Троллейбус без номеров

– Ну, ладно, – мать неожиданно сдалась. – Чтобы дома была в двенадцать. И чтобы все время телефон был включен.

Саша не могла поверить своим ушам. Чтобы мать – мать, которая разрешала ей видеться с подругой максимум час, поедом ее ела за опоздания и заставляла отзваниваться на пороге школы – дала разрешение? Уму непостижимо! Наверное, Оля ее заколдовала. Или сказала что-то, от чего нельзя отказываться. Или дала ей денег.

На вопросы подруга лишь улыбалась и говорила о том, что знает, как правильно попросить. Они распрощались, и Оля поехала к себе домой, в Коньково, а Саша осталась дома. Вяло размазывая по тарелке прогорклую овсянку, она несмело подняла глаза на мать.

– Мам, ты меня и вправду отпустишь?

– Сказала – отпущу, значит, отпущу, – пробормотала мать, занятая чтением очередного любовного романа в мягкой обложке из ближайшего супермаркета. – Хорошую ты себе подругу нашла, Саш. Эта Оля – девочка серьезная, сразу расписала мне все, что я хотела – и ответственности у нее побольше, чем у Аньки твоей. Вы все еще общаетесь?

– Нет, давно перестали. С тех пор, как я ей локтем по животу двинула, – скучающе ответила Саша и продолжила копаться в овсянке. – Да она больше меня и не трогает, так, треплет всякие гадости, да и плевать я на нее хотела. Все равно летом экзамены сдам и переведусь.

– Ты смотри, не говори никому из одноклассников, что переводиться решила, – предостерегла ее мать. Ее голос не предвещал ничего хорошего. – А то не получится сдать экзамены, а они не забудут. Дети в этом возрасте очень злые, Саш. И такой, как ты, с ними будет очень трудно.

– Ну, спасибо, мам, – пробормотала Саша, уткнувшись в тарелку.

По правде говоря, такой, как она, действительно будет трудно. Ведь Саша так и не научилась врать, толком не умеет общаться и не знает, как получать то, что ей нужно. Ей проще сделать все самой, а не просить других – и потому она никогда не вписывалась в коллектив. В детском саду ей проще было читать книги, а не носиться в дурацких играх в дочки-матери, в школе тоже больше нравилось сидеть в уголке и читать очередной томик Пушкина, а не обсуждать домашку или учителей. Аня пыталась ее расшевелить, звала на всякие сомнительные мероприятия вроде антикафе или скалолазания для начинающих, но, всякий раз натолкнувшись на непоколебимый запрет Сашиной мамы, быстро остывала.

Саша знала эту свою особенность – а потому была живо удивлена, что Оля предложила ей дружбу. И что ей почему-то вовсе не было сложно помочь Саше убедить мать, не было сложно приехать: наверное, из всех людей, что остались в реальном, крепко стоящем на ногах мире, она ее единственная приятельница.

Опять вспомнился Влад, и Саша с силой заскребла вилкой по тарелке. Получила недовольный окрик матери и втянула голову в плечи. Ну уж нет. Хватит. Хватит постоянно страдать. Сколько можно переживать по поводу всякой ерунды, которая привиделась ей во снах? Саша заслужила радость, заслужила одобрение и настоящую дружбу, она за месяц сдала все долги и теперь имеет полное право пойти на концерт этого самого Ковлера.

Когда он будет? В воскресенье? Еще бы дожить до этого дня.





* * *


Концерт должен был проходить в одном клубе на Ленинском проспекте и начинался в семь вечера, но Оля настояла на том, чтобы они приехали к пяти: можно будет и мерч купить, и со знакомыми поболтать, и, может быть, даже сходить в бар (маме об этом конечно знать не стоит).

Весь этот день Саша была как на иголках. Она давно сделала уроки, еще вчера, проснулась ни свет ни заря и то и дело поглядывала на часы, надеясь, что следующий оборот часовой стрелки пойдет быстрее, чем предыдущий. Саша пыталась рисовать, но в голову ничего не шло, пробовала забыться чтением, но, поймав себя на том, что вот уже полчаса читает одну и ту же страницу, отложила книгу.

