Три грани мизерикорда
Часть 22 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они стояли друг напротив друга и хохотали, а потом одновременно посерьёзнели. Что-то ещё оставалось невысказанным, и это было неправильно, но Агата не собиралась брать инициативу в свои руки. Молчание затягивалось.
– Зачем я пришёл? – задумчиво проговорил, наконец, Алекс. – Кажется, за тем, чтобы предложить вам спину, чтобы вы могли спрятаться за ней. И только здесь понял, что вы не нуждаетесь в спине, разве что в дружеской руке, на которую можно опереться. Чем я могу помочь вам, Агата? Не как мужчина – как друг?
– Тем, что вы умеете, а я – нет, – ответила она не задумываясь. – Управляйте кораблем, Алекс. Там, на Дине, я смогу спокойно делать свою работу, если буду знать, что над головой «Ревель», а в рубке – вы.
Фон Строффе лихо щелкнул каблуками и коротко склонил голову:
– Сделаю всё от меня зависящее.
– Как и я. Как и все мы. Спасибо, Алекс. А теперь – не поужинать ли нам? Я совершенно забыла позавтракать, да и с обедом не сложилось…
Пилот развернулся к двери и сделал приглашающий жест:
– После вас, meine traumfrau[9].
Глава 10. Бог – на стороне метких стрелков!
Может, мы обидели кого-то зря, сбросив пару лишних мегатонн…
Народное творчество
Платина проснулся и не сразу сообразил, где находится. Такое бывало с ним не слишком часто, но всё-таки бывало, поэтому Кондовый некоторое время полежал, собираясь с мыслями. Судя по состоянию постели, его сон был неспокойным, но что снилось… нет уж, лучше не пытаться вспомнить. И вообще – к черту, надо вставать!
С трудом обнаружив свои штаны в груде сваленных в ногах кровати одеял и простыней, он кое-как привел себя в порядок и отправился туда, где пахло кофе и звучали веселые голоса. Следовало позавтракать и поинтересоваться ближайшими планами. Однако, войдя в гостиную, Варфоломей остолбенел.
Первое, что он увидел, был стоящий почти посередине комнаты шезлонг, над которым нависала сложная осветительная конструкция. В шезлонге возлежала обнажённая Агата. Руки её покоились на подлокотниках, ступни босых ног стояли на полу по обе стороны от шезлонга. Между широко разведённых бедер сидел на коленях человек – судя по контуру тела, мужчина – на первый взгляд такой же голый, как и девушка. Правда, несколько секунд спустя закатец разглядел тонкую полоску стрингов и прозрачные завязки фартука на талии. Если на шее и были такие же завязки, они скрывались под собранными в богатый хвост золотистыми волосами.
У изголовья шезлонга пристроился на высоком барном табурете Франц. Непривычно оживлённый, помощник Кертиса держал на растопыренных пальцах левой руки поднос с двумя плошками. В первой была спелая клубника, во второй, судя по всему, взбитые сливки. На глазах завороженного сюрреалистической картиной Платины Спутник, облаченный ради разнообразия в белую безрукавку, штаны и лёгкие туфли на босу ногу, обмакнул ягоду в сливки и поднес её ко рту лежащей Агаты.
Девушка потянулась губами за угощением, мужчина, забавляясь, отвел руку в сторону и оба расхохотались к величайшему возмущению третьего участника сцены.
– Франц, – капризным голосом произнес он, – ты мне мешаешь. Если ты не прекратишь отвлекать Фриду…
– Успокойся, Фил, – продолжая смеяться, Спутник позволил-таки губам Агаты поймать клубничину, – я больше не буду. Долго еще?
– В том-то и дело, что совсем чуть-чуть. Пара штрихов. Секундочку… всё. Можно вставать.
Обладатель золотистых волос первым слез с шезлонга, небрежным жестом бросил на пол мольберт и протянул руку Агате. Та поднялась с удивительным, совершенно не соответствующим обстановке, достоинством, и только тут, должно быть, обратила внимание на застывшего в дверях Варфоломея.
