Тринадцатая Мара
Часть 25 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Точнее, лежала, закрыв глаза.
Аркейн вдруг почувствовал, что ему трудно, почти невозможно дышать. Нужно что-то сделать с древней магией, нейтрализовать, спасти — да, когда-то он хотел, чтобы мара страдала, но не желал ей смерти; мысли его носились как сумасшедшие, и толку от них было, как от прогоревших в костре углей. Он опустился рядом на корточки, он слышал один удар её усталого сердца, второй.
А после услышал последний.
Сидел, не веря в то, что это произошло — у нее бледнели губы и голубоватыми становились веки. Остывала кожа, больше не билось сердце. На запястьях неестественно ярко горели обе руны — белая и черная.
Аркейн не мог говорить и двигаться. Он почему-то чувствовал себя так, будто снова обрушилось здание, похоронив под обломками кого-то далеко ему не чужого. Он зажмурился до боли от ярости, от бессилия. Стиснул зубы, ощущая, что все неправильно, неверно, НЕ ТАК! Да, у этой истории не могло быть счастливого конца априори, но и такого не должно было случиться…
А после он почувствовал нечто странное — в воздухе, в небе, на земле. Не сразу понял, что не так, — его оглушенное, затопленное сознание не было способно думать связно, — но понял это мгновением позже. Задвигались временные шестерни. Вселенские. Сидд никогда в жизни не видел, не ощущал этого процесса, и все волосы на его теле, все нервные окончания изнутри встали дыбом — время начало поворачивать вспять. Он ощутил невесомость собственного тела, с ужасом увидел, как перестают подчиняться гравитационным законам прохожие. Поднялись в воздух и полетели вверх опавшие листья; поплыла возле ножки лавки пустая сигаретная пачка. Все становилось призрачным: асфальт, тяжелые перила набережной, набрякшее небо. Двигались, плыли над землей, как потерявшие связь с реальностью, манекены люди, они казались Инквизитору бумажными куклами — безмозглыми, покорными. Он и сам уже парил над бетонным покрытием, но все держал в своей руке руку маленькой мары.
И еще ярче, чем раньше, светились на тонких запястьях две руны.
* * *
В старом доме танцевала Идра. Как будто ей была не пара тысяч лет, но всего лишь двадцать. На неё смотрели ведьмы, столпившиеся в дверях, — Ритуал так и не начался, Вторая и Тринадцатая мары отсутствовали.
— У неё получилось, — шептала Идра с закрытыми глазами, а после рассмеялась и запела. Она держала подол длинной юбки в сморщенной руке, и взору открывались плотные чулки, массивные каблуки старинных туфель. Старая Веда казалась невесомой, никогда не знавшей усталости, старения, ломоты в суставах. Не знавшей времени, не знавшей потерь, облегчившейся вдруг от прежнего опыта, обновленной. Просветлевшей. Светился Алтарь, светился священный камень рядом с ним, вились над ним символы старее целого мира.
— Что с ней? — слышался шепоток среди присутствующих. — Что с Алтарем?
Идра улыбалась беззубым ртом. Цвело морщинистое лицо.
На втором этаже впервые покинула свою спальню девушка в длинной белой рубахе. Старейшая запретила ей подниматься с постели, но Кьяра вышла наружу, шатаясь. Она задыхалась.
— Идра! — Шептала она хрипло. — Мариза… Я не чувствую её среди живых. Идра…
Девчонка со светлыми волосами плакала и, цепляясь за перила, торопилась вниз. Дошла до священного зала, у входа в который толпились остальные, протиснулась сквозь женские тела, увидела танцующую Веду.
Но более всего поразил Кьяру светящийся рядом с Алтарем камень, испускавший в пространство сложные вязи, меняющие пространство. Колебался от странного марева дом, неплотными сделались стены.
— Идра, … — прошептала Кьяра.
Но Идра не слышала: ей было легко, ей было радостно.
— Что-то меняется, — обреченно выдохнул кто-то.
— Мир исчезает…
Они начали подниматься в воздух вместе с домом, со всеми домами, с брусчаткой, с потрескавшейся мостовой. Все старое теряло корни, логические связи, смыслы.
Чужая паника, страх. Еще секунда — и послышится визг. Кьяра наблюдала за тем, как, подобно парусу под ветром, надувается подол ее ночной рубахи, как прозрачной делается кожа.
