Третья пуля
Часть 36 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мне потребовалось некоторое время для того, чтобы протрезветь и оценить свое положение. По поводу Алика, пусть его и задержали полицейские, я не испытывал особых опасений. Что он мог рассказать им? Из репортажей я понял, что он еще ничего не успел сказать о русских агентах, руководивших его действиями. Пока ему предъявили обвинение только в убийстве полицейского Типпита. У этого преступления имелось множество свидетелей, жаждавших посадить Алика на электрический стул. Он, по всей вероятности, наслаждался вниманием к его персоне и планировал растянуть это удовольствие на годы. То, что это рано или поздно кончится смертью, не имело для него большого значения – главное, сейчас он купался в лучах славы, о чем так мечтал.
Каждый раз, когда место действия репортажа перемещалось в Вашингтон и на экране возникали картины всеобщего горя, приезда домой Линдона Джонсона, возвращения одинокой Джеки в Белый дом, я переключал каналы, а вскоре и вовсе выключил телевизор. Я знал, что это только начало и что нам еще долго придется выслушивать членов семьи, друзей, знакомых… Это было слишком. Слишком даже для такого крутого парня, как Хью.
Когда экран телевизора погас, я остался наедине со своими страхами в отношении Джимми Костелло. Взглянув на часы, прокрался по коридору к его номеру, осторожно постучал в дверь, но ответа не было. По пути задержался также у двери Лона и услышал время от времени прерывавшееся мерное дыхание.
Вернувшись в свой номер, попытался обдумать сложившуюся ситуацию. Предположим, они схватили Джимми и нашли винтовку. Предположим, они предложили ему сделку: он рассказывает все, и ему сохраняют жизнь. Хотя это и противоречит его принципам, ему может не понравиться перспектива гибели в одиночку, и тогда он заговорит.
Возможно, вооруженные автоматами полицейские уже готовились к штурму наших номеров, разгоряченные жаждой возмездия. Я пожалел, что не взял с собой свой.45. В подобных обстоятельствах это идеальное оружие, хотя и неопровержимое свидетельство вины – и в то же самое время надежное средство для сведения счетов с жизнью с его пулями весом 230 гран. Но в этом случае заваренную мною кашу пришлось бы расхлебывать Пегги с мальчиками и бедному Лону. Я знал, что ни за что не допущу этого. Кроме того, если бы меня схватили, я должен взять всю вину на себя, избавив Управление от всяких подозрений. А также заявить, что втянул в преступление Лона против его воли, и что пошел на него из политических соображений; сознаться во всем, спокойно выслушать приговор и принять смерть с достоинством, сохранив честное имя.
Делать было нечего. Я позвонил в офис отеля и спросил, открыт ли еще бар. Он оказался закрыт. На вопрос, нельзя ли заказать бутылку в номер, мне ответили, что уже слишком поздно. Оставалось сидеть и ждать. Я представил, как раздается стук в дверь, в номер врываются вооруженные полицейские, мистер Даллес разочарован, Корд еще больше. Я слышал, как говорю: «Но, Корд, он же трахал вашу жену», а Корд отвечает: «Он был президентом Соединенных Штатов, ты, дурак!»
В этот момент действительно раздался стук в дверь – легкий, но настойчивый.
О боже, подумал я, почувствовав, что наступил кульминационный момент дня. От того, что меня ожидало за дверью, зависела моя жизнь. Я взглянул на часы. Было около 5 часов утра.
За дверью я увидел виновато улыбающегося Джимми Костелло, который держал в руках какой-то предмет, завернутый в пиджак.
– Извините за опоздание, мистер Мичум. Надеюсь, вы не очень беспокоились.
– Я всего лишь пережил три сердечных приступа, выпил бутылку «бурбона» и пытался заказать еще одну.
– Мне очень жаль.
– Да брось ты, это не твоя вина, а моя. Руководитель должен все точно просчитывать, а я этого не сделал. Благодарение Богу за то, что он послал мне этого ирландского негодяя Джимми Костелло… Но тебе, очевидно, есть что рассказать.
– Ничего героического я не совершил. Просто сидел двенадцать часов и ждал, когда стемнеет, чтобы выбраться на улицу.
– Расскажи.
– Обязательно. Только можно я сначала зайду к себе и возьму свою бутылку?
– Конечно. Босс может рассчитывать на стаканчик?
– Разумеется, мистер Мичум.
Он положил сверток на кровать, пиджак развернулся, и я с облегчением увидел разобранную винтовку, компоненты которой торчали из кармашков на полоске ткани. Джимми вернулся через минуту, развязал галстук, налил по полбокала и начал свой рассказ:
– Вы уходите. Я разбираю винтовку, рассовываю ее части по кармашкам и выхожу секунд через тридцать после вас. И тут вспоминаю про это чертово окно. Думаю, может быть, старик не придаст значения тому, что окно открыто, и не вспомнит, что он его закрывал. Но он еврей, а они умны и всегда обращают внимание на детали, особенно те, кто занимается торговлей одеждой, и поэтому я решил вернуться. Вскрываю замок, бегу через внешний офис во внутренний и закрываю окно. Таким образом, выйдя в коридор, я отстаю от вас минуты на полторы. Подхожу к лифту, и вдруг дверцы кабины открываются, и из нее выпархивают две пташки. Они щебечут по поводу президента, а еще по поводу того, что невозможно выйти из здания из-за этого проклятого копа. Неужели он думает, что президента застрелил какой-нибудь торговец галантереей? Они так увлечены разговором, что просто не замечают меня, и я решаю, что все в порядке. Но когда я нажимаю кнопку лифта, дверцы кабины не открываются. Наверное, думаю я, был еще один вызов, смотрю на индикатор над дверцами и вижу, что обе кабины стоят на первом этаже. Похоже, полицейские отключили их на время обследования здания. Я иду к лестнице и слышу шум на нижних этажах. Неизвестно, то ли это поднимаются полицейские, то ли спускаются служащие, но в любом случае ничего хорошего для меня. Я снимаю ботинки и в носках поднимаюсь по лестничному пролету. Части винтовки болтаются в кармашках, сердце колотится в груди.
Джимми сделал глоток «бурбона», я последовал его примеру.
