Тридцать три несчастья
Часть 8 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Подъедем-к а поближе к «фигваму», — сообразил Костя. — А то опять чего натворят. Эй, Ахтынкулук! Садись, прокачу! — обратился он к вождю, удивлённо разглядывающего машину.
— Колесница — хорошо. Идти — хорошо, — пробормотал вождь, направившись в сторону дома пешком.
— Ну, как хочешь. Моё дело предложить!
Медленно, хрустя попавшими под колёса сухими ветками, машина двинулась в сторону главного строения. А жители отпрыгивали от неё, как от огня. В этот раз Костя запер машину на ключ, но на сигнализацию ставить не стал — а то бегай к ней целый день, как только пацаны захотят погладить железного коня.
— Видишь, Ахтынкулук, уважаемый, — приобнял он вождя, — хорошая колесница — моя! — Он ткнул себя в грудь. — А вот он, и он, и он, — Костя указывал пальцем на местных, — трогать, ломать, плохо!
Вождь, кажется, понял. Закивал головой, мотая яркими перьями, и выставил вокруг крузача вооружённых воинов:
— Колесница стоять. Трогать плохо. Уги-уги — и поднял кверху палец.
— Ага, уги-уги, — подтвердил Костя и подмигнул Илье. — Мировой мужик! — затем достал из багажника отполовиненный ящик водки и торжественно вручил его одному из воинов, показывая жестом следовать за ним в большую хижину.
Вечером у вождя собралось всё высшее общество клана. Огненная вода пришлась по вкусу всем приглашённым. С десяток самых отважных воинов, покачиваясь в такт, монотонно распевали песни, женщины суетились у очага.
— За знакомство! — чокнувшись с вождём, Костя в очередной раз опустошил пиалу, снял со своего плеча нежную ручку Амилы и повёл её за собой на улицу, где на тёмно-лиловом небосводе уже начинали рассыпаться незнакомые частые звёзды. Парочка смело направилась к ближайшим кустам, но они уже оказались заняты.
— Понимаешь, — доносился из густых зарослей голос Ильи. — Дело не в тебе, дело во мне. Я не могу взять тебя с собой, потому что… потому что ты достойна большего…
— Красавчик, — вздыхала в ответ рыжая пышнотелая дама, никак не желавшая отцепиться. — Мой красавчик. Илуха… Иди сюда…
Хоть Костя и выпил изрядно, но в третий день пьянки без перерыва водка уже не оказывала нужного эффекта, лишь слегка туманила разум. Но его остатки подсказывали Косте, что «сам погибай, а товарища выручай». Поэтому, бросив недоумевающую Амилу в сторонке, Костя изо всех сил свистнул, отвлекая внимание рыжеволосой сестры вождя.
— Илья, ты здесь? — гаркнул он, когда шорох в кустах затих.
Спустя полминуты из зарослей выглянула взлохмаченная голова полураздетого Ильи, а за ним на коленках выползла недовольная толстушка, зажимая в руке его майку. Илья осторожно, стараясь не навлечь на себя лишний гнев крупной женщины, вытащил свою вещь из её пальцев, и поспешно натянул на себя, шиворот-навыворот.
— Спасибо, друг. Век помнить буду…
— Будешь должен, — усмехнулся Костя.
— Костян, друг, давай уедем отсюда, пока не поздно, а? Нехорошее у меня предчувствие насчёт этих… сектантов. Понимаешь? — жалобно протянул Илья, уводя своего друга подальше от разъярённой Шатхи.
— Забей! Куда ж мы поедем на ночь глядя, уги-Ильюха? — Костя достал сигарету и протянул Илье. — Утром проснёмся, потом разберёмся.
— Ага, — Илья затянулся, пустив дымок колечком. — Мы за весь день не разобрались. Завтра будет то же самое. Пойду-ка я в дом, подальше от этой сумасшедшей…
Илья рванул в хижину вождя, а рыжая, не отставая ни на шаг, ринулась следом. Костя растерянно остался стоять на дорожке под пристальным взором Амилы, укутавшей обнажённые груди длинными локонами.
— Шатха — плохо. Амила — хорошо. Да?
