Троица. Охотники на ведьм
Часть 49 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я иду с тобой, – сказала девушка тоном, не принимающим возражений.
___
Небольшая комнатка на вершине шпиля мучеников располагалась прямо над кабинетом инквизитора. Ранее Даймонду ни разу не приходилось бывать здесь, зато теперь он провел в этом холодном помещении всю ночь, слушая завывания ветра, которые со временем стали походить на крики людей, испытывающих боль. Если россказни, ходившие среди членов Троицы были правдивы, на шпиле мучеников погибли десятки, а может и сотни замученных пытками людей. Даймонд собирался вскоре к ним присоединиться.
С тех пор как его привязали к холодному металлическому креслу, казалось, прошла целая вечность. Из одежды на нем были только грубые штаны из мешковины, поэтому холодный ветер, проникающий в комнату через большое окно вместе с мелкой моросью, уже сам по себе был началом пытки, которую уготовил инквизитор для узника. Интересно, займется ли он им сам или приведет палача? Даймонд терпеливо ждал своего конца, стуча зубами от холода и время от времени пытаясь шевелить затекшими конечностями, чтобы хотя бы отчасти вернуть их к жизни.
Шаги за дверью раздались уже на рассвете, когда солнце проникло в комнату и немного согрело воздух. Дрожь во всем теле стала понемногу униматься, и он даже начал клевать носом, но скрип открывающейся двери заставил его тотчас навострить уши.
– Как спалось, дружок? – это был Франк Гессен. Несмотря на ранний час рыцарь был одет в кольчугу, поверх которой накинул плащ. Из-за плаща выглядывала рукоять меча со знаком тамплиера. Гессен проследил взгляд Даймонда и ухмыльнулся. – Не смог устоять перед дамасской сталью и забрал меч себе. Правда, придется переделать рукоятку. Мастеру инквизитору не понравится этот символ еретиков, хотя лично я не имею ничего против тамплиеров.
– Делай с ним что хочешь, – с безразличным тоном произнес Даймонд. – Мне уже все равно. Зачем пришел?
Рыцарь пожал широкими плечами и подошел к окну, выглянув вниз, на внутренний двор крепости, который заметно опустел с тех пор, когда Гессен присоединился к ордену. На тренировочной площадке никого не было, двое монахов неспешно пересекали двор с ведрами воды, а несколько послушников с топорами отправились за ворота, чтобы нарубить дров в лесу. Створки ворот открылись лишь на миг, после чего поспешно сомкнулись. Инквизитор наказал всегда быть начеку. Он ждал удара.
– Я пришел, чтобы вразумить тебя. Тебе вовсе необязательно страдать вот так. А ведь это только начало. Вчера ночью послушники перетащили инструментарий для пытки с подземелья сюда, наверх. Прямиком в кабинет мастера Шульца. Мне не нужно объяснять тебе, для чего. Инквизитор хочет начать ближе к полудню, когда на шпиле станет теплее. Сам понимаешь, ему не очень хочется холодить свой зад, пытая тебя. Поэтому я предлагаю завершить все это здесь и сейчас.
– Если он не хочет холодить зад, мы всегда можем переместиться в его теплый кабинет или еще ниже, в темницу, – невозмутимо ответил пленник. – Выбирать ему.
Гессен кивнул и на мгновение о чем-то задумался.
– Вижу, инквизитор не напрасно уважает тебя, Даймонд. Он говорит, что ты крепкий орешек и ему вряд ли удастся тебя расколоть. Но не сомневайся, он непременно попробует это сделать. Ему нужна вся информация о предателях. Он хочет знать, сколько их, где они и какими ресурсами обладают. Он не спит ночами, гадая, когда и где они нанесут следующий удар. А еще ему нужна та девчонка, графиня фон Шеленберг, иначе граф оставит орден без поддержки и пустит все свои ресурсы на ее поиски.
– Я не знаю, где она, – соврал Даймонд. – А если бы и знал, то не сказал бы. Как, впрочем, не сказал бы ему ничего о его врагах. Троица слаба. Посмотри сам, у вас не осталось людей.
– Но у нас еще достаточно средств, чтобы нанять новых, – возразил рыцарь и направился к двери. – Что же, я принял твой ответ, парень. Мне очень жаль, что все должно закончиться вот так. Я любил твоего дядю, хотя и ненавидел отца. Прощай. Думаю, что в следующий раз я увижу только твой холодный труп.
