Три грани мизерикорда
Часть 19 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что ты делаешь, чёрт побери?! – рявкнул Кондовый, но его праведный гнев пропал втуне, не произведя на девушку никакого впечатления. Она, чуть склонив голову набок, рассматривала выставленный в витрине манекен.
– Аг… тьфу ты, Фрида! Фрида, ты чего?
– Я хочу эту шмотку, – отозвалась, наконец, Агата.
– Что?! Какую ещё шмотку? Мать, ты сдурела? Нам надо идти, нас ждут!
– Я хочу эту шмотку, – мрачно повторила она.
Платина демонстративно поглядел вверх, вопрошая отсутствующие здесь небеса, что делать с явно поехавшей крышей подругой, снова опустил глаза и попытался понять, что, собственно, происходит. За толстым стеклом, над которым переливались золотом слова «Bella Donna», стояла женская фигура, облаченная в темно-синие штаны, судя по всему – настоящие кожаные, и такую же сильно приталенную безрукавку, отороченную по глубокому, почти открывающему плечи декольте мехом цвета слоновой кости. Мех был коротким, густым и очень мягким на вид.
– Фрида, послушай… никуда эта лавка не денется, и шмотка не денется, – Варфоломей говорил мягко, успокаивающе, так, как по его представлениям должен говорить с находящимся на грани припадка пациентом хороший психиатр. – И вообще – почти четыре утра, что ты рассчитываешь купить в это время?
Словно в ответ на его слова дверь магазинчика распахнулась, и оттуда пулей вылетел низенький господин, чье пузо сделало бы честь победителю конкурса любителей пива. Коротышка был счастливым обладателем обширной лысины, вороных усов устрашающих размеров и улыбки, которая, будь она хоть самую малость пошире, вполне могла бы заползти на затылок.
– Сеньорита! Сеньорита! – затараторил он, делая приглашающие жесты неожиданно крупными ладонями, тыльная сторона которых густо поросла жестким черным волосом. – Прошу вас, проходите! Такая красавица, как вы, обязательно, непременно должна посетить мой магазин! Бриллианту необходима оправа! Ах, я знал, знал, что не напрасно засиделся сегодня! Я чувствовал! Я предвидел! Прошу, прошу!
И Платине ничего не оставалось, как только последовать за устремившейся вперёд «супругой».
Внутри оказалось неожиданно просторно. Помещение было довольно узким, под стать фасаду, но очень длинным и высоким. Варфоломей запоздало сообразил, что, должно быть, все заведения здесь устроены таким образом. Оформленный выход на улицу стоит денег, и тем больших, чем он шире. Вырубить же в скальной породе любой нужный объём труда не составляет. И неизвестно, сколько ещё и каких комнат, а то и залов, прячется за портьерами и увитыми зеленью решетками.
Будь стены голыми, могло бы показаться, что посетитель попал в туннель, но зеркала и драпировки делали своё дело, превращая интерьер в подобие роскошной шкатулки. Между тем хозяин продолжал строчить, как древнее автоматическое оружие:
– Я могу предложить сеньорите всё, что пожелает ее прекрасная душа! Одежду, обувь, бельё… Паола! Паола!
Откуда-то слева выскользнула совсем юная девушка с длинными черными волосами и смугловатой матовой кожей. Под ее лукавым, изучающим взглядом Платина почувствовал, что краснеет.
– Паола! Кофе сеньору! И что-нибудь освежающее! И закуски, закуски! Сеньорита, вам понравился этот костюм? Великолепный вкус, великолепный! Я уверен, что это ваш размер! Паола, мой сантиметр!
Окончательно сбитый с толку Кондовый обнаружил, что сидит на розовом пуфике возле крохотного столика. Перед ним на узорной столешнице стояли чашка кофе, бутылка вина, бокал, плетенка с булочками и тарелка с несколькими сортами сыра и тонко нарезанной салями. Тарелка занимала большую часть стола. Он растерянно огляделся. Ни Агаты, ни Паолы, ни хозяина видно не было, компанию пилоту составлял только бесстыдно голый манекен в витрине. Из глубины магазина доносилось:
– Нет-нет, сеньорита, что бы у вас ни было под рубашкой, это решительно не годится, решительно! Паола, голубой комплект номер три! И чулки, чулки! И сапоги, это нельзя носить с ботинками! Сеньорита… ах, сеньора?! Тем лучше, тем лучше! Женщине нужен мужчина, который баловал бы её, а где ж ещё и баловать, как не у Марио Висконти! Паола! Паола! Ну, где же эта девчонка! Паола, нам нужны две… нет, три! Три сорочки! И шарфы, неси шарфы!
