Тринадцатая Мара

Его глаза закрыты, последние секунды сна. Я понимала, что почти вырыла себе могилу, что сейчас он проснется, что я не смогу объяснить случившееся. И хорошо, если он вообще будет слушать, а не решит, что я обошла его блок и заслуживаю нового наказания.

Но как помнить об этом, когда женщина внутри тебя пьяна от того, что слилась со своим мужчиной, когда ей так хорошо, как не было никогда до того. А этот его поцелуй, лишивший меня логики и задушивший все инстинкты самосохранения… Как я буду жить, когда он закончится?

У меня еще есть мгновение. Еще есть эти губы, этот умопомрачительный запах. Эти пальцы, которые гладят щеки, которые сжимают лицо так сильно. И полный прострел всего тела от желания, от самого что ни на есть возвышенного и примитивного желания принять этого мужчину в себя…

А после Сидд — больше не прохладный, но полыхающий от моего и своего жара, — открыл глаза.





* * *


Сидд

Он приходил в себя не сразу, постепенно.

И теперь, когда Мара отлетела в сторону, как пуля, когда схоронилась где-то в огромных корнях дерева по соседству, Аркейн пытался осознать случившееся.

Он целовал её. Он помнил её запах, жар, невероятное тепло — от этого воспоминания сел рывком. Увидел окровавленную повязку рядом с собственным телом, разожженный костер. Положил руку на порванную рубаху — здесь была рана…

Была, он помнил. Потому что успел увидеть, как летит в него оторванная клешня спрута, помнил, что не успел от неё увернуться. Помнил обжигающую боль.

Кожа теперь была ровной, розовой, а вокруг вились золотыми пылинками остатки магии.

Она каким-то образом залечила его, сделала это.

Обесточенная? Как?

Аркейн поднялся с тонкой подстилки, удивляясь тому, что маленькая мара умудрилась его на неё затащить, мельком обратил внимание на продавленную стволом палатку, убедился, что опасности больше нет. А после направился туда, где сидела теперь Мариза.

Он отчетливо чувствовал её страх. Она что-то сделала, что-то такое, на что он здесь, в яви, мог, по её мнению, разозлиться.

— Я не запитывалась от тебя, — послышалось глухо, — и я не обходила твой запрет.

Она помнила боль, которую он ей причинял, она боялась, что он причинит новую, — его кольнуло от того, насколько беспомощной она сейчас казалась. Он помог ей стать такой. Да, он, конечно, раздражен, потому что мара — она и есть мара. Всегда найдет способ ворожить, только сведи с неё взгляд. Но разозлиться он не мог, что-то мешало — некая смесь из непривычных чувств. Что это такое внутри него? Нежность? Откуда она, черт возьми, взялась?

Сидд аккуратно отнял ладонь Маризы от её лица.

— Не смей меня наказывать, понял? — попросили его смело, но срывающимся голосом.

Попытка выглядеть сильной в слабости.

У неё дрожали пальцы.

— Просто расскажи мне, как ты это сделала, — выдохнул он ровно.

Мариза

Сидя напротив, я знала, что чувство, родившееся во мне во время последнего поцелуя, уже никогда не отпустит. Когда я укладывала себя на него — раненого, обессиленного, — я не знала, что в итоге мы станем сверхсильными магнитами. Я уже не смогу видеть в нем только мучителя, не смогу не замечать в нем мужчину. Не после испытанного. Эта химия между нами, что вскипятила мне нутро, уже не уйдет никогда.

Насмешка судьбы. Вечная загадка: «Жизнь, зачем ты меня так мучаешь?»

Он никогда не простит меня за смерть кого-то близкого, я никогда не смогу исправить ошибку, всегда буду тянуться к тому, кто в здравой памяти меня к себе не подпустит.

— Исцеляет белая магия… — нехотя ответила я на заданный вопрос. Сидд к этому времени уже убрал с палатки бревно, даже сменил рубаху на другую. Больше нет раны, нет и дыры в ткани. Только вкус его губ — далекий, но такой, который не забудешь.

«Единственный настоящий в этой жизни? Других не будет?» — грустная мысль.