Когда рыцарь исчез за дверью, Даймонд постарался вернуться к своим мыслям. Сосредоточиться на чем-то в таком холоде было сложно, но сейчас, пока солнечные лучи приветливо светили прямо в лицо, он как раз стал способным думать. Он не думал о предстоящей пытке и даже не думал о смерти. Его мысли неизбежно возвращались к событиям прошлого, ко всем допущенным ошибкам в жизни, о которых он теперь сожалел. Он лишь надеялся, что если Бог существует, то он его простит. Хотя, лучше бы его все же не существовало...
Когда на лестнице за дверью вновь раздались шаги, Даймонд дремал. Проснувшись, он сразу ощутил, насколько в помещении потеплело. Солнце стояло в зените. Значит, сейчас инквизитор возьмется за свое грязное дело, как и предупреждал Гессен.
Якоб пришел не один, а в сопровождении двоих послушников, втащивших в пустую комнату стол и сундук. Пока инквизитор раскладывал по столу инструменты, его помощники внесли жаровню и принялись разжигать огонь. Для того, чтобы лучше осветить мрачную комнату, они зажгли две масляные лампы и подвесили их на стену рядом со стулом, на котором сидел Даймонд. Во время своих приготовлений все трое молчали, а Даймонд сидел, не поднимая головы.
– Я хочу рассказать тебе одну историю об этом месте, – сказал Якоб, не отворачиваясь от стола и не прекращая своих приготовлений. – О том, как именно вершина этой башни стала зваться шпилем мучеников.
– Можешь не утруждать себя, я все равно не собираюсь слушать и вникать в твои россказни, – дерзкий ответ Даймонда явно не понравился инквизитору, привыкшему иметь дело с кроткими и напуганными жертвами. Его пальцы сжались на ручках железных клещей, и он, вооружившись ими, угрожающе двинулся к пленнику.
– Я все же расскажу. Можешь попытаться не слушать меня, но я сомневаюсь, что тебе это удастся.
Якоб кивком головы дал своим помощникам знак начинать. Один из послушников, крепкий мужчина, схватил Даймонда за плечи, чтобы удерживать его во время пытки, а второй, помоложе, схватил пленника за связанные щиколотки, чтобы он не дергал ногами. У обоих послушников были огрубевшие от плуга ладони крестьян. Быть может, они даже были братьями, а их семью наверняка сожгли на костре. Служение инквизиции было для них способом выжить, и даже по их глазам Даймонд видел, что им не нравится заниматься этим.
– Я ведь говорил тебе, что когда-то я был солдатом. Таким же, как и ты. Дрался за одного лорда против другого. Ничего примечательного, но я отдал этому делу всю свою юность и молодость, пока не ушел служить церкви.
Якоб подошел ближе, его силуэт заслонил окно. В свете ламп Даймонд увидел его осунувшуюся физиономию. Морщины на лице Якоба стали глубже, брови низко нависли над глазами, и теперь старик выглядел даже более жутко, чем прежде.
– Когда я служил, – продолжал он, – в родной деревне меня ждала красивая жена и брат – калека, негодный для военного дела, но полезный в хозяйстве. Они жили в небольшой крестьянской хижине, вместе возделывали землю, пока однажды, вернувшись домой, я не обнаружил, что моя жена ждет ребенка.
Якоб вдруг замолк, присел на корточки и наклонился над голыми, окоченевшими ступнями пленника. Даймонд почти ничего не почувствовал, когда клещи обвили его мизинец и холодное железо, передавив палец, сломало косточку и разорвало плоть. Боль пришла моментом позже, и он не сдержал мучительного стона. Якоб казался удивленным. Обычно жертвы визжали, будто свиньи под ножом мясника, но Даймонд был куда крепче.
Впрочем, этого он и ожидал.
Якоб выпрямил спину и посмотрел в лицо своего бывшего подопечного. В глазах Даймонда стояла ярость, смешанная с ненавистью. Даже сейчас, сидя привязанным к креслу толстыми веревками, он казался опасным.
– Так вот, жена сказала мне, что ребенок мой. Я ей поверил, но злые языки в деревне болтали, что в мое отсутствие она сношалась с моим братом. Когда я взялся расспрашивать людей, вся деревня в один голос вторила, что жена была мне неверна. Тогда я обратился к священнослужителям, дабы они рассудили нашу сложную ситуацию.
Даймонд, уже справившийся с болью, поднял на инквизитора презрительный взгляд.
– Другими словами, ты донес на собственную семью, – отчеканил он, за что инквизитор отвесил ему крепкую затрещину и тут же потянулся клещами к следующему пальцу. Пленник сжал зубы и не издал ни звука, когда инквизитор сдавил ручки клещей. Ослепительная вспышка затмила его зрение, но тут же погасла, и пульсирующая боль растеклась по всей правой ступне.