– Оказываюсь на чердаке. К счастью, там имеется дверь, ведущая на крышу. С помощью инструментов вскрываю замок в течение секунды, выбираюсь на крышу и закрываю замок. Осматриваюсь. Крыша пуста, если не считать будки машинного отделения лифта метрах в десяти от двери. Направляюсь к ней и смотрю вверх, опасаясь, не видно ли меня с вертолетов или низко летящих самолетов. Но небо тоже пусто. Мгновенно вскрываю замок будки и проникаю внутрь. Почти все пространство занимают подъемные механизмы. Нахожу свободное место позади них, в дальнем конце будки, где, по непонятной прихоти проектировщика, в стене имеется небольшая ниша неизвестного назначения. К счастью, Джимми крепкий парень, и ему удается протиснуться в нее. Теперь от двери меня не видно, даже если посветить фонарем. Чтобы меня обнаружить, нужно обойти механизмы, найти нишу и направить луч прямо в нее. Устраиваюсь как можно удобнее, аккуратно укладываю пальто с винтовкой и набираюсь терпения, чтобы, дождавшись ночи, выбраться оттуда. Через несколько часов до моего слуха доносятся какие-то звуки. Потом открывается дверь, загорается свет, и в будку просовываются двое детективов и техник-смотритель. Техник-смотритель говорит: «Здесь никого не было с июля, когда в последний раз проводился технический осмотр. К тому же вы ведь уже поймали злодея». Один из детективов отвечает: «Мы должны проверить все, приятель». Они направляют лучи фонарей на механизмы. Никто из них не хочет пачкаться, и они уходят. Проходит еще двенадцать часов.
– Замечательно, – сказал я. – Дорогой мой Джимми! Я не сомневался в том, что ты перехитришь этих глупых далласских полицейских.
– Это еще не всё, – сказал он. – Я не рассказал вам о своей проблеме.
– Какая может быть проблема, Джимми? Ты здесь, несчастного Алика схватили, все кончилось хорошо.
– Надеюсь. Но вот что случилось дальше. Я продолжаю лежать. Спустя некоторое время они включают лифт. Я слышу, как жужжит двигатель, крутятся шестеренки, наматываются и разматываются кабели, открываются и закрываются дверцы, поднимаются и опускаются кабинки. К одиннадцати часам все стихает. Я выжидаю еще несколько часов. Около двух я чувствую странный запах – кислотный, машинный, – который почему-то вызывает у меня ассоциацию с коричневым цветом. И странное дело, мне кажется, будто я уже сталкивался с этим запахом, хотя не помню, когда и где. Запах усиливается, и я понимаю, что он исходит от моей одежды. Я ощупываю пальто, и мои пальцы натыкаются на влажное пятно, в том месте, где на нем лежала винтовка. Я подношу пальцы к носу, и мне становится дурно. Все понятно. Когда я ворочался, устраиваясь удобнее, ударно-спусковой механизм слегка выскользнул из своего отделения, и оттуда вытекли остатки вещества, с помощью которого мистер Скотт чистил и смазывал винтовку…
– «Хоппс 9», – сказал я. – Это растворитель и одновременно смазочный материал. Да, он действительно очень едкий.
– Ну, так вот. Эта жидкость постепенно вытекла и пропитала пальто. Слава богу, до пиджака она не добралась. У меня возникает проблема. Предположим, я выхожу из здания. Вокруг наверняка крутятся копы. Если меня останавливают, я предъявляю свою карточку на имя Джеймса Далаханти О’Нила и массачусетскую водительскую лицензию. Но это пятно слишком заметно и, кроме того, издает сильный запах. Далласские полицейские наверняка разбираются в оружии. Короче говоря, проблема. Выбравшись из ниши, я снимаю пальто и сворачиваю его. Оказывается, в этой нише хранятся ковровые дорожки, и я сую пальто под них, так что его не видно. Из-под такой груды этот запах не должен ощущаться, а со временем он и вовсе рассеется. Таким образом, я остаюсь в пиджаке, под которым должен спрятать полоску ткани с разобранной винтовкой, а он для этого недостаточно длинен. Я решаю незаметно выбраться из здания, спрятать винтовку где-нибудь за мусорными баками, добраться до автомобиля, потом вернуться, немного поездить, чтобы убедиться в том, что на хвосте нет полиции, и забрать винтовку. Этот план я и осуществляю. Все проходит нормально. Оказывается, на улице полно народа. Книгохранилище ярко освещено. Люди приносят на холм венки и цветы. Вот, собственно, и всё.
– Думаю, у нас все в порядке, – сказал я. – Они твердо убеждены в том, что президента убил Алик, и он, вероятно, сам начинает в это верить. А пальто они никогда не смогут найти.
– Может быть, через год, когда все утихнет, вы захотите, чтобы я вернулся туда и забрал эту улику.
– С этим спешить не будем, Джимми. Посмотрим, как станут разворачиваться события. Остановятся ли они на версии Алика, или он им в конце концов надоест. Если она их все-таки удовлетворит, правда не откроется и через полвека. А теперь иди спать, и я тоже лягу. Нам остается лишь незаметно скрыться из Далласа и вернуться к обычной жизни.
Мы обменялись рукопожатием. Наконец-то впервые за последние двадцать четыре часа я почувствовал, как с моих плеч свалилось тяжелое бремя. Воздух вдруг стал чище и свежее. Я допил «бурбон» и только на этот раз испытал удовольствие. В моем сознании окончательно утвердилась мысль: мы сделали это.
Вот так все и произошло. Я смеялся каждый раз, когда читал о «разветвленных нитях заговора», созревшего в недрах правительства (американского, советского, какого-то еще), о тайных силах, разрабатывавших изощренные планы (самая смешная версия – тайная операция на теле Кеннеди, произведенная на взлетно-посадочной полосе аэропорта Эндрюс). Случилось то, что случилось, и в этом нет ничего необычного или исключительного. У нас был план, предусматривавший нечто совсем иное, возникли новые обстоятельства, мы применились к ним, прибегли к импровизации и, подвергнувшись огромному риску, осуществили задуманное. Нам представилась возможность, и мы использовали ее. Однако не смогли бы сделать это, если бы уже не занимались подготовкой другой операции. Все произошло неожиданно. Судьбе стало угодно, чтобы Джон Кеннеди проехал в двадцати пяти метрах от здания Книгохранилища, но идиот Алик не смог попасть в него даже на такой дистанции. Тем не менее мы достигли своей цели. Было допущено множество ошибок, но нам сказочно повезло. То, что мы совершили, представлялось нам – по крайней мере, мне – нравственным поступком. Я считал, что исполнил свой долг.