– А вот и ты! – воскликнула она, принимая картинную позу. – И как тебе?
Платина только головой покачал. Татуировки Агаты он помнил ещё с Волги: ветка орхидеи на левой голени и одинокий цветок на правом плече. Теперь же оранжерея пополнилась. Цветущие ветви украшали обе ноги, поднимаясь через колени по бедрам к пупку, и снова расходились, захватывая груди, к плечам, откуда спускались до кистей рук.
Натюрморт – или пейзаж? Ну не знаток он живописи, не знаток! – был что надо.
– Полагаю, нашему клиенту понравится, – улыбнулась довольная произведенным впечатлением Агата. – А ты как думаешь?
– Понравится-понравится, – влез в разговор художник, стаскивающий в эту минуту фартук. – Ты удивительно хороша сейчас. И будешь ещё лучше, если правильно оденешься.
– Вот это новость, Фил! – с легкой насмешкой отозвался так и не слезший с табурета Франц; клубнику со сливками он теперь с видимым удовольствием лопал сам. – Я, признаться, полагал тебя ценителем исключительно мужской красоты…
– Я ценю красоту как таковую, Франц, – сварливо отозвался Фил. – И всегда рад видеть произведение искусства или участвовать в его создании.
– Франц! – Агата с деланным недоумением повернула голову к веселящемуся Спутнику. – Мне показалось, или меня сию минуту обозначили средним родом? Да ещё и неодушевлённым?
– Не обращай внимания, лапочка. Филу трудно использовать слова и местоимения женского рода, когда речь заходит о красоте.
Девушка пренебрежительно фыркнула и подошла к стойке бара, гипнотизируя взглядом стоявшую на ней кофейную чашку.
– Фил, когда я, наконец, смогу пользоваться руками?
– Минут через пятнадцать, – проворчал художник. Пухлые, почти девичьи губы неодобрительно поджались. – Франц, заканчивай ржать и напои девушку кофе. Одежду принесли? Лицом имеет смысл заниматься только после того, как Фрида оденется.
– Привезли. А с Карлом ты пока не хочешь поработать?
Фил обернулся, окинул Варфоломея оценивающим взглядом и отрицательно покачал головой.
– Нет. Это бессмысленно, исходный материал не тот. Я не сапожник, – художник махнул рукой и налил себе белого вина из придирчиво выбранной бутылки, вынутой из ажурного стального поставца.
– Видал сноба? – Франц перестал улыбаться и подошёл к Агате. Несколько секунд спустя он уже осторожно держал чашку у ее губ, следя за тем, чтобы кофе не пролился на кожу. – Одевайся, парень. Вон пакеты, в углу, твой – белый. Сейчас Фрида подсохнет, Фил ей мордочку нарисует, и посмотрим конструкцию в сборе.
Из рубки доносилась отчаянная брань на интере. Трейси мало того, что прилетел сам, так ещё и дядюшку приволок. И теперь Эдвард Молбери ругался с Максом Заславским.
Поводом для стычки служила, насколько понял Варфоломей, уверенность Капитана Неда в необходимости дополнительного прикрытия с воздуха. Каковое он и готов был обеспечить в любое время и в любом объёме. Вплоть до пары эсминцев и эскадрильи тяжелых аэрокосмических истребителей прямо сейчас. Что характерно, обе высокие договаривающиеся (или докрикивающиеся) стороны прекрасно понимали, судя по всему, что прав Макс, а вовсе даже не Нед. Но менее раскалённой атмосфера не становилась. Платина покосился на Агату, поймал насмешливый взгляд и почти незаметное пожатие плечами, и решительно двинулся вперёд – прекращать безобразие.
С их появлением на рубку упала тишина. Густая, вязкая, как кисель. Такая глубокая, что даже хриплое перханье Молбери не нарушило её, просто кануло куда-то на дно. Кондовый, которому казалось скучным потрясаться в одиночку, довольно усмехнулся: потрясаться было чем. Сестрёнка была одета с головы до ног. И при этом являлась самой голой из всех голых женщин, виденных Варфоломеем. И то, как она сейчас двигалась, картины отнюдь не нарушало.
