Три дня Индиго
Часть 58 из 77 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Надо уходить, Макс. Там… всё чисто? – Елена кивнула на конференц-зал.
– Там очень грязно, – сказал я задумчиво. – Но да, там стало куда чище, чем раньше.
– Надо уходить!
Если честно, я не верил, что нам удастся уйти. По всему музею звенели какие-то тревожные сигналы. Внизу суетились люди, бо́льшая часть двигалась в сторону выходов, но кто-то метался из стороны в сторону. Тонкий женский голос выкрикивал:
– Любочка! Кто видел Любу? Быстро ко мне, всё потом, Верочка, брось мольберт…
Наверх, к счастью, никто не двигался. И откуда раздались выстрелы и крики, похоже, никто выяснять не спешил.
– Пойдем, – согласился я. – Мне кажется, мы сделали всё, что могли.
Мы сбежали по лестнице. Я подумал, что и сумку, и сеткомет мы оставили где-то наверху, и это улики, но ведь мы все равно наверняка попали на видеокамеры, и когда их просмотрят, нас опознают и найдут.
Не вышла у нас тихая диверсия. Не получилось бросить кристаллик в пунш и уйти незамеченными, уж слишком пунш оказался необычным…
Но я вдруг подумал, что в любом случае рад тому, что увидел. Слуги, убивающие сами себя… редко когда справедливость торжествует так явно и так ярко.
Внизу лестницы нас едва не сбила с ног крупная немолодая женщина в форме служительницы музея, мечущаяся из стороны в сторону, а потом вставшая у лестницы и раскинувшая руки. Глаза у нее сделались совершенно безумные, она выкрикивала:
– Задымление! Задымление!
Никакого дыма и огня не было, конечно. Наверное, она видела свой персональный кошмар – сгорающие без следа бесценные полотна. Но свою ноту в общую симфонию паники она вносила, люди начинали озираться и ускоряли шаги. Мы обогнули ее и, смешавшись с толпой, стали пробиваться к выходу.
Несколько раз нам попадались охранники, но они, похоже, были больше озабочены тем, чтобы вывести людей наружу, в лица не вглядывались и никого остановить не пытались.
Может быть, эти крики про задымление сыграли нам на руку: все пытались покинуть музей, а не разобраться в происходящем.
И через пару минут мы, вместе с другими посетителями, вырвались из кондиционированной прохлады в теплый апрельский вечер. С набережной доносились сирены пожарных машин, а мы, не сговариваясь, пошли в сторону центра.
– Надо от стволов избавиться, – сказал деда Боря деловито. – Не то чтоб это помогло, но…
– Отдашь пистолет мне, – ответила Елена. – Я избавлюсь.
– И в кафе бы зайти, – добавил деда Боря.
– В туалет? – устало спросила Елена.
– Почему сразу в туалет? Хочу выпить рюмку! Нервы шалят! Да, в туалет… тоже…
Мы зашли. Все равно надо было где-то присесть, не передавать же оружие прямо на улице.
Это было крошечное кафе, на пять или шесть столиков. Нам нашелся один свободный. Елена и деда Боря заказали коньяк, я попросил зеленый чай покрепче.
– Пуэр? – спросила официантка, совсем молодая девчонка. Интересно получается, в магазине ей бы коньяк не продали, а на работе она его нам продает.
Жизнь вообще устроена очень фальшиво, пока не соприкасается со смертью.
Я кивнул. Пуэр так пуэр. Ценник был конский, но как-то меня перестали волновать деньги.
– Я вас ненадолго покину, – сказал деда Боря и пошел к двери туалетной кабинки.
– Совсем дед сдает, – негромко сказала Елена, глядя ему вслед. – У него была онкология, Максим. И он не хочет проверяться и лечиться. Говорит: «Сколько есть, все мои».
– Так нельзя.
– Когда человек теряет смысл жизни, ему всё можно, – вздохнула Елена. – Это он еще взбодрился.