– Если ты не против, я продолжу, – сказал инквизитор, выпрямившись. Его помощник, державший Даймонда за ноги, ошарашенно смотрел на кровавые ошметки с торчащими костяшками, в которые превратились пальцы связанного. – Моей жене и моему брату устроили допрос, но они все отрицали. Тогда их привели сюда, в этот монастырь, в эту самую комнату, и на моих глазах мою жену били, жгли, резали и ломали ей конечности, но она так и ни в чем не созналась. Дитя погибло у нее в утробе, позже она и сама скончалась в одной из темниц внизу.
Якоб вернулся к столу и положил окровавленные клещи на место. Он стал задумчиво шевелить пальцами над столом, принимая решение, какой же инструмент для пытки выбрать следующим.
– Мой брат оказался слабее. Он признался, как только его привели сюда. Его сожгли на костре, там, – инквизитор махнул рукой в сторону окна, – во дворе монастыря, вместе с трупом моей жены и нерожденного ребенка. Чтобы справиться с болью я собрал вещи и скорее отправился в следующий поход. Я дрался, пытаясь найти смерть, но так и не нашел ее, хотя зачастую смотрел ей прямо в лицо. По возвращению я узнал, что мой брат никогда не спал с моей женой. По деревне уже ходили совсем другие слухи, а ко мне подошел один молодой крестьянин, который поведал, что брат мой и вовсе был мужеложцем и сношался с мужчиной с соседней деревни за лесом. Представляешь, в каком я был смятении, узнав, что моя жена была порядочна и верна мне?
Инквизитор резко замолк и остановил свой выбор на длинном ноже. Подняв нож, он аккуратно провел пальцем по тоненькому лезвию, проверяя его остроту. Оставшись удовлетворенным результатом проверки, он вновь направился к жертве.
– Я ушел в монастырь, стал послушником, а вскоре добился больших успехов на этом поприще. Когда стал инквизитором, я начал с того, что сжег ту деревню дотла. А ведь я прожил в ней полжизни! Каждого ее жителя я замучил до смерти здесь, на вершине этой башни. С тех пор мы называем это место шпилем мучеников. Хотя никакими мучениками они вовсе не были. Они были глупыми, подлыми людишками, которых нужно уничтожать одного за другим, иначе они расплодятся, подобно крысам. С тех пор я посвятил этому жизнь.
– Печальная история, – отозвался Даймонд глухим голосом. – Правда, я знаю еще с полсотни таких. И все эти загубленные жизни на твоей совести, Якоб!
Холодное лезвие ножа жгло подобно огню. Якоб оставил несколько тонких порезов на лице Даймонда, а потом, велев помощникам держать его прямо, взялся резать его живот. Даймонд дергался и кричал от боли, из-за чего лезвие ненароком проходило глубже, чем этого хотел инквизитор, оставляя глубокие раны, сочившиеся кровью.
– Прикончи меня, ублюдок! – кричал Даймонд. – Я все равно ничего тебе не скажу, ты ведь это знаешь!
– Нет, ты все мне расскажешь! – Якоб приставил острие к рубцу раны на груди Даймонда, оставленной стрелой, и одним точным движением вскрыл ее, вновь открыв кровотечение. – Где графиня? Кто устроил атаку на замок фон Шеленберга? Сколько их? Где они прячутся? Отвечай!
Даймонд плюнул инквизитору в лицо и нашел в себе силы слабо рассмеяться.
– С тем же успехом ты можешь спросить все у этих стен. Быть может, они расскажут больше, чем я.
Инквизитор с раздражением отбросил нож в стену. Он со звоном ударился о камни и упал на пол, а Якоб разразился грязнейшими проклятиями, показывая свою истинную сущность старого солдафона, а вовсе не священника.
– Ничего, – сказал он, вытирая с губ выступившую слюну. – Я заставлю тебя говорить. Приведите Мюллера.
Оба послушника стрелой выбежали за дверь, чувствуя, что инквизитор находится в том состоянии, когда его приказы нужно выполнять очень быстро и неукоснительно.
– Так Мартин жив? – мрачно спросил Даймонд. – Что ты собираешься с ним делать? Он ничего не знает. Его в дела не посвящали.
– Это мы еще выясним. Я не мог допросить его раньше, он был слишком слаб после ранения. Теперь же он готов выдержать любую пытку, но вначале он просто посмотрит, что ему предстоит стерпеть, если не заговорит. Ты все еще можешь облегчить парню участь.
Когда Мартина ввели в помещение, Даймонд едва узнал его. Он был ухожен, побрит и подстрижен. На нем неуклюже висела темная ряса послушника, а руки и ноги были свободны, будто он и не являлся пленником.
– Какого дьявола, Мартин? Ты с ними заодно?! – удивился Даймонд.