— Да. Пошли, Милка, пока не передумал, будем делать хорошо. — Костя бросил на землю окурок, затушив его ногой, и по-хозяйски обнял Амилу, увлекая её к злополучным кустам, откуда только что чудом спасся его друг.
— Костя — хорошо, Амила — хорошо, — кивнула в ответ девушка, послушно следуя за своим возлюбленным.
Глава 5
Утро четвёртого дня или что за праздник без мордобоя
«Если бы печень могла диктовать мозгу, не нашлось бы ни одного повода для застолья»
Сабир Омуров
— Зуев! Вставай! — громкий голос Кости звенел над ухом, как колокол.
— Да пошёл ты… Ещё будильник не звонил, рано на работу, — пробормотал спросонья Илья, не открывая глаз и поворачиваясь на другой бок.
— Какую работу? Очнись! — дёрнул его за плечо Костя.
Илья, превозмогая себя, кое-как разлепил припухшие глаза, удивлённо рассматривая хижину, в которой, кроме Кости, никого не было. Бок, на котором пришлось спать, весь затёк от проведённой на плетёной циновке ночи. Илья с неясным мычанием заставил себя подняться и присел на импровизированном ложе, вытянув ноги в тяжёлых ботинках.
— Воропаев, — вздохнув, потёр он лицо обеими руками, — я думал, это кошмар приснился…
— Не знаю, у кого кошмар, а у кого всё пучком. Чё раскис? Похмелить? —
Костя поднял глиняную плошку, в которой плескалась водка с плавающими в ней дохлыми мухами и поморщился: — Не, новую принесу. — Он решительно направился к выходу.
— Постой! — окрикнул его Илья, которого едва не стошнило при виде спиртного. — Ты как хочешь, а я больше пить не буду. Я эти дни на всю жизнь запомню.
— Вчера ты так не говорил, — заметил Костя. Но плошку всё же отставил в сторону. — Да поднимайся уже! Ахтынкулук ждёт!
— Кость… тебе не кажется, что это ни фига не Новосёлки? — тихо, по-заговорщицки, прошептал Илья, косясь на дверную занавесь.
— Ясен финик, что не Новосёлки. Это мы уже вчера выяснили.
— Я не о том, Костян. Понимаешь, это вообще другая страна. Как тебе объяснить. Помнишь, как в кино «С лёгким паром», заснул в Москве — проснулся в Ленинграде? Так и мы. Заснули около Новосёлок, а проснулись, хрен знает где…
— Так мы ж не засыпали, — присел рядом Костя. — И нас без боя не возьмёшь. А как же машина?
— В том то и дело, что ни фига и не понятно. Слушай, Костян, может мы в прошлое попали? Ну, знаешь… гроза, разряд молнии и всё такое…
— Ты чего? Не допил? — Костя удивлённо уставился на друга. — Фильмов дешёвых насмотрелся? У нас машины времени нет.
— Тогда сам объясни, где мы? — Илья наконец-то превозмог себя и поднялся, озираясь в поисках воды. Но во всех сосудах, как на зло, попадалась лишь выдохшаяся водка. Наконец, он нашёл в углу остатки вчерашней пресной похлёбки, которую жадно выпил.
— Где? Ну как где… — Костя почесал затылок, думая, что ответить. Он и правда, не задумывался, где они могут находиться. Этот вопрос как-то больше не приходил в его голову со вчерашнего дня. — Не знаю я, Зуев, — наконец признался он.
— Вот и я о том. Значит, будем думать логически. Одно понятно, что мы не могли уехать далеко от Новосёлок, но их здесь нет. И магаза нет. И деда нет. И зачем мы тот навигатор проклятый спёрли?
— А это идея, Зуев! — обрадованно заёрзал Костя. — Как сюда попали, так и обратно доберёмся, не переживай. Наверняка навигатор выведет. Идём, там все собрались уже. Праздник продолжается! Ахтынкулук меня за тобой отправил, не парься, напьёмся — разберёмся, ты же знаешь!
— Именно этого я и боюсь, — недовольно пробормотал Илья и добавил: — Иди, догоню сейчас!
Минут через пятнадцать два работника «Техноопта» уже находились на «центральной площади» посёлка дикарей, где вчера устроили такой разгром.
