Троллейбус без номеров
Часть 27 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что, теперь я тебе не нужен? Тебе было приятнее, когда я спокойно говорил с тобой на философские темы, сидя на подоконнике нашей квартиры? Лучше бы я с самого начала попридержал язык. Меньше было бы проблем.
– Я… просто… не знала, что все так повернется, – тихо сказала Саша.
– Хочешь, выйдем во двор. Я давно не был на улице. Семен Егорыч, не поделитесь сигареткой?
– Что с тобой делать, – вздохнул врач. – Идите. У вас полчаса, а потом я вынужден буду вас разлучить. Надо подкорректировать лечение. И, ради Христа, Комиссаров, принимай душ хоть иногда, все-таки с девочкой разговариваешь.
Во дворе было чуть спокойнее, чем в палате. Стояла маленькая кирпичная церковь – как сказал Саше врач, это теперь был морг. Пахло весной, и стояли крики больных. Кто-то ввязался в драку. Владлен плохо стоял на ногах, и Саше пришлось его поддерживать – так он поддерживал ее когда-то, когда она только-только училась летать.
Шатаясь, он дошел до скамейки и с наслаждением на нее опустился. А потом закурил сигарету – повалило вонючим серым дымом, так, что Саша закашлялась. Владлен же только прикрыл глаза от удовольствия.
– Давно я не выходил на улицу. Ну, что, довольна теперь? Ты получила все, что хотела.
– Что происходит, Влад? Почему ты… как… – Саша ловила ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Было слишком много вопросов и слишком мало ответов.
– Да, в сентябре меня положили в психиатрическую больницу. Скажем так: в какой-то момент мне стало мало времени сна, и я решил его… увеличить. Сначала снотворное в аптеке, потом психиатрические препараты… А потом я нашел одно очень интересное вещество. Кладешь его на язык – и переносишься в грезы наяву. Мне было очень весело, пока я не перестал путать жизнь и эту серую реальность. Так я и попал сюда.
– Но почему, Влад? Почему ты предпочитаешь сны реальности?
– А ты как думаешь? – самым ужасным в этой ситуации было то, что Влад говорил ее словами. Высказывал ее мысли. – Может, в реальности я и оказался в полном дерьме, но кого это волнует, когда во снах я – король? Там я могу делать все, что хочу, гулять там, где хочу, вытворять всякие штуки с пространством и временем… Я повелитель снов, и реальность – это очередной сдерживающий меня блок. Когда-нибудь я окончательно уйду во сны и растворюсь в них, осанусь навсегда.
Саша поняла, почему всякий раз, как только она появлялась во снах, Владлен уже был там, и у нее мурашки пробежали по коже. На глаза навернулись слезы.
– Влад, – прошептала она. – Влад, зачем… зачем ты это с собой…
И тут Влад оглянулся, затушил окурок о скамейку и схватил ее за руку. Хватка у него оказалась крепкая, и запястье больно сжало.
– Ты же знаешь, что ты такая же, как я, – быстро и горячо зашептал он, оглядываясь на спешащего к ним врача. – Такая же, не от мира сего. Тебе тут не место, как и мне. Я знаю одного… человека, он даст тебе таблетки, и мы навсегда окажемся вместе. Я и ты. Будем вечно летать вне всех измерений, повелевать снами, временем и пространством, просто скажи да, и…
– Не буду! – рявкнула Саша. – Не буду я! У меня и так из-за этих снов куча проблем! Я не сумасшедшая, ясно?
– Да ладно, – Влад усмехнулся.
И тогда Саша врезала ему. Со всей силы. Кулак ее пришелся точно в челюсть, и он покачнулся, как свалившееся от ветра дерево. По губе у него потекла струйка крови, и Владлен испуганно улыбнулся.
– Я никогда, никогда не стану такой, как ты, ясно? Я нормальная, и мне ни разу не вперлось ломать свое психическое здоровье в угоду такому, как ты! Я сразу поняла, что тебе все это время было на меня плевать. Конечно, чего стоит придумать какие-то штуки во снах, это же не реальная жизнь. Тебе плевать, что у меня проблемы с матерью, плевать, что я не хожу в школу, тебе на все плевать! Ты вообще слышишь себя? Ты хочешь, чтобы я порушила свое психическое здоровье только ради того, чтобы общаться с тобой чаще, ты… ты гребаный эгоист, вот ты кто! Какого черта я вообще с тобой общалась все это время?