Мартин старался избегать смотреть другу в глаза.
– Я такой же пленник здесь, как и ты.
– Ну, нет, мой дорогой Мартин, – не согласился инквизитор. – Ты пока что находишься здесь на куда лучших условиях.
Инквизитор прошел к жаровне. Обмотав свою ладонь куском плотной ткани, взятой со стола, он достал из жаровни раскаленную докрасна кочергу. Даймонд внутренне содрогнулся, когда инквизитор двинулся в его сторону, хотя внешне ему удалось не подать вида. Он встретился взглядом со своим мучителем и смотрел на него до тех пор, пока Якоб сам не отвел глаз.
– Ты уверен, что твои мучения стоят кучки предателей и никчемной девчонки?
Даймонд приготовился. Послушники схватили его с двух сторон, но он и не собирался сопротивляться. Разгоряченный конец кочерги впился ему между ребер, в том месте, где кровоточила вскрытая рана. Сильная боль сковала тело. Даймонд завопил нечеловеческим голосом, улавливая ноздрями запах собственной плоти, которая, шипя, плавилась от адского жара. Инквизитор прервал пытку, давая жертве передышку, чтобы она не потеряла сознание. Он не успел отойти в сторону – Даймонда вырвало прямо на его рясу.
– Грязная скотина! – с отвращением выругался Якоб и отбросил кочергу. – Пожалуй, пора с тобой кончать. Подайте мне шлем еретика, а этого, – инквизитор кивнул в сторону Мартина, – отведите обратно в клетку.
Даймонд прикрыл глаза и постарался восстановить сбитое криком дыхание. Он чувствовал необыкновенную слабость, боль уходила, вместо нее приходило успокоение. Он осознал, что уже близок к смерти, и это принесло ему облегчение.
– Даймонд? – чей-то голос, искаженный, грубый, раздался внутри его черепа. – Даймонд! – он долго повторял его имя, то шепча, то выкрикивая его. Даймонд поднял мутный взгляд и увидел перед собой расплывающуюся фигуру с рогами. – Ты идешь ко мне? Наконец-то!
– Бафомет, – пробормотал Даймонд беззвучно. – Ты не существуешь! Ты неправда, морок.
– Нет, Даймонд, ведь я же здесь, – голос раздался еще ближе. Рогатая голова наклонилась над его лицом. Завоняло смертью. – Ты сотворил слишком много зла в этом несчастном мире. Тебе пора присоединиться к мертвецам. Ты готов признать все свои грехи и проследовать за мною в ад?
Даймонд зажмурился, чтобы отогнать наваждение, но, когда открыл глаза, голова козла была еще ближе. Он заметил, что грязно-серая шерсть слазит с головы Бафомета, обнажая искривленный череп. Глаза твари светились раскаленным пламенем, которое до сих пор обжигало грудь Даймонда.
– Уйди! Отстань! Тебя нет, я просто схожу с ума!
– Я здесь, с тобой, Даймонд. И я буду ждать, – с этими словами Бафомет развернулся и ушел, растворяясь в воздухе. Даймонд потерял сознание.
Инквизитор и его помощники с недоумением переглянулись.
– Кажется, теперь я начинаю верить в инкубов! – вскрикнул младший из послушников. – Нужно поскорее его сжечь!
– Нет, – сказал инквизитор спокойно. – Мы продолжим. Но чуть позже. Позволим ему прийти в себя.
___
Сырая после дождя трава подмочила Марии обувь, пока она шагала, кутаясь в плащ Ганса и стараясь укрыться от сильного порывистого ветра. Сам Ганс шел чуть впереди, держа лошадь за поводья. Они взбирались вверх по крутому склону, следуя по дороге, уводящей далеко в горы. Солнце постепенно начинало близиться к горизонту, а небеса окутывало облаками. Чем выше путники взбирались по дороге, тем холоднее становился воздух. Вскоре Мария почувствовала, что дышать стало труднее обычного.
– Еще не поздно повернуть назад, – сказал Ганс не оборачиваясь. Почти всю дорогу он будто не замечал свою спутницу, но теперь вдруг вспомнил о ее присутствии.
– Нет. Я иду с тобой. Ты сам сказал, что инквизитор мог потерять к тебе доверие. Мы не можем рисковать.
– Если он бросит меня в темницу, а тебя отправит на костер или, в лучшем случае, вернет твоему мужу графу, делу ты уже не поможешь.
Мария нахмурилась при упоминании графа. Даймонд был куда тактичнее этого юного коротышки, строящего из себя матерого воина, но ей не стоило спорить с ним, утверждая, что граф ей никакой не муж. К тому же, по правде говоря, именно мужем он ей и являлся, как бы неприятно это ни было.