Минуты тянулись, медленно, часы неумолимо тикали, а Саша валялась на кровати, прикрыв глаза. Ей совершенно нечего было делать, и, чтобы опять не скатываться в раздумья и рефлексию, она попыталась уснуть.

Так, вяло и лениво, прошел почти весь ее день, пока, наконец, часы не пробили четыре и она не понеслась из дома на автобусную остановку, накинув джинсовую куртку прямо на домашнюю футболку со штанами. Мать кричала что-то ей вслед, совала битком набитый рюкзак, но Саше, кажется, было все равно: так сильно она хотела вырваться из гнетущего серого и беспросветного состояния.

Поезд – Саша уже совсем отвыкла от того, сонного Метрополитена, пугающего и по-своему очаровательного – привез ее на станцию Ленинский проспект, где ее уже ждала Оля. Вся в значках и нашивках, она крутилась перед ней в своей неизменной кожанке и улыбалась, помахивая билетами на танцпол.

– Придется, правда, стоять, но это же самое веселое, особенно, когда слэм начинается, – охотно делилась она впечатлениями, шагая впереди Саши в какие-то дворы. – Помню, когда мне было пятнадцать, попала на концерт одной локальной группы в Питере, так там такой слэм был, вообще. Два ребра сломали.

– И твоя мама после этого отпускает тебя на концерты? – Саша приоткрыла рот от удивления.

Оля со скучающим видом пожала плечами, а потом вытащила из пачки сигарету.

– Ну да, а что такого? Не терпеть же меня постоянно в доме, слоняющуюся без дела. Она, понимаешь, даже в какой-то момент сама меня начала на концерты выгонять, чтобы я под ногами не болталась.

– Тоже так хочу, – Саша старалась убрать из голоса идиотскую зависть, но у нее так и не получилось сделать это до конца.

– Тебе только тринадцать, вот мать за тебя и боится. Не переживай, подрастешь слегка – и она сама тебя начнет из дома выгонять. Мама у тебя мировая. И, вообще… Опа, Серый!

Запнувшись на полуслове, Оля со всего размаху бросилась на шею к какому-то парню, тоже в кожанке, который стоял и курил у черного хода. Высокий, этот самый Серый носил ярко-красную бандану, которая выглядела так, как будто кто-то капнул кетчупа на его блондинистые кудрявые волосы.

– Ну, здорово, здорово, – басовито улыбнулся он. – Пришла на старого доброго Эрикинса? Говорят, старик совсем потерял голос. Ну, конечно, пять лет сидеть затворником – а потом написать «Мои глаза открыты» – многого стоит.

– И не говори, «Марта» из этого альбома, будто бальзам на сердце.

Они все болтали и болтали, и Саша остро начала ощущать себя третьей лишней. Может, она отойдет, чтобы им не мешать? Посидит где-нибудь в уголочке и подождет, а потом, когда Оля освободится, найдет ее сама. Саша дернулась, и Серый это заметил.

– А это еще что за мелочь у тебя тут, Ольхен?

– Подруга моя школьная, Сашка, – Оля улыбнулась. – Великий человек, слушает только старый рок.

– Только… То есть она не слышала даже Ковлера? Что уж говорить о… – и Серый бросился в пространные перечисления всяких русских и англоязычных групп, о которых Саша даже слыхом не слыхивала. – Подожди, не может быть так, чтобы ребенок не знал Бам!

– Так потому и не знает, что ребенок, – хмыкнула Оля. – Ты их тексты-то хоть видел?

– Видел, – Серый яростно размахивал руками. – Нормальные тексты! Ща, как там тебя, мелкая, иди сюда, послушай-ка вот это…

С этого момента, кажется, Саша вписалась в их компанию. Ей в уши сунули наушники и заставили прослушать кучу странных и абсолютно непохожих друг на друга композиций разных рок-групп. Серый и Оля взахлеб спорили про какой-то недавно распавшийся российский коллектив, и им, кажется, было очень комфортно. Они отошли прочь от клуба и пошли в парк Горького, взяв с собой еды из ближайшего фастфуда. Серый подбросил Сашу и усадил к себе на плечи, чем вызвал у Оли смешок. Было всего шесть, но толпа к клубу все прибывала и прибывала, а они втроем сидели на траве, поедая картошку фри и запивая ее кока-колой.

