Тринадцать этажей

Сантехник равнодушно пожал плечами.

– Как я сказал, никакой трубы нет.

– То есть? Извините, как, вы сказали, вас зовут? Джон?

– Типа того. – Сантехник снова пожал плечами. Его голос начинал действовать Леону на нервы.

– Тогда откуда протечка, если трубы нет?

– Точно. Нет.

– Нет чего? Протечки или трубы?

– Ни того, ни другого. Ни трубы, ни протечки.

– В таком случае, это что такое, черт возьми? – Леон в отчаянии указал на здоровенный участок стены, который теперь приобрел гнилой синюшно-черный оттенок.

Пятно было рыхлым и откровенно влажным, с маленькими комочками, которые могли быть кусками отвалившейся штукатурки или колониями разрастающейся плесени. Леона так и подмывало броситься его оттирать, но он сглотнул это желание. Он изо всех сил старался сдерживаться до прихода сантехника. И вот сантехник здесь. Он должен все исправить.

– Грязь? – наконец высказал свое предположение сантехник.

– Ну какая же это грязь? – взорвался Леон. – Вы только взгляните! Взгляните сами! Что-то проступает сквозь стену, это я вам точно говорю. И я хочу знать, откуда это. Я хочу это остановить. Объясните, отчего это происходит.

– Ну, это не труба. Тут у нас полная уверенность. А насчет остального… Это не моя епархия. Извините.

– Вы это серьезно? – Леону захотелось расплакаться, но он сохранил лицо твердым.

Какое-то время мастер молча обдумывал его слова.

– Полагаю, виной само здание.

– Что вы хотите сказать? – спросил Леон. Он постарался придать своему голосу строгие интонации, четкое предупреждение. Поджав губы, сантехник переменил тему:

– За стеной. Что там? Вы знаете? Другая квартира?

Леон молча покачал головой.

– Наверное, нужно узнать. Может, разберетесь с пятном. Но это не протечка. Никаких труб там нет.

С этими словами мастер взял сумку с инструментом и откланялся. Леон задумчиво постоял. Что там, за стеной?.. Он покачал головой.

Как только за сантехником закрылась дверь, Леон бегом вернулся в кабинет и карандашом ткнул в телефон, вызывая консьержа. Он потянулся было к телефону, но остановился, внезапно испугавшись, что его рука испачкана грязью, капающей со стены. Вместо этого он включил громкоговорящую связь.

– Дежурный консьерж слушает. – Тон был скучающий, деловой.

– Да, алло, это…

– Мистер Коупленд, рад вас слышать. Как дела у Янека? Он всё починил?

– Нет. На самом деле от него не было никакой пользы. Мне нужно поговорить с другим сантехником.

– С другим?.. – Консьерж попытался скрыть свое недоумение. – Мистер Коупленд, Янек знает систему водоснабжения этого здания лучше кого бы то ни было, кроме разве что тех, кто его возводил. В чем проблема?

– Он сказал, что трубы нет.

– Мм, повторите еще раз?

– Он сказал, что никакой трубы нет, поэтому мне нужен другой сантехник.

– Мистер Коупленд, – медленно произнес консьерж, словно его язык передвигался по минному полю, – если Янек говорит, что трубы нет, тогда любой другой мастер едва ли сможет…

Леон смахнул телефон со стола, обрывая своего собеседника. Он рухнул в кресло; сердце у него колотилось гораздо чаще, чем это можно было бы оправдать состоявшимся только что разговором. Леон молча сидел, уставившись на стену. В комнате стоял сильный запах, но это уже была не резкая, едкая вонь чистящих средств. Воздух наполнился терпким, плотным запахом влажной гнили. Леон уже дважды принимал сегодня душ, однако этот запах по-прежнему обволакивал его. Он посмотрел на свои руки, с потрескавшейся и покрасневшей за последние недели кожей, и напряг глаза, стараясь разглядеть, не перешла ли на него грязь с пятна. Временами Леон видел это, в зеркале или в стекле: свое отражение, перепачканное, облепленное плесенью, расползающаяся сырость, проникшая щупальцами глубоко внутрь, не оставившая ничего кроме пустой оболочки, до самых глаз заполненной зловонной водой.

Ощущение прошло, и осталось только непроходящее беспокойство.





* * *


– Что это?


– А на что это похоже, Леон? – измученным тоном спросила Андреа.

– Это похоже на то, что ты пытаешься его спрятать – вот на что это похоже.

– Я просто подумала, что незачем нам с тобой таращиться на него.

– Загораживать пятно шкафом, когда меня нет в кабинете, проблемы не решит.

– Это же просто пятно, – терпеливо промолвила Анди. – Я знаю, тебе оно неприятно…

– Это ты его заметила первая!

– Знаю, и мне оно тоже неприятно, просто… Сколько времени мы собираемся здесь прожить? Год – это не так уж и долго, Леон. Будет лучше, если мы просто перестанем обращать на него внимание. Тебе нельзя так переживать.

Наступило долгое молчание, затем Андреа попыталась сменить тему.

– Я тут на днях видела тебя по телевизору.

– Вот как?

– А ты что, думал, я пропущу, как моего мужа показывают в вечерних новостях?

– Твой муж всеми силами старается минимизировать негативные последствия того, что его компания отравила несколько сельских общин… Пожалуй, было бы лучше, если бы ты это пропустила.

– Ты же знаешь, что ни в чем не виноват.

– М-м-м. Я выглядел нормально?

– …Да.

– Что – да?

– Я хочу сказать, мне показалось, что ты вел себя… даже не знаю… странно.

– Странно?

– Понимаешь, ты говорил очень быстро, и в том, что ты говорил, по-моему, не было никакого смысла. Например, ты постоянно повторял про прорыв плотины, но тебе же сказали, что это произошло вдалеке от плотины.

– О, я… наверное, я просто думал о чем-то другом.

Андреа не на шутку встревожилась.

– Как дела на работе?

– Замечательно, – отмахнулся Леон. – Все выдохнется само собой. Я попотел перед телекамерами, а на самом деле только это и было нужно.

– Значит, ты просто козел отпущения?

– Такая у меня работа. Ты сидишь и получаешь деньги до тех пор, пока кто-нибудь не зайдет слишком далеко, и тогда ты падаешь. Если падение получается мягким, ты снова поднимаешься, если падение получается жестким, тебя выметают прочь, как Донована.

– Гм. – Андреа расстроилась, но это быстро прошло. – А что думают остальные?

– О, все просто в восторге. Альбертсон называет это моим «крещением» и не перестает рассказывать про свой первый крупный скандал. Судя по всему, кровавые алмазы, хотя он упрямо настаивает на том, что это было лишь недоразумением.

– Серьезно?

– Да, поговаривают, что через несколько месяцев меня переведут на другую должность.

– Повышение?

– Не знаю. Вероятно, на такую же, но как знать.

– И тебя все это нисколько не беспокоит?

– Сейчас уже поздно что-либо изменить. К тому же это ты вечно отпускаешь глупые шуточки на этот счет.

– Дело не в этом.

– А в чем? Потому что кто-то определенно должен испачкать руки, чтобы ты могла швырять деньги на производство своего необыкновенного мыла.

Атмосфера между ними стала ледяной.

– Что ж, – презрительно бросила Андреа, – я рада, что ты с этим смирился. Полагаю, ты можешь тереть и дальше. В худшем случае, это будет пятном на моем послужном списке.

У Леона дернулись губы, и она тотчас же пожалела о своих словах, зависших в воздухе.