Вернулся деда Боря, я встал и пошел по его маршруту. Когда вернулся, на столе уже был чайничек с чаем и два бокала с коньяком на донышке.
– Помянем Виталия, – сказала Елена.
Просто это у них было. Как-то совсем просто.
Умом я понимал, что им тяжело и больно, но вида они не подавали. Старики-разбойники…
– А вам можно, деда Боря? – спросил я.
– В чем проблема? – сварливо ответил он, залпом выпив коньяк.
– У вас же кровь… ну… в туалете, – неловко сказал я.
– Глазастый, – отозвался он раздраженно.
– Боря! – выпалила Елена.
– Что Боря?
– Давно у тебя кровь в моче?
Он заерзал на стуле.
– Слушай, Леночка, мы же кушаем…
– Мы пьем.
– Тем более!
– Давно?
– С неделю. Да не волнуйся ты так, это же явно камень идет.
Елена выдохнула. Посмотрела на меня.
– Извини, Максим.
Я пожал плечами. Крови я сегодня навидался достаточно, она меня уже не смущала.
– Сейчас мы закажем такси, – сказала Елена. – И я повезу тебя в клинику.
– Ну к чему это…
– Тем более если нас придут… когда нас придут арестовывать, ты будешь в палате, с диагнозом и горой лекарств.
Деда Боря криво улыбнулся:
– Гора лекарств? Это хорошо. А то мои таблетки уже ни черта не помогают.
– Старый упрямый дурак, – выругалась Елена. – Максим, боюсь, помощники из нас больше никакие. На некоторое время.
– Вы не помощники, – ответил я. – Вы друзья.
Она кивнула, испытующе посмотрела на деда Борю. Тот вроде бы встряхнулся от коньяка, но выглядел все равно ужасно.
– Поедешь с нами, Максим?
Я покачал головой:
– Нет, извините. Я домой. То есть нет, в Гнездо. Хотя вначале все-таки домой, потом в Гнездо…
– А для тебя это разве не одно и то же? – спросил деда Боря.
Консьерж в подъезде приветствовал меня кивком и тут же сообщил из своего закутка:
– Твои недавно ушли. Молодцы, много стали гулять, это полезно.
– А ко мне никто не заходил, Андреич? – спросил я.
Он понял меня неправильно. Случившийся пару недель назад визит монстра, пусть еще и человекообразного, больно ударил по его самолюбию – Виктор Андреевич решил, что его отделал молодой парень «под веществами».
– Пусть только попробуют! – воинственно сказал консьерж, нахмурился и похлопал рукой по дубинке на поясе.
Да, неприятная будет ситуация, если ко мне заявятся полицейские в штатском.
Хотя Андреич мужик тертый, почувствует сразу, с кем имеет дело.
У меня было странное чувство, когда я вошел в квартиру. Будто и не к себе уже. Будто в номер гостиницы или к родителям.
А ведь тут все мое, знакомое и любимое. Даже к мебели, оставшейся от прежних хозяев, я привык. Даже книжки из их библиотеки почти все прочитал (бо́льшую часть, кстати, никто и не открывал до меня ни разу). Вот подборку древних дивиди не смотрел, хоть и проигрыватель был, слишком уж паршиво картинка выглядела на экране. И как это раньше люди могли смотреть видеокассеты и дивиди?
Я вдруг подумал, что вряд ли снова сюда вернусь. Слишком много дел мы натворили. Уже скоро сюда придут чужие люди в форме, будут рыться в ящиках и шкафах, просматривать содержимое компьютера, расспрашивать обо мне соседей…
Ну и пусть.
Я вымылся, после визита в музей это было просто необходимо. Выбрал в шкафу новое белье, носки, джинсы, рубашку. Достал из сейфа все деньги и кристаллы, большую часть положил в коробку из-под мобильника – последней модели, выпущенной корпорацией «Эппл» перед ее крахом. Родители купили мне его на день рождения, но подарить не успели – случилась Перемена. Отец отдал его просто так, посмеиваясь. Сказал: «Теперь это раритет, семейная реликвия, своему сыну передашь по наследству».