Влад затрясся, мелко-мелко, и Саша впервые увидела на его лице настоящую, неподдельную ярость.
– Ну, конечно! – закричал он.
Саша до этого момента не знала, что Влад умеет повышать голос. Он всегда разговаривал с ней еле слышно. Когда он кричал, голос смешно подскакивал на гласных, как у ребенка, и выглядел жалко и по-детски. Саша бы даже рассмеялась, будь это обычная дружеская беседа. Но ей было слишком страшно.
– Конечно! – орал Владлен. На них уже оглядывались другие больные, но ему было, как всегда, плевать. Плевать на все. – Что ты ждала? Что я буду выслушивать твои детские проблемы? Ой, подумать только, мама меня не любит, ой, какая жалость. Моя мать ни разу меня не навестила, и что теперь? Думаешь только о себе!
– Это ты думаешь только о себе! Жалкий инфантильный…
– Уходи, – процедил Влад.
– Я, – Саша ощущала, как мир рушится у нее прямо на глазах. – Я не хотела ничего такого…
– Уходи. И не возвращайся больше никогда, не говори со мной, не трогай меня, не прикасайся, не… – он уже даже не кричал, он визжал так, что другие больные смотрели на него круглыми глазами.
– Влад!
– Ну что же вы наделали, юная леди, – мягко сказал подбежавший Семен Егорыч. Он подхватил исступленного Владлена под руки и аккуратно затолкал ему в рот какое-то лекарство. Тот успокоился и замолчал, глупо и прямо глядя перед собой в никуда. – Он только-только уходил в ремиссию. Ну, что, порадовались? Посмотрели на то, как люди в больнице живут? Может, еще придете?
– Отпустите меня домой, пожалуйста, – тихо сказала Саша сквозь слезы. – Я хочу к маме.
Словно сомнабула, Саша двигалась по коридорам больницы, теребя бесполезный уже пропуск. Все было кончено. Все разбилось, как хрустальная ваза. Охранник что-то кричал ей вслед, когда Саша выбежала из больницы, перепрыгнув через турникет, но ей было плевать. Ей уже на все было плевать.
А потом Саша опустилась на скамейку в каком-то сквере – и дала волю слезам. Она никогда так не рыдала, как в тот день. Все было кончено. Отныне и навек.
Фаза III
Вперед к солнцу
Вы когда-нибудь слышали о Саше Мамонтовой? О девочке, которая потеряла все, а потом снова научилась летать? Учиться летать всегда больно, ведь ты так испуган, что вовремя забываешь делать взмахи – и несешься камнем к земле. А еще ты можешь возгордиться и воспарить к небу, будто Икар – и увидеть, как плавятся и опаляются солнцем твои руки.
Если вы еще не слышали о Саше Мамонтовой, то самое время узнать. Узнать и прочувствовать на своей шкуре, что это такое – учиться летать.
Глава 24
Как учиться летать?
В голове у Саши было пусто. Звенела мартовская капель, за окном лаяли собаки. Кричали дети – дети всегда кричат, когда радуются. И самой Саше сейчас тоже жутко хотелось, чтобы исчезли куда-то все эти стены, и она стала бы самой собой: маленьким испуганным ребенком, который отчаянно хочет, чтобы мама пришла и спасла ее. Только вот мама не поможет.
Саша обнимала себя руками, вспоминая о том, как им с Владом было хорошо – и в этот момент отчетливо поняла, что этого больше не случится. Никогда Владлен больше не будет с ней летать, и они не будут рыться в заброшенных библиотеках, выискивая что-нибудь особенно безумное и интересное в чертогах разума, не будут убегать от чего-то жуткого и безликого, когда и страшно, и весело. Саша все потеряла.
Теперь, при мысли о Владлене, она видела не улыбчивого сухопарого мужчину с черными кудрями, а психически больного, скорчившегося на кушетке в смирительной рубашке. Он не буйный, нет. Просто овощ. Лежит целыми днями и путешествует по созданным им мирам в голове.
