Три новеллы

– Хочу, чтобы мне больше не было больно, – шепнул Себастиан.

– А от чего тебе больно?

– Ты сам знаешь от чего, раз ты был внутри меня. От всего этого. Я хочу, чтобы все это перестало делать мне больно, – попросил Себастиан.

Тролль не стал его обманывать, отчего Себастиан почувствовал к нему уважение.

– Я не могу научить тебя, Себастиан, что надо сделать, чтобы перестало быть больно.





– А чему можешь?

– Могу научить бороться.

– С кем?

– Со всеми, кто придет сегодня ночью.

– Кто они?

– Твои кошмары. Твои слабости. Твои недостатки. Твои чудовища.



Той же ночью они и явились – в полном составе. Себастиан заметил их на самом горизонте шара. Они чуть помедлили там, чтобы дать ему испугаться. Им нравится, когда он боится. А потом явились. Все безымянные страхи, всё, чего Себастиан когда-либо пугался. Все чудовища из-под всех кроватей, все существа из самых темных чуланов в его голове. Они надвигались на Себастиана и тролля: все ужасы, какие только могут уместиться внутри ребенка. Ведь внутри у ребенка места гораздо больше, чем помнится взрослым. Себастиан отвернулся и бросился было прочь, но оказалось, что он стоит на краю пропасти глубиной в сотню тысяч метров. Земля дрожала, еще секунда – и все они, его внутренние чудища, будут здесь. Вот уже их тени упали на него, холодя кожу, и Себастиан тут же продрог, точно утром, когда с одного бока сползет одеяло, – ноябрьским утром, когда зима уже одолела осень, а отопление еще не включили. Себастиан провел ладонями над пропастью, ища тепло, – и вдруг уловил его. Оно шло снизу. Если прыгнуть туда, окажешься в постели, мягкой, уютной и полной одеял как раз такого размера, чтобы натянуть на голову средних размеров мальчика. Все это он видел с того места, где стоял. Чудовища оглушительно шипели и ревели на самом краю обрыва, так что троллю пришлось кричать, чтобы Себастиан его расслышал:

– Они только этого и хотят!

– Чего этого? – прокричал Себастиан, уже наклонившись над краем пропасти.





Неужели там, внизу, может оказаться хуже, чем тут?

– Они хотят, чтобы ты туда прыгнул, Себастиан! – крикнул тролль.



Это Себастиан и собирался сделать. Потому что уже знал, как приятно лететь вниз. А вдруг там, внизу, больше не будет больно? Может, там, в самом конце, вообще никакой боли нет?

Но тролль схватил Себастиана за руку. Лапа у него тоже оказалась мягкая. Такого Себастиану ни за что не выдумать, ведь что он, в сущности, знает о лапах, подумал Себастиан. И остался на краю. А все, что делало ему больно, ринулось сквозь него в пропасть, хохоча и завывая.

– Они не в силах причинить тебе вреда, – шепнул тролль. – Потому и хотят, чтобы ты сделал это сам.



Себастиан, тяжело дыша, стоял у пропасти.

– Ты уверен? – усомнился он.

– А ты уверен, что завтрака так и не будет? – в свою очередь усомнился тролль.

– Это ты к чему?

– К тому, что даже если в чем-то уверен, это еще не означает, что все так и есть на самом деле. Ты видишь, скажем, воздушный шарик и уверен, что его упустили. Ведь так? А может, на самом деле он сам улетел.

У Себастиана защипало за глазами.

– В смысле, ты уверен… или ты не уверен?

Тролль поскреб свой мех в нескольких местах.

– Только в том, что было бы совсем не плохо позавтракать.

Себастиан извинился, и тролль огорченно кивнул. Стало тихо. Затем ноги Себастиана пришли в движение – безо всякого его участия. Шар стал раскачиваться, сперва едва уловимо, потом заходил ходуном. Себастиан зажмурился и уперся руками в коленки, потому что больше держаться было не за что. Его затошнило, но тролль положил лапу ему на затылок, и Себастиану тотчас показалось, что он взлетает и парит в воздухе. «Берегись!» – шепнул тролль, но Себастиан не слышал его, пока тролль не крикнул: «БЕРЕГИСЬ!» Тут Себастиан вдруг почувствовал воду в носу. Потом в глазах. Он отчаянно замахал руками, чувствуя, как намокает одежда, а в ботинки вонзаются острые когти и что-то тащит его вниз, в глубину, словно он тонет. ОН ТОНЕТ!