Белый наряд в стиле «милитари» напоминал униформу. Короткая юбка облегала бедра и продолжалась не стесняющим движений взрывом плиссе. Из высоких ботинок выглядывали то ли гольфы, то ли удлинённые носки с кружевной окантовкой. Блузка с коротким рукавом, погончиками и сверкающими металлическими пуговицами едва сходилась на груди, явно не знакомой с понятием «лифчик». Сквозь тонкую, но при этом жёсткую ткань недвусмысленно просвечивали нарисованные Филом цветы. Кисти рук скрывались под короткими, едва до запястья, перчатками из дорогой кожи тончайшей выделки. Картину дополняли браслет и колье.
Пять позолоченных патронов на колье, один на свободной цепочке браслета – ювелир прекрасно справился с поставленной задачей. И что с того, что требование легкого и быстрого высвобождения элементов украшений поначалу поставило беднягу в тупик? Трепаться он не станет – за это Франц поручился, – а остальное неважно. Завершало композицию совместное творение золотых дел мастера и Питера Гринбаттла: массивная серьга в левом ухе, выполненная в виде миниатюрного пистолета.
Грива волос цвета красного дерева с непременной прядью оттенка старого золота в середине каждого крупного локона едва поддавалась усмиряющему действию нескольких шпилек. Глаза стали золотисто-зелёными с карим кольцом вокруг зрачка, кожа сменила оттенок загара с медового на персиковый. В сочетании с глазами, волосами и нарисованными цветами эффект получился сногсшибательным.
Довольная произведённым впечатлением, Агата переложила из одной руки в другую жакетик и сумочку и гордо посмотрела на Платину. Глаза ее затягивала поволока, настолько откровенная, что в позвоночник закатца помимо его воли и здравого смысла ударили невидимые молнии.
– Кажется, у нас получилось! – хрипло промурлыкал женский голос: сладкий, тягучий; и чёрный, как душа Дьявола. Если, конечно, у Дьявола есть душа.
– Можете не сомневаться! – сдавленно выговорил Анатоль Трейси. – Как это у вас выходит, Агата?
– Десять лет практики, Анатоль. Всего лишь десять лет практики, и, поверьте, вы научитесь делать, как надо, с первого раза. Как, по-вашему, впечатлится господин Хо?
– С господином Хо лично я не знаком, – каким-то чудом Трейси заставил свой голос звучать по-деловому отстраненно, – но будь на его месте я, я бы впечатлился.
– А если не впечатлится, – прокаркал со своего места Молбери, – то он законченный импотент!
– Я всегда знал, что красота спасёт мир, – насмешливо, с демонстративным акцентом прокомментировал Леон Аскеров, – а добро победит зло. А потом поставит его на колени и оторвет голову!
– Отлично. Примерно это нам и требовалось. Господа! Нам, случаем, не пора?
«Ревель», отключивший систему оптического камуфляжа лишь на то время, которое требовалось для принятия на борт катера Молбери, плавно двигался к предполагаемому месту перехвата. В рубке было тихо, только едва слышно гудел какой-то прибор. Фон Строффе чуть касался сенсоров управления пальцами правой руки. Ничего экстраординарного не происходило, ИскИн прекрасно справлялся с задачей.
Команда разделилась. Места Лемке и Райта занимали сейчас Агата и Варфоломей – Заславский велел им держаться подальше от театра военных действий. В одном из вспомогательных ложементов полулежал Трейси. Ричард, Отто и Нед, добившийся разрешения Макса на участие в захвате, ждали у трюма, в который предполагалось поймать курьерский катер.
– Есть информпакет, – прозвенел в тишине голос Гринбаттла, которому отдали под оборудование изрядных размеров отсек.
– Заменил? – вскинулся Трейси.
– Да. Внимание, катер будет в точке рандеву через десять минут. Даю вектор, следите.