— У нее получилось, — шептала Веда. Ей было плевать на смыслы: на фоне всеобщего хаоса она продолжала кружить в танце.
Часть 4. Возрождение
Глава 17
Мариза
Меня кто-то держал за руку.
Кровать подо мной мягкая, но непривычная, незнакомая — я улавливала это неведомым шестым чувством. Комната залита солнечным светом, не резким, но таким, когда солнце, миновав пик стояния, уступает время закату. Я открывала глаза, все еще паря в невесомости.
Рядом со мной бабушка… слепая… Я не сразу узнала её, а после выдохнула сухими губами:
— Идра…
И разом хлынул внутрь весь ужас случившегося: разъеденное проклятием нутро, холод во внутренностях, собственная остывающая кровь.
— Я… не должна быть… здесь. Я умерла.
Это помнилось так ясно, будто произошло вот только что — минуту назад, может, две. Мое сознание смел поток ужаса, онемевшего страха, и я принялась задыхаться, всхлипывать.
— Тихо, Мариза, тихо… Ты должна быть здесь. Все хорошо.
— Я…
— Да. Ты умерла. В той жизни. Но переместилась в эту.
— Какую?
— Свою же. — Старая Веда помолчала. — Ты помнишь, что с тобой случилось перед смертью?
Лучше бы я не помнила, но я все помнила отлично.
— Да… Мара номер два. Бой… Её проклятье, Сидд…
— Нет, позже.
— Набережная, лавочка…
— Что происходило с тобой на ней?
— Ничего…
— Ничего? Ты обесцениваешь самый главный момент — ты приняла себя. Может, в последнюю минуту, но ты сделала это. Приняла себя и приняла мир таким, какой он есть. Белый, черный, серый, цветной. Ты позволила ему быть, помнишь?
— Да.
— Потому и случилось… это.
Она показала мне мои же запястья, на которых горели руны. Обе.
— Я… цельная?
— Ты — Равновесная, да. Только потому, что ты выбрала не бороться, ты сумела принять фундаментальные пласты бытия. Именно «не-борьба» обеспечивает гармонию. Темные не могут этого понять, ибо боятся, и страх вынуждает их постоянно сражаться. Светлые отторгают в себе тьму, страшатся её, но принимают свет. Но Света нет без Тьмы — ты это поняла. И Алтарь сделал то, что делает очень редко, — дал тебе второй шанс. Он изменил ход времени, перенес тебя назад, посчитал, что ты исправила свою ошибку.
Я выдохнула так шумно, будто меня ударили под дых. Впервые широко открыла глаза, поняла, что я никогда не находилась в этой маленькой спальне в Доме Мар. А еще со мной никогда так долго не разговаривала Идра, я вообще никогда раньше не видела её столь просветлевшей. Нахлынувший страх испарялся под волной ласкового спокойствия, затопившего меня изнутри, — раньше со мной подобных состояний не случалось. И, правда, нет больше на ладони следа от вилки, а внутри искрится такая плавная тягучая сила, которой я не чувствовала давно. Может, не чувствовала никогда.
«Я жива… Я вернулась… Вернулась в свою же жизнь…»
— Когда… Какой сегодня… день?
Мне нужно было это знать. Не верилось: Алтарь дал мне второй шанс, я что-то смогла, что-то искупила.
— Кьяру еще не похищали.
— Здание …?
— … не рушилось.
— А Мэйсон? Я его уже встретила?
— Нет. Ты его еще не встретила.
Я дышала шумно, как бегун, остановившийся на финише после длинной дистанции. Выдох-выдох-выдох. Я полноценная, я — Мариза, которая ничего не совершала, не оступалась и не была лишена впоследствии силы. Я — Мариза, которая никого не убивала, не лишала восемнадцать человек их любимых детей, родителей, мужей и жен. Я… просто я. От сумасшедшего облегчения я потерла лоб, села на кровати, свесила ноги.
— Какое время сейчас?
— Начало осени.
— Год тот же?
— Конечно. — Веда улыбалась так тепло, будто была мне настоящей бабушкой. — Ты теперь моя преемница. Будущая Верховная Веда.
Я смотрела на неё с шевельнувшимся внутри чувством тревоги.
— Я тоже буду слепой?