– Там очень грязно, – сказал я задумчиво. – Но да, там стало куда чище, чем раньше.
– Надо уходить!
Если честно, я не верил, что нам удастся уйти. По всему музею звенели какие-то тревожные сигналы. Внизу суетились люди, бо́льшая часть двигалась в сторону выходов, но кто-то метался из стороны в сторону. Тонкий женский голос выкрикивал:
– Любочка! Кто видел Любу? Быстро ко мне, всё потом, Верочка, брось мольберт…
Наверх, к счастью, никто не двигался. И откуда раздались выстрелы и крики, похоже, никто выяснять не спешил.
– Пойдем, – согласился я. – Мне кажется, мы сделали всё, что могли.
Мы сбежали по лестнице. Я подумал, что и сумку, и сеткомет мы оставили где-то наверху, и это улики, но ведь мы все равно наверняка попали на видеокамеры, и когда их просмотрят, нас опознают и найдут.
Не вышла у нас тихая диверсия. Не получилось бросить кристаллик в пунш и уйти незамеченными, уж слишком пунш оказался необычным…
Но я вдруг подумал, что в любом случае рад тому, что увидел. Слуги, убивающие сами себя… редко когда справедливость торжествует так явно и так ярко.
Внизу лестницы нас едва не сбила с ног крупная немолодая женщина в форме служительницы музея, мечущаяся из стороны в сторону, а потом вставшая у лестницы и раскинувшая руки. Глаза у нее сделались совершенно безумные, она выкрикивала:
– Задымление! Задымление!
Никакого дыма и огня не было, конечно. Наверное, она видела свой персональный кошмар – сгорающие без следа бесценные полотна. Но свою ноту в общую симфонию паники она вносила, люди начинали озираться и ускоряли шаги. Мы обогнули ее и, смешавшись с толпой, стали пробиваться к выходу.
Несколько раз нам попадались охранники, но они, похоже, были больше озабочены тем, чтобы вывести людей наружу, в лица не вглядывались и никого остановить не пытались.
Может быть, эти крики про задымление сыграли нам на руку: все пытались покинуть музей, а не разобраться в происходящем.
И через пару минут мы, вместе с другими посетителями, вырвались из кондиционированной прохлады в теплый апрельский вечер. С набережной доносились сирены пожарных машин, а мы, не сговариваясь, пошли в сторону центра.
– Надо от стволов избавиться, – сказал деда Боря деловито. – Не то чтоб это помогло, но…
– Отдашь пистолет мне, – ответила Елена. – Я избавлюсь.
– И в кафе бы зайти, – добавил деда Боря.
– В туалет? – устало спросила Елена.
– Почему сразу в туалет? Хочу выпить рюмку! Нервы шалят! Да, в туалет… тоже…
Мы зашли. Все равно надо было где-то присесть, не передавать же оружие прямо на улице.
Это было крошечное кафе, на пять или шесть столиков. Нам нашелся один свободный. Елена и деда Боря заказали коньяк, я попросил зеленый чай покрепче.
– Пуэр? – спросила официантка, совсем молодая девчонка. Интересно получается, в магазине ей бы коньяк не продали, а на работе она его нам продает.
Жизнь вообще устроена очень фальшиво, пока не соприкасается со смертью.
Я кивнул. Пуэр так пуэр. Ценник был конский, но как-то меня перестали волновать деньги.
– Я вас ненадолго покину, – сказал деда Боря и пошел к двери туалетной кабинки.
– Совсем дед сдает, – негромко сказала Елена, глядя ему вслед. – У него была онкология, Максим. И он не хочет проверяться и лечиться. Говорит: «Сколько есть, все мои».
– Так нельзя.
– Когда человек теряет смысл жизни, ему всё можно, – вздохнула Елена. – Это он еще взбодрился.
Вернулся деда Боря, я встал и пошел по его маршруту. Когда вернулся, на столе уже был чайничек с чаем и два бокала с коньяком на донышке.