По дисплею ползла крохотная красная точка, и видно было, как постепенно сливаются курсовые линии этой точки и большой белой метки «Ревеля».
– Захожу на параллель, – отрапортовал Алекс.
– Аудио– и видеосигнал с обшивки скопирован. Собственный сигнал катера подавлен, фальшивка пошла, – отозвался Пит.
– Группе захвата – приготовиться! – проскрежетал Заславский.
Метка «Ревеля» наползла на точку, обозначающую катер, и поглотила ее.
– Гости на борту, – в голосе бортового интеллекта слышалось нескрываемое удовлетворение. Спустя три минуты он же добавил:
– Захват произведён. Дублеры – вперёд, ваш выход!
Платина пробормотал: «Не дрейфь, сестрёнка! Объём не взял – и эти не возьмут!» – и ринулся вон из рубки.
В трюме более чем легкомысленно одетая Агата зябко поежилась. Шлюзовые ворота открылись совсем ненадолго, но и этого хватило, чтобы высокие слои атмосферы, в которых двигался сейчас «Ревель», выстудили огромное помещение. Катер в нем казался игрушкой, а люди и вовсе терялись. Терялись в прямом смысле этого слова: ни пилота катера, ни его спутницы в наличии не наблюдалось. Во всяком случае, на первый взгляд.
Второй же немедленно отметил, что группа захвата стоит бронированной стеной, явно заслоняя собой кого-то. Или – что-то. Отто имел несколько сконфуженный вид, Райт был слегка возбуждён и тщательно старался скрыть это под маской невозмутимости. Невозмутимость Эдварда Молбери маской не была.
– А где… – начал было Варфоломей, однако Агата перебила напарника, указывая подбородком куда-то за спины бравой троицы:
– Это было необходимо? – осуждение в ее голосе смешивалось с некоторой долей злого сарказма.
– Необходимо, – в пустоте трюма прокуренный баритон Капитана Неда звучал неестественно гулко. – Спрятать их по-настоящему качественно вы не сможете, надёжно подчистить память – тем более. Это лучший выход, девочка. В том числе и для них. Я-то всё сделал быстро, без боли и страха. От своих нанимателей они такой милости не дождались бы.
– Зачем я пришёл? – задумчиво проговорил, наконец, Алекс. – Кажется, за тем, чтобы предложить вам спину, чтобы вы могли спрятаться за ней. И только здесь понял, что вы не нуждаетесь в спине, разве что в дружеской руке, на которую можно опереться. Чем я могу помочь вам, Агата? Не как мужчина – как друг?
– Тем, что вы умеете, а я – нет, – ответила она не задумываясь. – Управляйте кораблем, Алекс. Там, на Дине, я смогу спокойно делать свою работу, если буду знать, что над головой «Ревель», а в рубке – вы.
Фон Строффе лихо щелкнул каблуками и коротко склонил голову:
– Сделаю всё от меня зависящее.
– Как и я. Как и все мы. Спасибо, Алекс. А теперь – не поужинать ли нам? Я совершенно забыла позавтракать, да и с обедом не сложилось…
Пилот развернулся к двери и сделал приглашающий жест:
– После вас, meine traumfrau[9].
Глава 10. Бог – на стороне метких стрелков!
Может, мы обидели кого-то зря, сбросив пару лишних мегатонн…
Народное творчество
Платина проснулся и не сразу сообразил, где находится. Такое бывало с ним не слишком часто, но всё-таки бывало, поэтому Кондовый некоторое время полежал, собираясь с мыслями. Судя по состоянию постели, его сон был неспокойным, но что снилось… нет уж, лучше не пытаться вспомнить. И вообще – к черту, надо вставать!
С трудом обнаружив свои штаны в груде сваленных в ногах кровати одеял и простыней, он кое-как привел себя в порядок и отправился туда, где пахло кофе и звучали веселые голоса. Следовало позавтракать и поинтересоваться ближайшими планами. Однако, войдя в гостиную, Варфоломей остолбенел.
