Третья пуля
Часть 35 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Траур продолжился и внутри отеля, где в углу вестибюля сидели четыре импозантные женщины, типичные южанки из благородных семей. Две из них рыдали, две другие вытирали им глаза платками. Я услышал, как кто-то спросил, будет ли сегодня отменено шоу в «Зале столетия».
– Мне нужно выпить, – сказал Лон.
– Хорошая мысль, – отозвался я.
Мы проследовали по вестибюлю мимо главной лестницы и лифтов и въехали в темный «Мужской бар», где оказалось на удивление многолюдно и тихо. В центре зала с потолка свисал большой черно-белый телевизор. Мы не без труда нашли столик с хорошим видом на экран, подозвали официанта, попросили его немного повернуть телевизор в нашу сторону и прошли идиотскую техасскую процедуру заказа алкоголя.
– Дженкинс, – назвался я именем, под которым зарегистрировался в отеле, и заказал бутылку «бурбона» и стакан воды со льдом.
Лон с трудом вспомнил свой боевой псевдоним и заказал бутылку ликера «Сазерн Комфорт» и тоже стакан воды со льдом.
– Принести сразу обе бутылки? – спросил официант.
– Да, – ответил я, – сегодня нам нужно хорошенько выпить.
Я взглянул на часы. Они показывали 13.39. Очевидно, Уолтер Кронкайт уже объявил о том, что Джон Кеннеди скончался, после чего снял очки и ущипнул себя за нос. Кто-то сказал что-то умное, и кто-то другой отозвался в истинно техасской манере:
– Заткнись, Чарли Тэйт, или я сам заткну тебя.
Мы сидели в сумрачной тишине бара, наблюдая за сменой картинок на экране телевизора, и видели, как полиция нашла винтовку Алика и три гильзы, слышали присягу Линдона Джонсона – все без каких-либо комментариев. Затем ведущий программы новостей сообщил о гибели полицейского в результате огнестрельных ранений в районе Оук-Клифф. Никто не знал, связано ли это преступление с убийством президента, – никто, кроме меня. Дом Алика находился в Оук-Клифф, и описание нападавшего соответствовало его внешности – белый мужчина, рост около метра семидесяти пяти сантиметров, крепкого телосложения, меньше тридцати лет. Ведь я говорил ему не брать пистолет, а этот ублюдок ослушался меня! Я проклинал себя за то, что связался с таким идиотом, на которого ни в чем нельзя было положиться. Позже узнал, что он проехал через весь город, чтобы забрать из дома пистолет. Следовательно, он подчинялся моим распоряжениям вплоть до того момента, когда понял, что его предали.
Я помолился за полицейского. Лицемерие, не правда ли? Но это тот грех, которого я, так или иначе, не могу избежать в силу особенностей профессии. Во время уик-энда я был набожным отцом семейства и почтенным выпускником Йеля, а в будни планировал убийства. Быстро примирился со своей совестью, внушив себе, что сделал все для того, чтобы избежать последствий. Все дело только в неуправляемости Алика. Это неудача, но не трагедия. Все силовые операции – нам предстояло убедиться в этом в последующее десятилетие – связаны с риском побочных потерь. Полицейский, как и президент, выбрал профессию, таящую в себе немалую опасность для жизни. К тому же мир устроен таким образом, что благородная цель оправдывает неблагородные средства ее достижения, и с этим ничего не поделаешь.
– С меня хватит всего этого, – сказал наконец Лон.
– С тобой все в порядке? – спросил я.
– До этого я чувствовал себя лучше.
– Помни об отдаленной перспективе.
– Легко сказать.
– Пошли, я тебя отвезу. – Я поднялся со стула.
– Хью, мне кажется, я от тебя немного устал за сегодняшний день.
Лон самостоятельно выкатился из бара и направился через вестибюль к лифту, где кто-нибудь должен был нажать за него кнопку его этажа. Он въехал в кабину, и латунные двери закрылись за ним.
Я вернулся к «бурбону» и телевизору. На экране возник «Борт № 1», увозивший президента, тело старого президента и эту сломленную горем женщину, которая всего два часа назад была блестящим средоточием мира.
Новость, которую я так ждал, появилась в 15.20. Она знаменовала начало нового этапа этой истории, чрезвычайно опасного как для меня, так и для Управления, на которое я работал. Чья репутация (как и само существование) подвергалась огромному риску.