Варфоломей окончательно смирился с судьбой. Похоже, отсюда они не уйдут до тех пор, пока этот недомерок не всучит Агате половину своего товара. Или три четверти. Или весь.
Впрочем, практика показала, что он ошибся в своих предположениях. Не прошло и двух бокалов вина, как перед ним предстала Агата, всё ещё в старой одежде, но с тремя разновеликими фирменными пакетами в руках. Хозяин, часто кланяясь, семенил за ней, а девушка негромко, но внушительно говорила:
– Сеньор Висконти, у меня был длинный день. Длинный и трудный. Сейчас я просто не в состоянии оценить ваш ассортимент. Давайте договоримся так: я приду к вам, скажем, в два часа пополудни, и мы решим, что ещё мне следует приобрести. Подберите что-нибудь на свой вкус. Не очень много – я привыкла путешествовать налегке. И, умоляю, никакой вычурности.
– Я понял, сеньора, я вас понял! Но зачем же вам приходить?! Я сам приду! Только скажите – куда, и к двум пополудни я буду к вашим услугам!
– «Два бурундука», сеньор Висконти. Спросите там фру Йоханссон.
– Конечно, сеньора Йоханссон, конечно! Может быть, кофе? Бокал вина? Паола!
– Сеньор Висконти, я устала. Я не уверена сейчас даже в своей способности принять душ перед сном. Но я буду с удовольствием ждать вашего прихода. До встречи!
С этими словами Агата величественно выплыла за предупредительно распахнутую хозяином дверь магазина. Платина с ухмылкой покосился на сеньора Висконти – тот стоял, прижав пальцы к губам, и театральным шёпотом восклицал: «Bellissima! Bellissima!» – и вышел вслед за ней.
Было уже начало шестого, когда они добрались, наконец, до «Двух бурундуков». Возбуждение, столь несвоевременно охватившее Агату у витрины «Bella Donna», позорно капитулировало под натиском усталости, и теперь она с трудом переставляла ноги. Даже маленькая сила тяжести не спасала.
В баре – а «Два бурундука» оказались именно баром – было почти пусто. Три сдвинутых столика оккупировала компания, которая, наверное, была шумной – часа эдак два, а то и три назад. Сейчас же просто, но добротно одетые мужчины сидели ссутулившись, натужно шутили, и вяло переставляли огромные пивные кружки, почти не притрагиваясь к их содержимому. Агата улыбнулась почти против воли: настолько явно в воздухе витало «Мы заплатили за это пиво, и мы его выпьем, и гори всё синим пламенем!».
За стойкой бара хандрил мужчина лет тридцати с хвостиком. Хвостики, кстати, наблюдались везде: на затылке; на охватывающей жилистую шею цепочке; на светло-коричневой куртке с многочисленными прорезями, сквозь которые просвечивала смуглая волосатая грудь. Вероятно, даже на штанах, но штанов из-за стойки не было видно. Своеобразный тип. Однако под определение «болтики в голове с левой резьбой» он не подходил, во всяком случае эмофон ощущался как абсолютно естественный для окружающей обстановки.
Агата чувствовала исходящее от него равнодушное любопытство. Она поймала взгляд Платины и пожала плечами: «Не знаю. Решай сам». Ответное пожатие плеч выглядело куда внушительнее её собственного – сказывалась разница в габаритах. Варфоломей решительно двинулся к стойке. Девушка пошла за ним.
– Доброе утро, – улыбка бармена была такой же невыразительной, как его костюм – экстравагантным.
– Доброе утро, – отозвался пилот. – Меня зовут Карл Йоханссон, и я хотел бы поговорить с мистером Гринбаттлом.
Как по мановению волшебной палочки лицо хвостатого стало заинтересованным и предупредительным.
– Конечно, гере Йоханссон, я немедленно его приглашу. Присядьте. А это ваша супруга? Располагайтесь, фру Йоханссон, мистер Гринбаттл сейчас подойдёт.
Пару минут спустя часть стеллажа с бутылками за спиной бармена ушла вглубь и влево, и в образовавшийся дверной проем шагнул парень чуть постарше Варфоломея. Несмотря на поздний (или ранний) час, его круглое добродушное лицо не было заспанным. Всклокоченные темно-рыжие волосы выглядели так, словно он только что оторвал голову от подушки, но Агата была готова поклясться, что это их обычное состояние. Распахнутая жилетка не скрывала ни бледной кожи, ни почти болезненной полноты. На левом бицепсе красовалась татуировка в виде антропоморфного зелёного насекомого в ярком свитере.