— Твоя магия заблокирована.

— Темная — да.

— Но где ты взяла белую?

«Из чего? Из каких чувств?»

Прищуренный взгляд светлых глаз — снова ровный, привычно давящий, тот, который был у Инквизитора до ранения.

А мне что одна пропасть, что вторая… Кьяра была права: любовь нельзя запретить, её лишь можно себе позволить.

— Из любви к тебе.


Мне кажется, его взгляд из обычного давящего на секунду сделался цементным. Он хотел поверить — не знал, как.

— Кажется, я отключил твою принудительную любовь ко мне еще в тот вечер, когда отпустил.

— А к любви не надо принуждать, — я ворошила палкой угли. Вздохнула. Черт, подруга, светлая правда — это твоя стезя, не моя. Но в сторону уже не свернешь. — Тогда, когда я висела у тебя в квартире на цепях, я случайно нырнула в прошлое, увидела одну из наших прошлых жизней. Ту, в который мы… с тобой… были вместе.

Никогда раньше не ощущала со стороны Инквизитора столько давления и столько же внимания. Он слушал, он ждал продолжения.

— Оттуда же проскользнуло в меня чувство нашей прежней любви. Из него я и взяла магию. А как еще я могла тебе помочь?

Я впервые на него посмотрела прямо. И покраснела.

— Поцелуй… вышел случайно. Я пыталась… тебя отогреть. Ты потерял много крови и мерз.

Мне было совершенно непонятно, о чем думает человек, сидящий на противоположном бревне. Он был нечитаем, он был словно заложен каменной кладкой. А в воображении он меня обнимал, и мне до смерти хотелось остаться одной, чтобы еще раз это пережить. Хотя бы в памяти.

— Я хочу это увидеть, — послышалось вдруг.

— Что именно?

— Это воспоминание. Передай мне его.

Что ж, он это умел — вытаскивать чужие воспоминания. Почему нет? Я постояла секунду, после отложила палку, подошла к нему, приложила свою ладонь к его, уже развернутой. Ощутила, как с моего тела стекают искорки, сходятся в точке между нашими руками — щекотно, тепло. После у Инквизитора почти незаметно засветились и погасли виски: мое воспоминание ушло в его разум.

Пусть рассматривает. Пусть переживает его, как я до того. Теперь оно есть у нас двоих, хотя вряд ли это что-то изменит. Сказочные концы — они все же для сказок.

Спустя минуту чужого молчания я произнесла:

— Видишь, где-то это для нас было возможно. Чувства, любовь. В какой-то из жизней.

Он молчал долго, а после спросил:

— В той, где я тебя убил?

Я вздохнула. Значит, он увидел тот трагичный финал тоже.

— Ну …, — я пожала плечами и не нашлась, что еще добавить.

— Тот, кто любит, убивать не будет.

Крыть было нечем. Печально.

Может, он прав, может, нет. Вот только никуда не деть новый для меня ворох чувств, ни выкинуть изнутри, не вымести веником.

Инквизитор размял затекшие от неподвижного сидения плечи — он выздоровел и оголодал. Сейчас его магический колодец заполнялся очень быстро, и обладатель этого колодца очень хотел есть, поэтому поднялся, покопался в сумке, отыскал еще одну банку каши. Пока рылся в рюкзаке, хмыкнул, озвучивая то, о чем думал.

— Это же как надо было накосячить, чтобы при наличии моих к тебе чувств заслужить насильственную смерть? Ты каждый раз это делаешь, в каждом воплощении?

«Косячишь?»

Я обиделась.

— Может, ты просто… — «…чмо», но так нельзя говорить, — мужчина с каменным сердцем?

«Или мешок с дерьмом».

— Я на него похож?

— Иногда очень.

Вот так. Мы снова там, откуда начали. Ни тебе «спасибо», ни иного слова благодарности. Хотя вчера я тоже забыла их сказать, так что — квиты. Просто пойдем дальше, как чужие, уставшие от перепалок недруги. А внутри я буду знать другое, внутри я буду помнить его объятия.





Глава 14




Мариза

— С ней все будет в порядке.