___
Небольшая комнатка на вершине шпиля мучеников располагалась прямо над кабинетом инквизитора. Ранее Даймонду ни разу не приходилось бывать здесь, зато теперь он провел в этом холодном помещении всю ночь, слушая завывания ветра, которые со временем стали походить на крики людей, испытывающих боль. Если россказни, ходившие среди членов Троицы были правдивы, на шпиле мучеников погибли десятки, а может и сотни замученных пытками людей. Даймонд собирался вскоре к ним присоединиться.
С тех пор как его привязали к холодному металлическому креслу, казалось, прошла целая вечность. Из одежды на нем были только грубые штаны из мешковины, поэтому холодный ветер, проникающий в комнату через большое окно вместе с мелкой моросью, уже сам по себе был началом пытки, которую уготовил инквизитор для узника. Интересно, займется ли он им сам или приведет палача? Даймонд терпеливо ждал своего конца, стуча зубами от холода и время от времени пытаясь шевелить затекшими конечностями, чтобы хотя бы отчасти вернуть их к жизни.
Шаги за дверью раздались уже на рассвете, когда солнце проникло в комнату и немного согрело воздух. Дрожь во всем теле стала понемногу униматься, и он даже начал клевать носом, но скрип открывающейся двери заставил его тотчас навострить уши.
– Как спалось, дружок? – это был Франк Гессен. Несмотря на ранний час рыцарь был одет в кольчугу, поверх которой накинул плащ. Из-за плаща выглядывала рукоять меча со знаком тамплиера. Гессен проследил взгляд Даймонда и ухмыльнулся. – Не смог устоять перед дамасской сталью и забрал меч себе. Правда, придется переделать рукоятку. Мастеру инквизитору не понравится этот символ еретиков, хотя лично я не имею ничего против тамплиеров.
– Делай с ним что хочешь, – с безразличным тоном произнес Даймонд. – Мне уже все равно. Зачем пришел?
Рыцарь пожал широкими плечами и подошел к окну, выглянув вниз, на внутренний двор крепости, который заметно опустел с тех пор, когда Гессен присоединился к ордену. На тренировочной площадке никого не было, двое монахов неспешно пересекали двор с ведрами воды, а несколько послушников с топорами отправились за ворота, чтобы нарубить дров в лесу. Створки ворот открылись лишь на миг, после чего поспешно сомкнулись. Инквизитор наказал всегда быть начеку. Он ждал удара.
– Я пришел, чтобы вразумить тебя. Тебе вовсе необязательно страдать вот так. А ведь это только начало. Вчера ночью послушники перетащили инструментарий для пытки с подземелья сюда, наверх. Прямиком в кабинет мастера Шульца. Мне не нужно объяснять тебе, для чего. Инквизитор хочет начать ближе к полудню, когда на шпиле станет теплее. Сам понимаешь, ему не очень хочется холодить свой зад, пытая тебя. Поэтому я предлагаю завершить все это здесь и сейчас.
– Если он не хочет холодить зад, мы всегда можем переместиться в его теплый кабинет или еще ниже, в темницу, – невозмутимо ответил пленник. – Выбирать ему.
Гессен кивнул и на мгновение о чем-то задумался.
– Вижу, инквизитор не напрасно уважает тебя, Даймонд. Он говорит, что ты крепкий орешек и ему вряд ли удастся тебя расколоть. Но не сомневайся, он непременно попробует это сделать. Ему нужна вся информация о предателях. Он хочет знать, сколько их, где они и какими ресурсами обладают. Он не спит ночами, гадая, когда и где они нанесут следующий удар. А еще ему нужна та девчонка, графиня фон Шеленберг, иначе граф оставит орден без поддержки и пустит все свои ресурсы на ее поиски.
– Я не знаю, где она, – соврал Даймонд. – А если бы и знал, то не сказал бы. Как, впрочем, не сказал бы ему ничего о его врагах. Троица слаба. Посмотри сам, у вас не осталось людей.
– Но у нас еще достаточно средств, чтобы нанять новых, – возразил рыцарь и направился к двери. – Что же, я принял твой ответ, парень. Мне очень жаль, что все должно закончиться вот так. Я любил твоего дядю, хотя и ненавидел отца. Прощай. Думаю, что в следующий раз я увижу только твой холодный труп.
Когда рыцарь исчез за дверью, Даймонд постарался вернуться к своим мыслям. Сосредоточиться на чем-то в таком холоде было сложно, но сейчас, пока солнечные лучи приветливо светили прямо в лицо, он как раз стал способным думать. Он не думал о предстоящей пытке и даже не думал о смерти. Его мысли неизбежно возвращались к событиям прошлого, ко всем допущенным ошибкам в жизни, о которых он теперь сожалел. Он лишь надеялся, что если Бог существует, то он его простит. Хотя, лучше бы его все же не существовало...