Общее впечатление безобидного толстяка портили только орехово-карие глаза, внимательные, как у недовольной кошки. Где-то на самом дне этих глаз переливалась легкая рябь неоднозначности, вызванная, возможно, дымящейся самокруткой, вставленной в элегантный мундштук.
– Я Пит Гринбаттл, – произнес парень. – Будем знакомы.
Рукопожатие его оказалось неожиданно приятным. Вообще-то у многих толстяков ладони горячие и влажные, но рука Пита была только теплой; теплой и сухой.
– Мы ждали вас раньше, я уже начал беспокоиться.
– Да вот, Фрида решила сделать покупки, – с извиняющейся улыбкой отозвался Платина.
– Может быть, ты способен не сменить бельё перед сном, а я – нет, – холодно отрезала Агата.
В обращенных на нее глазах Гринбаттла промелькнул намек на интерес.
– Мистер Трейси предупредил меня, что вам палец в рот не клади, – усмехнулся он.
– Мистер Трейси хорошо разбирается в людях.
– Это уж точно, – посерьёзнел Пит. – Если будет время, я вам расскажу, насколько. А пока что запомните, что друзья мистера Трейси – мои друзья, а с Питом Гринбаттлом здесь считаются. И, кстати, правильно делают. Идёмте.
Боковая дверь возле стойки открывалась в узкий коридор. На полу лежала ковровая дорожка, и Агата была совершенно уверена, что ступает сейчас по натуральной шерсти. Гринбаттл остановился у третьей двери, такой же деревянной и массивной, как две другие. Чем бы ни занимался помимо содержания бара владелец «Двух бурундуков», одно о нём можно было сказать точно: бедность и рядом с ним не лежала. Или лежала, но очень, очень давно.
– Я редко сдаю комнаты постояльцам, – говорил их хозяин, входя в небольшой холл, – просто незачем, денег и так хватает. Но мистер Трейси особо подчеркнул необходимость обеспечить вашу безопасность. А поскольку отсутствием подслушивания и подглядывания в этом заведении я занимаюсь лично, и охранные системы тоже налаживаю сам, более спокойного места вам не найти. Здесь гостиная и две спальни. Ванных тоже две, так что вы не будете зависеть друг от друга. Воду можете тратить без ограничений. Холодильник забит, – он кивнул на кухонную зону в углу гостиной, – буфет тоже. Захотите чего-нибудь посущественнее – можно заказать прямо сюда, вот терминал. Или выходите в общий зал. С настройкой окон разберетесь, тут ничего сложного. Так, что я забыл?
– Думаю, вы ничего не забыли, Пит, – улыбнулась Агата, испытывающая почти непреодолимое желание с размаху броситься в огромное кресло.
– Ладно, тогда я побежал, надо кое за чем приглядеть. Если вам что-то понадобится…
– Не в ближайшее время. Вот разве что… около двух пополудни сюда заявится сеньор Висконти из магазина «Bella Donna»…
– Его проводят. После того, как предупредят вас, – понимающе кивнул Гринбаттл от дверей. – Отдыхайте.
Глава 9. Откровенная наглость как элемент стратегического планирования
Запомните, чем более дерзок будет ваш план, тем больше шансов на его реализацию. Ошарашьте противника, деморализуйте его – и полдела сделано.
Преподаватель разведшколы, предпочевший остаться неизвестным
Питер Гринбаттл родился, когда его родители уже могли – с некоторой натяжкой – причислить себя к среднему классу. Именно эта натяжка доставляла ему немало неприятностей сначала в детском саду, а потом и в школе.
Гринбаттл-старший твердо намеревался дать сыну самое лучшее образование. К несчастью, «лучшее» означало «дорогое», поэтому на дом, одежду и медицинское обслуживание оставались сущие крохи.
Коррекцию обмена веществ, к примеру, мальчику вовремя сделать не смогли. Как не могли обеспечить его вещами, позволяющими не выделяться на фоне более благополучных одноклассников. Трудно быть толстяком среди стройных, почти оборвышем – среди хорошо одетых сверстников. Трудно не иметь возможности участвовать в общих развлечениях или пригласить знакомых в то, что лидер класса Крис Миллер презрительно называл «конурой».
И как будто мало было всего этого! В конце концов, очень многое можно просто обозвать «индивидуальным стилем жизни», показав «завистникам» средний палец. Но что прикажете делать с фамилией?! Гринбаттл – это же хуже… хуже всего на свете! Ну что стоило родителям быть Смитами? Или Джонсами? Или Браунами? Гринбаттл! Кто-нибудь сомневается в том, что к Питу мгновенно приклеилась кличка «Гринбаттлфлай»[8]? Никто не сомневается? Какие все умные! Толку то…
В общем, не было ничего удивительного в том, что Питер Гринбаттл замкнулся и решил, что окружающий мир не стоит того, чтобы жить по его законам. Чертовски многих подростков такое решение приводило в уличные банды, но Пит хорошо умел просчитывать шансы.