Посреди усыпанной песком и камнями площадки возвышались шесты, сложенные домиком. А местные мальчишки старательно заталкивали между ними сухие ветки и хворост, хорошенько укрепляя конструкцию.
— Это что ещё за хрень? — часто заморгал Илья.
Ему сразу же представилась картина, как их связывают, а потом жарят на вертеле, над стеной огня, как людоеды в фильмах. Он перевёл взгляд на Костю. Тот стоял, зажав в зубах сигарету, и молча наблюдал, пуская дым из носа. Казалось, он был даже весьма доволен происходящим здесь действием.
— Слышь, Костян, а что происходит? — толкнул его локтем в бок Илья
— Что-что, сектанты с утра на охоту ходили, сейчас возвращаются. Хоть мяса пожрём, а то не могу больше на их похлёбку пресную смотреть. И на рыбу тоже.
— А кого есть-то будем? — испуганно прошептал Илья и вновь вздрогнул, вспоминая недавно виденный в 3-D ужастик, когда его жена закрывала глаза стаканом с попкорном.
— Понятия не имею. Скоро увидим. Да не дрейфь, всё нормально будет! —
Костя ободряюще хлопнул друга по плечу и направился в сторону сияющей Амилы, не отводящей от него восторженного взгляда.
Со стороны леса послышалось дружное пение и нарастающий с каждой минутой шум. С песней, в которой не было понятно ни одного слова, из-за кустов показался отряд полуголых охотников с копьями и луками. Следующие за ними несли нечто, связанное верёвками поверх копьгг и привязанное к длинному деревянному шесту.
Что это было за животное, рассмотреть было сложно, потому как все жители посёлка с радостными воплями ринулись навстречу охотникам, а вооружённые длинными кривыми ножами женщины — разделывать добычу.
Выглядывая из-за голов столпившихся дикарей, друзья увидели то, что стало объектом всеобщего внимания. Крутые рога венчали большую лохматую голову с маленькими глазками. Крупное горбатое тело, покрытое длинной спутанной шерстью чёрно-белого пятнистого окраса, из которой выглядывало полное вымя.
— Костян, это что за чупакабра? — осторожно приблизился Илья, вытягивая голову, чтобы лучше рассмотреть диковинное рогатое животное.
— Ильюха, так это же корова!
— А чего тогда на ней столько шерсти? — неуверенно произнёс Илья, вспоминая, как выглядят коровы. По его мнению, они были гладкошёрстными, а это нечто имело шерсть длиной сантиметров пятнадцать-двадцать.
— Сорт такой. Порода, в смысле, — заключил Костя. — Ну, или дикая. Холодно ей зимой. Вот и шерсть отрастила.
— Сам ты дикий, Воропаев! Коровы не отращивают шерсть. Это вообще мутант какой-то! Не припомню я, чтобы коровы такие когда-то водились. Пятнистость — признак одомашненности, чтоб ты знал! Я-то, в отличие от тебя, биологию не прогуливал.
— Поздравляю, Зуев, хоть в чём-то пригодилось. По-твоему, динозавры водились, а коровы нет? Какая разница, что это за зверь, главное, шашлык будет!
— И то верно, — кивнул Илья. — Надо их учить, как мариновать правильно, а то опять без соли и перца жрать будут.
— Вот ты этим и займись, знаток биологии, — ответил Костя, обнимая дочь Ахтынкулука. — Идём, Милка, в «фигвам» прогуляемся.
Милка что-то прошептала Косте на ухо, покраснев при этом, а потом залилась звонким смехом. А на шее Ильи вновь повисла грузная Шахра, не переставая съедать его страждущим взглядом.
— Красавчик… — томно вздыхала она, взъерошивая его светлые волосы.
Женщины мастерски, как заправские мясники, освежевали мохнатую корову,
отложив в сторону ценную шкуру и швырнув кишки своре похожих на гиен мелких собачонок, которые не переставали повизгивать и грызться между собой. Затем наступило всеобщее веселье. Мясо жарилось на вертеле, прямо над стеной огня, ни о каком маринаде не было и речи. Дикари громко спорили на своём тарабарском и горланили дурацкие заунывные песни. Один из охотников добился права смотреть за вертелом, периодически подкручивая дичь, и отрезая ещё жёсткие ломти мяса длинным кривым ножом. Куски тут же расходились по протянутым рукам племени, а голодные полуодетые детишки жадно подхватывали то, что оставалось от пиршества.