Когда на лестнице за дверью вновь раздались шаги, Даймонд дремал. Проснувшись, он сразу ощутил, насколько в помещении потеплело. Солнце стояло в зените. Значит, сейчас инквизитор возьмется за свое грязное дело, как и предупреждал Гессен.
Якоб пришел не один, а в сопровождении двоих послушников, втащивших в пустую комнату стол и сундук. Пока инквизитор раскладывал по столу инструменты, его помощники внесли жаровню и принялись разжигать огонь. Для того, чтобы лучше осветить мрачную комнату, они зажгли две масляные лампы и подвесили их на стену рядом со стулом, на котором сидел Даймонд. Во время своих приготовлений все трое молчали, а Даймонд сидел, не поднимая головы.
– Я хочу рассказать тебе одну историю об этом месте, – сказал Якоб, не отворачиваясь от стола и не прекращая своих приготовлений. – О том, как именно вершина этой башни стала зваться шпилем мучеников.
– Можешь не утруждать себя, я все равно не собираюсь слушать и вникать в твои россказни, – дерзкий ответ Даймонда явно не понравился инквизитору, привыкшему иметь дело с кроткими и напуганными жертвами. Его пальцы сжались на ручках железных клещей, и он, вооружившись ими, угрожающе двинулся к пленнику.
– Я все же расскажу. Можешь попытаться не слушать меня, но я сомневаюсь, что тебе это удастся.
Якоб кивком головы дал своим помощникам знак начинать. Один из послушников, крепкий мужчина, схватил Даймонда за плечи, чтобы удерживать его во время пытки, а второй, помоложе, схватил пленника за связанные щиколотки, чтобы он не дергал ногами. У обоих послушников были огрубевшие от плуга ладони крестьян. Быть может, они даже были братьями, а их семью наверняка сожгли на костре. Служение инквизиции было для них способом выжить, и даже по их глазам Даймонд видел, что им не нравится заниматься этим.
– Я ведь говорил тебе, что когда-то я был солдатом. Таким же, как и ты. Дрался за одного лорда против другого. Ничего примечательного, но я отдал этому делу всю свою юность и молодость, пока не ушел служить церкви.
Якоб подошел ближе, его силуэт заслонил окно. В свете ламп Даймонд увидел его осунувшуюся физиономию. Морщины на лице Якоба стали глубже, брови низко нависли над глазами, и теперь старик выглядел даже более жутко, чем прежде.
– Когда я служил, – продолжал он, – в родной деревне меня ждала красивая жена и брат – калека, негодный для военного дела, но полезный в хозяйстве. Они жили в небольшой крестьянской хижине, вместе возделывали землю, пока однажды, вернувшись домой, я не обнаружил, что моя жена ждет ребенка.
Якоб вдруг замолк, присел на корточки и наклонился над голыми, окоченевшими ступнями пленника. Даймонд почти ничего не почувствовал, когда клещи обвили его мизинец и холодное железо, передавив палец, сломало косточку и разорвало плоть. Боль пришла моментом позже, и он не сдержал мучительного стона. Якоб казался удивленным. Обычно жертвы визжали, будто свиньи под ножом мясника, но Даймонд был куда крепче.
Впрочем, этого он и ожидал.
Якоб выпрямил спину и посмотрел в лицо своего бывшего подопечного. В глазах Даймонда стояла ярость, смешанная с ненавистью. Даже сейчас, сидя привязанным к креслу толстыми веревками, он казался опасным.
– Так вот, жена сказала мне, что ребенок мой. Я ей поверил, но злые языки в деревне болтали, что в мое отсутствие она сношалась с моим братом. Когда я взялся расспрашивать людей, вся деревня в один голос вторила, что жена была мне неверна. Тогда я обратился к священнослужителям, дабы они рассудили нашу сложную ситуацию.
Даймонд, уже справившийся с болью, поднял на инквизитора презрительный взгляд.
– Другими словами, ты донес на собственную семью, – отчеканил он, за что инквизитор отвесил ему крепкую затрещину и тут же потянулся клещами к следующему пальцу. Пленник сжал зубы и не издал ни звука, когда инквизитор сдавил ручки клещей. Ослепительная вспышка затмила его зрение, но тут же погасла, и пульсирующая боль растеклась по всей правой ступне.
