Туман между нами
Часть 21 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мы не с того начали знакомство.
– Возможно.
В голове проносится воспоминание о первом разе, когда я его увидела. Я прыгнула на него со спины, и он завернул меня в каральку.
Закари отставляет бутылку в сторону, поднимает на меня нечитаемый взгляд.
– Я решил попробовать снова.
Что-то не так. Алекс, всё это неправильно и вообще не должно происходить.
Не зная, что делать и как вести себя, поддерживаю разговор, так как могу.
– Хорошо. И все твои попытки проходят под вино? – спрашиваю я, поднимая бокал.
Взгляд голубых глаз безошибочно даёт понять, что я только что ступила на зыбкую почву.
– Нет, это первая. Не люблю вино.
Отвожу взгляд в сторону, но чувствую, как он продолжает на меня смотреть.
Это всё не просто так.
Не думаю, что Закари Келлер делает в этой жизни что-то, не имея на то своего плана. Зейн предупреждал меня о своей матери, я не послушала. С Закари я подобной ошибки не допущу.
– Расскажи что-нибудь о себе, – просит он, и я практически давлюсь глотком терпкого вина.
Бросаю на него взгляд и уточняю:
– Что именно тебя интересует?
Всё это какая-то игра, а я не знаю правил. Я заведомо проиграла. Снова.
Пока внутри меня идёт борьба, Закари продолжает разрезать мясо на мелкие кусочки, так спокойно и размеренно, что это нервирует меня ещё больше.
– Может, о семье, о том, где ты училась, о чём угодно.
Поговорить.
Хорошо.
– Как тебе известно, мамы больше нет, – говорю я, стараясь сбить его с толку. Ведь не принято поднимать больные темы.
Но его это никак не смущает. Закари отправляет в рот кусок мяса и спрашивает:
– Какая она была?
Этот вопрос ставит меня в тупик. О какой части моей жизни поведать ему? Немного подумав, решаю вступить в игру, которую он мне навязывает и, прожевав следующий кусок еды, отвечаю:
– Разная. Она была леди, когда того требовали обстоятельства, а в другом месте и в другое время отбивала свою дочь с помощью ружья. Она могла быть любящей, а могла быть скрытной, и мне порой казалось, что до меня ей нет никакого дела. Когда наша жизнь не знала лишений, мама была… легкой и до безумия родной. Когда мы все потеряли, она стала чужой и далекой. С приходом тумана, я видела её совершенно с другой стороны. Отвечая на твой вопрос, могу сказать – мама была многогранна. Уверена, если бы полковник не… убила её, мама снова бы меня удивила.
Как же больно говорить о ней вслух. Я так и не оплакала её, если начну это делать, то провалю задание и тогда мне придётся оплакивать всех, кто мне хоть как-то дорог.
Закари слушает меня максимально внимательно, словно ему действительно интересно что-то обо мне узнать. Но где-то на подсознательном уровне я понимаю, что это не так. Отпиваю маленький глоток вина, настолько маленький, что не чувствую его вкуса. Отставляю бокал и, смотря Закари прямо в глаза, задаю ответный вопрос.
– А какая твоя мама?
Он даже не раздумывает, отвечает сразу же:
– Одинаковая.
– Это как?
– Она – всегда чудовище, – отвечает он, не сводя с меня взгляда.
Разговорами и самыми неудобными вопросами его не смутить, но то, как он говорит о своей матери, даёт мне пощечину – он никогда не отправится на базу номер восемь.
– Не могу не согласиться.
– А где твой отец?
Уверена, что именно вино заставляет меня разозлиться из-за упоминания папы.
– Это допрос? – с вызовом спрашиваю я.
Мой дрянной характер даже в условиях страха не дремлет.
Мало того Закари заставил меня говорить о маме, так теперь выпытывает информацию об отце, о котором я вообще не готова говорить. Не с ним. Не сейчас.
– Ты не обязана отвечать.
Откладываю вилку и говорю чистую правду:
– Я не знаю, где он. По словам сестры, он должен был находиться в Лондоне, но прошло столько времени, и я не знаю, где он сейчас.
– По словам сестры?
Он все подмечает. Гадкий тип.
– Да. Я с папой долгое время не общалась.
– Не хотела?
– Он не хотел. Я могу идти?
Разговоры о семье отправляют меня прямиком в самое пекло ада. Хочу сбежать в свою нору и не высовывать носа ближайшие пару лет.
Закари кивает, и я тут же поднимаюсь с места. Обхожу стол и, слыша его голос, останавливаюсь:
– Я могу попытаться найти твоего отца, – предлагает он.
Оборачиваюсь и встречаю его пристальный взгляд:
– Зачем?
– Ты живешь на базе номер девять и являешься её частью.
