Тринадцать этажей
Часть 39 из 57 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Янек кивнул.
– А потом непременно разыщите меня. У меня есть… не знаю… Я работаю над одной теорией.
Слова парня не выходили у Янека из головы, непрерывно кружась, пока он пытался сосредоточиться на работе. Сначала Янек попробовал держаться подальше от Баньян-Корта. Несколько дней он просидел дома, борясь с любопытством, тянувшим его обратно. Но всякий раз, когда Янек собирался отослать управляющему зданием электронное сообщение о завершении работ, его рука зависала над клавишей «отправить», и в конце концов он удалял черновик. В самые мрачные моменты Янеку начинало казаться, что увиденное в трубе было отголоском его собственного будущего, в котором он мертвый оказывался погребен в хитросплетении труб Баньян-Корта. Он лежал ночью без сна рядом с тихо посапывающей Леной, гадая, не собственную ли смерть преследует по чугунному лабиринту.
Лена попыталась поговорить с ним об этом. Янек понимал, что стал молчаливым, замкнутым, жена видела у него в глазах усталость. Но что он мог ей сказать? Как можно было объяснить то, во что он ввязался? Янек постарался убедить Лену, что его вымотала тяжелая работа, и поцеловал детей, желая им спокойной ночи.
Но хотел Янек возвращаться в Баньян-Корт или нет, он никуда не мог деться от своей работы. Поступали новые жалобы на «плохую воду», которую нужно было слить. Как ни хотелось Янеку забыть об увиденном и уйти прочь, на один заработок Лены они прожить не могли. Не было и речи о том, чтобы отказаться от работы. Поэтому Янек снова и снова входил в сверкающие стеклянные двери Баньян-Корта. И после того как кровь сливалась из ванных богачей, возвращался стук, мягко предлагающий ему двигаться дальше. Что он в конце концов и сделал.
Янек стал проводить все больше времени в коридорах и служебных помещениях массивного здания, прислушиваясь к стуку, обостренными чувствами улавливая слабый медный привкус старой крови. Еще трижды он видел «тромб», месиво, протискивающееся по старым трубам. Янек как мог следовал за ним, откликаясь на стук, зазывающий его все дальше, и снова и снова отбивал штукатурку, открывая древний чугун. Временами кровавый сгусток оставался в системе канализации, в другие моменты каким-то образом втискивался в водопроводные трубы, такие тонкие, что невозможно было представить себе, как в них помещалось что-либо, обладающее костями. Янек пришел к заключению, что кости и мягкие ткани не были настоящими; это было нечто другое, призрачное, но выглядело оно материальным и пахло по-настоящему. Запорные краны не оказывали никакого действия, месиво перемещалось по внутренностям здания, как ему заблагорассудится, а Янек упорно его преследовал.
Он неизменно терял месиво, перемещаясь между передней и задней половинами Баньян-Корта, словно граница представляла собой барьер, пересечь который оно не могло. Если Янек слышал стук рядом с оздоровительным центром, он терял его задолго до того, как добирался до старого ржавого лифта, и наоборот. В нем нарастало отчаяние, в котором начинал тонуть страх. Разве он делает не то, чего от него хотят? Гоняется за сгустком по всему проклятому дому? Так почему же месиво постоянно исчезает? Если только оно не стремится привести его именно туда. Куда-то между половинами. У сантехника перехватило дыхание.
Джейсон ничего не говорил о том, чтобы Янек вернул ему ключи; больше того, в последние два дня его не было за стойкой. Поэтому Янек стал присматриваться внимательнее к дверям, соединяющим две стороны, к коротким коридорам, пролегающим между ними, не заметить которые было проще простого – как будто их спрятали умышленно. Эти массивные двери не желали оставаться открытыми. У Янека не выходили из головы слова Дамиана о том, что с расстояниями что-то неладно.
Он начал проводить измерения, проверяя одно предположение. Полной уверенности не могло быть без знания точных размеров квартир – еще одно раздражение, которое пришлось задавить, – и все-таки вскоре Янек укрепился в мысли, что между двумя половинами здания существовало пустое пространство. Промежуток футов в десять между передней и задней частями, в котором труб не было. Где они исчезали. Скрытая пустота в самом сердце Баньян-Корта.
