Троица. Охотники на ведьм

Якоб снисходительно посмотрел на охотника и кивнул.

– Но теперь у нас появились новые проблемы и новое задание для тебя. Я понимаю, что ты еще слаб, но это задание ограничится стенами нашего монастыря.

– Я готов, – заверил Даймонд.

– В твое отсутствие я покидал крепость на несколько дней. Мы схватили семью барона. Суд уже состоялся. Благодаря тебе никто не препятствовал правосудию. Вина подсудимых была полностью доказана. Имущество барона конфисковано в нашу пользу и, частично, в пользу властей, а его семья отлучена от церкви. Во второе воскресенье следующего месяца, в двадцатилетие дочери судьи Йозефа, мы устроим торжественное сожжение группы еретиков, среди которых будет и Анна Орсини со своим сыном, а также несколько их слуг. Взрослая дочь барона достанется графу Стефану фон Шеленбергу в качестве благодарности за его помощь в нашем деле. Последнее, разумеется, неофициально.

– Значит, мы преуспели? Цель достигнута?

Инквизитор медленно и задумчиво покивал головой, а потом взял со стола бумагу, на которой корявым почерком послушника Ганса был начертан рассказ Даймонда. Якоб пошелестел бумагами, найдя интересующую часть отчета, и поднял указательный палец вверх, привлекая к себе внимание охотника.

– Вот! Наша новая проблема. В своем отчете ты упомянул о крысах, предателях, которые убивают наших братьев.

– Верно. Шпион, который помог мне покинуть город, рассказал об увиденном. Если он, конечно, не соврал, чтобы получить внеочередную премию...

– Он не соврал, – перебил Якоб. – Пока тебя не было, здесь произошли события, которые меня весьма обеспокоили.

Даймонд не стал задавать вопросы, давая возможность инквизитору продолжать. Оторвавшись от отчета, Якоб отложил стопку бумаг на край стола, протер уставшие глаза и вздохнул.

– После неожиданной кончины барона Орсини, я велел врачам вскрыть его тело и определить причину смерти. Он покинул нас не из-за полученных на допросе увечий, – инквизитор выдержал недолгую паузу, глядя Даймонду в глаза. – Это был яд. Его отравили. Кто-то хотел помешать нам вытащить из него признание. А еще этот кто-то успел предупредить баронессу о том, что за нее взялась инквизиция и наш орден. Глупышка тут же бросилась к графу за защитой, но он, разумеется, вскоре выдал ее нам. Все это подтверждает правдивость сообщения того шпиона, а также объясняет покушение на твою жизнь во время выполнения задания.

– Вы думаете, что в меня стрелял кто-то из наших?

– Я уверен в этом, Даймонд. Выявление предателей и их устранение и станет твоим следующим заданием, пока ты восстанавливаешь силы в крепости. Начни с помощника палача. Это он приносил в камеру барона Орсини воду и хлеб, стало быть, только он мог отравить его.

– Я понял, сделаю, – Даймонд осторожно, чтобы не потревожить раны, поднялся с кресла.

– Да хранит тебя Господь, сын мой!



Свист стрелы нарушил спокойствие раннего утра. Он продолжался недолго, сменившись скоро на треск деревянной мишени, вырезанной в форме человека, куда угодил твердый стальной наконечник. Даймонд опустил лук и покачал им из стороны в сторону, любуясь результатом. Стрела угодила глубоко в ту область, где у настоящего человека находилось бы сердце. Столь меткому выстрелу охотника не помешали даже периодические дуновения ветра и хлопья снега, которые густо падали на внутренний двор крепости.

Ганс удивленно мотнул головой. Хотел бы и он уметь так же! Ведь рано или поздно он перестанет быть обычным послушником и когда-нибудь, возможно, станет таким же охотником на ведьм, как Даймонд.

– Это впечатляет! – улыбнулся Ганс, восхищенно глядя на Даймонда.

Охотник лишь покачал головой, явно не соглашаясь.

– Это не впечатляет, Ганс. Это то, что должен уметь каждый охотник, более или менее сносно владеющий луком. Я покажу тебе то, что действительно впечатляет.

Даймонд встал в удобную стойку для стрельбы и вновь поднял лук наизготовку. Сосредоточив взгляд на цели, правой рукой он вытянул из колчана на поясе три стрелы и одновременно наложил их на тетиву. Дуга лука затрещала от напряжения, когда Даймонд плавным движением натянул тетиву до отказа и, тщательно прицелившись и выбрав момент, выпустил ее из пальцев, дав трем стрелам стремительно ринуться к цели. Деревянная мишень вновь затрещала от попаданий, пробивших ее насквозь настолько, что наконечники вылезли с обратной стороны. Ганс перенес взгляд с Даймонда на мишень и почувствовал, как его нижняя челюсть непроизвольно отваливается от изумления: три стрелы легли ровно в шею, грудь и живот искусственного человека, что абсолютно точно принесло бы болезненную, но быструю кончину для живой цели.