От воспоминаний Сашу затрясло. Она поморщилась и задрожала, зажмурившись. Хватит. Этого больше не случится. Не случится никогда. В конце концов, их дружба с Владленом и так была слишком светлой и длилась странно долго для такого знакомства. Она это заслужила. Она ведь слишком много грубит матери, хамит учителям и практически не ходит в школу. Так ей и надо, набитой дуре.
– Навоображала себе невесть что, – тихо сказала Саша. – Напридумывала себе добрых друзей, которые за тебя в огонь и воду, насочиняла того, чего на самом деле не бывает. Хватит. Пора жить в реальном мире.
Словабыли тихими-тихими и не значили вообще ничего. Саша прекрасно понимала, что, в какой сон она бы не провалилась, Владлен все равно будет ждать ее там. Либо настоящий, либо навеки застывший в ее голове счастливый образ поэта, который скажет нужные и правильные слова, которые Саша так хотела бы услышать – и что-то в ее сердце снова встанет на место.
Жутко раскалывалась голова. Подступила тошнота к горлу. Накатила жуткая слабость, и Саша осела на кровать, и опустила веки – перед глазами крутились славные желто-зеленые мушки. Наверное, это оттого, что Саша слишком много спала. И спит.
Саша посмотрела на пыльную комнату, отделенную занавеской. На украденный из библиотеки учебник рисования, покрытый толстым слоем пыли. На нетронутые книги, которые она так хотела почитать. И на таблетки в блистерах, лежащие на столе. Желтые, синенькие, таблеточки без названия, аккуратно разложенные по дням, чтобы случайно не произошло передозировки.
Осознание накатило на Сашу, как на город обрушивается цунами. Сердце зашлось дикой болью, и она щипала и тыкала саму себя, пытаясь понять, во сне она или нет. Вся суть проблемы состояла в том, что сны в последнее время ей снились настолько красочные, что невозможно было понять, спит она или нет.
Саша вспомнила советы Владлена – воспоминание больно кольнуло по сердцу – и посмотрела на себя в зеркало. Ее лицо, никаких изменений. Рыжая, веснушчатая – правда, пузо почему-то исчезло. Видимо, за все то время, пока она спала, организм отчаянно боролся со стрессом, перерабатывая и перерабатывая жировые отложения. Хоть какой-то плюс.
Все еще не до конца понимая, что происходит, Саша бочком прошествовала на кухню, решив заварить себе кофе. Она не любила кофе – слишком уж горький и вяжет на языке – но кофе давал ей ясность мысли. Саша подумала, что, наверное, было бы здорово согнать всю эту одеревенелость и, наконец, до конца проснуться.
На кухне сидела мать и беззвучно плакала. Увидев Сашу, она разрыдалась окончательно.
– Что случилось, мам? – раньше ей не доводилось видеть ее в слезах. Первый раз проявляла эмоции, хоть какие-то, кроме гнева и убийственно-холодного спокойствия. И отчего-то у Саши тоже подступили слезы к горлу. Ей стало так стыдно, что она захотела провалиться под землю и больше никогда, никогда не видеть мамины глаза, полные слез и какого-то непонятного разочарования. Голос Саши дрожал, и отчего-то получалось очень не эмоционально, хотя Саша настолько была переполнена стыдом и раскаянием, что готова была прямо сейчас взорваться.
– Господи, проснулась, наконец-то, хоть с людьми разговаривает, – мать всхлипнула, вытирая слезы платком. – А ты разве не помнишь? Целый месяц никуда не ходила, все лежала да спала, по шестнадцать, по двадцать часов. На кухню выйдешь, выпьешь чаю – и снова спать. А потом еще и пропала куда-то, на весь день, с концами. У меня чуть сердечный приступ не случился. Сашенька, зачем? Зачем ты все это делаешь? Хочешь в гроб меня свести? Я же старалась, водила тебя по психиатрам, когда это все началось, водила тебя и туда, и обратно, и ноги твои кривые выправляла, и сидела с тобой, когда ты температурила – не бросила тебя, болезную. За что мне это все, Саш? За что ты так меня не любишь?
Лучше бы она на нее накричала. Лучше бы она сидела с каменным лицом и цедила оскорбления. Тогда все было бы по-прежнему, и Саша могла бы отгородиться от всего этого и углубиться в свои мысли, но нет. Что-то происходило. Ломался огромный идол племени Тау, и из обломков выходил живой человек. Настоящий. Совершающий ошибки. Способный чувствовать. Плачущий. Не идеальный, не молчащий, но по-настоящему живой.