— Колесница — хорошо. Идти — хорошо, — пробормотал вождь, направившись в сторону дома пешком.
— Ну, как хочешь. Моё дело предложить!
Медленно, хрустя попавшими под колёса сухими ветками, машина двинулась в сторону главного строения. А жители отпрыгивали от неё, как от огня. В этот раз Костя запер машину на ключ, но на сигнализацию ставить не стал — а то бегай к ней целый день, как только пацаны захотят погладить железного коня.
— Видишь, Ахтынкулук, уважаемый, — приобнял он вождя, — хорошая колесница — моя! — Он ткнул себя в грудь. — А вот он, и он, и он, — Костя указывал пальцем на местных, — трогать, ломать, плохо!
Вождь, кажется, понял. Закивал головой, мотая яркими перьями, и выставил вокруг крузача вооружённых воинов:
— Колесница стоять. Трогать плохо. Уги-уги — и поднял кверху палец.
— Ага, уги-уги, — подтвердил Костя и подмигнул Илье. — Мировой мужик! — затем достал из багажника отполовиненный ящик водки и торжественно вручил его одному из воинов, показывая жестом следовать за ним в большую хижину.
Вечером у вождя собралось всё высшее общество клана. Огненная вода пришлась по вкусу всем приглашённым. С десяток самых отважных воинов, покачиваясь в такт, монотонно распевали песни, женщины суетились у очага.
— За знакомство! — чокнувшись с вождём, Костя в очередной раз опустошил пиалу, снял со своего плеча нежную ручку Амилы и повёл её за собой на улицу, где на тёмно-лиловом небосводе уже начинали рассыпаться незнакомые частые звёзды. Парочка смело направилась к ближайшим кустам, но они уже оказались заняты.
— Понимаешь, — доносился из густых зарослей голос Ильи. — Дело не в тебе, дело во мне. Я не могу взять тебя с собой, потому что… потому что ты достойна большего…
— Красавчик, — вздыхала в ответ рыжая пышнотелая дама, никак не желавшая отцепиться. — Мой красавчик. Илуха… Иди сюда…
Хоть Костя и выпил изрядно, но в третий день пьянки без перерыва водка уже не оказывала нужного эффекта, лишь слегка туманила разум. Но его остатки подсказывали Косте, что «сам погибай, а товарища выручай». Поэтому, бросив недоумевающую Амилу в сторонке, Костя изо всех сил свистнул, отвлекая внимание рыжеволосой сестры вождя.
— Илья, ты здесь? — гаркнул он, когда шорох в кустах затих.
Спустя полминуты из зарослей выглянула взлохмаченная голова полураздетого Ильи, а за ним на коленках выползла недовольная толстушка, зажимая в руке его майку. Илья осторожно, стараясь не навлечь на себя лишний гнев крупной женщины, вытащил свою вещь из её пальцев, и поспешно натянул на себя, шиворот-навыворот.
— Спасибо, друг. Век помнить буду…
— Будешь должен, — усмехнулся Костя.
— Костян, друг, давай уедем отсюда, пока не поздно, а? Нехорошее у меня предчувствие насчёт этих… сектантов. Понимаешь? — жалобно протянул Илья, уводя своего друга подальше от разъярённой Шатхи.
— Забей! Куда ж мы поедем на ночь глядя, уги-Ильюха? — Костя достал сигарету и протянул Илье. — Утром проснёмся, потом разберёмся.
— Ага, — Илья затянулся, пустив дымок колечком. — Мы за весь день не разобрались. Завтра будет то же самое. Пойду-ка я в дом, подальше от этой сумасшедшей…
Илья рванул в хижину вождя, а рыжая, не отставая ни на шаг, ринулась следом. Костя растерянно остался стоять на дорожке под пристальным взором Амилы, укутавшей обнажённые груди длинными локонами.
— Шатха — плохо. Амила — хорошо. Да?
— Да. Пошли, Милка, пока не передумал, будем делать хорошо. — Костя бросил на землю окурок, затушив его ногой, и по-хозяйски обнял Амилу, увлекая её к злополучным кустам, откуда только что чудом спасся его друг.