Проникнуть туда было невозможно. Янек искал, проверял двери и технические люки, но ничего не было. Нет, он с этим не смирится. После всего, после того как его неделями таскали по этому кровавому кошмару, его не остановит какая-то стена. Янеку пришлось спуститься пешком с восьмого этажа, чтобы забрать из своего фургона кувалду и ломик. Возможно, не самый распространенный инструмент в арсенале сантехника, но именно то, что требовалось в данной ситуации. Янек потратил полчаса на поиски нужного места в проходе между двумя сторонами. Он собрался с духом. Пришло время провести хирургическую операцию.
Янек крякнул, погрузив кувалду в стену. Вся злость покинула его, когда ему в лицо брызнул фонтан штукатурки. Высвободив кувалду, он нанес еще один удар. И еще. Пролом с неровными краями расширялся, маня Янека внутрь.
Перед ним простиралась темнота, непроницаемый мрак ядра в центре здания. Вниз до самого фундамента и далеко вверх до пентхауса – зияющая рана между двумя половинами, сшитая неровными стежками труб. Освещения в каменном колодце, открытом кувалдой Янека, не было, и хотя луч его фонаря выхватывал прямо впереди голую кирпичную кладку, если он направлял его вверх или вниз, луч быстро терялся в темноте, словно проглоченный. Из стен, обозначающих концы соответствующих половин Баньян-Корта, торчали толстые чугунные трубы, неправильной формы, перекручиваясь и расползаясь в стороны, теряясь из вида, подобные причудливым стежкам, с трудом удерживающим вместе два края. Они движутся? Нет, несомненно, это лишь дрожание луча фонаря. Но, просунувшись в проделанный пролом, Янек увидел, что трубы слегка пульсируют, словно железо пытается подражать кровеносным сосудам живого организма. И все они вели вниз, в дыру.
Янек выпрямился, стараясь понять, что перед собой видит, и тут послышалось знакомое «тук-тук-туки-тук». Вздрогнув, Янек вдруг понял, что на самом деле тромб не один. С самого начала он гонялся не за одним-единственным месивом. Останками одного несчастного рабочего. Каждая труба была наполнена звуком влажных, сдавленных тел, ползущих по ним. И дело было не только в трубах. Воздух заполняли звуки десятков, сотен забытых мертвецов, которые двигали стены, перекрытия, провода… Они распространялись по внутренностям здания подобно отраве, движением и звуками привлекая к себе внимание Янека, умоляя его заметить их бессмысленный и неоплаканный уход из жизни. Кто-нибудь из этих людей умер здесь? Имело ли это значение? Но именно сюда они притащили свои истерзанные, разложившиеся останки оттуда, где их искалечила незакрепленная машина, раздавила сорвавшаяся бетонная плита, обрекло на падение с высоты сломавшееся ограждение. Где их отправила в ледяную воду лопнувшая гнилая страховка. Именно здесь они произносили свою обвинительную речь, взывая к тем, кто мог их услышать.
Так было построено это здание. Эти души, эти призраки не были случайными сгустками и невидимыми опухолями – они составляли сущность Баньян-Корта. Здание не заболело, оно было возведено уже больным. Но почему? И что хотели от Янека эти души, которыми оно было заражено?
Наконец фонарик Янека высветил железные скобы, проходящие рядом с проделанным им отверстием и скрывающиеся из вида высоко вверху и далеко внизу. Он понял, что его просят забраться на них, и, присмотревшись внимательнее, догадался, в чем дело. Болты, крепящие эту примитивную лестницу к стене, проржавели насквозь. Они ни за что не выдержат его вес дольше нескольких секунд. Он провалится вниз, в темноту, где его уже ждут, где его встретят. Призраки хотят, чтобы он присоединился к ним, поскольку им отчаянно хочется чем-то поделиться с ним.
Янек долго стоял, прислушиваясь, пока наконец не принял решение.