Первое, что он увидел, был стоящий почти посередине комнаты шезлонг, над которым нависала сложная осветительная конструкция. В шезлонге возлежала обнажённая Агата. Руки её покоились на подлокотниках, ступни босых ног стояли на полу по обе стороны от шезлонга. Между широко разведённых бедер сидел на коленях человек – судя по контуру тела, мужчина – на первый взгляд такой же голый, как и девушка. Правда, несколько секунд спустя закатец разглядел тонкую полоску стрингов и прозрачные завязки фартука на талии. Если на шее и были такие же завязки, они скрывались под собранными в богатый хвост золотистыми волосами.
У изголовья шезлонга пристроился на высоком барном табурете Франц. Непривычно оживлённый, помощник Кертиса держал на растопыренных пальцах левой руки поднос с двумя плошками. В первой была спелая клубника, во второй, судя по всему, взбитые сливки. На глазах завороженного сюрреалистической картиной Платины Спутник, облаченный ради разнообразия в белую безрукавку, штаны и лёгкие туфли на босу ногу, обмакнул ягоду в сливки и поднес её ко рту лежащей Агаты.
Девушка потянулась губами за угощением, мужчина, забавляясь, отвел руку в сторону и оба расхохотались к величайшему возмущению третьего участника сцены.
– Франц, – капризным голосом произнес он, – ты мне мешаешь. Если ты не прекратишь отвлекать Фриду…
– Успокойся, Фил, – продолжая смеяться, Спутник позволил-таки губам Агаты поймать клубничину, – я больше не буду. Долго еще?
– В том-то и дело, что совсем чуть-чуть. Пара штрихов. Секундочку… всё. Можно вставать.
Обладатель золотистых волос первым слез с шезлонга, небрежным жестом бросил на пол мольберт и протянул руку Агате. Та поднялась с удивительным, совершенно не соответствующим обстановке, достоинством, и только тут, должно быть, обратила внимание на застывшего в дверях Варфоломея.
– А вот и ты! – воскликнула она, принимая картинную позу. – И как тебе?
Платина только головой покачал. Татуировки Агаты он помнил ещё с Волги: ветка орхидеи на левой голени и одинокий цветок на правом плече. Теперь же оранжерея пополнилась. Цветущие ветви украшали обе ноги, поднимаясь через колени по бедрам к пупку, и снова расходились, захватывая груди, к плечам, откуда спускались до кистей рук.
Натюрморт – или пейзаж? Ну не знаток он живописи, не знаток! – был что надо.
– Полагаю, нашему клиенту понравится, – улыбнулась довольная произведенным впечатлением Агата. – А ты как думаешь?
– Понравится-понравится, – влез в разговор художник, стаскивающий в эту минуту фартук. – Ты удивительно хороша сейчас. И будешь ещё лучше, если правильно оденешься.
– Вот это новость, Фил! – с легкой насмешкой отозвался так и не слезший с табурета Франц; клубнику со сливками он теперь с видимым удовольствием лопал сам. – Я, признаться, полагал тебя ценителем исключительно мужской красоты…
– Я ценю красоту как таковую, Франц, – сварливо отозвался Фил. – И всегда рад видеть произведение искусства или участвовать в его создании.
– Франц! – Агата с деланным недоумением повернула голову к веселящемуся Спутнику. – Мне показалось, или меня сию минуту обозначили средним родом? Да ещё и неодушевлённым?
– Не обращай внимания, лапочка. Филу трудно использовать слова и местоимения женского рода, когда речь заходит о красоте.
Девушка пренебрежительно фыркнула и подошла к стойке бара, гипнотизируя взглядом стоявшую на ней кофейную чашку.
– Фил, когда я, наконец, смогу пользоваться руками?
– Минут через пятнадцать, – проворчал художник. Пухлые, почти девичьи губы неодобрительно поджались. – Франц, заканчивай ржать и напои девушку кофе. Одежду принесли? Лицом имеет смысл заниматься только после того, как Фрида оденется.
– Привезли. А с Карлом ты пока не хочешь поработать?