И в этот момент Саша осознала, как сильно на самом деле она любит собственную мать. Что ее не раздражают ни постоянные крики, ни идиотские вопросы, ни отмашки на просьбы перевести ее в другую школу, ничего. Ведь мать была единственной, кто о ней беспокоился все это время. Единственной, кому было не плевать.
Саша медленно, как на эшафот, шагнула к матери – и мать прижала ее к себе, покрывая поцелуями и перебирая ее волосы. От матери пахло корвалолом и прокисшим молоком, но это все было абсолютно не важно, ведь у нее были такие непривычно мягкие объятия, что Саша прижалась к ней, ища защиты. Саша не помнила, когда мать обнимала ее в последний раз – наверное, еще в раннем детстве, и это было так давно, что Саша уже не помнит толком.
Саша обнималась и обнималась с матерью и ощущала себя полностью под защитой. На мгновение ей показалось, что она готова рассказать ей все на свете – про Влада, про туристов, про сны и про охоту на шишиг, про доппельгангеров и про метро, но поняла, что не сможет никогда. Не сможет все это вспоминать. Ведь всякий раз, когда она будет вспоминать Владлена, у нее перед глазами будет больничная палата без дверей и заросший бородатый мужчина, пускающий слюни.
– Все в порядке, мам. Теперь все будет в порядке. Я больше не хочу спать, – Саша сказала это скорее себе, чем матери. Она прекрасно понимала, что спать ей придется, иначе в какой-то момент она просто упадет без сна – но во сне мог прийти Владлен. И этого она боялась больше всего. – Какой сегодня день?
– Тринадцатое марта, – мать тяжело вздохнула. – Среда, и занятия ты пропустила. Ты не ходила в школу почти месяц. Просто лежала, смотрела на меня отсутствующим взглядом, как будто ты не здесь, а где-то в другом месте. И не докричишься. Я думала, что уже тебя потеряю.
Говорить было сложно, ведь Сашу душили слезы. В этот момент она полностью осознала, насколько – тяжело – бывает говорить самые простые и правильные слова.
– Прости меня, мам. Прости, пожалуйста. Я больше никогда не буду много спать, и принимать эти чертовы таблетки перестану и не буду себя плохо вести, только перестань плакать, пожалуйста, мам, я, правда, больше не буду. Я даже в школу начну ходить, ну пожалуйста, я…
Мать все обнимала и обнимала ее, поглаживая по голове. На кухне, на их уютной, правда, давно требующей ремонта кухне все еще играло радио. Ведущий заливался фальшивым сверхтеплым смехом, рассказывая об очередной новости из мира музыки. Заглушая голос ведущего, хлынула музыка – какой-то очень знакомый и грустный рок-н-ролл. И Саша, не понимая, что делает, взяла мать за руку и потащила в центр кухни, начиная танцевать.
Вместе они танцевали этот диковинный, жуткий танец, напоминающий пляску святого Витта. Мать держала ее за руку и дергалась туда-сюда, туда-сюда. В этот момент Саше страшно захотелось разрыдаться, но танец успокаивал ее, выражая всю нежность к матери, всю нереализованную потребность в ласковом слове, которого Саша отроду от нее не слышала. Песня закончилась, и они расхохотались.
– С вами было радио «Крот», это тринадцатое марта две тысячи четырнадцатого года, и у нас в гостях знаменитый американский музыкант Эрик Ковлер. В возрасте сорока лет Эрик внезапно заинтересовался Россией и русской культурой, и теперь учит русский язык и желает в первый раз в своей жизни приехатьна гастроли. Будьте уверены, мистер Ковлер, мы ждем вас, ведь в России очень много ваших фанатов. Как известно…
Мать приглушила радио, и голос ведущего смолк. На мгновение Саше даже стало его жаль – в конце концов, именно этот голос был ее добрым спутником во все ранние подъемы. Именно его Саша передразнивала и закатывала глаза от его странных формулировок, и постоянно делала потише – и именно с этого голоса началось тогдашнее Сашино приключение.