– Если ты не против, я продолжу, – сказал инквизитор, выпрямившись. Его помощник, державший Даймонда за ноги, ошарашенно смотрел на кровавые ошметки с торчащими костяшками, в которые превратились пальцы связанного. – Моей жене и моему брату устроили допрос, но они все отрицали. Тогда их привели сюда, в этот монастырь, в эту самую комнату, и на моих глазах мою жену били, жгли, резали и ломали ей конечности, но она так и ни в чем не созналась. Дитя погибло у нее в утробе, позже она и сама скончалась в одной из темниц внизу.
Якоб вернулся к столу и положил окровавленные клещи на место. Он стал задумчиво шевелить пальцами над столом, принимая решение, какой же инструмент для пытки выбрать следующим.
– Мой брат оказался слабее. Он признался, как только его привели сюда. Его сожгли на костре, там, – инквизитор махнул рукой в сторону окна, – во дворе монастыря, вместе с трупом моей жены и нерожденного ребенка. Чтобы справиться с болью я собрал вещи и скорее отправился в следующий поход. Я дрался, пытаясь найти смерть, но так и не нашел ее, хотя зачастую смотрел ей прямо в лицо. По возвращению я узнал, что мой брат никогда не спал с моей женой. По деревне уже ходили совсем другие слухи, а ко мне подошел один молодой крестьянин, который поведал, что брат мой и вовсе был мужеложцем и сношался с мужчиной с соседней деревни за лесом. Представляешь, в каком я был смятении, узнав, что моя жена была порядочна и верна мне?
Инквизитор резко замолк и остановил свой выбор на длинном ноже. Подняв нож, он аккуратно провел пальцем по тоненькому лезвию, проверяя его остроту. Оставшись удовлетворенным результатом проверки, он вновь направился к жертве.
– Я ушел в монастырь, стал послушником, а вскоре добился больших успехов на этом поприще. Когда стал инквизитором, я начал с того, что сжег ту деревню дотла. А ведь я прожил в ней полжизни! Каждого ее жителя я замучил до смерти здесь, на вершине этой башни. С тех пор мы называем это место шпилем мучеников. Хотя никакими мучениками они вовсе не были. Они были глупыми, подлыми людишками, которых нужно уничтожать одного за другим, иначе они расплодятся, подобно крысам. С тех пор я посвятил этому жизнь.
– Печальная история, – отозвался Даймонд глухим голосом. – Правда, я знаю еще с полсотни таких. И все эти загубленные жизни на твоей совести, Якоб!
Холодное лезвие ножа жгло подобно огню. Якоб оставил несколько тонких порезов на лице Даймонда, а потом, велев помощникам держать его прямо, взялся резать его живот. Даймонд дергался и кричал от боли, из-за чего лезвие ненароком проходило глубже, чем этого хотел инквизитор, оставляя глубокие раны, сочившиеся кровью.
– Прикончи меня, ублюдок! – кричал Даймонд. – Я все равно ничего тебе не скажу, ты ведь это знаешь!
– Нет, ты все мне расскажешь! – Якоб приставил острие к рубцу раны на груди Даймонда, оставленной стрелой, и одним точным движением вскрыл ее, вновь открыв кровотечение. – Где графиня? Кто устроил атаку на замок фон Шеленберга? Сколько их? Где они прячутся? Отвечай!
Даймонд плюнул инквизитору в лицо и нашел в себе силы слабо рассмеяться.
– С тем же успехом ты можешь спросить все у этих стен. Быть может, они расскажут больше, чем я.
Инквизитор с раздражением отбросил нож в стену. Он со звоном ударился о камни и упал на пол, а Якоб разразился грязнейшими проклятиями, показывая свою истинную сущность старого солдафона, а вовсе не священника.
– Ничего, – сказал он, вытирая с губ выступившую слюну. – Я заставлю тебя говорить. Приведите Мюллера.
Оба послушника стрелой выбежали за дверь, чувствуя, что инквизитор находится в том состоянии, когда его приказы нужно выполнять очень быстро и неукоснительно.
– Так Мартин жив? – мрачно спросил Даймонд. – Что ты собираешься с ним делать? Он ничего не знает. Его в дела не посвящали.
– Это мы еще выясним. Я не мог допросить его раньше, он был слишком слаб после ранения. Теперь же он готов выдержать любую пытку, но вначале он просто посмотрит, что ему предстоит стерпеть, если не заговорит. Ты все еще можешь облегчить парню участь.
Когда Мартина ввели в помещение, Даймонд едва узнал его. Он был ухожен, побрит и подстрижен. На нем неуклюже висела темная ряса послушника, а руки и ноги были свободны, будто он и не являлся пленником.
– Какого дьявола, Мартин? Ты с ними заодно?! – удивился Даймонд.
Мартин старался избегать смотреть другу в глаза.