— Костя — хорошо, Амила — хорошо, — кивнула в ответ девушка, послушно следуя за своим возлюбленным.
Глава 5
Утро четвёртого дня или что за праздник без мордобоя
«Если бы печень могла диктовать мозгу, не нашлось бы ни одного повода для застолья»
Сабир Омуров
— Зуев! Вставай! — громкий голос Кости звенел над ухом, как колокол.
— Да пошёл ты… Ещё будильник не звонил, рано на работу, — пробормотал спросонья Илья, не открывая глаз и поворачиваясь на другой бок.
— Какую работу? Очнись! — дёрнул его за плечо Костя.
Илья, превозмогая себя, кое-как разлепил припухшие глаза, удивлённо рассматривая хижину, в которой, кроме Кости, никого не было. Бок, на котором пришлось спать, весь затёк от проведённой на плетёной циновке ночи. Илья с неясным мычанием заставил себя подняться и присел на импровизированном ложе, вытянув ноги в тяжёлых ботинках.
— Воропаев, — вздохнув, потёр он лицо обеими руками, — я думал, это кошмар приснился…
— Не знаю, у кого кошмар, а у кого всё пучком. Чё раскис? Похмелить? —
Костя поднял глиняную плошку, в которой плескалась водка с плавающими в ней дохлыми мухами и поморщился: — Не, новую принесу. — Он решительно направился к выходу.
— Постой! — окрикнул его Илья, которого едва не стошнило при виде спиртного. — Ты как хочешь, а я больше пить не буду. Я эти дни на всю жизнь запомню.
— Вчера ты так не говорил, — заметил Костя. Но плошку всё же отставил в сторону. — Да поднимайся уже! Ахтынкулук ждёт!
— Кость… тебе не кажется, что это ни фига не Новосёлки? — тихо, по-заговорщицки, прошептал Илья, косясь на дверную занавесь.
— Ясен финик, что не Новосёлки. Это мы уже вчера выяснили.
— Я не о том, Костян. Понимаешь, это вообще другая страна. Как тебе объяснить. Помнишь, как в кино «С лёгким паром», заснул в Москве — проснулся в Ленинграде? Так и мы. Заснули около Новосёлок, а проснулись, хрен знает где…
— Так мы ж не засыпали, — присел рядом Костя. — И нас без боя не возьмёшь. А как же машина?
— В том то и дело, что ни фига и не понятно. Слушай, Костян, может мы в прошлое попали? Ну, знаешь… гроза, разряд молнии и всё такое…
— Ты чего? Не допил? — Костя удивлённо уставился на друга. — Фильмов дешёвых насмотрелся? У нас машины времени нет.
— Тогда сам объясни, где мы? — Илья наконец-то превозмог себя и поднялся, озираясь в поисках воды. Но во всех сосудах, как на зло, попадалась лишь выдохшаяся водка. Наконец, он нашёл в углу остатки вчерашней пресной похлёбки, которую жадно выпил.
— Где? Ну как где… — Костя почесал затылок, думая, что ответить. Он и правда, не задумывался, где они могут находиться. Этот вопрос как-то больше не приходил в его голову со вчерашнего дня. — Не знаю я, Зуев, — наконец признался он.
— Вот и я о том. Значит, будем думать логически. Одно понятно, что мы не могли уехать далеко от Новосёлок, но их здесь нет. И магаза нет. И деда нет. И зачем мы тот навигатор проклятый спёрли?
— А это идея, Зуев! — обрадованно заёрзал Костя. — Как сюда попали, так и обратно доберёмся, не переживай. Наверняка навигатор выведет. Идём, там все собрались уже. Праздник продолжается! Ахтынкулук меня за тобой отправил, не парься, напьёмся — разберёмся, ты же знаешь!
— Именно этого я и боюсь, — недовольно пробормотал Илья и добавил: — Иди, догоню сейчас!
Минут через пятнадцать два работника «Техноопта» уже находились на «центральной площади» посёлка дикарей, где вчера устроили такой разгром.
Посреди усыпанной песком и камнями площадки возвышались шесты, сложенные домиком. А местные мальчишки старательно заталкивали между ними сухие ветки и хворост, хорошенько укрепляя конструкцию.