– Знаешь, – мать говорила тихо и очень робко. – Раз уж ты сегодня не пойдешь в школу, давай сходим куда-нибудь вместе. Например, в кино. Когда ты последний раз была в кино?
* * *
– Я… просто… не знала, что все так повернется, – тихо сказала Саша.
– Хочешь, выйдем во двор. Я давно не был на улице. Семен Егорыч, не поделитесь сигареткой?
– Что с тобой делать, – вздохнул врач. – Идите. У вас полчаса, а потом я вынужден буду вас разлучить. Надо подкорректировать лечение. И, ради Христа, Комиссаров, принимай душ хоть иногда, все-таки с девочкой разговариваешь.
Во дворе было чуть спокойнее, чем в палате. Стояла маленькая кирпичная церковь – как сказал Саше врач, это теперь был морг. Пахло весной, и стояли крики больных. Кто-то ввязался в драку. Владлен плохо стоял на ногах, и Саше пришлось его поддерживать – так он поддерживал ее когда-то, когда она только-только училась летать.
Шатаясь, он дошел до скамейки и с наслаждением на нее опустился. А потом закурил сигарету – повалило вонючим серым дымом, так, что Саша закашлялась. Владлен же только прикрыл глаза от удовольствия.
– Давно я не выходил на улицу. Ну, что, довольна теперь? Ты получила все, что хотела.
– Что происходит, Влад? Почему ты… как… – Саша ловила ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Было слишком много вопросов и слишком мало ответов.
– Да, в сентябре меня положили в психиатрическую больницу. Скажем так: в какой-то момент мне стало мало времени сна, и я решил его… увеличить. Сначала снотворное в аптеке, потом психиатрические препараты… А потом я нашел одно очень интересное вещество. Кладешь его на язык – и переносишься в грезы наяву. Мне было очень весело, пока я не перестал путать жизнь и эту серую реальность. Так я и попал сюда.
– Но почему, Влад? Почему ты предпочитаешь сны реальности?
– А ты как думаешь? – самым ужасным в этой ситуации было то, что Влад говорил ее словами. Высказывал ее мысли. – Может, в реальности я и оказался в полном дерьме, но кого это волнует, когда во снах я – король? Там я могу делать все, что хочу, гулять там, где хочу, вытворять всякие штуки с пространством и временем… Я повелитель снов, и реальность – это очередной сдерживающий меня блок. Когда-нибудь я окончательно уйду во сны и растворюсь в них, осанусь навсегда.
Саша поняла, почему всякий раз, как только она появлялась во снах, Владлен уже был там, и у нее мурашки пробежали по коже. На глаза навернулись слезы.
– Влад, – прошептала она. – Влад, зачем… зачем ты это с собой…
И тут Влад оглянулся, затушил окурок о скамейку и схватил ее за руку. Хватка у него оказалась крепкая, и запястье больно сжало.
– Ты же знаешь, что ты такая же, как я, – быстро и горячо зашептал он, оглядываясь на спешащего к ним врача. – Такая же, не от мира сего. Тебе тут не место, как и мне. Я знаю одного… человека, он даст тебе таблетки, и мы навсегда окажемся вместе. Я и ты. Будем вечно летать вне всех измерений, повелевать снами, временем и пространством, просто скажи да, и…
– Не буду! – рявкнула Саша. – Не буду я! У меня и так из-за этих снов куча проблем! Я не сумасшедшая, ясно?
– Да ладно, – Влад усмехнулся.
И тогда Саша врезала ему. Со всей силы. Кулак ее пришелся точно в челюсть, и он покачнулся, как свалившееся от ветра дерево. По губе у него потекла струйка крови, и Владлен испуганно улыбнулся.
– Я никогда, никогда не стану такой, как ты, ясно? Я нормальная, и мне ни разу не вперлось ломать свое психическое здоровье в угоду такому, как ты! Я сразу поняла, что тебе все это время было на меня плевать. Конечно, чего стоит придумать какие-то штуки во снах, это же не реальная жизнь. Тебе плевать, что у меня проблемы с матерью, плевать, что я не хожу в школу, тебе на все плевать! Ты вообще слышишь себя? Ты хочешь, чтобы я порушила свое психическое здоровье только ради того, чтобы общаться с тобой чаще, ты… ты гребаный эгоист, вот ты кто! Какого черта я вообще с тобой общалась все это время?
