Тринадцатая Мара

Он смотрел на меня и как будто мимо. У тротуара красивые листья — дубовые, кленовые, березовые. Спокойная, тихая идиллия; пустая парковка, шум леса позади заправочных колонок.

— Давай… отложим нашу…

«Срачку» — самое верное слово, чтобы описать творящееся между нами.

— … наши споры. На время. До возвращения.

Теперь светло-зеленые глаза, обрамленные черным ободком, смотрели прямо на меня — как стрела в центр мишени.

— Я… признаю, что виновата, — каждое слово давалось с трудом, но оно было честным, — и что ты не сможешь об этом забыть, и простить тоже не сможешь.

«Я и не прошу».

— … Но, может, постараемся хотя бы не цеплять друг друга без дела?

«Без дела? — вопрошал меня немой взгляд. — Каждое твое страдание — само по себе благое дело».

Может, мне так казалось? Что Сидд намертво настроен против меня, что он не способен сдвинуться ни на миллиметр.

— Давай ты продолжишь мучить меня после того, как мы вернемся, но не сейчас.

«Сейчас мне очень нужны силы. Любые. У меня и так их почти не осталась, а Роща отнимет последние».

Водитель, одетый в привычное пальто (после он, что ли, собирается переодеваться?), молчал вечность, а после проговорил сухо:

— Не могу ничего обещать.

Выбросил пустой стаканчик в урну и зашагал к автомобилю.

Ну да, злилась я расстроенно, стоило ли ждать, что скала станет ватой? Попросила у Голиафа с косой грибного дождя… Не по адресу, в общем, и безрезультатно.

Я думала, что не услышу голос Инквизитора до самой Рощи, но спустя час монотонной езды и тишины в салоне он все-таки заговорил:

— Как Мэйсон мог туда попасть? В этот дом.

Я очнулась от своей ватной апатичной дремы, пошевелилась, поерзала и спросила:

— Как мы?

— Если туда не доехать, не долететь…

— Пешком, вероятно.

— Ты сама говорила, что Роща путает восприятие, что в ней можно блуждать месяцами.

Ум Сидда никогда не спал, он всегда анализировал и сопоставлял. Мне казалось, что у сидящего рядом человека внутри стоит железная машина со множеством кнопок и микросхем и она бесконечно что-то вычисляет.

Мои думы теперь тоже свернули к поиску ответа на этот вопрос. Действительно, не доехать, не долететь.

— Разве что… с изнанки… — неохотно предположила я, соображая, что эта версия укрепит подозрения Сидда относительно третьего лица, замешанного в этом деле.

— Вы… все умеете пользоваться изнанкой?

Эти «вы все» представились мне в восприятии соседа призрачными идолами, светящимися в ночи и источающими запах нечистот.

— Нет, — я все же задумалась, — не все, но я умею…

И вдруг мне в голову стремительно пришла очень странная мысль, гениальная или же сумасшедшая идея.

— Я могла бы…

«Я могла бы перенести нас в этот дом с изнанки. Могла бы попытаться. Если бы Сидд запитал меня на полную мощь, есть вероятность, что у меня вышло бы. А еще… Слабый с оборотной стороны Инквизитор — легчайшая для меня мишень, — почему я не подумала об этом раньше? Если я смогу с помощью его же энергии удержать себя на изнанке, не выныривая, я смогу отобрать чужую мощь, обесточить его самого. А после прыгнуть к Мэйсону, забрать Кьяру…»

Не знаю, написано ли воодушевление было на моем лице или же Инквизитор имел возможность напрямую читать мои мысли, но он вдруг произнес очень тяжело:

— Вот теперь ты меня впечатлила. Очень предсказуемо.

Каким-то невероятным образом он учуял мои помыслы, включая последнюю, еще несформированную мысль о том, что я, возможно, смогу его с изнанки убить. Даже если мне пришлось бы для этого принять помощь темной воронки…

— Послушай…, — суетно, спешно попыталась я оправдаться.

— Я с самого начала знал, с кем имею дело, маленькая мара.


«Маленькая тварь» — я помнила это словосочетание.