Не буду обсуждать моральную сторону своего деяния и его последствия в стратегическом плане. Скажу лишь, что с точки зрения шпионажа это был подлинный шедевр.
Глава 19
Адвокат Адамса в Хартфорде, штат Коннектикут, и адвокат Боба, а в действительности человек из ФБР в Бойсе, штат Айдахо, две недели торговались по каждому пункту контракта. Доли прибыли, доли расходов, умеренные затраты на разъезды, равная ответственность в случае предъявления исков по поводу клеветы, искажения фактов, нарушения прав интеллектуальной собственности и так далее.
Тем временем Свэггер получил от Кэти Рейли из Москвы известие о том, что его друг и соратник Стронский выписался из больницы и какие-либо обвинения ему предъявлены не были. Он тут же исчез, поскольку полагал, что фигурирует в расстрельном списке измайловских. Через день пришло послание от него самого: «Со мной все в порядке, братишка. Ты спас мне жизнь. Промедли ты с выстрелом одну секунду, и Стронского не было бы в живых. Я обязан тебе всем. Скоро увидимся».
Затем «адвокат» сообщил ему, что контракт готов. Свэггер попросил переслать его ему в «Адольфус», где он жил под именем Джека Брофи. В присутствии Ричарда он подписал его и послал на подпись Марти вместе со своим блокнотом, где были записаны мысли, приходившие ему в голову по ночам.
Очень скоро по электронной почте пришло сообщение.
«Великолепно. Это гораздо больше, чем я ожидал, и полностью согласуется с моими предположениями, которые мне никак не удавалось сформулировать. Мне особенно нравится то, что вы заостряете внимание на поведении Освальда в течение двух часов между выстрелами и задержанием. Похоже, вы заметили то, чего до сих пор не удалось заметить никому. То, что указывает на возможность некоего заговора, к которому могут быть причастны кузены Хью и Лон, а также некоторые другие люди. Я хочу приехать в Даллас, встретиться с вами и рассказать, в чем будет заключаться мой вклад в наше общее дело. Думаю, на вас это произведет впечатление. Опять во «Французском зале». За мой счет! Нет никакой нужды делить расходы и в этом случае. Я очень рад!»
Встретившись спустя три дня, они смаковали нарезанную ломтиками морковь, сельдерей, бедро кролика, маринованное в течение трех недель в кальмаровом бульоне, и сливово-банановый пирог с медово-земляничной глазурью под аккомпанемент выступления Марти, обильно сдобренного риторическими обращениями и завершившегося красочным резюме. Ричард Монк на сей раз отсутствовал, поэтому трибуна целиком и полностью принадлежала Марти.
– Предположим, – начал он, – Лон Скотт, который ни в коем случае не был ни мизантропом, ни прирожденным убийцей, вернулся к себе домой, в Виргинию, 24 ноября 1963 года с двумя чемоданами. В одном находилась одежда, в другом – «винчестер» модель 70, из которой он поразил Джона Кеннеди разрывной пулей в голову. Как любой человек, никогда не убивавший людей, Лон испытывает раскаяние, сожаление, сомнения, отвращение к себе. Со временем эти чувства лишь усиливаются. Спустя годы человек, которого он убил, приобретает в народной культуре статус мирского святого, короля-мученика – обитателя Камелота и, наконец, полубога. Лон не может выносить вида оружия, с помощью которого было совершено убийство, и приказывает слуге убрать винтовку в какой-нибудь шкаф, где она и пребывает по настоящее время. Давайте рассмотрим чехол, в котором хранится винтовка. Он кожаный, вероятно, производства фирмы «Аберкромби и Фитч», около девяноста сантиметров в длину и сорока пяти в ширину, вмещающий две части винтовки, ствол и ударно-спусковой механизм, прицел, плюс глушитель на бархатной подушке. В нем имеется вполне достаточное пространство для размещения затвора, винтов; возможно, шомпола для чистки ствола, стопка кусков ткани, щетки, маленькой баночки с «Хоппс 9», маленькой бутылочки с маслом для смазки и куска замши для протирки. Возможно, в чехле находились также две-три запасные обоймы, по поводу которых вам пришли столь интересные мысли. Предположим также, что металлические остатки могли быть аккуратно удалены из неочищенного ствола, и тесты показали бы, что они принадлежат пулям только одного типа – «манлихер-каркано» 6,5, произведенным «Вестерн Картридж Компани» в середине пятидесятых годов. Ведь в этом все дело, Джек, если я правильно понял?
– Совершенно верно, Марти.
– В те времена вокруг ручек чемоданов и сумок багажа оборачивались бумажные бирки с указанием даты и места назначения – в данном случае это был Ричмонд, – концы которых склеивались вместе с помощью клейкой ленты. А имя и адрес Лона должны были быть указаны на другой бирке. Перед нами чехол, на бирках которого указаны город Даллас и дата – 24 ноября 1963 года. С тех пор он больше никогда не открывал чехол и не прикасался к винтовке. Мы имеем доказательство того, что Лон, один из величайших стрелков в мире, находился в тот день в Далласе. Мы имеем доказательство того, что при нем была винтовка, из которой он мог выстрелить в президента. Мы имеем несколько патронов, которые могут нести на себе отпечатки пальцев Лона. Мы имеем саму винтовку с его отпечатками пальцев или следами ДНК. Ствол винтовки содержит микроскопические остатки металла, которые могут принадлежать пуле, убившей президента. Ваша честь, суть моего заявления такова: тот, кто располагает этим чехлом, располагает доказательством существования заговора с целью убийства тридцать пятого президента Соединенных Штатов и, соответственно, знает имя человека, нажавшего на спусковой крючок. В силу этой находки расследование по данному делу должно быть возобновлено, и, будучи возобновленным, оно может привести к разоблачению кого угодно – возможно, сотрудника ЦРУ Хью Мичума. Как говорится, игра окончена. Вам еще интересно, Джек?
Свэггер пристально смотрел на Марти. Он был ошеломлен. Неужели этот пижон действительно раскопал то, о чем говорит, и раскрыл убийство Кеннеди?