Из Далласа. Полиция арестовала двадцатичетырехлетнего мужчину по имени Ли Харви Освальд в связи с убийством далласского полицейского, произошедшим вскоре после покушения на президента Кеннеди. Он также допрашивается на предмет причастности к убийству президента. Вопящего Освальда вытащили из Техасского театра в районе Оук-Клифф…
Да, им потребовалось не так много времени, чтобы схватить его. Около двух часов, и за это время он ухитрился убить полицейского. Полный идиот. И опять мне стало не по себе. Я сделал большой глоток «бурбона», и мое сознание затуманилось еще больше. Спустя некоторое время я почувствовал, что впадаю в состояние ступора. Так на меня повлияли события того дня.
Не помню, как поднимался в номер, принимал душ, влезал в пижаму и ложился в постель.
Но я помню, как около полуночи меня разбудила мысль, от которой тело покрылось холодным по́том: «Где Джимми Костелло?»
Глава 18
«Эти странные «видения», ибо их следует называть именно так, в некоторых случаях бывают яркими и отчетливыми, но подавляющее большинство людей относится к ним как к фантастическим бредням. Тем не менее они являются традиционным атрибутом сознания тех, кто обладает богатым воображением, где присутствуют, не подвергаясь каким-либо изменениям».
Боб почувствовал, как его лицо исказила гримаса. Это было написано Фрэнсисом Гальтоном в конце XIX века.
«Что за ерунда?» – подумал он. Если он правильно понял, Найлз Гарднер был очарован тем, что сэр Фрэнсис назвал «фантастическим видением» около ста двадцати лет назад. Это имело отношение к присвоению того или иного цвета объекту, который по своей природе не имеет никакой окраски. Цвет могла иметь буква или, как в данном случае, цифра.
Судя по всему, ему доставляло удовольствие видеть вещи в различных цветах. Для него это было нечто вроде развлечения или шутки. Он всегда видел цифру «четыре» синей, и поэтому на полке у него стояли четыре синие керамические птицы. А цифру «шесть» – зеленой, и поэтому он хранил журнальную иллюстрацию пятидесятых годов с изображением шести вязов. Что еще интереснее, он видел цифру «девять» красной, и поэтому у него имелся пистолет «Маузер К-96», один из нескольких пистолетов этой модели с выгравированной на рукоятке цифрой «девять», выкрашенной в красный цвет, известных как «Красные Девятки».
Свэггер сидел в офисе отеля «Адольфус», где снова остановился, приехав в Даллас. Он ломал голову над загадкой на экране монитора компьютера, который администрация предоставляла в пользование постояльцам. В дверь постоянно входили и выходили представительного вида мужчины. По удивительному стечению обстоятельств, в этот уик-энд в отеле проходила встреча членов Общества по расследованию убийства Джона Кеннеди!
Свэггер спускался вместе с несколькими из них в лифте. В большинстве своем белые мужчины, как на подбор коренастые, в спортивных рубашках.
– Вы все интересуетесь убийством? – спросил он одного из них.
– Хм, – произнес тот с таким видом, будто он владеет важными секретами, которыми не может поделиться с посторонним. Может быть, он думал, что 22 ноября коммунисты использовали не одного или двух, а трех клонов Освальда.
Свэггер открыл свой блокнот и нашел страницу с записями, сделанными детским почерком, которые любому другому показались бы полной бессмыслицей.
«Синий = 4, зеленый = 6, красный = 9» – гласила первая строка.
«Может быть, цифры не так важны, как цвета? Может быть, последовательность не имеет значения? Может быть, это вовсе и не код? Что для Хью могли значить 4, 6 и 9 или синий, зеленый и красный цвета?»
Это была настоящая головоломка. Вся его теория строилась на одном весьма хрупком предположении, что последний рабочий псевдоним Хью каким-либо образом отражал его и Найлза любовь к Набокову, что он заключал в себе игру слов, возможно, межъязыковую. Выявить этот псевдоним мог лишь тот, кто знал о его существовании и о любви Хью и Найлза к русскому писателю.
Итак, что связывало три цифры, три цвета и Хью? Непосредственная связь отсутствовала, за исключением того, что «маузер», как отметил его сын, символизировал шпионаж. В двадцатых и тридцатых годах шпионы носили с собой именно этот пистолет[40], если не «люгер». Каковы его преимущества по сравнению с «люгером»?