«Да нет же! — хотела заорать я. — Я могла бы просто перенести нас к Роще, чем сэкономила бы нам несколько часов пути»

Но выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Мои настоящие намерения он прочел так же ясно, как тогда — желание метнуть ему в спину вилку, и рявкнул:

— Спать!

Меня отрубило так быстро, будто ударили булыжником по затылку. Вылетая в астрал, я успела почувствовать, как в неудобной позе скрючивается на сидении мое тело.

А после темнота.

Сидд

Наверное, он не верил ей до того самого момента, пока не шагнул, оставив машину в «кармане» у обочины, в чащу. Не верил маленькой маре, но теперь ощущал и сам, что Топь была гиблым местом. Она была напичкана чем-то средним между заклятиями и проклятиями. Если первое, сродни алгоритму, работало как сотканная в невидимом мире безучастная программа, то второе всегда было замешано на личной неприязни, даже ненависти. Судя по тому, что чувствовал Аркейн, древний колдун мар ненавидел люто.

Да, пока просто стволы деревьев, опавшие листья под ногами и синеватый сумрак, но там дальше, куда они шагали, бродило нечто воистину неприятное и искало, к кому бы жадно присосаться. Аркейн выставил блок сразу, но и сквозь него долетал сосущий шепоток, навевающий тоску и неприятные мысли. Чаща словно осуждала, выжидала и наблюдала. Что ж, однажды, когда будет посвободнее, Сидд вернется сюда, чтобы нейтрализовать зловещую магию, но если он остановится на этой задаче сейчас, то получит задержку в продвижении не в одну и не в две недели — возможно, в пару месяцев, а это пока непозволительно.

Аркейну «шепот» скреб по затылку, не причиняя особенного вреда, а вот Мариза страдала. Он даже подключился к ней ненадолго, чтобы считать чужие ощущения, и понял, что не мог бы найти лучшего места для её мучений. Топь виделась ей мрачной, она засасывала. Плотная почва казалась маре болотистой, неровной, и земля шаталась, как настил из досок перед водным причалом. А у нее за плечами тяжелый рюкзак.

Он видел также желание Маризы схватиться за его руку, как за спасательный канат, — схватиться за руку врага, лишь бы полегчало, — но мара держала это желание в узде.

Забавно. Если она подвернет здесь ногу, если получит рану, если простудится, он запитает её собой, прикажет ей выздороветь, а после поведет дальше. Идеальный адов круг, сложно придумать лучше.

Одна часть Аркейна желала увидеть воплощение негативного сценария в жизнь, вторая понимала, что жестокость ради жестокости — не его цель. В конце концов, им нужно дойти вместе, мара нужна ему. По крайней мере, пока. Но облегчать её жизнь во время пребывания в чаще он не будет.

Он углублялся в лес пока без направления, просто искал поляну для ночлега. Октябрьские ночи — не лучшее время для ночевок под открытым небом. Холода, темнеет рано. Спустя час нашел такую, мысленно сетуя на то, что света вокруг уже нет, а еще собирать дрова для костра. Можно, конечно, без них, без огня, — бросить манатки, поставить палатку и спать, — но если холодную еду он мог запросто проглотить, то чай желал выпить горячим.

Девчонка выглядела плохо, он заметил это на поляне при свете фонаря. Топь въедалась в её ум черными щупальцами, шерудила изнутри, изматывала. Готовый к очередной словесной перепалке, Сидд понял, что ссоры не будет. Одна искра — и в нем бы вспыхнула привычная злость, но Мариза впервые увиделась ему такой, какой была, — молодой опустошенной девчонкой, у которой надломлены внутренние шестерни. Радоваться бы, — он достиг цели, — но радость не шла. Жрущий изнутри гнев он выпустил еще в тот день, когда заставил её впитать обвинения от родственников погибших, а пусто злословить — не его.

— Остановимся здесь.

«Интересно, у неё есть хотя бы фонарь? Как она вообще готовилась к походу, не имея навыков пребывания в яви без магии?»

Ему не ответили.

Мара просто стояла, смотрела чуть мимо, чего-то ждала. Того, что он временно наполнит ее своей силой для поиска цели?

— Запитывать сегодня не буду, — отрезал Аркейн, — не имеет смысла. Искать направление начнем утром.