Влад затрясся, мелко-мелко, и Саша впервые увидела на его лице настоящую, неподдельную ярость.
– Ну, конечно! – закричал он.
Саша до этого момента не знала, что Влад умеет повышать голос. Он всегда разговаривал с ней еле слышно. Когда он кричал, голос смешно подскакивал на гласных, как у ребенка, и выглядел жалко и по-детски. Саша бы даже рассмеялась, будь это обычная дружеская беседа. Но ей было слишком страшно.
– Конечно! – орал Владлен. На них уже оглядывались другие больные, но ему было, как всегда, плевать. Плевать на все. – Что ты ждала? Что я буду выслушивать твои детские проблемы? Ой, подумать только, мама меня не любит, ой, какая жалость. Моя мать ни разу меня не навестила, и что теперь? Думаешь только о себе!
– Это ты думаешь только о себе! Жалкий инфантильный…
– Уходи, – процедил Влад.
– Я, – Саша ощущала, как мир рушится у нее прямо на глазах. – Я не хотела ничего такого…
– Уходи. И не возвращайся больше никогда, не говори со мной, не трогай меня, не прикасайся, не… – он уже даже не кричал, он визжал так, что другие больные смотрели на него круглыми глазами.
– Влад!
– Ну что же вы наделали, юная леди, – мягко сказал подбежавший Семен Егорыч. Он подхватил исступленного Владлена под руки и аккуратно затолкал ему в рот какое-то лекарство. Тот успокоился и замолчал, глупо и прямо глядя перед собой в никуда. – Он только-только уходил в ремиссию. Ну, что, порадовались? Посмотрели на то, как люди в больнице живут? Может, еще придете?
– Отпустите меня домой, пожалуйста, – тихо сказала Саша сквозь слезы. – Я хочу к маме.
Словно сомнабула, Саша двигалась по коридорам больницы, теребя бесполезный уже пропуск. Все было кончено. Все разбилось, как хрустальная ваза. Охранник что-то кричал ей вслед, когда Саша выбежала из больницы, перепрыгнув через турникет, но ей было плевать. Ей уже на все было плевать.
А потом Саша опустилась на скамейку в каком-то сквере – и дала волю слезам. Она никогда так не рыдала, как в тот день. Все было кончено. Отныне и навек.
Фаза III
Вперед к солнцу
Вы когда-нибудь слышали о Саше Мамонтовой? О девочке, которая потеряла все, а потом снова научилась летать? Учиться летать всегда больно, ведь ты так испуган, что вовремя забываешь делать взмахи – и несешься камнем к земле. А еще ты можешь возгордиться и воспарить к небу, будто Икар – и увидеть, как плавятся и опаляются солнцем твои руки.
Если вы еще не слышали о Саше Мамонтовой, то самое время узнать. Узнать и прочувствовать на своей шкуре, что это такое – учиться летать.
Глава 24
Как учиться летать?
В голове у Саши было пусто. Звенела мартовская капель, за окном лаяли собаки. Кричали дети – дети всегда кричат, когда радуются. И самой Саше сейчас тоже жутко хотелось, чтобы исчезли куда-то все эти стены, и она стала бы самой собой: маленьким испуганным ребенком, который отчаянно хочет, чтобы мама пришла и спасла ее. Только вот мама не поможет.
Саша обнимала себя руками, вспоминая о том, как им с Владом было хорошо – и в этот момент отчетливо поняла, что этого больше не случится. Никогда Владлен больше не будет с ней летать, и они не будут рыться в заброшенных библиотеках, выискивая что-нибудь особенно безумное и интересное в чертогах разума, не будут убегать от чего-то жуткого и безликого, когда и страшно, и весело. Саша все потеряла.
Теперь, при мысли о Владлене, она видела не улыбчивого сухопарого мужчину с черными кудрями, а психически больного, скорчившегося на кушетке в смирительной рубашке. Он не буйный, нет. Просто овощ. Лежит целыми днями и путешествует по созданным им мирам в голове.
От воспоминаний Сашу затрясло. Она поморщилась и задрожала, зажмурившись. Хватит. Этого больше не случится. Не случится никогда. В конце концов, их дружба с Владленом и так была слишком светлой и длилась странно долго для такого знакомства. Она это заслужила. Она ведь слишком много грубит матери, хамит учителям и практически не ходит в школу. Так ей и надо, набитой дуре.