– А вот это я называю мастерством, – охотник поморщился от боли в раненом плече. Подобные тренировки пока что давались ему с немалым трудом. – Оно вырабатывается годами, но стоит потраченного времени, уж поверь! Бывали случаи, когда жертва уже ускользала от меня. Раненая, уставшая, но она бежала прочь с удивительной прытью, присущей только человеку на грани жизни и смерти. Но стрелы летят быстрее, Ганс. Рекомендую освоить этот навык, если хочешь податься в охотники.

– А не проще ли научиться обращению с арбалетом?

Даймонд неопределенно повел плечами.

– Удобнее, нежели проще. Но арбалет уступает луку в скорости стрельбы и в дальности, а это, зачастую, оказывается решающим моментом.

С того разговора с инквизитором прошло несколько дней, но Даймонд так и не взялся за допрос подозреваемого в предательстве помощника палача. Якоб в окружении группы монахов отбыл в город, а Даймонд решил воспользоваться передышкой, чтобы оценить возможности своего тела, прошедшего через немалые испытания.

Он днями и ночами разрабатывал руку, тренируясь с мечом и луком, заново обучаясь своему ремеслу. Со временем плечо стало подвижнее, охотник вновь сумел неплохо натянуть тетиву и метко выстрелить из лука. Но управляться с тяжелым мечом он смог лишь левой рукой, хотя это было неудобно и снизило его скорость. К тому же Даймонд уже не мог использовать те хитрые приемы владения оружием, которым обучился у старого коменданта.

– Не огорчайся, Даймонд, – сказал комендант Георг, тренируясь вместе с охотниками во дворе. – Рано или поздно это случается с каждым. Глянь на меня, я вообще лишился одной руки и доброй половины лица! Но это отнюдь не лишило меня мастерства владения оружием. Да и женщины относятся ко мне благосклонно, стало быть, и моя природная красота осталась при мне, – старик показал зубы в ободряющей улыбке. – Ты тоже привыкнешь и приспособишься. Главное, не забывай без устали тренироваться.

Даймонд тренировался до самой ночи, отлучаясь лишь изредка, чтобы поесть или сходить в монастырь на молебен. Ганс все это время находился рядом, внимательно изучая действия Даймонда и стараясь повторить их. Он уже делал первые успехи, хотя, в сравнении с умениями охотников, эти успехи казались ничтожными.

– Пора бы нам уже взяться за допрос помощника палача, – напомнил Ганс, когда они покидали тренировочную площадку, шагая по навалившему за утро снегу. – Он провел в темнице уже как с неделю. Думаю, расколоть его не составит труда. Инквизитор дал тебе полную свободу действий. Главное, чтобы ты выудил из него все, что он знает о предателях.

Даймонд кивнул.

– Ты прав. Это дело нельзя более откладывать на потом, хотя берусь я за него с неохотой.

– Почему же?

– Я не люблю истязать людей пытками, Ганс. Гораздо проще просто убивать их, нежели пытать. Будем надеяться, что он будет сговорчив.

Они отправились вниз, в подвальные помещения, освещая крутые ступени лестницы огнем факела.

– Тут так сыро и холодно, – поморщился послушник. – Повсюду пищат эти поганые крысы! Не понимаю, как узники держатся здесь. Некоторые сидят месяцами на хлебе с водой, прежде чем сгинут или будут казнены. Неужто и правда, их поддерживает дьявол, помогая им не сдаться?!


Охотник промолчал. Его вера все равно была еще далека от фанатизма, к тому же он имел представление об очень впечатляющих возможностях человеческого тела.

– Вот и его камера! Инквизитор запретил проход в это крыло, сюда могут войти только самые доверенные люди, потому что тут сидят важные пленники, а их тоже могут попытаться устранить.

– И, похоже, ты один из этих доверенных, не так ли? – улыбнулся Даймонд.

– Это благодаря тебе, Даймонд, – смущенно произнес послушник улыбнувшись.

Ганс отпер дверь большим ключом, и они вошли в камеру. Узник был прикован за руки к кольцу, торчащему из кирпичной кладки. Он был бос и полуобнажен, его лицо заросло бородой, длинные грязные волосы спадали патлами на изможденное лицо. Даже слабый свет факела заставил его на мгновение зажмуриться, будто он вышел на солнце. Даймонд заметил, что пальцы ног узника были покусаны, а местами даже отгрызаны – крысы постарались на славу.

– Ты еще дышишь, Пауль? – Ганс ткнул носком сапога ему живот. – Еще не созрел говорить?

– Убирайтесь, шавки инквизитора! – помощник палача надолго закашлялся, а затем сплюнул на пол пенящийся сгусток крови и слюны. – Уходите с глаз моих долой и не возвращайтесь! Дайте мне спокойно сдохнуть.

Даймонд покачал головой. Ганс ошибался, расколоть такого типа было бы непросто. Узник смирился со смертью, ждал ее прихода. Его тело ослабло и могло не выдержать даже самой простой, неизощренной пытки. В таких случая, как этот, угроз было недостаточно. Зато могло сработать кое-что другое.