И да, он увидел то, на что рассчитывал, — мелькнувшее на её лице разочарование. Подошел близко, пригляделся — его налобный фонарь слепил мару, она щурилась.

— Думала, получишь еще одну попытку победить меня через изнанку? Так вот знай: я поставил там «обратку». Любое твое действие обернется против тебя самой с десятикратным усилением. Усекла?

Она почему-то болезненно моргнула. И нет, в ней не ощущалось желания дерзить, язвить. Сейчас она напоминала ему мятый конфетный фантик — бесполезный и ненужный без самой конфеты.

Сидд думал, она промолчит, но Мариза чуть приподняла левую руку, обмотанную бинтами:

— Я хотела спросить, можно ли будет, когда запитаешь, … подлечить ладонь?

И опять взгляд в сторону. Ни на что не рассчитывающий, как у раба, которого пинали слишком долго.

Да, он видел: всю дорогу она держала эту руку чуть согнутой, как культю, как обрубок, мешающий жить, являющийся дополнительной причиной страданий.

Аркейн не знал, позволит ли. Он хотел, чтобы она страдала, но смотреть на неё такую не дарило ему приятных чувств. Ничего не ответив, он отвел луч фонаря от её лица, отправился собирать дрова — с её рукой они разберутся утром.

Оказалось, в её рюкзаке присутствуют палатка, свернутый мат-подстилка, спальный мешок, походная подушка. Кажется, она сложила туда все, что посоветовал ей слишком рьяный продавец из отдела спорттоваров. Но вот собрать все этой одной рукой у неё выходило плохо.

Мара молчала, даже не смотрела в его сторону, когда трижды пыталась установить неподдающийся каркас, когда использовала зубы вместо второй руки, когда не могла затянуть узел, открыть клапан надува в подушке.

Затрещал костер. Аркейн наблюдал за неуклюжими попытками Маризы справиться с обычными для двурукого человека вещами. Заметил момент, когда она достала со дна банку с готовой кашей, видимо, поняла, что не взяла «открывашку», спросить у него не решилась, вернула банку обратно. К костру она не подсела, опираясь на локоть, заползла в свой криво поставленный одноместный домик, пошуршала, затихла.

Что ж, не ныла, чай не просила, на жизнь не жаловалась — уже медаль номер раз. Правда, ей, чтобы заслужить хоть толику его уважения, если такое вообще возможно, придется этих медалек навесить себе на грудь пару тысяч. Бесполезная, в общем, задача.

Наверное, он был не прав, думал Сидд позже, подбрасывая сучья в костер. Человек не должен быть мудаком по отношению к ближнему, вот только сложно им не быть, когда идешь бок о бок с тем, кто лишил тебя чего-то очень ценного. Пусть даже ненамеренно — суть уже не меняется. Если бы мара научилась управлять своей силой, если бы потратила на это время и энергию, Лира сейчас была бы жива. И не было бы ни этой чащи, ни странного шепотка в затылке, ни его извечного теперь желания кого-нибудь придушить. Боль, если она в тебе поселилась, будет всегда желать боли кому-то еще.

Аркейн раздваивался. Ему запомнился сегодняшний взгляд Маризы — взгляд человека, который не хотел бы, чтобы другие видели его искореженное нутро. Такими люди возвращаются с войны. Такого взгляда не должно быть у того, кому двадцать два. Хотя мары живут долго, иногда очень долго. Возможно, вернув Кьяру, она сбросит с себя чувство вины, как змея сбрасывает ненужную кожу. Развеселится, забудет о том, что должна страдать, решит: какого черта? Возможно, она станет многократно сильнее, если примет свою темную сторону, — тогда даже Аркейну придется напрячься, чтобы усмирить её. В этом случае, думал Сидд, он убьет её сразу, без раздумий.

А пока просто ночь. Очень стылая, когда мороз уже покусывает за лицо, когда подмерзают в ботинках ноги. Дымная от костра, тихая, безветренная. Огонь казался здесь мертвым островком бесполезного и быстро тающего тепла — слишком много зловещего намотано вокруг, слишком сильно оно желает подобраться.

Когда чай был выпит, а жестяная банка из-под перловки отправилась почивать на углях, Сидд лег спать, предварительно махнув рукой поверх тента, — усиленная защита вещам не повредит.