– Я такой же пленник здесь, как и ты.
– Ну, нет, мой дорогой Мартин, – не согласился инквизитор. – Ты пока что находишься здесь на куда лучших условиях.
Инквизитор прошел к жаровне. Обмотав свою ладонь куском плотной ткани, взятой со стола, он достал из жаровни раскаленную докрасна кочергу. Даймонд внутренне содрогнулся, когда инквизитор двинулся в его сторону, хотя внешне ему удалось не подать вида. Он встретился взглядом со своим мучителем и смотрел на него до тех пор, пока Якоб сам не отвел глаз.
– Ты уверен, что твои мучения стоят кучки предателей и никчемной девчонки?
Даймонд приготовился. Послушники схватили его с двух сторон, но он и не собирался сопротивляться. Разгоряченный конец кочерги впился ему между ребер, в том месте, где кровоточила вскрытая рана. Сильная боль сковала тело. Даймонд завопил нечеловеческим голосом, улавливая ноздрями запах собственной плоти, которая, шипя, плавилась от адского жара. Инквизитор прервал пытку, давая жертве передышку, чтобы она не потеряла сознание. Он не успел отойти в сторону – Даймонда вырвало прямо на его рясу.
– Грязная скотина! – с отвращением выругался Якоб и отбросил кочергу. – Пожалуй, пора с тобой кончать. Подайте мне шлем еретика, а этого, – инквизитор кивнул в сторону Мартина, – отведите обратно в клетку.
Даймонд прикрыл глаза и постарался восстановить сбитое криком дыхание. Он чувствовал необыкновенную слабость, боль уходила, вместо нее приходило успокоение. Он осознал, что уже близок к смерти, и это принесло ему облегчение.
– Даймонд? – чей-то голос, искаженный, грубый, раздался внутри его черепа. – Даймонд! – он долго повторял его имя, то шепча, то выкрикивая его. Даймонд поднял мутный взгляд и увидел перед собой расплывающуюся фигуру с рогами. – Ты идешь ко мне? Наконец-то!
– Бафомет, – пробормотал Даймонд беззвучно. – Ты не существуешь! Ты неправда, морок.
– Нет, Даймонд, ведь я же здесь, – голос раздался еще ближе. Рогатая голова наклонилась над его лицом. Завоняло смертью. – Ты сотворил слишком много зла в этом несчастном мире. Тебе пора присоединиться к мертвецам. Ты готов признать все свои грехи и проследовать за мною в ад?
Даймонд зажмурился, чтобы отогнать наваждение, но, когда открыл глаза, голова козла была еще ближе. Он заметил, что грязно-серая шерсть слазит с головы Бафомета, обнажая искривленный череп. Глаза твари светились раскаленным пламенем, которое до сих пор обжигало грудь Даймонда.
– Уйди! Отстань! Тебя нет, я просто схожу с ума!
– Я здесь, с тобой, Даймонд. И я буду ждать, – с этими словами Бафомет развернулся и ушел, растворяясь в воздухе. Даймонд потерял сознание.
Инквизитор и его помощники с недоумением переглянулись.
– Кажется, теперь я начинаю верить в инкубов! – вскрикнул младший из послушников. – Нужно поскорее его сжечь!
– Нет, – сказал инквизитор спокойно. – Мы продолжим. Но чуть позже. Позволим ему прийти в себя.
___
Сырая после дождя трава подмочила Марии обувь, пока она шагала, кутаясь в плащ Ганса и стараясь укрыться от сильного порывистого ветра. Сам Ганс шел чуть впереди, держа лошадь за поводья. Они взбирались вверх по крутому склону, следуя по дороге, уводящей далеко в горы. Солнце постепенно начинало близиться к горизонту, а небеса окутывало облаками. Чем выше путники взбирались по дороге, тем холоднее становился воздух. Вскоре Мария почувствовала, что дышать стало труднее обычного.
– Еще не поздно повернуть назад, – сказал Ганс не оборачиваясь. Почти всю дорогу он будто не замечал свою спутницу, но теперь вдруг вспомнил о ее присутствии.
– Нет. Я иду с тобой. Ты сам сказал, что инквизитор мог потерять к тебе доверие. Мы не можем рисковать.
– Если он бросит меня в темницу, а тебя отправит на костер или, в лучшем случае, вернет твоему мужу графу, делу ты уже не поможешь.
Мария нахмурилась при упоминании графа. Даймонд был куда тактичнее этого юного коротышки, строящего из себя матерого воина, но ей не стоило спорить с ним, утверждая, что граф ей никакой не муж. К тому же, по правде говоря, именно мужем он ей и являлся, как бы неприятно это ни было.