– Навоображала себе невесть что, – тихо сказала Саша. – Напридумывала себе добрых друзей, которые за тебя в огонь и воду, насочиняла того, чего на самом деле не бывает. Хватит. Пора жить в реальном мире.
Словабыли тихими-тихими и не значили вообще ничего. Саша прекрасно понимала, что, в какой сон она бы не провалилась, Владлен все равно будет ждать ее там. Либо настоящий, либо навеки застывший в ее голове счастливый образ поэта, который скажет нужные и правильные слова, которые Саша так хотела бы услышать – и что-то в ее сердце снова встанет на место.
Жутко раскалывалась голова. Подступила тошнота к горлу. Накатила жуткая слабость, и Саша осела на кровать, и опустила веки – перед глазами крутились славные желто-зеленые мушки. Наверное, это оттого, что Саша слишком много спала. И спит.
Саша посмотрела на пыльную комнату, отделенную занавеской. На украденный из библиотеки учебник рисования, покрытый толстым слоем пыли. На нетронутые книги, которые она так хотела почитать. И на таблетки в блистерах, лежащие на столе. Желтые, синенькие, таблеточки без названия, аккуратно разложенные по дням, чтобы случайно не произошло передозировки.
Осознание накатило на Сашу, как на город обрушивается цунами. Сердце зашлось дикой болью, и она щипала и тыкала саму себя, пытаясь понять, во сне она или нет. Вся суть проблемы состояла в том, что сны в последнее время ей снились настолько красочные, что невозможно было понять, спит она или нет.
Саша вспомнила советы Владлена – воспоминание больно кольнуло по сердцу – и посмотрела на себя в зеркало. Ее лицо, никаких изменений. Рыжая, веснушчатая – правда, пузо почему-то исчезло. Видимо, за все то время, пока она спала, организм отчаянно боролся со стрессом, перерабатывая и перерабатывая жировые отложения. Хоть какой-то плюс.
Все еще не до конца понимая, что происходит, Саша бочком прошествовала на кухню, решив заварить себе кофе. Она не любила кофе – слишком уж горький и вяжет на языке – но кофе давал ей ясность мысли. Саша подумала, что, наверное, было бы здорово согнать всю эту одеревенелость и, наконец, до конца проснуться.
На кухне сидела мать и беззвучно плакала. Увидев Сашу, она разрыдалась окончательно.
– Что случилось, мам? – раньше ей не доводилось видеть ее в слезах. Первый раз проявляла эмоции, хоть какие-то, кроме гнева и убийственно-холодного спокойствия. И отчего-то у Саши тоже подступили слезы к горлу. Ей стало так стыдно, что она захотела провалиться под землю и больше никогда, никогда не видеть мамины глаза, полные слез и какого-то непонятного разочарования. Голос Саши дрожал, и отчего-то получалось очень не эмоционально, хотя Саша настолько была переполнена стыдом и раскаянием, что готова была прямо сейчас взорваться.
– Господи, проснулась, наконец-то, хоть с людьми разговаривает, – мать всхлипнула, вытирая слезы платком. – А ты разве не помнишь? Целый месяц никуда не ходила, все лежала да спала, по шестнадцать, по двадцать часов. На кухню выйдешь, выпьешь чаю – и снова спать. А потом еще и пропала куда-то, на весь день, с концами. У меня чуть сердечный приступ не случился. Сашенька, зачем? Зачем ты все это делаешь? Хочешь в гроб меня свести? Я же старалась, водила тебя по психиатрам, когда это все началось, водила тебя и туда, и обратно, и ноги твои кривые выправляла, и сидела с тобой, когда ты температурила – не бросила тебя, болезную. За что мне это все, Саш? За что ты так меня не любишь?
Лучше бы она на нее накричала. Лучше бы она сидела с каменным лицом и цедила оскорбления. Тогда все было бы по-прежнему, и Саша могла бы отгородиться от всего этого и углубиться в свои мысли, но нет. Что-то происходило. Ломался огромный идол племени Тау, и из обломков выходил живой человек. Настоящий. Совершающий ошибки. Способный чувствовать. Плачущий. Не идеальный, не молчащий, но по-настоящему живой.