– Значит, так, – раздавала Оля инструкции. – Тебя в прошлый раз в первом ряду уронили и сломали нос, так что моя очередь быть в числе первых. Будешь с Сашкой сидеть, смотреть, чтобы она не свалила или не потерялась.


– А чего это я? – возмутился Серый.

– Того это, что Ковлер – мой любимый музыкант.

Ответ был безапелляционен, и Серый сдался. Прихватив Сашу и снова усадив к себе на плечи – и не поймешь, то ли Серый такой сильный, то ли она стала легче – парень потащил ее к клубу.

Клуб – Саша не запомнила названия, все расплывалось перед глазами и плясало – фонтанировал ярко-зеленым светом, а молодые девчонки и мальчишки, что стояли вокруг, бурно обсуждали новый альбом загадочного Ковлера. На мгновение Саша ощутила испуг: вдруг кто-то узнает, что она и слышала-то только его одну песню? Но ребятам, кажется, было наплевать: они спокойно подходили к Оле, обсуждали с ней какие-то моменты, шутили общие не очень понятные шутки, и от этих шуток Саше вдруг стало очень спокойно и тепло.

Интересно, если подготовка к концерту такая домашняя и веселая, что будет на самом концерте?

– Держи-ка, – Серый достал из своего огромного рюкзака две зеленых бутылки с пивом. – Разопьем? Чтобы перед концертом.

– А Сашке?

– А Сашке я кока-колу взял, – Серый подмигнул и достал еще одну бутылку из рюкзака. – В тринадцать рано еще пиво пить.

– А какое пиво на вкус? – полюбопытствовала Саша.

Серый пожал плечами.

– Такое, как квас, только кислое. Не знаю, мне нравится– перед концертом слегка прочистить мозги самое то.

– Ага, только в туалет потом не бегай каждые пять минут, прочищатель, – Оля засмеялась. – А тыы этого алкогольного гения не слушай. Здоровый образ жизни – это самое главное.

Они сидели у клуба, прямо на асфальте, пили и слушали музыку. Раньше Саша не думала, что можно врубить ее громко, не в наушниках, и никто тебя при этом не осудит и не потребует «выключить эту ерунду», замахиваясь рукой. Ей было хорошо, и она надеялась, что так будет еще долго.

Наконец, ближе к семи клуб открылся. Оля, как и обещала, проскочила вперед, каким-то чудесным образом оказавшись в первом ряду, а Серый, крепко держа Сашу за руку, чтобы не потерялась, облюбовал удобное местечко рядом с баром.

– От меня ни на шаг, – сразу сказал Серый. – Даже если захочешь на Ковлера посмотреть.

– А чего это мне на него смотреть? – удивилась Саша. – Обычный человек, хоть и музыкант.

– Ну, как знаешь, – усмехнулся Серый. – Ольхен, вон, так в него влюблена, мочи нет. Лет пять, наверное, с ним носится, все мечтает, чтобы он ей альбом подписал. Даже письмо ему писала в Америку, он, вроде бы, даже что-то и ответил.

– А что, это плохо, что ли? Она же не серьезно все это делает.

– Да нет, не плохо, – Серый пожал плечами и заказал себе еще колы с ромом. Концерт еще даже не начался, но взгляд его уже был порядочно затуманен. – Девчонки – сложные существа. Мне кажется, проще понять высокомолекулярную химию, квантовую физику и основы экономики – чем то, что творится в голове у девчонки. Поэтому мы, парни, их так любим.

Забыв о сути вопроса, Серый принялся философствовать, прихлебывая ром. Саша уже хотела вежливо попробовать ограничить поток его словоизвержения, но внезапно на сцене повалил дым. Стробоскопы в зачарованном танце стреляли тут и там, и перед притихшей толпой появился музыкант.

Высокий, худой и с гитарой, он казался странно одиноким посреди всей этого сборища людей, пришедших за хлебом и зрелищами. Саша не могла увидеть его лицо – но ей опять показалось что-то знакомое в этой сутулой спине, в простецкой полосатой футболке и нарочито неряшливых джинсах.