Вероятность разбогатеть, грабя лавчонки и снимая украшения с припозднившихся прохожих, была слишком мала, чтобы он занялся такими глупостями. Не говоря уж о том, что этот род деятельности требовал постоянного контакта с другими людьми, а людей Питер Гринбаттл не любил.
То ли дело написание компьютерных программ! Компьютер не пригласит тебя прошвырнуться, но и обзываться не станет. Компьютеру нет дела до того, как ты одет, сколько у тебя лишнего веса и в каком доме ты живёшь, только обеспечь бесперебойное питание… У навороченного – подарок отца, ради которого тот в очередной раз влез в кредитную кабалу – компьютера Пита питание было бесперебойным.
Разумеется, Питера довольно быстро заметили. Семьям нужны талантливые люди, и им – как и компьютерам – наплевать, что парнишке, пишущему толковые программы, всего четырнадцать лет. В Семьях никто не говорит: «Подрасти!», это вам не снобьё из студенческого клуба. Умеешь работать – работай, сбыт мы обеспечим. И дело пошло. И шло очень даже недурно – до того момента, как разразился крупный скандал с удивительно элегантным уводом денег со счетов «Vitae Serve».
Самое смешное состояло в том, что в данном случае Пит был совершенно ни при чём, – но от ареста это его не спасло. Посредник, с которым он общался в последнее время, продавая свои поделки, равнодушно умыл руки. Безопасность была налажена хорошо, и выдать кого-либо двадцатидвухлетний на тот момент Гринбаттл не мог по определению.
Так что возиться с ним никто не стал, решив, видимо, что пользы от программиста получено уже достаточно, а помогать… да ну его, мало их таких, что ли? Ни в одну из Семей он не входил, информацией – тогда – не обладал, покровителя не имел… События быстро и уверенно тащили Питера к длительному сроку тюремного заключения, но тут вмешалась Судьба в лице Анатоля Трейси.
Почти всё своё время Питер проводил в доме: общаться с людьми он не умел и побаивался. Денег ему давно уже хватало и на доставку всего, что душа пожелает, и на вызов хорошеньких девчонок… но за новостями он следил исправно и взлет карьеры адвоката заметил.
Именно к Трейси Пит и обратился, чуть ли не впервые в жизни столкнувшись с человеком, которому от него ничего не было надо. Совсем. Он не был ни одним из посредников, за добродушием которых скрывалось явственно ощущаемое презрение, ни наёмным работником, жадным до чаевых, и всё равно посматривающим на «рохлю» свысока. Анатоль Трейси честно предупредил, что услуги его стоят дорого, но разговаривал с Гринбаттлом куда уважительнее, чем кто-либо с тех пор, как умер отец. И Питер ему поверил.
Правда, вскоре после выхода под залог, обеспеченного Трейси, на Пита накатила паника, и он сбежал на Манки. Оттуда парень рассчитывал удрать ещё дальше, но пока суд да дело… надежные документы, подходящий транспорт… нашли его быстро. И сделал это Эдвард Молбери.
Высоченный лысый дядька не стал читать ему мораль. Бить морду тоже не стал, хотя и очень, по его словам, хотел. Капитан Нед просто вернул молодого человека на Триангл, поселив до начала процесса в своём доме, сотворённом из списанного корабля. И как-то постепенно, исподволь, ухитрился внушить перепуганному до заикания программеру, что сволочей вокруг, конечно, до чёрта, но человечество состоит не только из них.
Люди бывают разные. И жизнь вполне можно наладить, надо только не прятаться от неё, а взять за горло, нежно, но крепко и решительно. Жизнь мазохистка, парень, она это любит. И вообще: нашёл, о чем переживать! Подумаешь – толстяк! А я – лысый, и что? Ха, фамилия! Да смени ты её, и дело с концом. Или не меняй. Зелёная муха – это не обязательно плохо, вот, погляди, что я тебе принес.
Детский сериал про двух бурундуков, крысу, мышь и – да! – зелёную муху, корни которого уходили, по словам Молбери, в двадцатое столетие, а пик популярности обновлённой версии пришёлся на время до рождения Пита, произвёл на того неизгладимое впечатление. Ещё будучи под следствием, он сделал себе татуировку на бицепсе и пришёл от этого в щенячий восторг. Бог весть почему, предстоящий процесс его теперь не страшил.