* * *
Лена Ковальчик уже несколько недель тревожилась за своего мужа. Он спал плохо, просыпался среди ночи и подолгу разглядывал схемы водопровода в здании, о котором упорно не хотел говорить. Но Лена не настаивала, не приставала к нему. Даже в тот вечер, когда пришло приглашение, после того как Янек вернулся домой за полночь, промокший насквозь с головы до пят, несмотря на то, что дождя не было. Пробормотав что-то насчет прорвавшейся трубы, он направился прямиком в душ. Лена понятия не имела, как быть, поэтому она просто оставила странное письмо на столе на кухне и легла спать. В конце концов, адресовано оно было Янеку.
ТОБИАС ФЕЛЛ любезно приглашает
ЯНЕКА КОВАЛЬЧИКА
присутствовать на званом вечере по адресу
Баньян-Корт, 1, вечером 16 августа 2014 года.
Доступ в пентхаус будет обеспечен
посредством грузового лифта
Поговорить об этом можно будет потом. Сейчас же Лена была счастлива уже тем, что ее муж жив и здоров.
Двенадцатый. Точка зрения
Дамиан Симпсон.
Баньян-Корт, 94
Привет, Кари!
Нашел эту старую запись, разбирая материал при подготовке к ретроспективе. Не могу точно сказать, когда он мне ее прислал, но я явно ее пропустил. Я прикинул, что имело смысл подготовить приличную расшифровку, поскольку запись некачественная, и решил отправить одну копию вам. Хотя бы для того, чтобы у вас было что-то конкретное, если вы начнете задаваться вопросами. Знаю, мы уже несколько раз разбирали это, но, принимая в расчет то, что случилось, полагаю, полезно будет взглянуть, откуда там появился Дамиан. Дайте знать, если это наведет на какие-нибудь мысли и воскресит воспоминания. По-прежнему решительно настроен добиться этого интервью.
С наилучшими пожеланиями,
Дэвид.
[Временной код 03:11 02–08–2014]
[00:00] На переднем плане лицо мужчины. Он гладко выбрит, с темно-русыми волосами средней длины, местами с проседью. Лицо у него молодое, но со свидетельствами пережитых невзгод, огрубелое, с морщинами в уголках глаз. Он в застиранной футболке. У него за спиной стена непримечательной гостиной. Дешевый календарь висит рядом с небольшой фотографией в рамке, сюжет которой загораживает голова мужчины. За правым плечом окно. За ним темно, но многочисленные огни вдалеке говорят, что комната находится на верхних этажах, с видом на Лондон.
Мужчина пристально смотрит в объектив камеры, словно решая, что сказать. Голос его звучит тихо и невнятно.
Дамиан: Это… э… не знаю. Просто [неразборчиво] наверное.
[00:11] Он потирает лицо, камера смещается в сторону, позволяя увидеть в углу кадра стол. На столе разложены листы миллиметровой бумаги, судя по всему, с нарисованными от руки чертежами.
Дамиан: Нет. Не надо.
[Остановка записи]
[Временной код 14:39 09–08–2014]
[00:29] Дамиан сидит в кресле напротив камеры. Изображение стабильное, камера, скорее всего, стоит на штативе. Дамиан определенно предпринял попытку придать себе более респектабельный вид: он кое-как причесался и надел мятую рубашку, застегнутую на все пуговицы. Лицо у него блестит от пота. Через окно у него за спиной теперь проникает солнечный свет, вдалеке смутно видна панорама Лондона. На столе, частично видном в углу кадра, разложены чертежи и схемы. Дамиан отпивает глоток воды из стакана. Он заметно нервничает.
Дамиан: Расстояния… э… внутри здания какие-то странные. Они никогда не оказываются такими, как ждешь. Я хочу сказать, мы сильно полагаемся на зрение… люди сильно полагаются на зрение. Человек осматривает какое-то помещение, и ему кажется, что он его понимает. Чувствует размеры. Ощущает его. Но здесь зрение не помогает. Я хочу сказать, из всех чувств со зрением хуже всего. Запах и вкус также обманывают.
[01:02] Он слабо улыбается.