– Это очень интересно, – проговорил Боб. – Вы говорите…
– Продолжим. Как я уже сказал, Лон не мог смотреть на винтовку и куда-то ее засунул – в шкаф или кладовую. Спустя несколько лет у него развилась паранойя. Он инсценировал собственную смерть и начал новую жизнь под новым именем. Сделано это было непрофессионально, и поэтому любой сможет выяснить, что «Джон Томас Олбрайт» – это Лон Скотт, двоюродный брат таинственного Хью. После «смерти» Лона многое из его имущества – прекрасные винтовки, записные книжки, черновики статей, которые он писал для оружейной прессы, бумаги с описанием его рекордов и экспериментов – было передано в Национальную стрелковую ассоциацию. А некоторые предметы выставлены в Национальном музее стрелкового оружия, сначала в округе Колумбия, затем в Фэрфаксе, штат Виргиния. Что касается винтовки в чехле, Лон не отдал ее, поскольку это улика. Став Олбрайтом, он забрал с собой чехол, который хранился в его красивом новом доме в Северной Каролине вплоть до его настоящей смерти в 1993 году.
– Кому он оставил свое имущество, не имея живых родственников, детей. Хью? Верному слуге? Преданному адвокату? Сыну другого стрелка?
– Хм. Предположим последнее. Может быть, этот сын забросил чехол на чердак, поскольку тот ему не нужен, а расставаться с ним не хотел. Потом к нему обратился писатель. Не настоящий, а один из тех парней, помешавшихся на оружии, которые пишут толстые книги под названиями «Винчестер», «Американская традиция», «Винтовки Ругера» и так далее. У этого парня большие связи в Нью-Йорке, и благодаря им его книги издаются. Возможно, он узнал о том, что знаменитый стрелок Лон Скотт, погибший при загадочных обстоятельствах в 1964 году, стал Джоном Томасом Олбрайтом, тоже знаменитым стрелком, который прожил еще тридцать лет, прежде чем погиб в результате несчастного случая на охоте в Арканзасе. Какую все-таки интересную жизнь прожил этот парень, даже без учета мелкого эпизода, имевшего место 22 ноября 1963 года в Далласе, штат Техас. Он решает написать его биографию. Как я уже сказал, этот писатель вступает в контакт с сыном другого стрелка, который унаследовал имущество Джона Томаса Олбрайта, и привлекает молодого человека к осуществлению проекта. Молодой человек соглашается предоставить ему для изучения все, что осталось от Джона Томаса Олбрайта – винтовку в чехле, несколько других винтовок, рукописи и прочее. Они договариваются, что после завершения работы над книгой все это будет возвращено молодому человеку, который подарит бумаги Национальной стрелковой ассоциации, а все остальное продаст на аукционе. Все остаются в выигрыше: писатель издает книгу, молодой человек извлекает прибыль из продажи имущества, Джон Томас Олбрайт занимает свое место в истории. Писатель получает в распоряжение имущество и первым делом составляет каталог. Именно тогда чехол впервые попадает в его руки. Увидев бирки с датой и местом отправления, он испытывает шок, потом приходит в себя и начинает размышлять. До него постепенно доходит, каким образом Лон Скотт, впоследствии известный как Джон Томас Олбрайт, мог застрелить Джона Кеннеди. Этим объясняется его странное решение начать новую жизнь под другим именем. Писатель сознает: в его руках настоящая сенсация. Но ему еще мало что известно. Он читает материалы, посвященные убийству президента, тщательно изучает его детали, пытается определить углы и так далее. Потом едет в Даллас и изучает обстановку. Он отыскивает Ричарда Монка, заметную фигуру в сообществе исследователей преступления века, сходится с ним, рассказывает свою историю и говорит, что сам не в состоянии разобраться в этом и что ему нужна помощь опытного, достойного доверия исследователя. Таково положение дел на сегодняшний день.
– Слишком много всего сразу, – только и мог сказать потрясенный Свэггер.
– О, это еще не всё. – Марти сунул руку под стол, достал стоявший там портфель и вытащил из него рентгеновский снимок и фотографию. На рентгеновском снимке можно было рассмотреть винтовку «винчестер» модель 70, глушитель «максим», шомпол, несколько запасных щеток, две маленькие бутылочки и три патрона необычной формы с тупыми кончиками. На фотографии была изображена транспортная бирка, на которой значились: дата 24 ноября 1963 года, указатель маршрута Braniff DFW-RIC, имя Лона, его подпись и номер телефона, Mountaincrest 6—0427.
– Не открывайте его. Ни в коем случае, – сказал Свэггер.
– Разумеется.
– Он находится в надежном месте?
– В сейфе моего загородного дома в Коннектикуте.
Свэггер не мог поверить. Неужели этот идиот говорит правду?
– Дом имеет профессиональную охрану? – спросил он.
– Нет. Но в том же самом сейфе уже на протяжении шестидесяти лет хранятся бриллианты моей матери и редкие винтовки моего отца, и за это время никогда не было никаких проблем.
– Ладно, – сказал Свэггер, – но все равно, нужно принять дополнительные меры безопасности.
– Согласен.
– Думаю, вам следует прибегнуть к услугам охранной фирмы. Или перевезти его в какое-нибудь хорошо охраняемое место.
– Джек, кроме нас двоих, о нем никто ничего не знает. Никто его не похитит, гарантирую.
Свэггер кивнул.
– Да, вы правы. Наверное, просто наваждение…
– Вполне объяснимо. Это будоражит воображение.
– Я должен увидеть. Мне нужно осмотреть, пощупать, удостовериться в том, что чехол действительно существует. Только давайте разберемся. Вы проверили его происхождение? У вас есть доказательства, что эта винтовка принадлежала именно Лону?
– Его имени на чехле вам недостаточно?
– Поймите, если бы мы смогли найти доказательство ее принадлежности Лону на стороне, это существенно подкрепило бы нашу версию. У вас имеются какие-нибудь предположения по поводу того, где Лон приобрел ее?
– Откровенно говоря, об этом я никогда не думал. Нет, абсолютно никаких предположений.
– Разве вся документация компании «Винчестер» не хранится в Музее стрелкового оружия Коди?
– Хранится, но дело в том, что на заводе компании случился пожар, и все современные документы сгорели – в том числе и сведения о владельцах модели 70. Но Лон не покупал свои винтовки у компании напрямую. Он приобретал их в оружейном магазине фирмы «Аберкромби и Фитч» на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, где покупали винтовки все известные стрелки, такие как Тедди Рузвельт и его сыновья, Ричард Берд, Чарльз Линдберг, Эрнест Хемингуэй, Кларк Гейбл, Гэри Купер, Линдон Джонсон, ездившие в пятидесятых годах в Африку охотиться на крупного зверя. Эта фирма была поставщиком оружия аристократам, знаменитостям, набобам, миллионерам на протяжении почти ста лет. В 1977 году она обанкротилась и теперь занимается продажей молодежной одежды больших размеров.