Бо́льшая огневая мощь, магазин на десять патронов вместо семи.
Более длинный ствол, и, следовательно, более высокая точность.
Бо́льшая эргономичность, поскольку центр тяжести находится перед спусковым крючком, а не над ним, как у «люгера».
Более грозный вид.
Возможность монтажа на плечевом прикладе для стрельбы на больших дистанциях.
Имелись у него и недостатки.
Бо́льшие размеры и вес.
Несколько более трудная процедура заряжания.
Из-за размеров его сложнее прятать на теле.
Однако все эти плюсы и минусы учитывал бы Боб Ли Свэггер, но не Найлз Гарднер. В конце концов, Найлз был писателем, а не стрелком. Для него наверняка важнее не тактико-технические данные, а символизм, романтика и блеск классического довоенного шпионажа, который именовался Большой Игрой, и «маузер» олицетворял его в гораздо большей мере, нежели «люгер». Возможно, он вызывал у него ассоциации с его героическим – три командировки во Вьетнам! – другом Хью Мичумом. Найлз всегда мечтал походить на Хью, хотя эта мечта была неосуществимой. Пистолет – стальной, смертоносный, способный поражать на большой дистанции, легко скрываемый под пальто «барберри», придающий своему владельцу уверенность в любой опасной ситуации – воплощал в себе все те качества Хью, которых лишен Найлз.
В соответствии с этой логикой, для Найлза «Красная Девятка» должна символизировать Хью. Возможно, это предположение не было таким уж безосновательным. Кроме того, красный цвет вполне мог символизировать Россию, главного врага Хью, тогда как вьетнамские командировки были просто развлекательными поездками. Все вроде бы сходилось.
Но это ничего не давало. Никакой связи с Набоковым, никакой связи с ЦРУ. Только старый пистолет, лежавший на столе покойника, храня в себе свои секреты и светясь лишь слабым лучиком надежды на их раскрытие, и прежде всего, тайны уникальной красной девятки на его рукоятке[41].
Жаль, что я не могу выпить. Жаль, что не могу закурить. Жаль, что не могу воспользоваться услугами проститутки. Жаль, что у меня нет виллы на берегу моря.
В действительности ничего этого ему было не нужно.
Жаль, что у меня нет ответа на вопрос.
Боб подумал, что, возможно, ответ таится где-нибудь в трудах сэра Фрэнсиса Гальтона, кузена Дарвина, эрудита Викторианской эпохи.
Он набрал в «Гугл» имя Фрэнсиса Гальтона. На экране монитора появилась страница Википедии.
Приверженец евгеники. Еще одно незнакомое слово.
Хм, похоже, Гальтон считал, что умные люди должны размножаться, а глупые – нет.
Отпечатки пальцев. Так. Выявил уникальность отпечатков пальцев, классифицировал их и стал основоположником дактилоскопии, а следовательно, отцом судмедэкспертизы.
Наследственность. Страстно верил в могущество генов и в то, что таланты присущи исключительно представителям «высшего» класса, к которому принадлежал он сам.
Синестезия[42]. Первым в мире диагностировал это состояние.
И еще одно незнакомое слово. Боб набрал его в «Гугл».
Воспоминания секретного агента Хью Мичум
С экрана на меня смотрело лицо Алика. Все то же мрачное выражение, все та же ярость и вызов в сочетании со страхом и отчаянием. Мне стало не по себе.
Я подошел к телевизору и попробовал переключить каналы. Всюду был Алик, и звучал голос какого-то безумного комментатора, сообщавшего подробности его пустой, бессмысленной жизни. Служба в морской пехоте, Россия, женитьба на красивой русской девушке, возвращение на родину, плохие отзывы по месту работы, две маленькие дочери, вспыльчивость и склонность к насилию. Демонстрировалась кинозапись очень плохого качества, на которой он раздавал листовки в поддержку режима Кастро в Новом Орлеане. В самом деле, чего он хотел этим добиться?
Затем на экране появилась его жена, несущая к автомобилю двух младенцев среди роя репортеров и телеоператоров. Помню, меня поразила ее красота. Она выглядела смущенной и беззащитной. Я мысленно выразил надежду, что у нее есть кто-нибудь, кто позаботится о ней. Впоследствии мне стало известно, что ей действительно помогла Рут Пэйн. Благодарение Богу, на свете есть хорошие люди, а не одни лишь злодеи вроде Алика и Хью.