Дамиан: Но вернемся к зрению. Это плохо. Мы считаем то, что видим, объективной, реалистичной версией того, что перед нами, однако все это относительно. Сознание человека, его глаза фокусируются на определенных фокальных точках, образующих каркас, а все остальное наматывается на них. У вас никогда не возникало такого чувства, кажется, по-французски это jamais vu, «никогда не видел», по аналогии с déjà vu, «уже видел»? Это когда вы смотрите на что-то очень знакомое, лицо матери или железнодорожную станцию, мимо которой проезжаете каждый день, и это выглядит… совершенно иначе. Чужим. Все, что вы помните, на месте, но какое-то не такое, словно переставленное. Это потому что ваш взгляд случайно остановился на других фокальных точках, не тех, к которым привык, и все остальное также немного меняется, подстраиваясь под это. Все кажется другим. Нельзя доверять тому, что говорит о пространстве взгляд. Половина этого – иллюзия, а другая половина – предположение.
[01:47] Он отпивает еще глоток воды. При этом движении фокусировка на мгновение пропадает. Когда камера снова фокусируется на Дамиане, он рассеянно чешет подбородок. На коже виден маленький тонкий шрам.
Дамиан: Когда человек бездомный, он начинает видеть пространства по-другому. Я прожил на улице, не знаю, в общей сложности лет шесть, с перерывами. Выставили из дома, это старая история, сами знаете. Но последние несколько лет у меня есть работа и все такое. И все-таки я… [трехсекундная пауза]. Такое не забывается. Усвоенные уроки. И я говорю не о том, что узнал о людях [горький смешок], хотя это тоже кое-что. Нет, я говорю о том, что узнал о пространствах. Потому что бездомный всегда ищет место для ночлега, а еще запасной вариант на тот случай, если первоначальный окажется опасным или придется уходить. Полицейские и тому подобное. Приходится учиться оценивать ракурсы, потому что место, кажущееся уединенным и хорошим, на самом деле прекрасно просматривается с оживленной улицы, а место, вроде бы на самом виду, обладает каким-нибудь вывертом, благодаря которому его почти не видно. И это отлично. Этому быстро учишься.
[02:28] Он встает и подходит к окну, отчего фокусировка снова пропадает.
[02:34] Он поворачивает ручку и открывает окно. Качество звука меняется вместе с выравниванием давления воздуха, слышен шум легкого ветерка. Дамиан делает глубокий вдох, но разочарованно фыркает. По-видимому, воздух не такой свежий, как он надеялся. Он продолжает говорить, стоя у окна.
– А потом непременно разыщите меня. У меня есть… не знаю… Я работаю над одной теорией.
Слова парня не выходили у Янека из головы, непрерывно кружась, пока он пытался сосредоточиться на работе. Сначала Янек попробовал держаться подальше от Баньян-Корта. Несколько дней он просидел дома, борясь с любопытством, тянувшим его обратно. Но всякий раз, когда Янек собирался отослать управляющему зданием электронное сообщение о завершении работ, его рука зависала над клавишей «отправить», и в конце концов он удалял черновик. В самые мрачные моменты Янеку начинало казаться, что увиденное в трубе было отголоском его собственного будущего, в котором он мертвый оказывался погребен в хитросплетении труб Баньян-Корта. Он лежал ночью без сна рядом с тихо посапывающей Леной, гадая, не собственную ли смерть преследует по чугунному лабиринту.
Лена попыталась поговорить с ним об этом. Янек понимал, что стал молчаливым, замкнутым, жена видела у него в глазах усталость. Но что он мог ей сказать? Как можно было объяснить то, во что он ввязался? Янек постарался убедить Лену, что его вымотала тяжелая работа, и поцеловал детей, желая им спокойной ночи.
Но хотел Янек возвращаться в Баньян-Корт или нет, он никуда не мог деться от своей работы. Поступали новые жалобы на «плохую воду», которую нужно было слить. Как ни хотелось Янеку забыть об увиденном и уйти прочь, на один заработок Лены они прожить не могли. Не было и речи о том, чтобы отказаться от работы. Поэтому Янек снова и снова входил в сверкающие стеклянные двери Баньян-Корта. И после того как кровь сливалась из ванных богачей, возвращался стук, мягко предлагающий ему двигаться дальше. Что он в конце концов и сделал.