– А что сталось с документами, содержащими сведения о продажах оружия? Они уничтожены? – спросил Боб.
Каждый раз, когда место действия репортажа перемещалось в Вашингтон и на экране возникали картины всеобщего горя, приезда домой Линдона Джонсона, возвращения одинокой Джеки в Белый дом, я переключал каналы, а вскоре и вовсе выключил телевизор. Я знал, что это только начало и что нам еще долго придется выслушивать членов семьи, друзей, знакомых… Это было слишком. Слишком даже для такого крутого парня, как Хью.
Когда экран телевизора погас, я остался наедине со своими страхами в отношении Джимми Костелло. Взглянув на часы, прокрался по коридору к его номеру, осторожно постучал в дверь, но ответа не было. По пути задержался также у двери Лона и услышал время от времени прерывавшееся мерное дыхание.
Вернувшись в свой номер, попытался обдумать сложившуюся ситуацию. Предположим, они схватили Джимми и нашли винтовку. Предположим, они предложили ему сделку: он рассказывает все, и ему сохраняют жизнь. Хотя это и противоречит его принципам, ему может не понравиться перспектива гибели в одиночку, и тогда он заговорит.
Возможно, вооруженные автоматами полицейские уже готовились к штурму наших номеров, разгоряченные жаждой возмездия. Я пожалел, что не взял с собой свой.45. В подобных обстоятельствах это идеальное оружие, хотя и неопровержимое свидетельство вины – и в то же самое время надежное средство для сведения счетов с жизнью с его пулями весом 230 гран. Но в этом случае заваренную мною кашу пришлось бы расхлебывать Пегги с мальчиками и бедному Лону. Я знал, что ни за что не допущу этого. Кроме того, если бы меня схватили, я должен взять всю вину на себя, избавив Управление от всяких подозрений. А также заявить, что втянул в преступление Лона против его воли, и что пошел на него из политических соображений; сознаться во всем, спокойно выслушать приговор и принять смерть с достоинством, сохранив честное имя.
Делать было нечего. Я позвонил в офис отеля и спросил, открыт ли еще бар. Он оказался закрыт. На вопрос, нельзя ли заказать бутылку в номер, мне ответили, что уже слишком поздно. Оставалось сидеть и ждать. Я представил, как раздается стук в дверь, в номер врываются вооруженные полицейские, мистер Даллес разочарован, Корд еще больше. Я слышал, как говорю: «Но, Корд, он же трахал вашу жену», а Корд отвечает: «Он был президентом Соединенных Штатов, ты, дурак!»
В этот момент действительно раздался стук в дверь – легкий, но настойчивый.
О боже, подумал я, почувствовав, что наступил кульминационный момент дня. От того, что меня ожидало за дверью, зависела моя жизнь. Я взглянул на часы. Было около 5 часов утра.
За дверью я увидел виновато улыбающегося Джимми Костелло, который держал в руках какой-то предмет, завернутый в пиджак.
– Извините за опоздание, мистер Мичум. Надеюсь, вы не очень беспокоились.
– Я всего лишь пережил три сердечных приступа, выпил бутылку «бурбона» и пытался заказать еще одну.
– Мне очень жаль.
– Да брось ты, это не твоя вина, а моя. Руководитель должен все точно просчитывать, а я этого не сделал. Благодарение Богу за то, что он послал мне этого ирландского негодяя Джимми Костелло… Но тебе, очевидно, есть что рассказать.
– Ничего героического я не совершил. Просто сидел двенадцать часов и ждал, когда стемнеет, чтобы выбраться на улицу.
– Расскажи.
– Обязательно. Только можно я сначала зайду к себе и возьму свою бутылку?
– Конечно. Босс может рассчитывать на стаканчик?
– Разумеется, мистер Мичум.
Он положил сверток на кровать, пиджак развернулся, и я с облегчением увидел разобранную винтовку, компоненты которой торчали из кармашков на полоске ткани. Джимми вернулся через минуту, развязал галстук, налил по полбокала и начал свой рассказ:
– Вы уходите. Я разбираю винтовку, рассовываю ее части по кармашкам и выхожу секунд через тридцать после вас. И тут вспоминаю про это чертово окно. Думаю, может быть, старик не придаст значения тому, что окно открыто, и не вспомнит, что он его закрывал. Но он еврей, а они умны и всегда обращают внимание на детали, особенно те, кто занимается торговлей одеждой, и поэтому я решил вернуться. Вскрываю замок, бегу через внешний офис во внутренний и закрываю окно. Таким образом, выйдя в коридор, я отстаю от вас минуты на полторы. Подхожу к лифту, и вдруг дверцы кабины открываются, и из нее выпархивают две пташки. Они щебечут по поводу президента, а еще по поводу того, что невозможно выйти из здания из-за этого проклятого копа. Неужели он думает, что президента застрелил какой-нибудь торговец галантереей? Они так увлечены разговором, что просто не замечают меня, и я решаю, что все в порядке. Но когда я нажимаю кнопку лифта, дверцы кабины не открываются. Наверное, думаю я, был еще один вызов, смотрю на индикатор над дверцами и вижу, что обе кабины стоят на первом этаже. Похоже, полицейские отключили их на время обследования здания. Я иду к лестнице и слышу шум на нижних этажах. Неизвестно, то ли это поднимаются полицейские, то ли спускаются служащие, но в любом случае ничего хорошего для меня. Я снимаю ботинки и в носках поднимаюсь по лестничному пролету. Части винтовки болтаются в кармашках, сердце колотится в груди.
Джимми сделал глоток «бурбона», я последовал его примеру.