– Мне нужно выпить, – сказал Лон.
– Хорошая мысль, – отозвался я.
Мы проследовали по вестибюлю мимо главной лестницы и лифтов и въехали в темный «Мужской бар», где оказалось на удивление многолюдно и тихо. В центре зала с потолка свисал большой черно-белый телевизор. Мы не без труда нашли столик с хорошим видом на экран, подозвали официанта, попросили его немного повернуть телевизор в нашу сторону и прошли идиотскую техасскую процедуру заказа алкоголя.
– Дженкинс, – назвался я именем, под которым зарегистрировался в отеле, и заказал бутылку «бурбона» и стакан воды со льдом.
Лон с трудом вспомнил свой боевой псевдоним и заказал бутылку ликера «Сазерн Комфорт» и тоже стакан воды со льдом.
– Принести сразу обе бутылки? – спросил официант.
– Да, – ответил я, – сегодня нам нужно хорошенько выпить.
Я взглянул на часы. Они показывали 13.39. Очевидно, Уолтер Кронкайт уже объявил о том, что Джон Кеннеди скончался, после чего снял очки и ущипнул себя за нос. Кто-то сказал что-то умное, и кто-то другой отозвался в истинно техасской манере:
– Заткнись, Чарли Тэйт, или я сам заткну тебя.
Мы сидели в сумрачной тишине бара, наблюдая за сменой картинок на экране телевизора, и видели, как полиция нашла винтовку Алика и три гильзы, слышали присягу Линдона Джонсона – все без каких-либо комментариев. Затем ведущий программы новостей сообщил о гибели полицейского в результате огнестрельных ранений в районе Оук-Клифф. Никто не знал, связано ли это преступление с убийством президента, – никто, кроме меня. Дом Алика находился в Оук-Клифф, и описание нападавшего соответствовало его внешности – белый мужчина, рост около метра семидесяти пяти сантиметров, крепкого телосложения, меньше тридцати лет. Ведь я говорил ему не брать пистолет, а этот ублюдок ослушался меня! Я проклинал себя за то, что связался с таким идиотом, на которого ни в чем нельзя было положиться. Позже узнал, что он проехал через весь город, чтобы забрать из дома пистолет. Следовательно, он подчинялся моим распоряжениям вплоть до того момента, когда понял, что его предали.
Я помолился за полицейского. Лицемерие, не правда ли? Но это тот грех, которого я, так или иначе, не могу избежать в силу особенностей профессии. Во время уик-энда я был набожным отцом семейства и почтенным выпускником Йеля, а в будни планировал убийства. Быстро примирился со своей совестью, внушив себе, что сделал все для того, чтобы избежать последствий. Все дело только в неуправляемости Алика. Это неудача, но не трагедия. Все силовые операции – нам предстояло убедиться в этом в последующее десятилетие – связаны с риском побочных потерь. Полицейский, как и президент, выбрал профессию, таящую в себе немалую опасность для жизни. К тому же мир устроен таким образом, что благородная цель оправдывает неблагородные средства ее достижения, и с этим ничего не поделаешь.
– С меня хватит всего этого, – сказал наконец Лон.
– С тобой все в порядке? – спросил я.
– До этого я чувствовал себя лучше.
– Помни об отдаленной перспективе.
– Легко сказать.
– Пошли, я тебя отвезу. – Я поднялся со стула.
– Хью, мне кажется, я от тебя немного устал за сегодняшний день.
Лон самостоятельно выкатился из бара и направился через вестибюль к лифту, где кто-нибудь должен был нажать за него кнопку его этажа. Он въехал в кабину, и латунные двери закрылись за ним.
Я вернулся к «бурбону» и телевизору. На экране возник «Борт № 1», увозивший президента, тело старого президента и эту сломленную горем женщину, которая всего два часа назад была блестящим средоточием мира.
Новость, которую я так ждал, появилась в 15.20. Она знаменовала начало нового этапа этой истории, чрезвычайно опасного как для меня, так и для Управления, на которое я работал. Чья репутация (как и само существование) подвергалась огромному риску.