— Это что ещё за хрень? — часто заморгал Илья.
Ему сразу же представилась картина, как их связывают, а потом жарят на вертеле, над стеной огня, как людоеды в фильмах. Он перевёл взгляд на Костю. Тот стоял, зажав в зубах сигарету, и молча наблюдал, пуская дым из носа. Казалось, он был даже весьма доволен происходящим здесь действием.
— Слышь, Костян, а что происходит? — толкнул его локтем в бок Илья
— Что-что, сектанты с утра на охоту ходили, сейчас возвращаются. Хоть мяса пожрём, а то не могу больше на их похлёбку пресную смотреть. И на рыбу тоже.
— А кого есть-то будем? — испуганно прошептал Илья и вновь вздрогнул, вспоминая недавно виденный в 3-D ужастик, когда его жена закрывала глаза стаканом с попкорном.
— Понятия не имею. Скоро увидим. Да не дрейфь, всё нормально будет! —
Костя ободряюще хлопнул друга по плечу и направился в сторону сияющей Амилы, не отводящей от него восторженного взгляда.
Со стороны леса послышалось дружное пение и нарастающий с каждой минутой шум. С песней, в которой не было понятно ни одного слова, из-за кустов показался отряд полуголых охотников с копьями и луками. Следующие за ними несли нечто, связанное верёвками поверх копьгг и привязанное к длинному деревянному шесту.
Что это было за животное, рассмотреть было сложно, потому как все жители посёлка с радостными воплями ринулись навстречу охотникам, а вооружённые длинными кривыми ножами женщины — разделывать добычу.
Выглядывая из-за голов столпившихся дикарей, друзья увидели то, что стало объектом всеобщего внимания. Крутые рога венчали большую лохматую голову с маленькими глазками. Крупное горбатое тело, покрытое длинной спутанной шерстью чёрно-белого пятнистого окраса, из которой выглядывало полное вымя.
— Костян, это что за чупакабра? — осторожно приблизился Илья, вытягивая голову, чтобы лучше рассмотреть диковинное рогатое животное.
— Ильюха, так это же корова!
— А чего тогда на ней столько шерсти? — неуверенно произнёс Илья, вспоминая, как выглядят коровы. По его мнению, они были гладкошёрстными, а это нечто имело шерсть длиной сантиметров пятнадцать-двадцать.
— Сорт такой. Порода, в смысле, — заключил Костя. — Ну, или дикая. Холодно ей зимой. Вот и шерсть отрастила.
— Сам ты дикий, Воропаев! Коровы не отращивают шерсть. Это вообще мутант какой-то! Не припомню я, чтобы коровы такие когда-то водились. Пятнистость — признак одомашненности, чтоб ты знал! Я-то, в отличие от тебя, биологию не прогуливал.
— Поздравляю, Зуев, хоть в чём-то пригодилось. По-твоему, динозавры водились, а коровы нет? Какая разница, что это за зверь, главное, шашлык будет!
— И то верно, — кивнул Илья. — Надо их учить, как мариновать правильно, а то опять без соли и перца жрать будут.
— Вот ты этим и займись, знаток биологии, — ответил Костя, обнимая дочь Ахтынкулука. — Идём, Милка, в «фигвам» прогуляемся.
Милка что-то прошептала Косте на ухо, покраснев при этом, а потом залилась звонким смехом. А на шее Ильи вновь повисла грузная Шахра, не переставая съедать его страждущим взглядом.
— Красавчик… — томно вздыхала она, взъерошивая его светлые волосы.
Женщины мастерски, как заправские мясники, освежевали мохнатую корову,
отложив в сторону ценную шкуру и швырнув кишки своре похожих на гиен мелких собачонок, которые не переставали повизгивать и грызться между собой. Затем наступило всеобщее веселье. Мясо жарилось на вертеле, прямо над стеной огня, ни о каком маринаде не было и речи. Дикари громко спорили на своём тарабарском и горланили дурацкие заунывные песни. Один из охотников добился права смотреть за вертелом, периодически подкручивая дичь, и отрезая ещё жёсткие ломти мяса длинным кривым ножом. Куски тут же расходились по протянутым рукам племени, а голодные полуодетые детишки жадно подхватывали то, что оставалось от пиршества.