Какой бред.
– Это не так. За моей дверью всегда караулят приближенные к тебе люди. Это чётко даёт понять, я тут не гостья и уж точно не часть базы номер девять.
Выражение лица Закари не меняется, но его глаза становятся холоднее. Ему не понравилось то, что я сказала? Плевать, начну искать к нему подход в другой раз, сейчас он меня раздражает и страшит.
Секунды утекают, а мы продолжаем смотреть друг на друга.
– Завтра в восемь.
Ему не нужно объяснять, о чём идет речь. Об очередном ужине. Ухожу не прощаясь. Влетаю в свою комнату, внутри волк и Рэнли.
– Как всё прошло? – спрашивает он.
– Я хочу побыть одна, – это единственное, что я в состоянии сказать.
Рэнли уходит, а я валюсь на кровать и стараюсь уснуть до того, как слезы польются из глаз. Разговор о семье открывает раны, которые ещё совсем не затянулись.
Мамы нет. Где папа и жив ли он – я не знаю.
Мне известно только одно – Закари Келлер что-то задумал, и сегодня он удачно втянул меня туда, откуда нет выхода.
Глава двенадцатая
Следующее утро наступает куда быстрее, чем я бы того хотела. Всю ночь мне снилась мама. Она была счастлива, ведь рядом с ней рука об руку всегда находился папа. Сны были наполнены теплом и светом, но я не могла смотреть на эту идеалистическую картину, ведь даже будучи в царстве Морфея, я понимала, все это ненастоящее. И от этого становилось погано, я просыпалась по меньшей мере семь раз, а снова засыпая, ощущала на кончике языка горечь потери.
Я больше никогда не увижу её. Почему я не говорила, о том как люблю, как скучаю когда её не было рядом, о ревности, что грызла меня. Я всё упустила и исправить это возможности не будет.
Окончательно проснувшись, я ещё больше разозлилась на Закари. Все эти разговоры о моей семье ему совершенно безразличны, но мне – нет. Я всеми силами старалась не думать о маме. Если начну страдать, то погрязну в скорби, и тогда Лексе, как и всем, кто мне дорог, грозит опасность.
Какое-то время я валяюсь на кровати. Нужно встать и чем-то заняться, иначе печаль затопит меня с головы до ног.
Поднимаюсь, привожу себя в более-менее подобающий вид и выхожу из комнаты.
– Доброе утро, – говорю я… пустоте.
– Возможно.
В голове проносится воспоминание о первом разе, когда я его увидела. Я прыгнула на него со спины, и он завернул меня в каральку.
Закари отставляет бутылку в сторону, поднимает на меня нечитаемый взгляд.
– Я решил попробовать снова.
Что-то не так. Алекс, всё это неправильно и вообще не должно происходить.
Не зная, что делать и как вести себя, поддерживаю разговор, так как могу.
– Хорошо. И все твои попытки проходят под вино? – спрашиваю я, поднимая бокал.
Взгляд голубых глаз безошибочно даёт понять, что я только что ступила на зыбкую почву.
– Нет, это первая. Не люблю вино.
Отвожу взгляд в сторону, но чувствую, как он продолжает на меня смотреть.
Это всё не просто так.
Не думаю, что Закари Келлер делает в этой жизни что-то, не имея на то своего плана. Зейн предупреждал меня о своей матери, я не послушала. С Закари я подобной ошибки не допущу.
– Расскажи что-нибудь о себе, – просит он, и я практически давлюсь глотком терпкого вина.
Бросаю на него взгляд и уточняю:
– Что именно тебя интересует?
Всё это какая-то игра, а я не знаю правил. Я заведомо проиграла. Снова.
Пока внутри меня идёт борьба, Закари продолжает разрезать мясо на мелкие кусочки, так спокойно и размеренно, что это нервирует меня ещё больше.
– Может, о семье, о том, где ты училась, о чём угодно.
Поговорить.
Хорошо.
– Как тебе известно, мамы больше нет, – говорю я, стараясь сбить его с толку. Ведь не принято поднимать больные темы.
Но его это никак не смущает. Закари отправляет в рот кусок мяса и спрашивает:
– Какая она была?
Этот вопрос ставит меня в тупик. О какой части моей жизни поведать ему? Немного подумав, решаю вступить в игру, которую он мне навязывает и, прожевав следующий кусок еды, отвечаю:
– Разная. Она была леди, когда того требовали обстоятельства, а в другом месте и в другое время отбивала свою дочь с помощью ружья. Она могла быть любящей, а могла быть скрытной, и мне порой казалось, что до меня ей нет никакого дела. Когда наша жизнь не знала лишений, мама была… легкой и до безумия родной. Когда мы все потеряли, она стала чужой и далекой. С приходом тумана, я видела её совершенно с другой стороны. Отвечая на твой вопрос, могу сказать – мама была многогранна. Уверена, если бы полковник не… убила её, мама снова бы меня удивила.