– Оказываюсь на чердаке. К счастью, там имеется дверь, ведущая на крышу. С помощью инструментов вскрываю замок в течение секунды, выбираюсь на крышу и закрываю замок. Осматриваюсь. Крыша пуста, если не считать будки машинного отделения лифта метрах в десяти от двери. Направляюсь к ней и смотрю вверх, опасаясь, не видно ли меня с вертолетов или низко летящих самолетов. Но небо тоже пусто. Мгновенно вскрываю замок будки и проникаю внутрь. Почти все пространство занимают подъемные механизмы. Нахожу свободное место позади них, в дальнем конце будки, где, по непонятной прихоти проектировщика, в стене имеется небольшая ниша неизвестного назначения. К счастью, Джимми крепкий парень, и ему удается протиснуться в нее. Теперь от двери меня не видно, даже если посветить фонарем. Чтобы меня обнаружить, нужно обойти механизмы, найти нишу и направить луч прямо в нее. Устраиваюсь как можно удобнее, аккуратно укладываю пальто с винтовкой и набираюсь терпения, чтобы, дождавшись ночи, выбраться оттуда. Через несколько часов до моего слуха доносятся какие-то звуки. Потом открывается дверь, загорается свет, и в будку просовываются двое детективов и техник-смотритель. Техник-смотритель говорит: «Здесь никого не было с июля, когда в последний раз проводился технический осмотр. К тому же вы ведь уже поймали злодея». Один из детективов отвечает: «Мы должны проверить все, приятель». Они направляют лучи фонарей на механизмы. Никто из них не хочет пачкаться, и они уходят. Проходит еще двенадцать часов.
– Замечательно, – сказал я. – Дорогой мой Джимми! Я не сомневался в том, что ты перехитришь этих глупых далласских полицейских.
– Это еще не всё, – сказал он. – Я не рассказал вам о своей проблеме.
– Какая может быть проблема, Джимми? Ты здесь, несчастного Алика схватили, все кончилось хорошо.
– Надеюсь. Но вот что случилось дальше. Я продолжаю лежать. Спустя некоторое время они включают лифт. Я слышу, как жужжит двигатель, крутятся шестеренки, наматываются и разматываются кабели, открываются и закрываются дверцы, поднимаются и опускаются кабинки. К одиннадцати часам все стихает. Я выжидаю еще несколько часов. Около двух я чувствую странный запах – кислотный, машинный, – который почему-то вызывает у меня ассоциацию с коричневым цветом. И странное дело, мне кажется, будто я уже сталкивался с этим запахом, хотя не помню, когда и где. Запах усиливается, и я понимаю, что он исходит от моей одежды. Я ощупываю пальто, и мои пальцы натыкаются на влажное пятно, в том месте, где на нем лежала винтовка. Я подношу пальцы к носу, и мне становится дурно. Все понятно. Когда я ворочался, устраиваясь удобнее, ударно-спусковой механизм слегка выскользнул из своего отделения, и оттуда вытекли остатки вещества, с помощью которого мистер Скотт чистил и смазывал винтовку…
– «Хоппс 9», – сказал я. – Это растворитель и одновременно смазочный материал. Да, он действительно очень едкий.
– Ну, так вот. Эта жидкость постепенно вытекла и пропитала пальто. Слава богу, до пиджака она не добралась. У меня возникает проблема. Предположим, я выхожу из здания. Вокруг наверняка крутятся копы. Если меня останавливают, я предъявляю свою карточку на имя Джеймса Далаханти О’Нила и массачусетскую водительскую лицензию. Но это пятно слишком заметно и, кроме того, издает сильный запах. Далласские полицейские наверняка разбираются в оружии. Короче говоря, проблема. Выбравшись из ниши, я снимаю пальто и сворачиваю его. Оказывается, в этой нише хранятся ковровые дорожки, и я сую пальто под них, так что его не видно. Из-под такой груды этот запах не должен ощущаться, а со временем он и вовсе рассеется. Таким образом, я остаюсь в пиджаке, под которым должен спрятать полоску ткани с разобранной винтовкой, а он для этого недостаточно длинен. Я решаю незаметно выбраться из здания, спрятать винтовку где-нибудь за мусорными баками, добраться до автомобиля, потом вернуться, немного поездить, чтобы убедиться в том, что на хвосте нет полиции, и забрать винтовку. Этот план я и осуществляю. Все проходит нормально. Оказывается, на улице полно народа. Книгохранилище ярко освещено. Люди приносят на холм венки и цветы. Вот, собственно, и всё.
– Думаю, у нас все в порядке, – сказал я. – Они твердо убеждены в том, что президента убил Алик, и он, вероятно, сам начинает в это верить. А пальто они никогда не смогут найти.
– Может быть, через год, когда все утихнет, вы захотите, чтобы я вернулся туда и забрал эту улику.
– С этим спешить не будем, Джимми. Посмотрим, как станут разворачиваться события. Остановятся ли они на версии Алика, или он им в конце концов надоест. Если она их все-таки удовлетворит, правда не откроется и через полвека. А теперь иди спать, и я тоже лягу. Нам остается лишь незаметно скрыться из Далласа и вернуться к обычной жизни.
Мы обменялись рукопожатием. Наконец-то впервые за последние двадцать четыре часа я почувствовал, как с моих плеч свалилось тяжелое бремя. Воздух вдруг стал чище и свежее. Я допил «бурбон» и только на этот раз испытал удовольствие. В моем сознании окончательно утвердилась мысль: мы сделали это.
Вот так все и произошло. Я смеялся каждый раз, когда читал о «разветвленных нитях заговора», созревшего в недрах правительства (американского, советского, какого-то еще), о тайных силах, разрабатывавших изощренные планы (самая смешная версия – тайная операция на теле Кеннеди, произведенная на взлетно-посадочной полосе аэропорта Эндрюс). Случилось то, что случилось, и в этом нет ничего необычного или исключительного. У нас был план, предусматривавший нечто совсем иное, возникли новые обстоятельства, мы применились к ним, прибегли к импровизации и, подвергнувшись огромному риску, осуществили задуманное. Нам представилась возможность, и мы использовали ее. Однако не смогли бы сделать это, если бы уже не занимались подготовкой другой операции. Все произошло неожиданно. Судьбе стало угодно, чтобы Джон Кеннеди проехал в двадцати пяти метрах от здания Книгохранилища, но идиот Алик не смог попасть в него даже на такой дистанции. Тем не менее мы достигли своей цели. Было допущено множество ошибок, но нам сказочно повезло. То, что мы совершили, представлялось нам – по крайней мере, мне – нравственным поступком. Я считал, что исполнил свой долг.
Не буду обсуждать моральную сторону своего деяния и его последствия в стратегическом плане. Скажу лишь, что с точки зрения шпионажа это был подлинный шедевр.