Поначалу я думала, что Идра закашлялась, но, оказывается, она давилась смехом.
Аркейн вдруг почувствовал, что ему трудно, почти невозможно дышать. Нужно что-то сделать с древней магией, нейтрализовать, спасти — да, когда-то он хотел, чтобы мара страдала, но не желал ей смерти; мысли его носились как сумасшедшие, и толку от них было, как от прогоревших в костре углей. Он опустился рядом на корточки, он слышал один удар её усталого сердца, второй.
А после услышал последний.
Сидел, не веря в то, что это произошло — у нее бледнели губы и голубоватыми становились веки. Остывала кожа, больше не билось сердце. На запястьях неестественно ярко горели обе руны — белая и черная.
Аркейн не мог говорить и двигаться. Он почему-то чувствовал себя так, будто снова обрушилось здание, похоронив под обломками кого-то далеко ему не чужого. Он зажмурился до боли от ярости, от бессилия. Стиснул зубы, ощущая, что все неправильно, неверно, НЕ ТАК! Да, у этой истории не могло быть счастливого конца априори, но и такого не должно было случиться…
А после он почувствовал нечто странное — в воздухе, в небе, на земле. Не сразу понял, что не так, — его оглушенное, затопленное сознание не было способно думать связно, — но понял это мгновением позже. Задвигались временные шестерни. Вселенские. Сидд никогда в жизни не видел, не ощущал этого процесса, и все волосы на его теле, все нервные окончания изнутри встали дыбом — время начало поворачивать вспять. Он ощутил невесомость собственного тела, с ужасом увидел, как перестают подчиняться гравитационным законам прохожие. Поднялись в воздух и полетели вверх опавшие листья; поплыла возле ножки лавки пустая сигаретная пачка. Все становилось призрачным: асфальт, тяжелые перила набережной, набрякшее небо. Двигались, плыли над землей, как потерявшие связь с реальностью, манекены люди, они казались Инквизитору бумажными куклами — безмозглыми, покорными. Он и сам уже парил над бетонным покрытием, но все держал в своей руке руку маленькой мары.
И еще ярче, чем раньше, светились на тонких запястьях две руны.
* * *
В старом доме танцевала Идра. Как будто ей была не пара тысяч лет, но всего лишь двадцать. На неё смотрели ведьмы, столпившиеся в дверях, — Ритуал так и не начался, Вторая и Тринадцатая мары отсутствовали.
— У неё получилось, — шептала Идра с закрытыми глазами, а после рассмеялась и запела. Она держала подол длинной юбки в сморщенной руке, и взору открывались плотные чулки, массивные каблуки старинных туфель. Старая Веда казалась невесомой, никогда не знавшей усталости, старения, ломоты в суставах. Не знавшей времени, не знавшей потерь, облегчившейся вдруг от прежнего опыта, обновленной. Просветлевшей. Светился Алтарь, светился священный камень рядом с ним, вились над ним символы старее целого мира.
— Что с ней? — слышался шепоток среди присутствующих. — Что с Алтарем?
Идра улыбалась беззубым ртом. Цвело морщинистое лицо.
На втором этаже впервые покинула свою спальню девушка в длинной белой рубахе. Старейшая запретила ей подниматься с постели, но Кьяра вышла наружу, шатаясь. Она задыхалась.
— Идра! — Шептала она хрипло. — Мариза… Я не чувствую её среди живых. Идра…
Девчонка со светлыми волосами плакала и, цепляясь за перила, торопилась вниз. Дошла до священного зала, у входа в который толпились остальные, протиснулась сквозь женские тела, увидела танцующую Веду.
Но более всего поразил Кьяру светящийся рядом с Алтарем камень, испускавший в пространство сложные вязи, меняющие пространство. Колебался от странного марева дом, неплотными сделались стены.
— Идра, … — прошептала Кьяра.
Но Идра не слышала: ей было легко, ей было радостно.
— Что-то меняется, — обреченно выдохнул кто-то.
— Мир исчезает…
Они начали подниматься в воздух вместе с домом, со всеми домами, с брусчаткой, с потрескавшейся мостовой. Все старое теряло корни, логические связи, смыслы.
Чужая паника, страх. Еще секунда — и послышится визг. Кьяра наблюдала за тем, как, подобно парусу под ветром, надувается подол ее ночной рубахи, как прозрачной делается кожа.