Фил обернулся, окинул Варфоломея оценивающим взглядом и отрицательно покачал головой.
– Нет. Это бессмысленно, исходный материал не тот. Я не сапожник, – художник махнул рукой и налил себе белого вина из придирчиво выбранной бутылки, вынутой из ажурного стального поставца.
– Видал сноба? – Франц перестал улыбаться и подошёл к Агате. Несколько секунд спустя он уже осторожно держал чашку у ее губ, следя за тем, чтобы кофе не пролился на кожу. – Одевайся, парень. Вон пакеты, в углу, твой – белый. Сейчас Фрида подсохнет, Фил ей мордочку нарисует, и посмотрим конструкцию в сборе.
Из рубки доносилась отчаянная брань на интере. Трейси мало того, что прилетел сам, так ещё и дядюшку приволок. И теперь Эдвард Молбери ругался с Максом Заславским.
Поводом для стычки служила, насколько понял Варфоломей, уверенность Капитана Неда в необходимости дополнительного прикрытия с воздуха. Каковое он и готов был обеспечить в любое время и в любом объёме. Вплоть до пары эсминцев и эскадрильи тяжелых аэрокосмических истребителей прямо сейчас. Что характерно, обе высокие договаривающиеся (или докрикивающиеся) стороны прекрасно понимали, судя по всему, что прав Макс, а вовсе даже не Нед. Но менее раскалённой атмосфера не становилась. Платина покосился на Агату, поймал насмешливый взгляд и почти незаметное пожатие плечами, и решительно двинулся вперёд – прекращать безобразие.
С их появлением на рубку упала тишина. Густая, вязкая, как кисель. Такая глубокая, что даже хриплое перханье Молбери не нарушило её, просто кануло куда-то на дно. Кондовый, которому казалось скучным потрясаться в одиночку, довольно усмехнулся: потрясаться было чем. Сестрёнка была одета с головы до ног. И при этом являлась самой голой из всех голых женщин, виденных Варфоломеем. И то, как она сейчас двигалась, картины отнюдь не нарушало.
Белый наряд в стиле «милитари» напоминал униформу. Короткая юбка облегала бедра и продолжалась не стесняющим движений взрывом плиссе. Из высоких ботинок выглядывали то ли гольфы, то ли удлинённые носки с кружевной окантовкой. Блузка с коротким рукавом, погончиками и сверкающими металлическими пуговицами едва сходилась на груди, явно не знакомой с понятием «лифчик». Сквозь тонкую, но при этом жёсткую ткань недвусмысленно просвечивали нарисованные Филом цветы. Кисти рук скрывались под короткими, едва до запястья, перчатками из дорогой кожи тончайшей выделки. Картину дополняли браслет и колье.
Пять позолоченных патронов на колье, один на свободной цепочке браслета – ювелир прекрасно справился с поставленной задачей. И что с того, что требование легкого и быстрого высвобождения элементов украшений поначалу поставило беднягу в тупик? Трепаться он не станет – за это Франц поручился, – а остальное неважно. Завершало композицию совместное творение золотых дел мастера и Питера Гринбаттла: массивная серьга в левом ухе, выполненная в виде миниатюрного пистолета.
Грива волос цвета красного дерева с непременной прядью оттенка старого золота в середине каждого крупного локона едва поддавалась усмиряющему действию нескольких шпилек. Глаза стали золотисто-зелёными с карим кольцом вокруг зрачка, кожа сменила оттенок загара с медового на персиковый. В сочетании с глазами, волосами и нарисованными цветами эффект получился сногсшибательным.
Довольная произведённым впечатлением, Агата переложила из одной руки в другую жакетик и сумочку и гордо посмотрела на Платину. Глаза ее затягивала поволока, настолько откровенная, что в позвоночник закатца помимо его воли и здравого смысла ударили невидимые молнии.
– Кажется, у нас получилось! – хрипло промурлыкал женский голос: сладкий, тягучий; и чёрный, как душа Дьявола. Если, конечно, у Дьявола есть душа.