– Помянем Виталия, – сказала Елена.
Просто это у них было. Как-то совсем просто.
Умом я понимал, что им тяжело и больно, но вида они не подавали. Старики-разбойники…
– А вам можно, деда Боря? – спросил я.
– В чем проблема? – сварливо ответил он, залпом выпив коньяк.
– У вас же кровь… ну… в туалете, – неловко сказал я.
– Глазастый, – отозвался он раздраженно.
– Боря! – выпалила Елена.
– Что Боря?
– Давно у тебя кровь в моче?
Он заерзал на стуле.
– Слушай, Леночка, мы же кушаем…
– Мы пьем.
– Тем более!
– Давно?
– С неделю. Да не волнуйся ты так, это же явно камень идет.
Елена выдохнула. Посмотрела на меня.
– Извини, Максим.
Я пожал плечами. Крови я сегодня навидался достаточно, она меня уже не смущала.
– Сейчас мы закажем такси, – сказала Елена. – И я повезу тебя в клинику.
– Ну к чему это…
– Тем более если нас придут… когда нас придут арестовывать, ты будешь в палате, с диагнозом и горой лекарств.
Деда Боря криво улыбнулся:
– Гора лекарств? Это хорошо. А то мои таблетки уже ни черта не помогают.
– Старый упрямый дурак, – выругалась Елена. – Максим, боюсь, помощники из нас больше никакие. На некоторое время.
– Вы не помощники, – ответил я. – Вы друзья.
Она кивнула, испытующе посмотрела на деда Борю. Тот вроде бы встряхнулся от коньяка, но выглядел все равно ужасно.
– Поедешь с нами, Максим?
Я покачал головой:
– Нет, извините. Я домой. То есть нет, в Гнездо. Хотя вначале все-таки домой, потом в Гнездо…
– А для тебя это разве не одно и то же? – спросил деда Боря.
Консьерж в подъезде приветствовал меня кивком и тут же сообщил из своего закутка:
– Твои недавно ушли. Молодцы, много стали гулять, это полезно.
– А ко мне никто не заходил, Андреич? – спросил я.
Он понял меня неправильно. Случившийся пару недель назад визит монстра, пусть еще и человекообразного, больно ударил по его самолюбию – Виктор Андреевич решил, что его отделал молодой парень «под веществами».
– Пусть только попробуют! – воинственно сказал консьерж, нахмурился и похлопал рукой по дубинке на поясе.
Да, неприятная будет ситуация, если ко мне заявятся полицейские в штатском.
Хотя Андреич мужик тертый, почувствует сразу, с кем имеет дело.
У меня было странное чувство, когда я вошел в квартиру. Будто и не к себе уже. Будто в номер гостиницы или к родителям.
А ведь тут все мое, знакомое и любимое. Даже к мебели, оставшейся от прежних хозяев, я привык. Даже книжки из их библиотеки почти все прочитал (бо́льшую часть, кстати, никто и не открывал до меня ни разу). Вот подборку древних дивиди не смотрел, хоть и проигрыватель был, слишком уж паршиво картинка выглядела на экране. И как это раньше люди могли смотреть видеокассеты и дивиди?
Я вдруг подумал, что вряд ли снова сюда вернусь. Слишком много дел мы натворили. Уже скоро сюда придут чужие люди в форме, будут рыться в ящиках и шкафах, просматривать содержимое компьютера, расспрашивать обо мне соседей…
Ну и пусть.
Я вымылся, после визита в музей это было просто необходимо. Выбрал в шкафу новое белье, носки, джинсы, рубашку. Достал из сейфа все деньги и кристаллы, большую часть положил в коробку из-под мобильника – последней модели, выпущенной корпорацией «Эппл» перед ее крахом. Родители купили мне его на день рождения, но подарить не успели – случилась Перемена. Отец отдал его просто так, посмеиваясь. Сказал: «Теперь это раритет, семейная реликвия, своему сыну передашь по наследству».