Из Далласа. Полиция арестовала двадцатичетырехлетнего мужчину по имени Ли Харви Освальд в связи с убийством далласского полицейского, произошедшим вскоре после покушения на президента Кеннеди. Он также допрашивается на предмет причастности к убийству президента. Вопящего Освальда вытащили из Техасского театра в районе Оук-Клифф…
Да, им потребовалось не так много времени, чтобы схватить его. Около двух часов, и за это время он ухитрился убить полицейского. Полный идиот. И опять мне стало не по себе. Я сделал большой глоток «бурбона», и мое сознание затуманилось еще больше. Спустя некоторое время я почувствовал, что впадаю в состояние ступора. Так на меня повлияли события того дня.
Не помню, как поднимался в номер, принимал душ, влезал в пижаму и ложился в постель.
Но я помню, как около полуночи меня разбудила мысль, от которой тело покрылось холодным по́том: «Где Джимми Костелло?»
Глава 18
«Эти странные «видения», ибо их следует называть именно так, в некоторых случаях бывают яркими и отчетливыми, но подавляющее большинство людей относится к ним как к фантастическим бредням. Тем не менее они являются традиционным атрибутом сознания тех, кто обладает богатым воображением, где присутствуют, не подвергаясь каким-либо изменениям».
Боб почувствовал, как его лицо исказила гримаса. Это было написано Фрэнсисом Гальтоном в конце XIX века.
«Что за ерунда?» – подумал он. Если он правильно понял, Найлз Гарднер был очарован тем, что сэр Фрэнсис назвал «фантастическим видением» около ста двадцати лет назад. Это имело отношение к присвоению того или иного цвета объекту, который по своей природе не имеет никакой окраски. Цвет могла иметь буква или, как в данном случае, цифра.
Судя по всему, ему доставляло удовольствие видеть вещи в различных цветах. Для него это было нечто вроде развлечения или шутки. Он всегда видел цифру «четыре» синей, и поэтому на полке у него стояли четыре синие керамические птицы. А цифру «шесть» – зеленой, и поэтому он хранил журнальную иллюстрацию пятидесятых годов с изображением шести вязов. Что еще интереснее, он видел цифру «девять» красной, и поэтому у него имелся пистолет «Маузер К-96», один из нескольких пистолетов этой модели с выгравированной на рукоятке цифрой «девять», выкрашенной в красный цвет, известных как «Красные Девятки».
Свэггер сидел в офисе отеля «Адольфус», где снова остановился, приехав в Даллас. Он ломал голову над загадкой на экране монитора компьютера, который администрация предоставляла в пользование постояльцам. В дверь постоянно входили и выходили представительного вида мужчины. По удивительному стечению обстоятельств, в этот уик-энд в отеле проходила встреча членов Общества по расследованию убийства Джона Кеннеди!
Свэггер спускался вместе с несколькими из них в лифте. В большинстве своем белые мужчины, как на подбор коренастые, в спортивных рубашках.
– Вы все интересуетесь убийством? – спросил он одного из них.
– Хм, – произнес тот с таким видом, будто он владеет важными секретами, которыми не может поделиться с посторонним. Может быть, он думал, что 22 ноября коммунисты использовали не одного или двух, а трех клонов Освальда.
Свэггер открыл свой блокнот и нашел страницу с записями, сделанными детским почерком, которые любому другому показались бы полной бессмыслицей.
«Синий = 4, зеленый = 6, красный = 9» – гласила первая строка.
«Может быть, цифры не так важны, как цвета? Может быть, последовательность не имеет значения? Может быть, это вовсе и не код? Что для Хью могли значить 4, 6 и 9 или синий, зеленый и красный цвета?»
Это была настоящая головоломка. Вся его теория строилась на одном весьма хрупком предположении, что последний рабочий псевдоним Хью каким-либо образом отражал его и Найлза любовь к Набокову, что он заключал в себе игру слов, возможно, межъязыковую. Выявить этот псевдоним мог лишь тот, кто знал о его существовании и о любви Хью и Найлза к русскому писателю.
Итак, что связывало три цифры, три цвета и Хью? Непосредственная связь отсутствовала, за исключением того, что «маузер», как отметил его сын, символизировал шпионаж. В двадцатых и тридцатых годах шпионы носили с собой именно этот пистолет[40], если не «люгер». Каковы его преимущества по сравнению с «люгером»?
Бо́льшая огневая мощь, магазин на десять патронов вместо семи.