– Ты что, столкнул меня? Ты дурак, что ли? Ты столкнул меня… в море? – в панике крикнул он троллю, едва удерживая нос над водой.


– Нет, это не… не море, это… дождь, – еле слышно выдохнул тролль.

Оба ловили воздух ртом. Небо скрыли огромные волны, которые налетали на Себастиана и тролля и били их изо всех сил, норовя стукнуть побольнее. Мех тролля потемнел, отяжелел и тянул его вниз. Себастиан схватил тролля за лапу, а буря все трепала их, не зная устали.





– Откуда тут дождь? – крикнул Себастиан троллю в ухо, вернее, туда, где у тролля по идее должны быть уши.

– Это слезы! – крикнул тролль в ухо Себастиану, вернее, туда, где по идее были уши у Себастиана.

– Чьи?

– Твои! Все, что ты держал в себе! Я же говорил, ГОВОРИЛ!

– ЧТО?

– ЧТО ЧТО-ТО РАЗРУШИТСЯ – ЛИБО ШАР, ЛИБО ТЫ.



Себастиан скрылся под водой на несколько мгновений, а может, на целую жизнь. Затем вынырнул. Над ним кружила стая огромных серых птиц. Птицы то и дело пикировали вниз и хватали Себастиана за ворот футболки. Он отбивался, и острые клювы оставляли на его руках длинные и глубокие кровавые борозды.

– Они что, хотят… утащить меня? – проорал Себастиан сквозь шум ветра с дождем, хлещущего по лицу.

– Нет, они хотят… напугать тебя! – проорал тролль в ответ, и тут одна из птиц взмыла в небо с полным клювом меха.

– Зачем?

– Чтобы ты перестал барахтаться.



Себастиан вцепился в мех тролля, зажмурившись еще сильнее и уже не зная, кто из них кого удерживает на плаву. Сквозь толщу воды их несло в темноту и наконец ударило о какую-то стену. И наступила тишина, в которую страшно было поверить. Наконец Себастиан открыл глаза и увидел, что оба они лежат на песке, откашливаясь и отфыркиваясь. Солнце потихоньку подсушивало его кожу и шерстку тролля.

– Где мы? – спросил Себастиан.

– На дне, – шепнул тролль.

– На дне чего?

– Тебя.



Себастиан сел. В одежду набился песок, во все места, где человеку этого меньше всего хочется, и даже в такие, где, на взгляд Себастиана, самому песку хотелось бы оказаться еще меньше. Песок был теплый, он бежал из ладоней, найдя дырочку между пальцами. Себастиан посмотрел на костяшки: все в трещинах, но не болят, и дождь уже перестал. Видимо, дождей на дне не бывает, видимо, тут всегда светит солнце – слишком сильно либо слишком слабо. Вокруг пляжа высились неприступные отвесные скалы. А тут в расселине был рай. С одной из каменных стен свисала веревка, а прямо под ней горел костер. Себастиан осторожно раскрыл ладони над перебегающими язычками пламени, ловя тепло. Ветер защекотал ухо.





– Давай! – просвистел он. – Действуй!

Себастиан почесал ухо, удивленно глядя на тролля. Тот печально указал на костер:

– Все ждут, что ты это сделаешь, Себастиан.

– Что?

– Решишь, что проще остаться тут внизу. И подожжешь веревку.

Себастиан медленно моргнул – ресницы будто вязли в сердце и каждую приходилось оттуда вытаскивать.

– Я не смогу жить снаружи, – сказал он наконец.

– Тут тоже не сможешь, – ответил тролль.

– Больше не хочу, чтобы было больно. – Слова дребезжа упали с губ Себастиана, плач швырнул его на колени. – Неужели всем остальным тоже так?

– Не знаю, – честно признал тролль.

– Почему мне больно просто так? И я никогда не смеюсь! Вот нормальные смеются!

Тролль потер кончиками лап в том месте, где у троллей, видимо, находятся виски.