Янек стал проводить все больше времени в коридорах и служебных помещениях массивного здания, прислушиваясь к стуку, обостренными чувствами улавливая слабый медный привкус старой крови. Еще трижды он видел «тромб», месиво, протискивающееся по старым трубам. Янек как мог следовал за ним, откликаясь на стук, зазывающий его все дальше, и снова и снова отбивал штукатурку, открывая древний чугун. Временами кровавый сгусток оставался в системе канализации, в другие моменты каким-то образом втискивался в водопроводные трубы, такие тонкие, что невозможно было представить себе, как в них помещалось что-либо, обладающее костями. Янек пришел к заключению, что кости и мягкие ткани не были настоящими; это было нечто другое, призрачное, но выглядело оно материальным и пахло по-настоящему. Запорные краны не оказывали никакого действия, месиво перемещалось по внутренностям здания, как ему заблагорассудится, а Янек упорно его преследовал.
Он неизменно терял месиво, перемещаясь между передней и задней половинами Баньян-Корта, словно граница представляла собой барьер, пересечь который оно не могло. Если Янек слышал стук рядом с оздоровительным центром, он терял его задолго до того, как добирался до старого ржавого лифта, и наоборот. В нем нарастало отчаяние, в котором начинал тонуть страх. Разве он делает не то, чего от него хотят? Гоняется за сгустком по всему проклятому дому? Так почему же месиво постоянно исчезает? Если только оно не стремится привести его именно туда. Куда-то между половинами. У сантехника перехватило дыхание.
Джейсон ничего не говорил о том, чтобы Янек вернул ему ключи; больше того, в последние два дня его не было за стойкой. Поэтому Янек стал присматриваться внимательнее к дверям, соединяющим две стороны, к коротким коридорам, пролегающим между ними, не заметить которые было проще простого – как будто их спрятали умышленно. Эти массивные двери не желали оставаться открытыми. У Янека не выходили из головы слова Дамиана о том, что с расстояниями что-то неладно.
Он начал проводить измерения, проверяя одно предположение. Полной уверенности не могло быть без знания точных размеров квартир – еще одно раздражение, которое пришлось задавить, – и все-таки вскоре Янек укрепился в мысли, что между двумя половинами здания существовало пустое пространство. Промежуток футов в десять между передней и задней частями, в котором труб не было. Где они исчезали. Скрытая пустота в самом сердце Баньян-Корта.
Проникнуть туда было невозможно. Янек искал, проверял двери и технические люки, но ничего не было. Нет, он с этим не смирится. После всего, после того как его неделями таскали по этому кровавому кошмару, его не остановит какая-то стена. Янеку пришлось спуститься пешком с восьмого этажа, чтобы забрать из своего фургона кувалду и ломик. Возможно, не самый распространенный инструмент в арсенале сантехника, но именно то, что требовалось в данной ситуации. Янек потратил полчаса на поиски нужного места в проходе между двумя сторонами. Он собрался с духом. Пришло время провести хирургическую операцию.
Янек крякнул, погрузив кувалду в стену. Вся злость покинула его, когда ему в лицо брызнул фонтан штукатурки. Высвободив кувалду, он нанес еще один удар. И еще. Пролом с неровными краями расширялся, маня Янека внутрь.
Перед ним простиралась темнота, непроницаемый мрак ядра в центре здания. Вниз до самого фундамента и далеко вверх до пентхауса – зияющая рана между двумя половинами, сшитая неровными стежками труб. Освещения в каменном колодце, открытом кувалдой Янека, не было, и хотя луч его фонаря выхватывал прямо впереди голую кирпичную кладку, если он направлял его вверх или вниз, луч быстро терялся в темноте, словно проглоченный. Из стен, обозначающих концы соответствующих половин Баньян-Корта, торчали толстые чугунные трубы, неправильной формы, перекручиваясь и расползаясь в стороны, теряясь из вида, подобные причудливым стежкам, с трудом удерживающим вместе два края. Они движутся? Нет, несомненно, это лишь дрожание луча фонаря. Но, просунувшись в проделанный пролом, Янек увидел, что трубы слегка пульсируют, словно железо пытается подражать кровеносным сосудам живого организма. И все они вели вниз, в дыру.