И в этот момент Саша осознала, как сильно на самом деле она любит собственную мать. Что ее не раздражают ни постоянные крики, ни идиотские вопросы, ни отмашки на просьбы перевести ее в другую школу, ничего. Ведь мать была единственной, кто о ней беспокоился все это время. Единственной, кому было не плевать.
Саша медленно, как на эшафот, шагнула к матери – и мать прижала ее к себе, покрывая поцелуями и перебирая ее волосы. От матери пахло корвалолом и прокисшим молоком, но это все было абсолютно не важно, ведь у нее были такие непривычно мягкие объятия, что Саша прижалась к ней, ища защиты. Саша не помнила, когда мать обнимала ее в последний раз – наверное, еще в раннем детстве, и это было так давно, что Саша уже не помнит толком.
Саша обнималась и обнималась с матерью и ощущала себя полностью под защитой. На мгновение ей показалось, что она готова рассказать ей все на свете – про Влада, про туристов, про сны и про охоту на шишиг, про доппельгангеров и про метро, но поняла, что не сможет никогда. Не сможет все это вспоминать. Ведь всякий раз, когда она будет вспоминать Владлена, у нее перед глазами будет больничная палата без дверей и заросший бородатый мужчина, пускающий слюни.
– Все в порядке, мам. Теперь все будет в порядке. Я больше не хочу спать, – Саша сказала это скорее себе, чем матери. Она прекрасно понимала, что спать ей придется, иначе в какой-то момент она просто упадет без сна – но во сне мог прийти Владлен. И этого она боялась больше всего. – Какой сегодня день?
– Тринадцатое марта, – мать тяжело вздохнула. – Среда, и занятия ты пропустила. Ты не ходила в школу почти месяц. Просто лежала, смотрела на меня отсутствующим взглядом, как будто ты не здесь, а где-то в другом месте. И не докричишься. Я думала, что уже тебя потеряю.
Говорить было сложно, ведь Сашу душили слезы. В этот момент она полностью осознала, насколько – тяжело – бывает говорить самые простые и правильные слова.
– Прости меня, мам. Прости, пожалуйста. Я больше никогда не буду много спать, и принимать эти чертовы таблетки перестану и не буду себя плохо вести, только перестань плакать, пожалуйста, мам, я, правда, больше не буду. Я даже в школу начну ходить, ну пожалуйста, я…
Мать все обнимала и обнимала ее, поглаживая по голове. На кухне, на их уютной, правда, давно требующей ремонта кухне все еще играло радио. Ведущий заливался фальшивым сверхтеплым смехом, рассказывая об очередной новости из мира музыки. Заглушая голос ведущего, хлынула музыка – какой-то очень знакомый и грустный рок-н-ролл. И Саша, не понимая, что делает, взяла мать за руку и потащила в центр кухни, начиная танцевать.
Вместе они танцевали этот диковинный, жуткий танец, напоминающий пляску святого Витта. Мать держала ее за руку и дергалась туда-сюда, туда-сюда. В этот момент Саше страшно захотелось разрыдаться, но танец успокаивал ее, выражая всю нежность к матери, всю нереализованную потребность в ласковом слове, которого Саша отроду от нее не слышала. Песня закончилась, и они расхохотались.
– С вами было радио «Крот», это тринадцатое марта две тысячи четырнадцатого года, и у нас в гостях знаменитый американский музыкант Эрик Ковлер. В возрасте сорока лет Эрик внезапно заинтересовался Россией и русской культурой, и теперь учит русский язык и желает в первый раз в своей жизни приехатьна гастроли. Будьте уверены, мистер Ковлер, мы ждем вас, ведь в России очень много ваших фанатов. Как известно…
Мать приглушила радио, и голос ведущего смолк. На мгновение Саше даже стало его жаль – в конце концов, именно этот голос был ее добрым спутником во все ранние подъемы. Именно его Саша передразнивала и закатывала глаза от его странных формулировок, и постоянно делала потише – и именно с этого голоса началось тогдашнее Сашино приключение.
– Знаешь, – мать говорила тихо и очень робко. – Раз уж ты сегодня не пойдешь в школу, давай сходим куда-нибудь вместе. Например, в кино. Когда ты последний раз была в кино?
* * *