Как же больно говорить о ней вслух. Я так и не оплакала её, если начну это делать, то провалю задание и тогда мне придётся оплакивать всех, кто мне хоть как-то дорог.
Закари слушает меня максимально внимательно, словно ему действительно интересно что-то обо мне узнать. Но где-то на подсознательном уровне я понимаю, что это не так. Отпиваю маленький глоток вина, настолько маленький, что не чувствую его вкуса. Отставляю бокал и, смотря Закари прямо в глаза, задаю ответный вопрос.
– А какая твоя мама?
Он даже не раздумывает, отвечает сразу же:
– Одинаковая.
– Это как?
– Она – всегда чудовище, – отвечает он, не сводя с меня взгляда.
Разговорами и самыми неудобными вопросами его не смутить, но то, как он говорит о своей матери, даёт мне пощечину – он никогда не отправится на базу номер восемь.
– Не могу не согласиться.
– А где твой отец?
Уверена, что именно вино заставляет меня разозлиться из-за упоминания папы.
– Это допрос? – с вызовом спрашиваю я.
Мой дрянной характер даже в условиях страха не дремлет.
Мало того Закари заставил меня говорить о маме, так теперь выпытывает информацию об отце, о котором я вообще не готова говорить. Не с ним. Не сейчас.
– Ты не обязана отвечать.
Откладываю вилку и говорю чистую правду:
– Я не знаю, где он. По словам сестры, он должен был находиться в Лондоне, но прошло столько времени, и я не знаю, где он сейчас.
– По словам сестры?
Он все подмечает. Гадкий тип.
– Да. Я с папой долгое время не общалась.
– Не хотела?
– Он не хотел. Я могу идти?
Разговоры о семье отправляют меня прямиком в самое пекло ада. Хочу сбежать в свою нору и не высовывать носа ближайшие пару лет.
Закари кивает, и я тут же поднимаюсь с места. Обхожу стол и, слыша его голос, останавливаюсь:
– Я могу попытаться найти твоего отца, – предлагает он.
Оборачиваюсь и встречаю его пристальный взгляд:
– Зачем?
– Ты живешь на базе номер девять и являешься её частью.
Какой бред.
– Это не так. За моей дверью всегда караулят приближенные к тебе люди. Это чётко даёт понять, я тут не гостья и уж точно не часть базы номер девять.
Выражение лица Закари не меняется, но его глаза становятся холоднее. Ему не понравилось то, что я сказала? Плевать, начну искать к нему подход в другой раз, сейчас он меня раздражает и страшит.
Секунды утекают, а мы продолжаем смотреть друг на друга.
– Завтра в восемь.
Ему не нужно объяснять, о чём идет речь. Об очередном ужине. Ухожу не прощаясь. Влетаю в свою комнату, внутри волк и Рэнли.
– Как всё прошло? – спрашивает он.
– Я хочу побыть одна, – это единственное, что я в состоянии сказать.
Рэнли уходит, а я валюсь на кровать и стараюсь уснуть до того, как слезы польются из глаз. Разговор о семье открывает раны, которые ещё совсем не затянулись.
Мамы нет. Где папа и жив ли он – я не знаю.
Мне известно только одно – Закари Келлер что-то задумал, и сегодня он удачно втянул меня туда, откуда нет выхода.
Глава двенадцатая
Следующее утро наступает куда быстрее, чем я бы того хотела. Всю ночь мне снилась мама. Она была счастлива, ведь рядом с ней рука об руку всегда находился папа. Сны были наполнены теплом и светом, но я не могла смотреть на эту идеалистическую картину, ведь даже будучи в царстве Морфея, я понимала, все это ненастоящее. И от этого становилось погано, я просыпалась по меньшей мере семь раз, а снова засыпая, ощущала на кончике языка горечь потери.
Я больше никогда не увижу её. Почему я не говорила, о том как люблю, как скучаю когда её не было рядом, о ревности, что грызла меня. Я всё упустила и исправить это возможности не будет.
Окончательно проснувшись, я ещё больше разозлилась на Закари. Все эти разговоры о моей семье ему совершенно безразличны, но мне – нет. Я всеми силами старалась не думать о маме. Если начну страдать, то погрязну в скорби, и тогда Лексе, как и всем, кто мне дорог, грозит опасность.
Какое-то время я валяюсь на кровати. Нужно встать и чем-то заняться, иначе печаль затопит меня с головы до ног.
Поднимаюсь, привожу себя в более-менее подобающий вид и выхожу из комнаты.
– Доброе утро, – говорю я… пустоте.