Глава 19
Адвокат Адамса в Хартфорде, штат Коннектикут, и адвокат Боба, а в действительности человек из ФБР в Бойсе, штат Айдахо, две недели торговались по каждому пункту контракта. Доли прибыли, доли расходов, умеренные затраты на разъезды, равная ответственность в случае предъявления исков по поводу клеветы, искажения фактов, нарушения прав интеллектуальной собственности и так далее.
Тем временем Свэггер получил от Кэти Рейли из Москвы известие о том, что его друг и соратник Стронский выписался из больницы и какие-либо обвинения ему предъявлены не были. Он тут же исчез, поскольку полагал, что фигурирует в расстрельном списке измайловских. Через день пришло послание от него самого: «Со мной все в порядке, братишка. Ты спас мне жизнь. Промедли ты с выстрелом одну секунду, и Стронского не было бы в живых. Я обязан тебе всем. Скоро увидимся».
Затем «адвокат» сообщил ему, что контракт готов. Свэггер попросил переслать его ему в «Адольфус», где он жил под именем Джека Брофи. В присутствии Ричарда он подписал его и послал на подпись Марти вместе со своим блокнотом, где были записаны мысли, приходившие ему в голову по ночам.
Очень скоро по электронной почте пришло сообщение.
«Великолепно. Это гораздо больше, чем я ожидал, и полностью согласуется с моими предположениями, которые мне никак не удавалось сформулировать. Мне особенно нравится то, что вы заостряете внимание на поведении Освальда в течение двух часов между выстрелами и задержанием. Похоже, вы заметили то, чего до сих пор не удалось заметить никому. То, что указывает на возможность некоего заговора, к которому могут быть причастны кузены Хью и Лон, а также некоторые другие люди. Я хочу приехать в Даллас, встретиться с вами и рассказать, в чем будет заключаться мой вклад в наше общее дело. Думаю, на вас это произведет впечатление. Опять во «Французском зале». За мой счет! Нет никакой нужды делить расходы и в этом случае. Я очень рад!»
Встретившись спустя три дня, они смаковали нарезанную ломтиками морковь, сельдерей, бедро кролика, маринованное в течение трех недель в кальмаровом бульоне, и сливово-банановый пирог с медово-земляничной глазурью под аккомпанемент выступления Марти, обильно сдобренного риторическими обращениями и завершившегося красочным резюме. Ричард Монк на сей раз отсутствовал, поэтому трибуна целиком и полностью принадлежала Марти.
– Предположим, – начал он, – Лон Скотт, который ни в коем случае не был ни мизантропом, ни прирожденным убийцей, вернулся к себе домой, в Виргинию, 24 ноября 1963 года с двумя чемоданами. В одном находилась одежда, в другом – «винчестер» модель 70, из которой он поразил Джона Кеннеди разрывной пулей в голову. Как любой человек, никогда не убивавший людей, Лон испытывает раскаяние, сожаление, сомнения, отвращение к себе. Со временем эти чувства лишь усиливаются. Спустя годы человек, которого он убил, приобретает в народной культуре статус мирского святого, короля-мученика – обитателя Камелота и, наконец, полубога. Лон не может выносить вида оружия, с помощью которого было совершено убийство, и приказывает слуге убрать винтовку в какой-нибудь шкаф, где она и пребывает по настоящее время. Давайте рассмотрим чехол, в котором хранится винтовка. Он кожаный, вероятно, производства фирмы «Аберкромби и Фитч», около девяноста сантиметров в длину и сорока пяти в ширину, вмещающий две части винтовки, ствол и ударно-спусковой механизм, прицел, плюс глушитель на бархатной подушке. В нем имеется вполне достаточное пространство для размещения затвора, винтов; возможно, шомпола для чистки ствола, стопка кусков ткани, щетки, маленькой баночки с «Хоппс 9», маленькой бутылочки с маслом для смазки и куска замши для протирки. Возможно, в чехле находились также две-три запасные обоймы, по поводу которых вам пришли столь интересные мысли. Предположим также, что металлические остатки могли быть аккуратно удалены из неочищенного ствола, и тесты показали бы, что они принадлежат пулям только одного типа – «манлихер-каркано» 6,5, произведенным «Вестерн Картридж Компани» в середине пятидесятых годов. Ведь в этом все дело, Джек, если я правильно понял?
– Совершенно верно, Марти.
– В те времена вокруг ручек чемоданов и сумок багажа оборачивались бумажные бирки с указанием даты и места назначения – в данном случае это был Ричмонд, – концы которых склеивались вместе с помощью клейкой ленты. А имя и адрес Лона должны были быть указаны на другой бирке. Перед нами чехол, на бирках которого указаны город Даллас и дата – 24 ноября 1963 года. С тех пор он больше никогда не открывал чехол и не прикасался к винтовке. Мы имеем доказательство того, что Лон, один из величайших стрелков в мире, находился в тот день в Далласе. Мы имеем доказательство того, что при нем была винтовка, из которой он мог выстрелить в президента. Мы имеем несколько патронов, которые могут нести на себе отпечатки пальцев Лона. Мы имеем саму винтовку с его отпечатками пальцев или следами ДНК. Ствол винтовки содержит микроскопические остатки металла, которые могут принадлежать пуле, убившей президента. Ваша честь, суть моего заявления такова: тот, кто располагает этим чехлом, располагает доказательством существования заговора с целью убийства тридцать пятого президента Соединенных Штатов и, соответственно, знает имя человека, нажавшего на спусковой крючок. В силу этой находки расследование по данному делу должно быть возобновлено, и, будучи возобновленным, оно может привести к разоблачению кого угодно – возможно, сотрудника ЦРУ Хью Мичума. Как говорится, игра окончена. Вам еще интересно, Джек?
Свэггер пристально смотрел на Марти. Он был ошеломлен. Неужели этот пижон действительно раскопал то, о чем говорит, и раскрыл убийство Кеннеди?
– Это очень интересно, – проговорил Боб. – Вы говорите…
– Продолжим. Как я уже сказал, Лон не мог смотреть на винтовку и куда-то ее засунул – в шкаф или кладовую. Спустя несколько лет у него развилась паранойя. Он инсценировал собственную смерть и начал новую жизнь под новым именем. Сделано это было непрофессионально, и поэтому любой сможет выяснить, что «Джон Томас Олбрайт» – это Лон Скотт, двоюродный брат таинственного Хью. После «смерти» Лона многое из его имущества – прекрасные винтовки, записные книжки, черновики статей, которые он писал для оружейной прессы, бумаги с описанием его рекордов и экспериментов – было передано в Национальную стрелковую ассоциацию. А некоторые предметы выставлены в Национальном музее стрелкового оружия, сначала в округе Колумбия, затем в Фэрфаксе, штат Виргиния. Что касается винтовки в чехле, Лон не отдал ее, поскольку это улика. Став Олбрайтом, он забрал с собой чехол, который хранился в его красивом новом доме в Северной Каролине вплоть до его настоящей смерти в 1993 году.