Более длинный ствол, и, следовательно, более высокая точность.
Бо́льшая эргономичность, поскольку центр тяжести находится перед спусковым крючком, а не над ним, как у «люгера».
Более грозный вид.
Возможность монтажа на плечевом прикладе для стрельбы на больших дистанциях.
Имелись у него и недостатки.
Бо́льшие размеры и вес.
Несколько более трудная процедура заряжания.
Из-за размеров его сложнее прятать на теле.
Однако все эти плюсы и минусы учитывал бы Боб Ли Свэггер, но не Найлз Гарднер. В конце концов, Найлз был писателем, а не стрелком. Для него наверняка важнее не тактико-технические данные, а символизм, романтика и блеск классического довоенного шпионажа, который именовался Большой Игрой, и «маузер» олицетворял его в гораздо большей мере, нежели «люгер». Возможно, он вызывал у него ассоциации с его героическим – три командировки во Вьетнам! – другом Хью Мичумом. Найлз всегда мечтал походить на Хью, хотя эта мечта была неосуществимой. Пистолет – стальной, смертоносный, способный поражать на большой дистанции, легко скрываемый под пальто «барберри», придающий своему владельцу уверенность в любой опасной ситуации – воплощал в себе все те качества Хью, которых лишен Найлз.
В соответствии с этой логикой, для Найлза «Красная Девятка» должна символизировать Хью. Возможно, это предположение не было таким уж безосновательным. Кроме того, красный цвет вполне мог символизировать Россию, главного врага Хью, тогда как вьетнамские командировки были просто развлекательными поездками. Все вроде бы сходилось.
Но это ничего не давало. Никакой связи с Набоковым, никакой связи с ЦРУ. Только старый пистолет, лежавший на столе покойника, храня в себе свои секреты и светясь лишь слабым лучиком надежды на их раскрытие, и прежде всего, тайны уникальной красной девятки на его рукоятке[41].
Жаль, что я не могу выпить. Жаль, что не могу закурить. Жаль, что не могу воспользоваться услугами проститутки. Жаль, что у меня нет виллы на берегу моря.
В действительности ничего этого ему было не нужно.
Жаль, что у меня нет ответа на вопрос.
Боб подумал, что, возможно, ответ таится где-нибудь в трудах сэра Фрэнсиса Гальтона, кузена Дарвина, эрудита Викторианской эпохи.
Он набрал в «Гугл» имя Фрэнсиса Гальтона. На экране монитора появилась страница Википедии.
Приверженец евгеники. Еще одно незнакомое слово.
Хм, похоже, Гальтон считал, что умные люди должны размножаться, а глупые – нет.
Отпечатки пальцев. Так. Выявил уникальность отпечатков пальцев, классифицировал их и стал основоположником дактилоскопии, а следовательно, отцом судмедэкспертизы.
Наследственность. Страстно верил в могущество генов и в то, что таланты присущи исключительно представителям «высшего» класса, к которому принадлежал он сам.
Синестезия[42]. Первым в мире диагностировал это состояние.
И еще одно незнакомое слово. Боб набрал его в «Гугл».
Воспоминания секретного агента Хью Мичум
С экрана на меня смотрело лицо Алика. Все то же мрачное выражение, все та же ярость и вызов в сочетании со страхом и отчаянием. Мне стало не по себе.
Я подошел к телевизору и попробовал переключить каналы. Всюду был Алик, и звучал голос какого-то безумного комментатора, сообщавшего подробности его пустой, бессмысленной жизни. Служба в морской пехоте, Россия, женитьба на красивой русской девушке, возвращение на родину, плохие отзывы по месту работы, две маленькие дочери, вспыльчивость и склонность к насилию. Демонстрировалась кинозапись очень плохого качества, на которой он раздавал листовки в поддержку режима Кастро в Новом Орлеане. В самом деле, чего он хотел этим добиться?
Затем на экране появилась его жена, несущая к автомобилю двух младенцев среди роя репортеров и телеоператоров. Помню, меня поразила ее красота. Она выглядела смущенной и беззащитной. Я мысленно выразил надежду, что у нее есть кто-нибудь, кто позаботится о ней. Впоследствии мне стало известно, что ей действительно помогла Рут Пэйн. Благодарение Богу, на свете есть хорошие люди, а не одни лишь злодеи вроде Алика и Хью.