– Можете не сомневаться! – сдавленно выговорил Анатоль Трейси. – Как это у вас выходит, Агата?
– Десять лет практики, Анатоль. Всего лишь десять лет практики, и, поверьте, вы научитесь делать, как надо, с первого раза. Как, по-вашему, впечатлится господин Хо?
– С господином Хо лично я не знаком, – каким-то чудом Трейси заставил свой голос звучать по-деловому отстраненно, – но будь на его месте я, я бы впечатлился.
– А если не впечатлится, – прокаркал со своего места Молбери, – то он законченный импотент!
– Я всегда знал, что красота спасёт мир, – насмешливо, с демонстративным акцентом прокомментировал Леон Аскеров, – а добро победит зло. А потом поставит его на колени и оторвет голову!
– Отлично. Примерно это нам и требовалось. Господа! Нам, случаем, не пора?
«Ревель», отключивший систему оптического камуфляжа лишь на то время, которое требовалось для принятия на борт катера Молбери, плавно двигался к предполагаемому месту перехвата. В рубке было тихо, только едва слышно гудел какой-то прибор. Фон Строффе чуть касался сенсоров управления пальцами правой руки. Ничего экстраординарного не происходило, ИскИн прекрасно справлялся с задачей.
Команда разделилась. Места Лемке и Райта занимали сейчас Агата и Варфоломей – Заславский велел им держаться подальше от театра военных действий. В одном из вспомогательных ложементов полулежал Трейси. Ричард, Отто и Нед, добившийся разрешения Макса на участие в захвате, ждали у трюма, в который предполагалось поймать курьерский катер.
– Есть информпакет, – прозвенел в тишине голос Гринбаттла, которому отдали под оборудование изрядных размеров отсек.
– Заменил? – вскинулся Трейси.
– Да. Внимание, катер будет в точке рандеву через десять минут. Даю вектор, следите.
По дисплею ползла крохотная красная точка, и видно было, как постепенно сливаются курсовые линии этой точки и большой белой метки «Ревеля».
– Захожу на параллель, – отрапортовал Алекс.
– Аудио– и видеосигнал с обшивки скопирован. Собственный сигнал катера подавлен, фальшивка пошла, – отозвался Пит.
– Группе захвата – приготовиться! – проскрежетал Заславский.
Метка «Ревеля» наползла на точку, обозначающую катер, и поглотила ее.
– Гости на борту, – в голосе бортового интеллекта слышалось нескрываемое удовлетворение. Спустя три минуты он же добавил:
– Захват произведён. Дублеры – вперёд, ваш выход!
Платина пробормотал: «Не дрейфь, сестрёнка! Объём не взял – и эти не возьмут!» – и ринулся вон из рубки.
В трюме более чем легкомысленно одетая Агата зябко поежилась. Шлюзовые ворота открылись совсем ненадолго, но и этого хватило, чтобы высокие слои атмосферы, в которых двигался сейчас «Ревель», выстудили огромное помещение. Катер в нем казался игрушкой, а люди и вовсе терялись. Терялись в прямом смысле этого слова: ни пилота катера, ни его спутницы в наличии не наблюдалось. Во всяком случае, на первый взгляд.
Второй же немедленно отметил, что группа захвата стоит бронированной стеной, явно заслоняя собой кого-то. Или – что-то. Отто имел несколько сконфуженный вид, Райт был слегка возбуждён и тщательно старался скрыть это под маской невозмутимости. Невозмутимость Эдварда Молбери маской не была.
– А где… – начал было Варфоломей, однако Агата перебила напарника, указывая подбородком куда-то за спины бравой троицы:
– Это было необходимо? – осуждение в ее голосе смешивалось с некоторой долей злого сарказма.
– Необходимо, – в пустоте трюма прокуренный баритон Капитана Неда звучал неестественно гулко. – Спрятать их по-настоящему качественно вы не сможете, надёжно подчистить память – тем более. Это лучший выход, девочка. В том числе и для них. Я-то всё сделал быстро, без боли и страха. От своих нанимателей они такой милости не дождались бы.