Янек выпрямился, стараясь понять, что перед собой видит, и тут послышалось знакомое «тук-тук-туки-тук». Вздрогнув, Янек вдруг понял, что на самом деле тромб не один. С самого начала он гонялся не за одним-единственным месивом. Останками одного несчастного рабочего. Каждая труба была наполнена звуком влажных, сдавленных тел, ползущих по ним. И дело было не только в трубах. Воздух заполняли звуки десятков, сотен забытых мертвецов, которые двигали стены, перекрытия, провода… Они распространялись по внутренностям здания подобно отраве, движением и звуками привлекая к себе внимание Янека, умоляя его заметить их бессмысленный и неоплаканный уход из жизни. Кто-нибудь из этих людей умер здесь? Имело ли это значение? Но именно сюда они притащили свои истерзанные, разложившиеся останки оттуда, где их искалечила незакрепленная машина, раздавила сорвавшаяся бетонная плита, обрекло на падение с высоты сломавшееся ограждение. Где их отправила в ледяную воду лопнувшая гнилая страховка. Именно здесь они произносили свою обвинительную речь, взывая к тем, кто мог их услышать.
Так было построено это здание. Эти души, эти призраки не были случайными сгустками и невидимыми опухолями – они составляли сущность Баньян-Корта. Здание не заболело, оно было возведено уже больным. Но почему? И что хотели от Янека эти души, которыми оно было заражено?
Наконец фонарик Янека высветил железные скобы, проходящие рядом с проделанным им отверстием и скрывающиеся из вида высоко вверху и далеко внизу. Он понял, что его просят забраться на них, и, присмотревшись внимательнее, догадался, в чем дело. Болты, крепящие эту примитивную лестницу к стене, проржавели насквозь. Они ни за что не выдержат его вес дольше нескольких секунд. Он провалится вниз, в темноту, где его уже ждут, где его встретят. Призраки хотят, чтобы он присоединился к ним, поскольку им отчаянно хочется чем-то поделиться с ним.
Янек долго стоял, прислушиваясь, пока наконец не принял решение.
* * *
Лена Ковальчик уже несколько недель тревожилась за своего мужа. Он спал плохо, просыпался среди ночи и подолгу разглядывал схемы водопровода в здании, о котором упорно не хотел говорить. Но Лена не настаивала, не приставала к нему. Даже в тот вечер, когда пришло приглашение, после того как Янек вернулся домой за полночь, промокший насквозь с головы до пят, несмотря на то, что дождя не было. Пробормотав что-то насчет прорвавшейся трубы, он направился прямиком в душ. Лена понятия не имела, как быть, поэтому она просто оставила странное письмо на столе на кухне и легла спать. В конце концов, адресовано оно было Янеку.
ТОБИАС ФЕЛЛ любезно приглашает
ЯНЕКА КОВАЛЬЧИКА
присутствовать на званом вечере по адресу
Баньян-Корт, 1, вечером 16 августа 2014 года.
Доступ в пентхаус будет обеспечен
посредством грузового лифта
Поговорить об этом можно будет потом. Сейчас же Лена была счастлива уже тем, что ее муж жив и здоров.
Двенадцатый. Точка зрения
Дамиан Симпсон.
Баньян-Корт, 94
Привет, Кари!
Нашел эту старую запись, разбирая материал при подготовке к ретроспективе. Не могу точно сказать, когда он мне ее прислал, но я явно ее пропустил. Я прикинул, что имело смысл подготовить приличную расшифровку, поскольку запись некачественная, и решил отправить одну копию вам. Хотя бы для того, чтобы у вас было что-то конкретное, если вы начнете задаваться вопросами. Знаю, мы уже несколько раз разбирали это, но, принимая в расчет то, что случилось, полагаю, полезно будет взглянуть, откуда там появился Дамиан. Дайте знать, если это наведет на какие-нибудь мысли и воскресит воспоминания. По-прежнему решительно настроен добиться этого интервью.
С наилучшими пожеланиями,
Дэвид.
[Временной код 03:11 02–08–2014]
[00:00] На переднем плане лицо мужчины. Он гладко выбрит, с темно-русыми волосами средней длины, местами с проседью. Лицо у него молодое, но со свидетельствами пережитых невзгод, огрубелое, с морщинами в уголках глаз. Он в застиранной футболке. У него за спиной стена непримечательной гостиной. Дешевый календарь висит рядом с небольшой фотографией в рамке, сюжет которой загораживает голова мужчины. За правым плечом окно. За ним темно, но многочисленные огни вдалеке говорят, что комната находится на верхних этажах, с видом на Лондон.
