты, маринованные овощи, хлеб. Тутти, глядя на все это изобилие, стала думать, что бы приготовить. В кухню вошла Лючия с бокалом в руках.
— Что готовите? Пахнет вкусно. — Она подняла крышку. — Хотя по виду не скажешь.
— Там объедки, глупая! — сказала Тутти, и подруги дружно разразились хохотом.
Все замечательно, спокойно, обычные шутки на кухне с подругами, которые шутят между собой. Казалось, ничто не предвещает беды, и все же у Джованны опять заныло сердце в странном предчувствии…
Полная достоинства — вот верное определение. Мне никак не удавалось подобрать правильное слово, но если очень захотеть, то слова находятся. Полная достоинства.
Ты даже по лесу бежала, не теряя достоинства, Дэда. У тебя не упал с головы ни один волосок.
Дэда бежит по лесу, не теряя чувства достоинства. Похоже на подпись-пояснение под фотографией.
Теперь у тебя не такой полный достоинства вид, правда, дорогая?
Я сниму тебя на фото?
Я знаю, что ты не можешь сказать мне «да», поэтому я все равно сфотографирую тебя.
Улыбнись!
Извини, я пошутила.
Суббота, 18.30. Мария-Луиза
Самое интересное заключалось в том, что Лука никогда не изменял Дэде ни с одной из своих пациенток.
А вот Дэда была почти уверена, что измена уже произошла или вот-вот случится, и столько раз грузила Марию-Луизу своими жалобами во время бесконечных разговоров по телефону.