Ковлер закашлялся в микрофон, и толпа ликующе взревела, превратившись в единую массу с сотней ртов и рук. Подумав о том, что творится сейчас на первом ряду, Саша поежилась. Наверное, музыканты сами боятся тех, кто приходит слушать их песни.

– Привет, Москва! – сказал Ковлер ужасно знакомым голосом. – Я очень рад, что вы остались вместе со мной после этого пятилетнего перерыва. Мне очень жаль, что в какой-то момент я просто не мог творить – но благодаря вам и вашей любви я оправился. И я надеюсь, что вам понравится мой новый альбом. Генри!..

– Охренеть, – прямолинейно высказался Серый. – Не думал, что он позовет полноценную группу. Смотри-ка, барабанщик, клавишник, басист – он, никак, вторых «Пинк Флойд» создать хочет?

– Да ему до «Пинк Флойд» как до китайской границы на карачках, – обиженно бросилась защищать своих кумиров Саша.

Серый в ответ лишь хмыкнул и заказал пива.

Музыканты начали играть песню, и Саша с удивлением поняла, что не чувствует больше ничего. Все опасения ушли на задний план, и единственное, что ее сейчас волновало, это гитарные аккорды, ноты, взятые на синтезаторе, и барабанные партии. Ковлер пел, почти кричал, о любви и прощении, и Саша подумала о том, что Владу бы эти песни понравились.

Словно зачарованная, Саша подошла поближе к толпе и вслушалась в песню, словно это помогало ей понять что-то, чего раньше не получалось выразить словами. Оля была права: казалось, не обладая никаким особым талантом, Ковлер пел так пронзительно и честно, что Саша чувствовала, как с каждой взятой им нотой с нее слетает накопленная за эти непроглядные месяцы без Влада ржавчина. И плевать, что Саша слышала эти песни впервые: ей хотелось стать куда ближе к певцу, узнать о нем все – и переслушать всю его музыку.

Закончилась эта песня – и началась вторая, а потом и третья. Неведомым образом Саша переместилась в самый центр толпы, и какой-то взрослый мужчина посадил ее к себе на плечи. Она, не слыша своего голоса, радостно кричала, поднимая руки вверх. Стробоскопы все мигали и мигали, толпа при белом, космическом свете двигалась замедленно, будто во сне.

Саша жадно смотрела по сторонам и слушала во все уши, стараясь впитать все вокруг и запомнить этот день на всю свою жизнь.

На восьмой песне у нее уже начали слегка уставать ноги, но она все равно не хотела назад, к Серому и его глупому бару с алкоголем. Подумать только, – принимать алкоголь, когда играет такая музыка… Больше всего на свете Саша сейчас хотела, чтобы это продолжалось вечно. Чтобы стреляли светом стробоскопы, превращая людей в заторможенных инопланетных существ, грохотали динамики и ревела толпа. Саша впервые ощутила, что это такое – быть частью толпы, частью общества, хотеть всего и сразу и осознавать, что другие хотят этого же – другие с тобой.

Может быть, все это время не она не могла вписаться в общество, потому что общество не подходило ей? Может быть, все это время ей просто надо было найти свое собственное место, где ее приняли бы, как свою?

Концерт, как и все хорошее, кончился. Все реже и реже вспыхивали стробоскопы, все чаще Саша слышала пьяные выкрики, а Ковлер уходил на передышку и просил воды. Под конец, на «Марте» он просто сел на сцену, свесив ноги, и достал акустическую гитару. Под рев толпы его совсем не было слышно, и Саша хотела было пробраться поближе, чтобы хотя бы увидеть его лицо – и была подхвачена за шкирку.

– Куда это ты? – Оля усмехнулась. – Не, на первых рядах сейчас будет столпотворение. Девчонок вроде нас просто-напросто задавят.

– И чего это ты ушла с первых рядов? – из-за рева толпы ничего не было слышно, и Саше приходилось орать. – Там же «Марта» твоя любимая.

– Много ты понимаешь, – крикнула Оля и схватила Сашу за руку. – Пошли скорее, потом объясню!

Оля тащила ее прочь из сбывшейся сказки, из обители связанных одной нитью людей, и Саша упиралась всеми конечностями и пыталась отбиться от подруги.

– Куда мы идем?