Охотник присел на корточки рядом с помощником палача и спокойно заговорил:

– Послушай меня, Пауль или как там тебя зовут. Я не хочу тебя мучить, приятель. Мне не особо нравится то ремесло, которым ты занимался до того, как загремел сюда. Но ты понимаешь, что теперь ты тут в качестве жертвы. Не заставляй меня быть палачом.

– Это были не мои жертвы, а жертвы инквизитора! Я лишь делал, что велено.

– Но ты вдруг решил предать его. В чем причина?

Узник отвернул голову, не желая говорить.

– Я знаю, что ты хочешь умереть, – продолжил Даймонд. – И ты умрешь, у тебя нет шансов. Ты уже болен. Холод доконал тебя, а крысы кусают твои пальцы по ночам, когда тебе удается ненадолго заснуть. Но пока ты умрешь, пройдет еще очень много времени. Неужели ты хочешь и дальше страдать? – Даймонд снял с пояса свой кинжал с тонким и острым лезвием и продемонстрировал его Паулю. – Это кинжал милосердия. Один верный удар положит конец страданиям. Ты умрешь быстро и без мучений. Я видел это десятки раз, поэтому могу тебя заверить. Только скажи мне, кто тебя надоумил отравить барона.

В выражении лица узника появилось сомнение. Он посмотрел на Даймонда глазами полными отчаяния.

– Мы с Гансом можем уйти и оставить тебя еще на несколько дней, пока ты не примешь решение. Но разве это стоит твоих страданий, когда ты можешь покинуть этот мир прямо сейчас?

– Ты правда убьешь меня? А этот Ганс... он может прочесть молитву за мою грешную душу? Он ведь священник, так?

Даймонд кивнул. Помощник палача думал. Все мысли отражались на его истерзанной физиономии. Даймонд уже видел, что победил.

– Это все аббат. Он да мой дядюшка палач. Они планировали убить барона еще во время пытки, если он сломается, но он оказался крепким. Но даже самые крепкие рано или поздно сдаются. Аббат сказал раскалить кочергу и убить барона. Сказал, что мне за это ничего не будет, мол, просто поругают немного, может, заплатят меньше, но потом все вернется на места. Но Орсини не умер. Тогда они заставили отнести ему яд.

– Он подло лжет! – воскликнул Ганс, взмахнув кулаком для удара. Даймонд жестом остановил его. – Аббат Август один из нас. Он не стал бы...

– Он не один из вас! – закричал узник. – Он гораздо лучше вас! Он – настоящий слуга Божий, а не зверь, прикрывающийся его именем, чтобы творить беззакония! Мне жаль предавать его, но я не могу больше... Я сломался. Читай молитву, священник. Я рассказал все, что знаю. Теперь дело за тобой.

– Да примет Господь твою душу! – Даймонд прицелился в грудь узника и остановил его страдания.



___



Граф Стефан фон Шеленберг – грузный лысеющий мужчина в годах, одетый в ночную рубашку, – бегал по своим покоям с плеткой в руке.

Граф тяжело дышал, его лицо с двумя подбородками покраснело, а глаза будто выкатились из орбит от сильнейшего напряжения. Он то залезал на огромную, установленную на высоком постаменте кровать с резными ножками и полупрозрачным балдахином, то спрыгивал с этой самой кровати на пол, устланный разрисованным замысловатыми узорами ковром. Затем граф оббегал кровать и возвращался обратно.

Все это длилось уже некоторое время и стало ему здорово надоедать, хотя поначалу вызывало интерес и какой-то детский восторг.

– Прекращай, Мария! – проговорил он, силясь отдышаться. – Вернись в постель сейчас же! Ты должна слушаться!

– Кто это вам сказал, что я должна слушаться?! – донесся голос Марии, спрятавшейся в одном из темных углов комнаты, освещаемой лишь огнем камина и полоской лунного света, проникающего через полуоткрытые ставни.

– Это сказал я, твой будущий муж, граф фон Шеленберг! Немедленно вернись в постель!

– Мой будущий муж – адвокат Мартин Мюллер, а не ты, граф! И я берегу свою невинность для него и не собираюсь отдаваться тебе. К тому же ты ведь даже не мой супруг! За кого ты меня держишь?! Я тебе не девка из борделя! Я дочь барона Альберто Орсини, уважаемого сеньора! Ты не можешь просто взять и обесчестить меня по своему немедленному желанию.

Граф с трудом отдышался и присел на край кровати.

– Но я и не собираюсь лишать тебя невинности, миледи! Я просто хотел немного поиграть.

– Поиграй с кем-нибудь другим. А я не лягу с тобой в одну постель. Лучше скажи, как долго ты собираешься удерживать меня здесь и где мои мать и брат?

Граф покачал головой.

– Нет, миледи, я хочу уберечь тебя от той правды, что ты, поверь мне, не захочешь знать! Я не допущу, чтобы на лице моей возлюбленной невесты появилась печаль.

– О чем это ты?! – Мария вышла из тени. Ее большие глаза, в которых отражался свет луны, были полны тревоги. – Куда они уехали и почему не взяли меня с собой? Почему даже не попрощались? Отвечай!