Мужчина пристально смотрит в объектив камеры, словно решая, что сказать. Голос его звучит тихо и невнятно.
Дамиан: Это… э… не знаю. Просто [неразборчиво] наверное.
[00:11] Он потирает лицо, камера смещается в сторону, позволяя увидеть в углу кадра стол. На столе разложены листы миллиметровой бумаги, судя по всему, с нарисованными от руки чертежами.
Дамиан: Нет. Не надо.
[Остановка записи]
[Временной код 14:39 09–08–2014]
[00:29] Дамиан сидит в кресле напротив камеры. Изображение стабильное, камера, скорее всего, стоит на штативе. Дамиан определенно предпринял попытку придать себе более респектабельный вид: он кое-как причесался и надел мятую рубашку, застегнутую на все пуговицы. Лицо у него блестит от пота. Через окно у него за спиной теперь проникает солнечный свет, вдалеке смутно видна панорама Лондона. На столе, частично видном в углу кадра, разложены чертежи и схемы. Дамиан отпивает глоток воды из стакана. Он заметно нервничает.
Дамиан: Расстояния… э… внутри здания какие-то странные. Они никогда не оказываются такими, как ждешь. Я хочу сказать, мы сильно полагаемся на зрение… люди сильно полагаются на зрение. Человек осматривает какое-то помещение, и ему кажется, что он его понимает. Чувствует размеры. Ощущает его. Но здесь зрение не помогает. Я хочу сказать, из всех чувств со зрением хуже всего. Запах и вкус также обманывают.
[01:02] Он слабо улыбается.
Дамиан: Но вернемся к зрению. Это плохо. Мы считаем то, что видим, объективной, реалистичной версией того, что перед нами, однако все это относительно. Сознание человека, его глаза фокусируются на определенных фокальных точках, образующих каркас, а все остальное наматывается на них. У вас никогда не возникало такого чувства, кажется, по-французски это jamais vu, «никогда не видел», по аналогии с déjà vu, «уже видел»? Это когда вы смотрите на что-то очень знакомое, лицо матери или железнодорожную станцию, мимо которой проезжаете каждый день, и это выглядит… совершенно иначе. Чужим. Все, что вы помните, на месте, но какое-то не такое, словно переставленное. Это потому что ваш взгляд случайно остановился на других фокальных точках, не тех, к которым привык, и все остальное также немного меняется, подстраиваясь под это. Все кажется другим. Нельзя доверять тому, что говорит о пространстве взгляд. Половина этого – иллюзия, а другая половина – предположение.
[01:47] Он отпивает еще глоток воды. При этом движении фокусировка на мгновение пропадает. Когда камера снова фокусируется на Дамиане, он рассеянно чешет подбородок. На коже виден маленький тонкий шрам.
Дамиан: Когда человек бездомный, он начинает видеть пространства по-другому. Я прожил на улице, не знаю, в общей сложности лет шесть, с перерывами. Выставили из дома, это старая история, сами знаете. Но последние несколько лет у меня есть работа и все такое. И все-таки я… [трехсекундная пауза]. Такое не забывается. Усвоенные уроки. И я говорю не о том, что узнал о людях [горький смешок], хотя это тоже кое-что. Нет, я говорю о том, что узнал о пространствах. Потому что бездомный всегда ищет место для ночлега, а еще запасной вариант на тот случай, если первоначальный окажется опасным или придется уходить. Полицейские и тому подобное. Приходится учиться оценивать ракурсы, потому что место, кажущееся уединенным и хорошим, на самом деле прекрасно просматривается с оживленной улицы, а место, вроде бы на самом виду, обладает каким-нибудь вывертом, благодаря которому его почти не видно. И это отлично. Этому быстро учишься.
[02:28] Он встает и подходит к окну, отчего фокусировка снова пропадает.
[02:34] Он поворачивает ручку и открывает окно. Качество звука меняется вместе с выравниванием давления воздуха, слышен шум легкого ветерка. Дамиан делает глубокий вдох, но разочарованно фыркает. По-видимому, воздух не такой свежий, как он надеялся. Он продолжает говорить, стоя у окна.