— У нее получилось, — шептала Веда. Ей было плевать на смыслы: на фоне всеобщего хаоса она продолжала кружить в танце.
Часть 4. Возрождение
Глава 17
Мариза
Меня кто-то держал за руку.
Кровать подо мной мягкая, но непривычная, незнакомая — я улавливала это неведомым шестым чувством. Комната залита солнечным светом, не резким, но таким, когда солнце, миновав пик стояния, уступает время закату. Я открывала глаза, все еще паря в невесомости.
Рядом со мной бабушка… слепая… Я не сразу узнала её, а после выдохнула сухими губами:
— Идра…
И разом хлынул внутрь весь ужас случившегося: разъеденное проклятием нутро, холод во внутренностях, собственная остывающая кровь.
— Я… не должна быть… здесь. Я умерла.
Это помнилось так ясно, будто произошло вот только что — минуту назад, может, две. Мое сознание смел поток ужаса, онемевшего страха, и я принялась задыхаться, всхлипывать.
— Тихо, Мариза, тихо… Ты должна быть здесь. Все хорошо.
— Я…
— Да. Ты умерла. В той жизни. Но переместилась в эту.
— Какую?
— Свою же. — Старая Веда помолчала. — Ты помнишь, что с тобой случилось перед смертью?
Лучше бы я не помнила, но я все помнила отлично.
— Да… Мара номер два. Бой… Её проклятье, Сидд…
— Нет, позже.
— Набережная, лавочка…
— Что происходило с тобой на ней?
— Ничего…
— Ничего? Ты обесцениваешь самый главный момент — ты приняла себя. Может, в последнюю минуту, но ты сделала это. Приняла себя и приняла мир таким, какой он есть. Белый, черный, серый, цветной. Ты позволила ему быть, помнишь?
— Да.
— Потому и случилось… это.
Она показала мне мои же запястья, на которых горели руны. Обе.
— Я… цельная?
— Ты — Равновесная, да. Только потому, что ты выбрала не бороться, ты сумела принять фундаментальные пласты бытия. Именно «не-борьба» обеспечивает гармонию. Темные не могут этого понять, ибо боятся, и страх вынуждает их постоянно сражаться. Светлые отторгают в себе тьму, страшатся её, но принимают свет. Но Света нет без Тьмы — ты это поняла. И Алтарь сделал то, что делает очень редко, — дал тебе второй шанс. Он изменил ход времени, перенес тебя назад, посчитал, что ты исправила свою ошибку.
Я выдохнула так шумно, будто меня ударили под дых. Впервые широко открыла глаза, поняла, что я никогда не находилась в этой маленькой спальне в Доме Мар. А еще со мной никогда так долго не разговаривала Идра, я вообще никогда раньше не видела её столь просветлевшей. Нахлынувший страх испарялся под волной ласкового спокойствия, затопившего меня изнутри, — раньше со мной подобных состояний не случалось. И, правда, нет больше на ладони следа от вилки, а внутри искрится такая плавная тягучая сила, которой я не чувствовала давно. Может, не чувствовала никогда.
«Я жива… Я вернулась… Вернулась в свою же жизнь…»
— Когда… Какой сегодня… день?
Мне нужно было это знать. Не верилось: Алтарь дал мне второй шанс, я что-то смогла, что-то искупила.
— Кьяру еще не похищали.
— Здание …?
— … не рушилось.
— А Мэйсон? Я его уже встретила?
— Нет. Ты его еще не встретила.
Я дышала шумно, как бегун, остановившийся на финише после длинной дистанции. Выдох-выдох-выдох. Я полноценная, я — Мариза, которая ничего не совершала, не оступалась и не была лишена впоследствии силы. Я — Мариза, которая никого не убивала, не лишала восемнадцать человек их любимых детей, родителей, мужей и жен. Я… просто я. От сумасшедшего облегчения я потерла лоб, села на кровати, свесила ноги.
— Какое время сейчас?
— Начало осени.
— Год тот же?
— Конечно. — Веда улыбалась так тепло, будто была мне настоящей бабушкой. — Ты теперь моя преемница. Будущая Верховная Веда.
Я смотрела на неё с шевельнувшимся внутри чувством тревоги.
— Я тоже буду слепой?
Поначалу я думала, что Идра закашлялась, но, оказывается, она давилась смехом.