– Кому он оставил свое имущество, не имея живых родственников, детей. Хью? Верному слуге? Преданному адвокату? Сыну другого стрелка?
– Хм. Предположим последнее. Может быть, этот сын забросил чехол на чердак, поскольку тот ему не нужен, а расставаться с ним не хотел. Потом к нему обратился писатель. Не настоящий, а один из тех парней, помешавшихся на оружии, которые пишут толстые книги под названиями «Винчестер», «Американская традиция», «Винтовки Ругера» и так далее. У этого парня большие связи в Нью-Йорке, и благодаря им его книги издаются. Возможно, он узнал о том, что знаменитый стрелок Лон Скотт, погибший при загадочных обстоятельствах в 1964 году, стал Джоном Томасом Олбрайтом, тоже знаменитым стрелком, который прожил еще тридцать лет, прежде чем погиб в результате несчастного случая на охоте в Арканзасе. Какую все-таки интересную жизнь прожил этот парень, даже без учета мелкого эпизода, имевшего место 22 ноября 1963 года в Далласе, штат Техас. Он решает написать его биографию. Как я уже сказал, этот писатель вступает в контакт с сыном другого стрелка, который унаследовал имущество Джона Томаса Олбрайта, и привлекает молодого человека к осуществлению проекта. Молодой человек соглашается предоставить ему для изучения все, что осталось от Джона Томаса Олбрайта – винтовку в чехле, несколько других винтовок, рукописи и прочее. Они договариваются, что после завершения работы над книгой все это будет возвращено молодому человеку, который подарит бумаги Национальной стрелковой ассоциации, а все остальное продаст на аукционе. Все остаются в выигрыше: писатель издает книгу, молодой человек извлекает прибыль из продажи имущества, Джон Томас Олбрайт занимает свое место в истории. Писатель получает в распоряжение имущество и первым делом составляет каталог. Именно тогда чехол впервые попадает в его руки. Увидев бирки с датой и местом отправления, он испытывает шок, потом приходит в себя и начинает размышлять. До него постепенно доходит, каким образом Лон Скотт, впоследствии известный как Джон Томас Олбрайт, мог застрелить Джона Кеннеди. Этим объясняется его странное решение начать новую жизнь под другим именем. Писатель сознает: в его руках настоящая сенсация. Но ему еще мало что известно. Он читает материалы, посвященные убийству президента, тщательно изучает его детали, пытается определить углы и так далее. Потом едет в Даллас и изучает обстановку. Он отыскивает Ричарда Монка, заметную фигуру в сообществе исследователей преступления века, сходится с ним, рассказывает свою историю и говорит, что сам не в состоянии разобраться в этом и что ему нужна помощь опытного, достойного доверия исследователя. Таково положение дел на сегодняшний день.
– Слишком много всего сразу, – только и мог сказать потрясенный Свэггер.
– О, это еще не всё. – Марти сунул руку под стол, достал стоявший там портфель и вытащил из него рентгеновский снимок и фотографию. На рентгеновском снимке можно было рассмотреть винтовку «винчестер» модель 70, глушитель «максим», шомпол, несколько запасных щеток, две маленькие бутылочки и три патрона необычной формы с тупыми кончиками. На фотографии была изображена транспортная бирка, на которой значились: дата 24 ноября 1963 года, указатель маршрута Braniff DFW-RIC, имя Лона, его подпись и номер телефона, Mountaincrest 6—0427.
– Не открывайте его. Ни в коем случае, – сказал Свэггер.
– Разумеется.
– Он находится в надежном месте?
– В сейфе моего загородного дома в Коннектикуте.
Свэггер не мог поверить. Неужели этот идиот говорит правду?
– Дом имеет профессиональную охрану? – спросил он.
– Нет. Но в том же самом сейфе уже на протяжении шестидесяти лет хранятся бриллианты моей матери и редкие винтовки моего отца, и за это время никогда не было никаких проблем.
– Ладно, – сказал Свэггер, – но все равно, нужно принять дополнительные меры безопасности.
– Согласен.
– Думаю, вам следует прибегнуть к услугам охранной фирмы. Или перевезти его в какое-нибудь хорошо охраняемое место.
– Джек, кроме нас двоих, о нем никто ничего не знает. Никто его не похитит, гарантирую.
Свэггер кивнул.
– Да, вы правы. Наверное, просто наваждение…
– Вполне объяснимо. Это будоражит воображение.
– Я должен увидеть. Мне нужно осмотреть, пощупать, удостовериться в том, что чехол действительно существует. Только давайте разберемся. Вы проверили его происхождение? У вас есть доказательства, что эта винтовка принадлежала именно Лону?
– Его имени на чехле вам недостаточно?
– Поймите, если бы мы смогли найти доказательство ее принадлежности Лону на стороне, это существенно подкрепило бы нашу версию. У вас имеются какие-нибудь предположения по поводу того, где Лон приобрел ее?
– Откровенно говоря, об этом я никогда не думал. Нет, абсолютно никаких предположений.
– Разве вся документация компании «Винчестер» не хранится в Музее стрелкового оружия Коди?
– Хранится, но дело в том, что на заводе компании случился пожар, и все современные документы сгорели – в том числе и сведения о владельцах модели 70. Но Лон не покупал свои винтовки у компании напрямую. Он приобретал их в оружейном магазине фирмы «Аберкромби и Фитч» на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, где покупали винтовки все известные стрелки, такие как Тедди Рузвельт и его сыновья, Ричард Берд, Чарльз Линдберг, Эрнест Хемингуэй, Кларк Гейбл, Гэри Купер, Линдон Джонсон, ездившие в пятидесятых годах в Африку охотиться на крупного зверя. Эта фирма была поставщиком оружия аристократам, знаменитостям, набобам, миллионерам на протяжении почти ста лет. В 1977 году она обанкротилась и теперь занимается продажей молодежной одежды больших размеров.
– А что сталось с документами, содержащими сведения о продажах оружия? Они уничтожены? – спросил Боб.